Эта ночь была тяжелее предыдущей. Лао не стал принимать снотворное, понадеявшись, что сможет уснуть и так. Только не имело значения во сне или наяву, он постоянно видел перед своим внутренним взором терзающие картины казни, необратимо изменившийся взгляд Фэня, слышал его стоны. Когда Лао не спал, то мог хотя бы повторять про себя те его слова: «Верь мне… Я пройду через всё… Я знаю, ты справишься. Мы справимся!» Когда он ненадолго проваливался в сон, видения становились более реалистичными. Вот Экзекутор притягивает к себе за хрупкие плечи жертву, в то время как его нежный Фэнь безнадежно вырывается, пытаясь спастись от пронзающей боли. Вот в только что знакомом, ищущем поддержки взгляде появляются лед и жесткость, ранившие острее самого острого лезвия. Вот вновь слышен его крик, беспощадно напоминающий о неудержимых стонах наслаждения в объятиях Лао, но совсем другой, чудовищный крик, после которого ничто не будет прежним. Вот он удаляется навсегда, лишь поведя плечом на его отчаянный зов.

Это было невыносимо. Он просыпался в слезах, с безумно колотящимся сердцем, сжимал кулаки, до боли вонзая ногти в ладони. Сейчас бы ему нож Фэня…

Ничего не закончилось.

«Тан сказал, тебя больше нет. Но ведь этого не может быть, правда? Я бы почувствовал, как изменился мир, в котором больше нет моего Фэня. Не могу же я оставаться живым, если моя жизнь, моя часть, мой смысл — просто не существует больше? Я не буду никому верить, Фэнь! Пожалуйста, и ты не верь им. Пожалуйста, сдержи слово, вернись ко мне! Я дождусь. Я буду ждать всегда!»

За окнами уже серело предрассветное небо, когда Лао решил, что такого отдыха с него хватит. Но стоило ему встать и пройтись по комнате, как он заметил на столике забытый пузырек со снотворной настойкой.

Она снова подействовала: сначала застыли мысли, а потом обезболились и чувства. Казалось, он весь состоял из одной лишь боли, потому что, как только она прекратилась, Лао погрузился в крепкий сон без сновидений, настолько глубокий, будто он вовсе исчез из этого мира.

***

А с утра опять стало легче.

То есть проснулся-то Лао только после обеда, но он давно уже не вел счет часам. В комнату вскоре снова заглянул Ли. Лао уже понял, насколько проще ему не быть наедине с собой, так что даже осмелился спросить, пока служитель подавал ему завтрак, не будет ли слишком неловко познакомиться и с другими обитателями особняка, из тех кого он встречал раньше. На что получил ответ, что остальные только этого и ждут, и уже извели Ли вопросами о нравах и мнениях нового постояльца.

Конечно, он поначалу слегка смущался, оказавшись в такой компании, но это было всяко лучше, чем сидеть в комнате одному, боясь случайной мыслью разбередить свои свежие раны. Ему устроили что-то вроде экскурсии по прокурорским хоромам, пока не было дома хозяина, отвлекая беседой на поверхностные посторонние темы. Периодически кто-то из четверых отходил по своим делам, потом возвращался, но рядом всегда оставался кто-нибудь, так что Лао был спасен от одиночества до самого вечера. Казалось, юноши приняли его за своего и не возражали бы против его кандидатуры в качестве нового товарища. Это было даже забавно! Если бы всё было так просто…

Однако ближе к ночи новые знакомые поспешно распрощались, и Лао не оставалось ничего другого, как тоже проследовать к себе.

А Тана всё не было.

Сегодняшней встречи с ним Лао дожидался не без волнения. Он никак не пытался объяснить себе, откуда у него это навязчивое стремление спровоцировать Тана на близость. Просто при виде этого человека не мог вести себя иначе, говорить что-то другое. И ему нравилось быть таким. Нравилось чувствовать, что для кого-то он важен. Нравилось чувствовать себя живым…

И это не имело ни малейшего отношения к его Фэню! Любовь к нему была превыше любых действий, любых мимолетных влечений. К тому же Лао всё равно уже был бесконечно перед ним виноват…

Наконец к полуночи послышался стук в дверь.

— Тан, ну что ты так долго? — Лао даже поднялся ему навстречу. — Входи!

— Приятно, что меня так ждут, — ухмылялся Тан, вновь окидывая его взглядом, от которого теперь становилось спокойней на душе, который когда-то казался таким жутким. — Как ты?

Его голос, хоть и привычно насмешливый, тоже окутывал теплом, но сам Прокурор выглядел ещё бледнее, чем обычно, темные круги под глазами стали резче, а блеск в глазах — более лихорадочным. Это не укрылось от Лао.

— Кажется, сегодня об этом не у меня надо спрашивать. — Он заботливо взял его под руку. — Что случилось, Тан?

Однако этот человек действительно терпеть не мог никаких проявлений сочувствия. Он не позволил Лао поддержать себя и сам дошел до кушетки. Что-то это напоминало…

— Опять твой приступ? — нахмурился Лао.

Тан, чуть закатив глаза, потянулся за пазуху и достал свою трубку.

— Ты не против? — Приняв безразличное пожатие плечами за согласие, он принялся ее набивать. — Не беспокойся. Эти приступы всё никак не могут меня прикончить. Хоть сегодня и дольше обычного. Я обязательно протяну достаточно, чтобы спровадить тебя отсюда.

Лао вовсе не хотел всерьез воспринимать то, о чем говорит этот человек. Он явно намекал на какую-то смертельную болезнь, но как это может быть, что — вот просто так — его может не стать? Конечно, Лао уже сталкивался со смертью родственников. Так уж вышло, что всегда она была скоропостижна, от несчастного случая, всегда можно было винить стечение обстоятельств или искать виновника. Тут же его поражало другое. Неизбежность. И жизнь вопреки этой неизбежности. Но как же это всё-таки нелепо, что какие-то неполадки в теле могут навсегда уничтожить этого сложного, страстного, так до конца и непонятого Лао человека! Несправедливо. Лао стало обидно прежде всего за себя. Почему все, кто ему дорог, норовят так быстро исчезнуть из его жизни, кануть в небытие?!

Тан заметил озабоченность Лао и то ли истолковал её по-своему, то ли просто решил воспользоваться случаем и сделать то, что давно задумал. Зажав трубку в зубах, он снял со своего пальца серебряный перстень с черным обсидианом и протянул к Лао руку.

— Подойди! — Дождался, пока юноша присядет рядом, и, положив украшение ему на ладонь, слегка сжал его пальцы. — На южной заставе я условился, как покинуть Обитель без пропуска. Просто покажешь там это кольцо. На всякий случай возьми его прямо сейчас. Пусть тебе будет спокойней.

Ох, ну это уж слишком!

— Тан! Ты что, считаешь, что меня интересует только твоя помощь в побеге?!

По губам Тана скользнула резкая болезненная усмешка.

— Лао, ты наденешь кольцо?

Лао раздраженно дернул плечом и быстро надел драгоценный перстень, даже не взглянув толком на матовый блеск камня и сложный резной узор. Пальцы Тана были настолько тонкими и изящными, что кольцо пришлось впору лишь на безымянный.

— Вот и славно, — кивнул Тан. Более подходящего владельца для этой вещицы не придумаешь! Да и настало время расстаться с талисманом… Он слегка подмигнул: — На самом деле теперь спокойней мне.

Удовлетворенный тем, что Лао принял перстень, Тан перешел на более легкомысленный тон — не мог же он допустить, чтобы подопечный переживал ещё и из-за него!

— Так чем занимался сегодня мой юный гость?

Лао хмыкнул:

— Смущал твоих служителей.

— Ты — их? — Тан расхохотался. — Сомневаюсь, что такое возможно.

Внезапная догадка насторожила Лао. Прищурив глаза, он спросил:

— Тан, а кто помогает тебе во время приступов? Это не к тебе ли они все отправились сегодня вечером?

— Не думал, что услышу слова ревности в этом доме, — глядя в сторону, улыбался Тан.

— Да при чем тут?.. — взмахнул рукой юноша. — Но почему ты не позвал и меня?!

— Зачем тебе место среди них, Лао? Мы ведь обо всем договорились.

— Да, но пока я здесь… — Лао запнулся и немного нерешительно продолжил: — Я хотел бы видеть тебя чаще.

Тан почти смирился с тем, что ничего не понимает в этом мальчишке, но хотя бы перестал думать, что тот с ним играет или пытается расплатиться. Он затягивался своей трубкой и смотрел на Лао, но как будто сквозь него.

— Знаешь, у тебя с твоим отцом не так много общих черт. Похоже, единственное, чем вы явно схожи, так это тем, что обоих мне приходится выпроваживать из Обители.

Лао вновь нахмурился. С этим человеком он отчасти забывал о своей беде, но постоянно всплывали какие-то другие тревоги и волнения. Вот и сейчас… Он давно и думать забыл об этом их общем, так сказать, знакомстве.

— Это хорошо, что я на него не похож. Мы с ним всегда были чужие. — Вскинув на него требовательный взгляд, он резко спросил: — Тан, это всё из-за него? Ты обратил на меня внимание тогда, помогаешь сейчас… Я не могу разобраться, что тут в память о нем, а что — из-за меня самого.

На лице Тана промелькнула и исчезла тень. С видимым равнодушием он пожал плечами:

— Всё просто. В память о нем — официальное оформление попечительства. Всё остальное — только ты сам.

Что ж, может быть, он сказал это просто потому, что понимал, что от него хотели бы услышать — но Лао был этим удовлетворен. Так, во всяком случае, было лучше, чем думать, что его нечаянно увлекли жернова судьбы другого, практически постороннего человека.

Лао не мог удержаться от последнего вопроса, который давно напрашивался:

— Тан, вы были близки? Я имею в виду…

— Лао! — Рассмеявшись, Тан не позволил договорить. — Тебе не кажется, что это несколько неприлично, спрашивать меня о твоем собственном отце в таком контексте?

— Господин Прокурор заговорил о приличиях! — возмущенно воскликнул Лао и скептически скривил губы. — Ну, понятно.

Тан продолжал хохотать. Действительно, что тут непонятного? Но обсуждать это с ним он точно не будет! Отсмеявшись, решил отвлечь юношу одним занимательным фактом из своей биографии, о котором знали немногие:

— Между прочим, у меня самого есть сын. Да-да, внимая примеру твоего папеньки, я подумал, почему бы не попробовать? — Он говорил нарочито легкомысленно, но в глазах можно было распознать оттенок меланхолии. — Как ты можешь догадываться, мои предпочтения крайне разнообразны. Мне удавалось некоторое время поддерживать отношения с одной прекрасной дамой, она родила мне сына. Ему должно быть сейчас лет десять. Наверное, тоже потом будет говорить, что мы были чужие люди… И будет прав. Мы почти не видимся.

— О, это… Неожиданно! — Лао был действительно удивлен, брови его взметнулись вверх. — Наверняка это считается очередным вопиющим нарушением. Что там об этом в Уставе?

— Такой наглости Устав не предусматривает.

На этот раз они рассмеялись вместе.

Лао никогда раньше и представить не мог, что будет чувствовать себя с этим человеком настолько легко. И интересно. И одновременно напряженно, как перед грозой, будто между ними наэлектризован воздух. Нет, он не забыл своего Фэня. Да, он почти забыл о своей боли. Но знал, что если Тан вдруг уйдёт и сегодня, то ещё одной такой одинокой ночи он просто не вынесет.

— Тан, а как сегодня твоя рука?

Лао смотрел на него, упираясь в спинку кушетки локтем и подперев голову ладонью, на его собственных предплечьях по-прежнему белели свежеперевязанные бинты.

Тан отложил трубку, чувствуя жар и трепет от предвкушения того, что ранее положил для себя запретным. Он так редко что-либо себе запрещал… Ведь он видел чувства своего подопечного к тому бунтарю… Как же теперь можно было рассчитывать на благосклонность Лао? Особенно после того, как он столь жалким образом до конца сыграл свою роль Главного Прокурора. Но Лао вел себя так, как будто ни о чем не помнил, а Тан не решился бы ему напоминать. Он и так всячески намекал, что без этого можно обойтись, но теперь лимит воздержания был исчерпан.

Склонившись к Лао и впиваясь в его лицо тягучим взглядом, он с пренебрежением кивнул на свои бинты:

— Всего лишь царапина.

Лао безотчетно подался к нему. В его глазах читалось такое облегчение, что Тан не мог удержаться, чтобы не привлечь его в свои объятья. Прикоснулся губами к гладким волосам, вдыхая их терпкий пряный запах. Непривычно было чувствовать такую ответственность и такую безмерную нежность по отношению к тому, кто позволяет вот так сжимать себя в руках. Казалось, это существо настолько хрупкое, что его можно ранить не только словом — а ведь Тан так несдержан на язык! — но даже неверным взглядом. Поэтому он и не спешил в привычной для себя манере проявлять инициативу, и сладостное томление не находило выхода в принятых ласках. Кстати о них!.. Тан вспомнил вдруг, как той мрачной ночью Лао уклонился от его поцелуя, и что он говорил при этом.

— Лао, есть какие-нибудь условия? — полушепотом спросил он, чувствуя себя почти смущенно. — Чего ты не хотел бы?..

Лао отстранился, чтобы взглянуть в его лицо, и помотал головой:

— Нет, нет, забудь. Я помню всё, что говорил, но этого не стал бы повторять. Это было глупо. — Добавил жгуче и волнующе: — Просто будь со мной!

Тан провел тыльной стороной ладони по его щеке, и Лао в ответ, повернув голову, прикоснулся губами к окольцованным пальцам. От этой мимолетной ласки, ничем не заслуженной, спонтанной, естественной, Тан вновь почувствовал разливающееся по телу ощущение щемящей нежности. Сложно было переключиться и дать волю накопившимся страстным желаниям, хотя партнер очевидно был настроен на них ответить. Что ж, как тут обойтись без привычных поддразниваний?

— Вот так бы с самого начала! Как сложно порой добиться взаимопонимания!.. Да, Лао?

— А ты, похоже, неплохо понимал меня только тогда, когда я был лишен возможности говорить, — усмехнулся юноша, вновь напоминая об их прошлых опытах сближения. — Да, Тан?

Обмен любезностями сработал как надо, и Тан, крепче сомкнув объятья, впервые припал к его трепетным губам в поцелуе. Он был долгим. Достаточно долгим, чтобы справиться с ощущением того, что происходящее невозможно, недолжно и даже запретно. Чтобы осознать, что оно также неизбежно, необходимо и давным-давно желанно. Желанно обоими.

Их руки вначале скользили по спинам друг друга, а после начали подбираться к застежкам одежд и поясам. А поцелуй всё не прекращался. Он был сладостным и горьким одновременно, требовательным, молящим — о принятии, о взаимной нужности, об утолении жажды друг другом.

Одежды полетели на пол, но Тан не спешил увлечь партнера на кровать. Временно отстранившись, они пожирали друг друга глазами. Лао впервые видел Тана обнаженным и поражался алебастровой белизне его кожи, аристократичной худобе, гармоничности телосложения. Не в силах противостоять притяжению, провел руками от плеч по груди вниз, считывая пальцами рельеф этого подобного произведению искусства тела.

Чувствуя эти прикосновения, Тан ощущал, как неистово разгорается пламя в его груди. Эти нехитрые ласки возбуждали его так сильно потому только, что служили доказательством влечения Лао к нему. Тан никогда не страдал от неуверенности в себе, но в этом юноше не предполагал найти взаимности. И тому была причина. Человек, который даже с того света, навсегда, будет разделять их.

Тем более неудержимо хотелось насладиться текущим моментом, впитать в себя внешность Лао, его прикосновения, голос. Хотелось одновременно ласкать его и любоваться им. Тан подвел юношу к большому зеркалу.

Лао было немного неловко видеть их обнаженные тела, и он не удержался от комментария:

— Пытаешься привнести элемент «эстетики», но все штуки для извращений остались в кабинете?

Тан хмыкнул на эту дерзость и, резко повернув Лао, обнял его со спины, крепко прижимая к себе так, чтобы они оба могли видеть свои отражения. Он был выше Лао и мог вдоволь рассматривать его молодое, идеально сложенное тело и красивое выразительное лицо.

— С тобой мне ничего не нужно, — шепнул он рядом с ухом Лао. — Просто хочу на тебя смотреть.

Лао откинул голову и положил ладони на его бедра, прижимаясь ещё теснее.

Возбужденный член упирался между ягодиц, руки поглаживали соски и живот, спускались по бедрам, но всё ещё не касались главного. Тан чувствовал, как тело юноши отзывается на эти ласки учащенным дыханием и судорожными, будто от щекотки, вздрагиваниями. Видел в зеркале, насколько возбужден его партнер. Расплывшись в чувственной усмешке, поймал его томный взор. Услышал жаркий шепот:

— У тебя совершенно безумный взгляд!..

Убрал длинные черные волосы с плеча и впился долгим поцелуем в шею, засасывая и дразня нежную кожу языком.

С губ Лао сорвался первый полувздох-полустон, когда по телу пробежала волна будоражащего наслаждения. Этому человеку действительно хотелось отдаваться полностью. Потерять себя в потоке его желания. Казалось, оно было бездонно и притягивало необоримо. Он чувствовал, как прижимается к нему напряженная плоть, как сильно хочет его Тан и как мучительно медлит. Но он и сам хотел бы растянуть этот момент, лишь бы не думать, что будет после…

Тан, оторвавшись от шеи, начал дразнить языком и губами левое ухо, то самое, мочку которого украшала рубиновая серьга, а пальцы слегка сжали соски. Лао снова конвульсивно выдохнул, произнеся помимо своей воли:

— Хочу тебя…

Почувствовал, как Тан ненадолго замер после этих слов, а потом рука плавно опустилась, скользя по животу вниз. Правая рука с перевязанной раной, которую нанес сам Лао… Но, похоже, она правда его больше не беспокоила. Он действовал уверенно и умело, когда тонкие пальцы наконец обхватили член. Это было именно то, чего неистово не хватало Лао всё это время: оказаться вот так, полностью, в его опытных надежных руках. Он прикрыл глаза и попытался раствориться, плывя и плавясь, в этом упоительном ощущении. Движения были размеренны, но неумолимы. Через несколько минут Лао почувствовал, что так его надолго не хватит. Открыл глаза и тут же встретился с отраженным в зеркале горящим плотоядным взглядом Тана, который жадно поглощал все подробности процесса, малейшие изменения в выражении лица, в подрагивании приоткрытых губ. Вскоре Лао взмолился прерывающимся слабым голосом:

— Тан… Подожди, я… не могу больше.

— Не сдерживайся, — горячо шепнул Тан, не отрывая взгляда, не замедляя движений. — Ещё повторим. Только не закрывай больше глаза!

Левой рукой, до этого блуждавшей по всему телу, то сжимая соски, то слегка царапая нежные чувствительные бока, он начал массировать подобравшиеся от возбуждения яички.

Гримаса мучительного наслаждения исказила лицо Лао. Больше он не в силах сохранять контроль, не властен над собой и скоро… Скоро. Вот — эта волна удовольствия, этот человек за спиной, его жгучий взгляд в отражении… Лао тихо застонал от нахлынувших чувств.

Тан почувствовал, как по телу Лао пробежала характерная дрожь, как дыхание стало судорожным, а подернутый дымкой взгляд послушно открытых глаз застыл и принял какое-то отчаянное выражение. Наконец, семя толчками устремилось наружу, а из уст вырвался стон, который Лао уже не пытался приглушить.

***

— Тан… — Лао повернулся и наконец смог обнять его лицом к лицу, уткнувшись в плечо.

Тан обнимал в ответ вздымающиеся от неровного дыхания плечи. Но вскоре Лао чуть отстранился и скользнул рукой вниз. Сжал его твердый возбужденный член в ладони и начал опускаться на колени.

— Лао, я могу потом. — Тан пытался не выдать своего нетерпения, почему-то до сих пор осторожничая с этим непостижимым для него существом, таким пылким и таким ранимым, но голос его был нетверд.

— Я хочу сейчас!

Он жадно обхватил губами распаленную плоть и сразу начал двигаться быстро и размеренно, понимая, как долго терпел томительное напряжение Тан, так что лишние затягивания и подразнивания были бы неуместны. Лао принимал член, как он его и учил, запрокинув голову, чувствуя, как головка проходит в самое горло. И наполнялся жадным ликованием от того, что может сейчас полностью удовлетворить своего партнера, слыша его подавленные стоны, ощущая подрагивание этих длинных пальцев в своих волосах.

От испытываемого наслаждения Тан находился на пределе, но кончить слишком быстро было недопустимо для его самолюбия. Поэтому он что есть силы пытался отвлечься, не стонать слишком громко, не думать о том, как же сильно, как давно он этого желал… Но вместо этого взгляд его вскоре снова упал на зеркало. Когда Тан увидел их отражения — стройного юношу, преклонившего перед ним колени, совершающего эти порочные движения так алчно, так самозабвенно — то уже не мог себя контролировать. Чуть подталкивая голову Лао в ритме сладостного процесса, он сделал навстречу всего несколько толчков и почувствовал, как всё тело до кончиков пальцев пронзает разряд безудержного оргазма.