«Лао, друг мой, приветствую тебя!

Не был уверен, что тебе так уж нужны вести из нашей сумрачной обители, поэтому не собирался тебя тревожить. Но вспомнил, что у меня есть к тебе одно неоконченное дело. Ну да об этом позже!

Тешу себя надеждой, что в поместье Цинь тебе удалось получше оправиться, чем в нашем славном вертепе. Ты, конечно, держался невозмутимо, но я боюсь себе представить, что должен был чувствовать столь добродетельный и невинный юноша в доме с такими вольными нравами. Впрочем, надеюсь, тебе удастся уловить некоторую долю сарказма, исходящую от этих строк, мой юный друг.

Увы, в последнее время здесь стало потише. Я уже слишком стар для этого буйства жизни. Пришлось пристроить большинство своих подопечных по другим местам. Лишь верного Ли оставил пока при себе, в память о наших совместных затеях, так сказать.

Кстати, твою пропажу пока так и не обнаружили. Я ведь успел сообщить наставникам о твоей тяжкой болезни, вот до сих пор и не проверяют. Улизнуть оказалось не так уж и сложно, да, Лао?

Постарайся теперь, чтобы всё это не было зря…

Будь осторожен. Помни, что полностью в безопасности ты можешь себя чувствовать только в поместье Цинь. По некоторым причинам оно теперь заповедно для Ордена. Ну, да, полагаю, тетушка Цинь втолкует это тебе получше, чем я. Это, конечно, не значит, что ты просто сменил место заточения. Ты волен отправиться, куда пожелаешь, но, прошу, береги себя!

Ну, что же ещё добавить?

Лао, мне было очень приятно в твоем обществе. Я буду помнить. А ты обещал, что не пожалеешь. Исполни!

Итак, касательно того дела, которое дало мне повод написать это, в ином случае бессмысленное, письмо. К нему будет приложена одна вещь. Прости, не нашлось повода отдать тебе в руки. Прости…»

Письмо обрывалось. Дальше лишь чернильное пятно…

Подписи не было. Но Лао она не требовалась.

Проснувшись, он обнаружил это незапечатанное послание на столе в своей комнате, в которой поселил его Фэнь. После сногсшибательного приема тот уже несколько дней не изъявлял желания с ним увидеться и не давал о себе знать. Лао был обеспечен всем необходимым, с ним обращались как с гостем, только охрана всё ещё приглядывала за ним, следя, чтобы он не отходил далеко от замка. Но Лао и не думал бежать. Единственным его желанием было вновь увидеть своего Фэня, объясниться с ним, добиться хоть какого-нибудь подобия понимания. О, это было мучительно, находиться так близко и не иметь возможности снова посмотреть в эти сумасшедшие глаза, обнять, утешить, оправдаться!..

Тогда он ушел, так и не отсмеявшись, не бросив на прощание даже последних язвительных слов. Потом пришла прислуга и провела его в эти покои.

И вот — старое письмо Тана. Очевидно, неотправленное. Неоконченное. Увы, Лао даже догадывался, почему оно осталось неоконченным… Откуда оно?

Это было первое, что смогло отвлечь Лао от неотступных болезненных мыслей о Фэне и его поведении с ним. Сердце сжималось, когда, читая, он будто бы снова слышал этот насмешливый голос. Не содержа в себе ни единого слова о чувствах, письмо было настолько пронизано ими, что сводило дыхание. О небо, он в последние свои минуты писал ему какое-то «прости»!.. Да за что?! Лао уже не помнил… Он не стал гадать, что хотел приложить к письму Тан — было не до того.

Но какое безумие, что это послание попало к нему через Фэня! Что, интересно, он должен был чувствовать, читая его? Лао было сложно представить. Он оставил его здесь, как улику его измены? Так вроде бы в этом вопросе и так была полная ясность…

Не находя ответов, Лао снова и снова перечитывал письмо. Казалось, он выучил его наизусть. Каким всё-таки неотразимо обаятельным и трогательным в своей мнимой невозмутимости был этот человек! Какая чудовищная пустота осталась в душе с тех пор, когда Лао вполне осознал, что его больше нет. Нет и никогда не будет. Только память.

Лишь спустя некоторое время он стал способен думать и о другом.

К примеру, этот «верный Ли»… О, Лао вовсе не хотелось вспоминать, как глупо он тогда попался! Спустя десять лет вольной жизни он внезапно получил послание от Ли. Тот писал, что якобы впервые получил достаточно высокую должность, чтобы покидать пределы Обители без надзора. И что у него с давних пор хранится весточка от их общего знакомого… И что если Лао всё ещё помнит о ком речь, то они могут встретиться, и он передаст письмо ему лично. И Лао поверил. С чего бы ему было сомневаться в этом прямодушном, деликатном и сумасбродном человеке, с которым у них были столь интимные общие воспоминания? Это оказалось недальновидно. Лао винил в своей беспечности только себя. Ведь он прекрасно знал, что орденским доверять нельзя!

Он помнил, как, войдя в условленное заведение, увидел этого красивого, совсем не изменившегося молодого человека. Узнал его по собранным в хвост пушистым волосам, лукавой улыбке, мягкому взгляду. Он был ласков и печален, смотрел на него как будто с насмешливым упреком. И ничуть не изменился в лице, когда, не позволив Лао подойти ближе, беглеца моментально окружила стража Ордена.

А письмо, стало быть, всё-таки существовало…

Лао всё же соображал неспешно.

За весь протекший в одиночестве день, наполненный кутерьмой воспоминаний и тенями прошлого, он так и не сложил два и два.

***

Он проснулся среди ночи оттого, что не хватало воздуха. Лао не мог вздохнуть. А открыв глаза, увидел склонившуюся над ним знакомую фигуру. Фэнь тяжелой рукой давил ему на грудь, безумными глазами вглядываясь в лицо. Лао никогда не видел у него такого взгляда — за черными расширенными зрачками не видно было зеленой радужки. Причем в комнате не было темно, Фэнь пришел с лампой, она стояла рядом на столике, дрожащим светом освещая эту сцену.

— Фэнь… — Лао с трудом мог говорить, он схватился за его руку, пытаясь ослабить нажим.

— Да, Лао? — вкрадчиво переспросил Фэнь, не собираясь прекращать развлечение и только усиливая давление.

Тогда Лао решил действовать по-другому. Он обнял этого безумца за плечи и, преодолев слабое от неожиданности сопротивление, перекатился на постели, оказавшись сверху. Наконец он мог свободно вздохнуть, но сердце его застучало чаще ещё и по другой причине. Теперь он зачарованно всматривался в лицо Фэня, отмечая его недовольное, какое-то растерянное выражение. Сейчас на его лбу красовалась широкая черная лента, скрывающая выжженное клеймо. Он тоже держал Лао за плечи, не позволяя сократить расстояние, не позволяя своей оплошности превратиться в полноценные объятия.

— А ты так ничего и не понял, да, Лао? — отстраненно и пренебрежительно произнес Фэнь. — Утренняя корреспонденция из далекого прошлого не открыла тебе глаза?

Лао не хотел говорить ни о каких письмах. Не хотел даже ничего выяснять. Впервые за столько лет он лежал в одной постели со своим Фэнем! Как можно было думать сейчас о чем-то другом?! Склонился ниже, к этому смуглому лицу, к любимым, принявшим устойчивый страдальческий изгиб губам…

— Что я должен был понять? — полушепотом спросил Лао, удивляясь лишь тому, что Фэнь не требует прекратить и так слабо препятствует его прикосновениям.

— Лао, соображай! Если бы ты знал, то уж наверное сейчас бы так ко мне не лез!

А Лао только умилялся тому, что Фэнь снова отчитывает его, лежа прижатый им к кровати. Что бы могло отвлечь его от этого? Он хотел поцеловать его хотя бы в щеку, но в этот момент голова бывшего узника снова нервически дернулась, а потом он упрямо отвернулся и жестко сказал, не глядя в глаза:

— Ли из наших. Это я вернул тебя в Обитель.

Когда Лао пораженно застыл, Фэнь легко освободился из его хватки и, покинув постель, встал рядом. Сложил руки на груди и изучающе смотрел на Лао, внимательно следя за его реакцией.

Какое-то время Лао молчал, уставившись в пространство. Он неловко сидел на кровати, в одной ночной сорочке, рядом с этим безумцем — таким родным и таким непостижимым — и не верил своим ушам.

— Это правда? — едва обретя способность говорить, сдавленно спросил он, переведя на него блуждающий потерянный взгляд. — Зачем, Фэнь?

По загорелому лицу скользнула резкая болезненная усмешка. Казалось, Фэнь был близок к тому, чтобы опять истерически расхохотаться, но сумел в столь важный момент взять себя в руки. Ведь это был его триумф!

— А ты не хочешь спросить из-за чего, Лао? Ты и этот человек… — Глаза его наполнились гневом, а слова горечью — продуманные сотни, тысячи раз, теперь они давались непросто. — Ведь вы не просто развлекались за моей спиной. Вы… Он что, предложил тебе побег из Обители в обмен на доносы?

— Что?.. Этого не было, Фэнь! — К Лао от таких глобальных в своей чудовищности обвинений напротив вернулся дар речи: — Как ты мог в это поверить?! Я-то надеялся, что ты не купишься на их уловки… И ты считаешь, что это стоит того?

Фэнь не изменился в лице, только видно было, как от частого тяжелого дыхания вздымается грудь. Он не верил Лао. Он не имел права ему поверить! Иначе…

— Десять лет, — коротко бросил он, прожигая Лао взглядом. — Как ты думаешь, где я был десять лет? Почему отыскал моего Лао так нескоро?

— Полагаю, в заключении, — несколько осекся Лао.

— Верно. Как ты думаешь, много ли там времени на всякого рода размышления?

Лао молча опустил глаза, а Фэнь продолжал, чеканя каждую фразу:

— Клянусь, я старался в тебя верить. Я знал, что следствию и суду доверять нельзя. Я вовсе не хотел думать о том, зачем ты ходил к Прокурору и чем вы занимались за запертой дверью…

Как всегда с Фэнем, Лао, даже узнав потрясающую правду о его нелепой мести, напрочь забыл о собственной обиде, снова чувствуя виноватым только себя. Видел, как подрагивает его лицо, как хмурятся брови, горько поджимаются губы, и опять мечтал только о том, чтобы оправдаться и чтобы Фэнь наконец позволил себя обнять. Но когда тот сделал паузу, тихо задал единственный действительно важный для себя вопрос:

— Ты говоришь, что в заключении старался в меня верить… Но почему тогда, в тот день… — почти задыхался Лао, — ты так смотрел на меня? Почему отвернулся? Не бросил хотя бы прощальный взгляд?

Губы Фэня растянула холодная кривая усмешка.

— В тот день? Ты имеешь в виду во время экзекуции? — безжалостно уточнил он. — Предательство было написано у тебя на лице, Лао! Твой виноватый взгляд мешал мне верить в тебя. А мне тогда это ещё было нужно.

Лао зажмурился, как от сильной головной боли. Боль от вставших перед внутренним взором картин действительно охватила его целиком, сжала сердце. Что бы не перенес он сам из-за своего беспощадного друга, всё меркло, когда он слышал его голос, рассказывающий о том страшном дне. Да, Лао был бесконечно виноват, но всё же не в том, совсем не в том!.. Чуть погодя он попытался говорить, насколько мог, уверенно и твердо:

— Не было никакого предательства. Я не был ни доносчиком, ни соглядатаем, ни жертвой, ни свидетелем. Я никак не сотрудничал с Прокурором.

— Да? Как убедительно! — заломив бровь, с напускным удивлением произнес Фэнь. — Вот только, когда я освободился и был допущен ко всей информации, мне попалось вот это письмо… Где оно, кстати?

Фэнь, приподняв лампу, быстро обнаружил белеющую на столике бумагу.

— А ещё в наших рядах оказался живой очевидец того, как ты в ту же ночь после экзекуции уже ночевал в прокурорском особняке! — Фэнь говорил с холодком, видимо, средство, заставляющее так сильно расширяться его зрачки, обладало ещё и седативным эффектом. — Я больше не верю тебе, Лао. Это было бы слишком… унизительно.

Он поднес письмо к огню, и пламя принялось неспешно расползаться с угла.

Не задумываясь, Лао бросился спасать чудом обретенную, так долго его дожидавшуюся реликвию.

— Фэнь, не надо!

Пытаясь отобрать горящую бумагу, он приобнял Фэня. Тот отвел руку вверх и в сторону, но, так как был немного ниже Лао ростом, им ещё пришлось побороться, пока письмо не сгорело наполовину.

— Ты жалок! — ухмылялся Фэнь, не позволяя Лао дотянуться до сгорающего послания. — Ты понимаешь, как это выглядит? Лао!

Он всё-таки рассмеялся. Стоило ли сомневаться, если после всего Лао даже не пытается скрывать, насколько дорог ему тот человек, насколько безразличен сам Фэнь?..

Письмо уже догорело, он уронил последний клочок, но Лао стоял так же вплотную, прижимаясь всем телом, одной рукой держа за плечо. И не собирался отпускать. Письма уже нет. Как и его автора. Зато рядом его Фэнь. Снова так близко. И если бы не всё сказанное… Если бы забыть о том, что существуют слова. Ранящие. Несправедливые. Грубые. А есть только этот несчастный и любимый человек, запутавшийся в своих кошмарах, отчаянно необходимый ему сейчас. И всегда.

Лао обнял его уже двумя руками. Фэнь ненадолго замер, не пытаясь сопротивляться. Но, когда Лао за талию прижал его к себе, так чтобы он мог почувствовать уже возбужденную недолгой борьбой и близостью плоть, когда другой рукой зафиксировал голову Фэня, чтобы тот не пытался увернуться от поцелуя, когда, будучи более хрупкого телосложения, Фэнь оказался полностью в его власти, он начал вдруг вырываться. Молча. Отчаянно. И безнадежно.

Почувствовав эти безысходные трепыхания любимого существа, Лао вдруг болезненно вспомнил, как уже был свидетелем подобной его реакции… Тогда, на эшафоте.

И отпустил.

Не мог же и он…

Фэнь, судорожно вздохнув, вначале отступил на шаг, а после, овладев собой, снова бросился к Лао. Чтобы с исказившимся от злобы лицом схватить его за волосы и принудить опуститься на колени.

— Что ты себе позволяешь?! — Фэнь вглядывался в его лицо, тяжело дыша. — У тебя вообще только одно на уме, да? Лучший способ решения всех проблем?

— Прости…

Фэнь снова нервно усмехнулся, казалось, что-то пришло ему на ум:

— Ну, хорошо же…

Так же держа за волосы, он вынудил Лао встать и толчком в грудь опрокинул его на кровать. Затем внезапно достал нож, который по-прежнему всегда носил с собой, надрезал горловину ночной сорочки Лао и с треском её разорвал. Фэнь с удовлетворением отметил проблеск опасения в глазах бывшего друга, который, впрочем, никак не пытался себя защитить.

— Вот такой твой взгляд мне нравится больше! — сверкнул он глазами на уязвимо распростершееся обнаженное тело заложника своих мстительных грез.

Теперь Лао отлично понимал, что от Фэня можно ожидать чего угодно. Но перечить ему больше не мог и хотел. Может быть, только окончательно прирезать себя он бы ему не позволил. А всё остальное… Пусть. Лишь бы ему от этого стало чуть легче. У Лао совсем не получалось добиться этого по своей воле — как бы ни пытался он успокоить, примирить с собой этого несчастного безумца, выходило только хуже. Так что игры с ножом — это ничего, это мы уже проходили…

Но Фэнь отложил оружие. Этого пока не было в его планах. Расширенными зрачками он жадно всматривался в лицо Лао, словно припав к источнику в жаркий полдень. Ему необходимо было видеть его. Так неодолимо. Так долго. Он надеялся. Ждал. И так разочаровался… Теперь оставалось довольствоваться хотя бы тем, что этот человек сейчас рядом с ним и по-настоящему в его власти.

Ладонью левой руки Фэнь, не удержавшись, скользящим движением погладил по его щеке, а потом опустил её ниже и слегка сжал пальцы на шее. Взгляд его при этом был задумчивый, почти любовный… Правой рукой он властно и целеустремленно провел по телу Лао, в конце концов обхватив сухими, проворными, такими знакомыми пальцами его возбужденный член.

— Что, рискнешь довериться мне сейчас? — язвительно усмехнулся Фэнь, заметив, как содрогнулся Лао. — А хотя, что тебе остается?

— Делай, что хочешь. — Придушенный голос был слаб, но уже вовсе не от страха. — Так было всегда.

Фэнь чуть сильней сжал руку на горле и мило улыбнулся:

— Не пытайся подольститься!

А правая рука при этом уже начала ритмичные движения, сжимая жадно, почти до боли. Он бы ещё долго смотрел, как меняется выражение лица его Лао, как он, полуприкрыв глаза, не имея возможности сделать глубокий вдох, сводит брови в гримасе одинаково похожей на наслаждение и на страдание. Но и терпение Фэня было небезграничным. Он действительно слишком долго этого ждал! Не убирая пальцев с шеи, но ослабив хватку, Фэнь склонился к члену Лао и принялся ублажать его ртом.

Лао всё ещё не верил до конца, что это действительно происходит. После стольких лет, стольких чудовищных действий и ужасных слов. Ещё ничего не решено между ними. А он вновь чувствует эти губы, эту напористую повадку, безыскусные ласки своего Фэня, как будто они снова уединились в ученической спальне. Как будто не было всего этого кошмара… И никого, никого, кроме них!

— Фэнь, да!.. — вырвалось у Лао, перед тем как теплые цепкие пальцы, переместившись с шеи, зажали ему рот.

Фэнь двигался жадно и быстро. Он давно не практиковался, но как-то сразу всё вспомнил. Не мог же он не знать, как доставить удовольствие своему первому, своему единственному партнеру! Правой рукой поглаживал и сжимал яички — иногда усиливая нажим до такой степени, чтобы только слегка, немного напомнить своему неверному другу, что полностью расслабляться теперь он попросту не имеет права. Старался заглотить как можно глубже, а на выходе слегка касался зубами распаленного твердого ствола. Ведь не должен же он забывать, с кем теперь имеет дело! Но больше всего хотелось довести его до конца. Чтобы, несмотря ни на что, его Лао потерял голову с ним, сейчас, в этой такой тягостной, такой долгожданной близости. Когда Фэнь почувствовал, как до предела напрягся член, как тело Лао судорожно выгнулось и замерло в предчувствии финала, его наполнило какое-то горькое ликование. Вскоре в рот хлынула теплая пульсирующая струя семени, которое он привычно поспешно сглотнул, а в душу вернулось щемящее осознание того, что вот теперь всё позади, и он снова вынужден будет говорить и вести себя с Лао совсем не так, как прежде…

Закончив, он сразу отстранился и принялся деловито расстегивать свои одежды, а затем просто лег рядом. Лао, переводя дыхание и приходя в себя от захвативших его противоречивых, восторженно-обреченных чувств, снова попытался его обнять. Наивно считал, что теперь-то уж можно…

— Да кому нужны твои объятия! — оттолкнул его Фэнь, жестко направляя голову Лао вниз. — Приступай, твоя очередь!

Ох, ну хотя бы он не отказывается! Лао был рад и этому. Нежно заскользив губами по напряженному члену, он с упоением, как раньше, как всегда, улавливал реакции Фэня. Как дыхание его становится всё более сбивчивым, а костистые пальцы впиваются в смятые простыни. Как по телу проходит дрожь, а с уст, преодолевая упрямую сдержанность, срываются глухие стоны. Лао старался доставить своему любимому другу максимальное удовольствие и поэтому без колебаний демонстрировал всё, на что был способен. Только не слишком его дразнил, но и не допускал, чтобы тот кончил совсем скоро, понимая, что, вероятно, его Фэнь давно ни с кем не был.

И всё равно острота реакции Фэня превзошла все его ожидания. Когда несколько минут спустя тому совсем трудно стало сдерживать стоны, он вцепился зубами в свое предплечье. Когда Лао принимал до основания, впуская в самое горло, Фэнь уже дрожал всем телом.

Но всё же, когда Лао хотел погладить его грудь, Фэнь не позволил этого, с неизменной брезгливостью отбрасывая его руку.

Фэнь понимал, что это всего лишь физиологическая реакция, но в эти мгновения чувствовал себя так, как будто по-прежнему отчаянно, всей душой любил этого единственного по-настоящему близкого человека, доверял ему… Ему непросто было продолжать отталкивать его ласки, но он справлялся, понимая, убеждая себя, что эти мнимые чувства — всего лишь реакция тела после долгого воздержания. Это больше не может быть правдой, и ничего уже не вернуть.

После того, как волна оглушительного, как взрыв, обжигающего, как плеть, наслаждения прошла по телу, он ещё долго содрогался в сладостной конвульсивной дрожи, но поспешил прикрыть ладонью лицо. Потому что, по непонятной причине, на глазах выступили предательские горячие слезы. И уже начинали подергиваться плечи. Всего лишь физиология…

Лао всё равно заметил, что с ним творится. И, конечно, вновь хотел обнять. Но Фэнь, одной рукой прикрывая глаза, другую выставил перед собой, продолжая держать его на расстоянии.

За последние годы бывший узник всё-таки поднабрался опыта сдерживать свои реакции в экстремальных ситуациях и нечеловеческим усилием воли вернул себе самообладание.

— Совсем необучаемый, да? — уже шипел он раздраженно, резко поднимаясь с постели и запахивая полы одежд. — Меня тошнит от твоих нежностей. Забудь!

— Фэнь, я…

— А ты теперь делаешь это по-другому… — Не желая ничего слушать, Фэнь не позволил договорить. Предпочел перебить язвительным намеком. Но голос звучал отстраненно и глухо: — В этом деле ты способный ученик.

Когда Фэнь резко обернулся, на губах у него снова играла презрительная усмешка:

— Ну, в общем, как это у вас говорится, мне было приятно в твоем обществе. Пожалуй, как-нибудь повторим. Раз уж это единственное, на что ты по-настоящему годен!

Закончив с легким смешком, он подхватил лампу и стремительно удалился, оставив Лао в одиночестве и темноте.

А Лао был настолько обескуражен невозможностью пробиться сквозь его упрямую замкнутость, что даже не вспомнил, о чем Фэнь сообщил ему в начале разговора. Зато сообразил, что попрощался он цитатой из письма. Письма, которое, звуча знакомым голосом, сохранилось теперь лишь в памяти.

Чувства его были в смятении. Лао задумчиво крутил на пальце перстень с обсидианом, уставившись перед собой невидящим взором. Единственное, что осталось… И нет, он не нарушил слова. Несмотря ни на что, о своей близости с Таном он не жалел.