Шли дни. Фэнь приходил к нему почти каждую ночь, но никакого прогресса ни в объяснениях, ни в сближении не было. Только его колкости и презрение становились всё более невыносимо жестокими. Но, по крайней мере, он больше не поднимал на Лао руку. Впрочем, часто казалось, что ещё немного — и он снова преступит эту черту.

А Лао, как и прежде, чувствовал себя виноватым и не надеялся переубедить Фэня. Мысли о том, что мстительный друг был причиной его ареста, он вообще вытеснил из своего сознания. Но всё-таки очень устал — от напряжения последних дней, от постоянного дурного обращения, от безысходности того положения, в котором упорно, будто упиваясь этим, держит его Фэнь. Хотя и страдает от этого сам. Лао не мог этого не чувствовать и потому воспринимал ситуацию ещё тяжелее.

Фэнь избегал его в другое время. Как обычно, он был ему нужен лишь ночью в спальне. Поэтому свои дни Лао проводил в одиночестве, занимаясь, чем пожелает.

В первый же день он отправил письмо тетушке Цинь, о том, что с ним всё хорошо, он просто гостит у друга. А Кун… Лао не смог придумать, как объяснить родственнице их внезапное расставание. Он вообще не привык ей врать, поэтому решил ничего не писать о нем.

Сегодня отчаянно светило солнце. Лао не очень-то любил такую погоду, а сейчас она и вовсе не соответствовала настроению. Но всё же после завтрака решил, как уже стало заведено, пройтись в парке, надеясь укрыться в тени деревьев от пронзительно слепящего света.

Неподалеку от центральной аллеи, скрываясь за зарослями кустов, находилась деревянная белая беседка. Солнце действительно перестало так беспощадно бить в глаза, и Лао замер, и внутри у него всё замерло, когда он заметил в ней знакомую высокую фигуру в черных длиннополых одеждах. Неожиданный посетитель тоже увидел его и приветливо взмахнул рукой. Такой простой жест. А Лао даже не был уверен, вправе ли он подойти…

— Лао! — Запросто улыбаясь, он звал его к себе.

— Кун, ты что здесь делаешь?!

Быстро войдя в беседку, Лао встревожено посмотрел на него, а после непроизвольно огляделся по сторонам.

Кун не хотел подавать вида, что заметил эти опасливые метания, но счел необходимым успокоить его. Протянул обе руки и крепко сжал в них ладонь друга.

— Лао, он знает. Ты что же, забыл, какие у меня связи? Юаню удалось договориться.

И улыбался. Лао казалось, что ему уже чертовски долго никто не улыбался — так искренне, так просто… И это после всего…

А потом он заметил кольца.

С участием пожимающие его руку пальцы были унизаны перстнями с разноцветными каменьями. Перстнями, которые невозможно было не узнать.

Столь внезапные и разнообразные впечатления вынудили Лао в оцепенении опуститься на скамейку, Кун присел рядом. Какое-то время Лао молчал, уставившись на эти руки. Как он мог не узнавать эти руки?! Теперь, с кольцами, не могло быть никаких сомнений, но ведь и раньше… Узкие аристократические кисти, длинные тонкие пальцы. Он с болезненным любопытством перевел взгляд на лицо юноши, изучая его, как будто видит первый раз.

И помимо того факта, что на щеке Куна появился рубец от удара, боль Лао причинила ещё и очевидная теперь схожесть этого лица с тем…

— Ты уже знаешь?.. — глухо спросил он.

Кун, ненадолго опустив глаза, кивнул, но когда поднял голову, на его губах снова играла немного лукавая, лишь слегка неловкая улыбка.

— Иначе бы не стал надевать. Тоже захотелось чем-нибудь тебя удивить. Получилось?

Настала очередь Лао молча кивнуть. Он больше не знал, как вести себя с этим человеком. Слишком много всего. Вина за жестокость Фэня, за свою скрытность, за то, что так легко его бросил… И невозможность просто смотреть в лицо, не вспоминая о том, на кого он похож… А он ведет себя, будто ничего не случилось, и так добр к нему…

— Значит, ты тоже не знал? — прервал молчание Кун.

На этот раз он был серьезен. Ему важно было удостовериться, что всё это время Лао не скрывал от него истинной причины своей симпатии. Что всё это всего лишь чудовищное невероятное совпадение!

— Нет. Откуда бы? — бросил Лао, отрешенно покачивая головой. С какой-то жалобной улыбкой глядя в сторону, пробормотал: — Странно, конечно, что не заметил даже, как ты похож… на него.

— Ну, в глубине души, судя по всему, заметил … — усмехнулся Кун, пожимая руку, которую так и не отпускал.

Лао взглянул в его темно-карие, почти черные глаза. На этот раз хотелось встретиться взглядом не с тенью умершего… близкого знакомого, а с тем самым юным сумасбродом — с которым они были так близки раньше, который стал загадкой сейчас. Лао так и не мог понять его отношения к себе.

— Прости, Кун… — Ну, а что ещё он мог сказать?

Кун чуть нахмурился и затряс головой:

— Не надо. Тебе не за что просить прощения. Ничего ещё не кончено. Разберемся.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Лао.

— Не важно. Просто знай, что я ни в чем тебя не виню, — убедительным и спокойным тоном отвечал Кун. — Прошлое в прошлом, Лао!

Ему оставалось лишь невесело усмехнуться:

— Не в моем случае, Кун. Мое прошлое вернулось ко мне и, кажется, крайне мной недовольно.

Кун снова пожал его руку, устремив на Лао пристальный взгляд:

— Ты ошибаешься. Кто сейчас с тобой? Тот ли, кого ты помнил все эти годы?

— О, в том-то и дело, что именно тот! — воскликнул Лао, не в силах сдержать тихий печальный смех.

Он понимал, о чем говорит Кун. Конечно, за десять лет заключения узник не мог не измениться, как и его отношение к Лао. Но главное оставалось прежним. Это был его Фэнь. Неизбывная вина Лао. И их нерушимая связь. К тому же, все памятные особенности вспыльчивой нервной натуры его друга также были неизменны, хотя и стали болезненно утрированы.

После непродолжительного молчания Лао посмотрел на него уже серьезно. И тихо, но весомо произнес:

— Прошу тебя, не говори больше о нем. Никогда. Мы просто не имеем права…

Выдержав этот взгляд, Кун нехотя пожал плечами, но всё же согласился:

— Не буду. Так даже лучше. — И, переводя тему, с загадочной улыбкой принялся рассказывать: — А знаешь, эти кольца — не всё, что я раздобыл, пока гостил у ссыльного дядюшки. В вещах отца я нашел ещё одно подозрительно знакомое ювелирное изделие…

С этими словами, отняв одну руку, Кун потянулся за пазуху и достал небольшой футляр.

На этот раз Лао догадался, о чем речь, ещё до того, как открыл коробочку дрожащими пальцами. Но когда открыл, его всё равно пронзила острая боль, а по коже пробежали мурашки. Рубиновая серьга. Серьга его Фэня. Изъятая при аресте. Добытая из хранилища Таном. Это её он собирался приложить к тому письму, так и не найдя в себе решимости отдать украшение Лао лично, опасаясь ранить его. И теперь возвращенная Куном. Который не зол на него. Который говорит странные вещи. Будто бы ничего не кончено. Будто бы у них ещё может быть какое-то будущее…

— И снова ты возвращаешь мне мои талисманы, — благодарно улыбнулся Лао, когда к нему вернулся дар речи. — Спасибо. Это правда важная для меня вещь.

— И снова ничего не знаю о её значении. И, заметь, не хочу ничего знать. Надеюсь, по крайней мере, что таких роковых и значимых для тебя украшений больше нет, — посмеивался Кун, глядя, как Лао прячет у сердца футляр.

Лао задумчиво смотрел на него, будто на что-то решаясь. В конце концов ему показалось, что, расставшись сейчас столь естественным образом с одним из своих талисманов, он сможет перелистнуть на чистую страницу важную главу своей жизни. Лао снял с безымянного пальца кольцо с черным обсидианом и протянул его Куну.

— Твоя коллекция перстней неполная. Вот этот должен быть среди них. Забери его, Кун. На память.

Кун совершенно не ожидал такого поворота. Он тоже прекрасно помнил унизанные кольцами пальцы — это было то немногое, что запомнилось об отце из его редких нерегулярных визитов — но одинокий черный перстень на руке Лао раньше не узнавал.

Он нахмурился и отшатнулся, решительно качая головой:

— Этих колец мне более чем достаточно. Я вообще надел их только ради тебя… Мне не нужна память. Ни об отце, ни о тебе.

Прозвучало это достаточно резко. Лао с недоумением и оттенком неожиданной обиды посмотрел ему в глаза, уже надевая обратно свой неоцененный, непринятый дар. Он не был готов к тому, что и Кун захочет причинить ему боль. Хотя, безусловно, имел на то все основания.

— Твой отец не был плохим человеком, Кун. — Если и мог за кого-то вступиться Лао, то точно не за себя.

Кун пренебрежительно усмехнулся, скрывая сарказм. Не будет же он сейчас рассказывать Лао о том, как его мать из-за связи с этим «неплохим» человеком вскоре после рождения сына покончила с собой. Незачем портить оставшийся в его воспоминаниях светлый образ. Да и что он, в сущности, сам знает о нем, Главном Прокуроре Ордена Тане?.. Чужой человек.

— В любом случае, я — не он, Лао, — настойчиво произнес Кун. Но не удержался от смущенной улыбки, когда добавил: — И вообще, тебе не кажется, что нам несколько неприлично говорить о нем, учитывая, какие отношения вас связывали?

От услышанного брови Лао поползли наверх, а потом он и вовсе рассмеялся — искренне, но не без горечи. Две эти фразы подряд принимали ироничный вид, ведь слова о неприличности живо напомнили Лао то, что когда-то он слышал от Тана. Но не говорить же об этом Куну!

— Что тебя так развеселило? — спросил Кун, улыбаясь.

— Не спрашивай, — помотал головой Лао.

Он снова взял руки Куна в свои, ища поддержки в этих прикосновениях, пытаясь передать свою благодарность. Неловкость между ними рассеялась, и, несмотря на несколько резких слов юноши, Лао не чувствовал от него негатива. Что-то — да почти всё! — изменилось в их отношениях, но легкость, которую он обычно испытывал в его обществе, опять вернулась.

— Наверное, тебе скоро нужно уходить. — Лао взглянул в темные глаза Куна, поглаживая его длинные пальцы. — Ума не приложу, как твоему Юаню удается устраивать подобное.

Кун усмехнулся, вспоминая, как сложно было уломать друга, чтобы тот хотя бы попытался организовать эту встречу. И понятия не имел, каким образом у него в конце концов это получилось.

— О, да! Выдающиеся способности к дипломатии! — кивнул Кун и продолжил со вздохом: — Но ты прав, наше время заканчивается. Мне уже пора.

Лао непроизвольно крепче сжал его руку.

— Не моё, конечно, дело, но… Где ты сейчас? Что собираешься делать?

Кун понимал, о чем он. И ещё кое-что… Забавно, но, видимо, фоновая ревность Лао к Юаню осталась неотъемлемой частью их отношений, несмотря на все новые обстоятельства.

— Не беспокойся, возвращаться в Орден я не собираюсь. А где я буду — узнаешь, когда вернешься.

Он встал со скамейки, Лао поднялся за ним. Немыслимо, но неизбежно, вскоре предстояло навсегда отпустить этого по-новому интересного, по-прежнему желанного человека. Человека, который своей окольцованной рукой связывал его не только с болезненно-сладостным прошлым, но и давал надежду на какое-то другое будущее…

— Когда вернусь? Не думаю, что… — Лао не договорил и грустно улыбнулся, внимательно вглядываясь в черты этого красивого лица, чтобы получше отпечатать их в памяти. — Но знай, я очень рад, что встретил тебя, что был с тобой. Что узнал, кто ты, и что не знал этого раньше. Я так благодарен и так виноват!

Кун не хотел дослушивать до конца. Позабыв обо всех наставлениях Юаня, порывисто обнял Лао и ощутил наконец знакомое тепло льнущего к себе тела.

— Господин Лао, — горячо прошептал он над самым ухом, — боюсь, я неясно выразился и вы могли неправильно меня понять. Мне не нужна память о вас, потому что мне нужны вы сами. Я дождусь. Так и знайте!

По телу Лао пробежала дрожь. Только теперь он сообразил, что до этого Кун обращался к нему в несвойственной для себя манере, но, когда тот вновь перешел на этот подчеркнуто уважительный лад, на Лао нахлынули воспоминания обо всех слышанных раньше словах, произнесенных этим страстным шепотом на «вы»… С самого первого момента…

Объятия были краткими. Лао отрывался от них как от части себя. Он не мог ничего ответить на это заявление, только сокрушенно покачал головой. Глядя как высокая стройная фигура покидает беседку, тихо бросил вслед:

— Прощай, Кун.

— Увидимся, Лао! — Обернувшись, Кун невозмутимо взмахнул рукой, сверкая своей обворожительной строптивой улыбкой.

Ослепительно сиявшее полуденное солнце скрылось за облаком.

Лао остался один. Ему требовалось некоторое время, чтобы набраться сил покинуть это место.

После встречи с Куном сохранилось блаженное послевкусие. Глоток свежего воздуха, другой жизни. Лао нравилось, каким он становился в обществе этого юноши. И сам он нравился Лао целиком и полностью.

Для него не было ничего необычного в том, чтобы испытывать чувства одновременно к двум разным людям. Но поди объясни это его Фэню!