С момента скоропостижной кончины Цензора прошло уже около двух недель, когда Юань наконец смог выбраться из Обители, чтобы посетить свое конспиративное гнездышко. В последний раз. Теперь он считал нужным пересмотреть меры безопасности. С тех пор как он стал временно исполняющим обязанности самого Хранителя Устава, могли вдруг возникнуть и дать о себе знать самые неожиданные недруги. Даже те, которые были вообще в стороне от дел заговорщиков и Ордена, а просто привыкли плести интриги и писать доносы. Ведь он выглядел для них легкой мишенью, совершенно случайно оказавшейся на этой высокой должности…

Итак, во-первых, Юань принял решение объединить под единым началом свою агентскую сеть с людьми Фэня. Его разведчикам не помешает увеличить силовую составляющую. Сами братья уже не смогут руководить ими непосредственно, но и отдавать этот хорошо отлаженный механизм в руки самой организации они не собирались. Фэнь считал, что у него есть подходящая для этого кандидатура. Человек, которому он лично мог доверять. И который действительно хочет ему служить.

Ну, а во-вторых, придется избавиться от этого убежища. Он больше не мог позволить себе такого риска, да и особой необходимости в нем уже не было. Приехав отдать последние распоряжения и проститься с полюбившимся углом, Юань решил воспользоваться этим, чтобы встретиться с теми, кого не мог бы повидать в Обители или… кого не мог навестить из-за своей принадлежности к Ордену.

Поэтому-то и произошла эта накладка… Кто мог знать, что один задержится несколько дольше, а второй явится немного раньше, чем это было оговорено.

Юань не мог сам поехать в замок Фэня. Для него, как для заместителя Цензора, теперь это было бы совсем уж неосмотрительно. То место должно было оставаться абсолютно секретным. Вот он и пригласил его к себе. Они обсудили, как идет дело по реабилитации. Решили, что делать с объединением их людей. Но оба были настолько закрыты, что даже вскользь не касались того, что волновало их сильней всего.

Юань не собирался говорить о Цензоре. Ни о том, чего ему стоило терпеть эту связь всё это время. Ни о том, как повлияло на него собственноручное избавление от этих уз. Путем затягивания удавки…

Фэнь ни словом не обмолвился о грядущем расставании с Лао, по-прежнему не считая, что брату интересны детали его личной жизни. Да и о чем тут говорить?..

Вот только, уже прощаясь, услышал то, чего никак не ожидал:

— Значит, ты всё-таки сможешь его отпустить… — Юань говорил тихо, обращался будто бы в никуда и, судя по интонации, особо не ждал ответа.

Они стояли у двери. Фэнь уже протянул руку, чтобы открыть её, но вместо этого обернулся и вскинул на брата чуть растерянный, почти не раздраженный взгляд. Рассматривая его изящную фигурку, сосредоточенное выражение нежных черт лица, он почувствовал, что не может просто отмахнуться от вопроса. Особенно после всего, что ради него сделал Юань. И всё же, надеясь поскорее закрыть эту тему, Фэнь резко дернул плечом:

— Ну да. А что мне остается? К чему ты об этом?

— Просто… — Юань отвел глаза. — Знаю, что это нелегко.

— Думаешь, мне не по силам? — хмыкнул Фэнь, высокомерно взметнув бровь. Обсуждать такие вещи с братом оказалось действительно неловко. — И вообще. У нас с тобой найдутся дела поважнее. Или ты всерьез хочешь об этом поговорить?

Заметив, как Юань неуверенно склонил голову набок, Фэнь продолжил:

— Ну тогда… Что значит «отпустить»? Как я могу отпустить часть себя? Он всегда будет со мной. Только не рядом. — Фэнь вдруг рассмеялся: — О, небо! Вот видишь, я уже говорю его словами! Куда я от него… Но мы свободные, отдельные люди. Зачем нам друг друга держать? Ты… понимаешь?

Юань машинально поигрывал веером. Он тоже уже почти жалел, что завел об этом речь, но, услышав от брата такие путанные, полные противоречий, но в то же время искренние рассуждения, с любопытством взглянул на него.

— Не уверен, — усмехнулся он, читая в зеленых глазах Фэня что-то новое, несвойственное ему раньше: принятие или, может быть, уравновешенность… — Ну, я, видимо, пока не погружался в такие глубины.

Фэнь криво улыбнулся ему в ответ:

— Рекомендовать не стал бы. Предостерегать тоже.

На прощание он похлопал Юаня по плечу. Но не обнял. В отношениях между ними не было места для проявления обычных братских чувств. В сущности, они ведь были едва знакомы… Но доверяли друг другу абсолютно. И значили очень многое.

Десять лет разницы в возрасте для братьев — большой срок. Фэнь редко виделся с ним, даже когда тот был ребенком. А затем — десять лет разлуки. Но именно они создали эту связь между ними. Для которой не нужна ни предельная откровенность, ни нежность обращения.

Фэнь был для Юаня тем, кто, столкнувшись с жестоким приговором, достойно пережил то, что сломало бы любого другого. Кто заслуживал того, чтобы пойти ради него на любой риск. Кто сделал его тем, кем он стал. Вначале Юань в самом нежном возрасте осознал, что в Обители он находится во враждебной для себя среде. И научился в ней выживать, ничем себя не выдавая. Сохранил собственную личность неприкосновенной от вдалбливаемых догм о целомудрии. Не увлекся погоней за высокими чинами, после получения которых, обычно, ещё охотнее закрывали глаза на творящийся вокруг мрак и несправедливость. Создал тайную агентурную сеть. А теперь, в сущности, благодаря активности Фэня в Совете, стал заместителем Цензора… О, это, конечно, не значило, что он автоматически получил все его полномочия! Но… Теперь к этому можно было стремиться.

Юань для Фэня был тем, кто не разочаровывал его никогда. Он многое ожидал от этого мальчишки. Так радовался, когда впервые увидел в Обители эти смышленые глаза… Сразу прочел в них, какая несгибаемая сила духа скрывается в этом хрупком теле. Но никогда и не рассчитывал, что тот окажется настолько упрям и деятелен, настолько осторожен и предприимчив, что поможет осуществить все его самые смелые, самые отчаянные, выстраданные за долгие годы заключения планы возмездия и восстановления справедливости. И ещё, он был тем, кто помнил о нем всегда. Тогда, в темнице, Фэнь не мог об этом знать, но теперь ценил очень высоко. Ведь, на самом деле, у него никогда не было уверенности, что он кому-то — хоть кому-нибудь (не говоря уж о том, кого, в свою очередь, всегда помнил он сам) — важен. Нужен. Дорог.

Это стоило многого. И заставляло Фэня вести себя с ним так деликатно, насколько он только мог. Сдерживать свою обычную вспыльчивость. Конечно, Юань сильно помогал в этом тем, что никогда не позволял себе проявлений сочувствия, которые так раздражали бывшего узника. Фэнь терпеть не мог, когда кто-то напоминал ему о прошлом. О, ему вовсе не нужно было подобных напоминаний! Он и так помнил всё гораздо лучше, чем это было необходимо… Не хотел видеть в глазах других, что они смотрят на него прежде всего, как на жалкого страдальца, опозоренного перед толпой, так глупо потерявшего десять лет жизни, зачем-то выжившего в унизительных для человеческого существа условиях…

Но ни в словах, ни во взгляде Юаня никогда не было ничего подобного. Наоборот, он мог возражать брату, даже сердиться на него, но всегда готов был к сотрудничеству. Может быть, Юань умышленно скрывал одни свои чувства и проявлял другие… Но, казалось, и правда не способен был жалеть человека, которого так уважал, которым восхищался. Фэнь чувствовал это. Поэтому и не мог ни в чем ему отказать. Ни когда Юань вдруг явился во время их первой встречи с Лао и заявил, что забирает Куна с собой. Ни потом, когда он выторговал для них тот единственный визит.

Юань рассказал, насколько дорог ему Кун. Рассказал, через что уже пришлось пройти этому человеку, чье безрассудство так неудачно наложилось на сплетение орденских интриг. А когда Фэнь поведал ему, что это именно из-за его безумной затеи Лао попал в лапы правосудия Ордена, изобразил настолько искреннее удивление, что у него не осталось сил спорить… Сложно было выносить этот возмущенный, осуждающий взгляд, уже и так не будучи уверенным в собственной правоте…

Как раз об этом вспоминал Фэнь, когда, простившись с братом, шел к своему экипажу по подъездной аллее. Поэтому почти даже не удивился стройной высокой фигуре, представшей перед ним в нескольких шагах. Только внутри всё сжалось, а от груди разошлись волны едкой холодной боли. Этот человек. Такой молодой, красивый, полный жизни. Такой ненавистный для него. Но такой близкий для дорогих ему людей…

Фэнь не отрывал взгляд от его темных глаз, пытаясь прочесть в них, что же чувствует по отношению к нему их обладатель. Успел заметить шрам, бледной тенью пересекающий щеку.

Оба замерли, не делая ни шага навстречу, но и не отводя друг от друга напряженных взглядов. Оба стояли, выпрямив спину, расправив плечи, словно гордая осанка оставалась единственным важным достижением, которое они могли смело продемонстрировать друг другу. Чем ещё они могли бы гордиться? О чем сказать?

Фэнь больше не имел права на ненависть. В сущности, этот мальчишка пострадал именно потому, что пытался помочь его Лао. Помочь избежать того, на что с безоглядной жестокостью, в мстительном угаре, словно разрушая собственную душу, обрек его он сам. Но что он сделал лично Фэню? Ведь даже нельзя было сказать, что он отнял у него Лао. Что занял предназначенное Фэню место в его сердце. Нет. Это было невозможно. Теперь Фэнь понимал…

***

А Кун ещё не знал о скорых переменах. Откуда ему было знать, что решили между собой Лао и Фэнь? Юань не сообщил ничего в письме, а только пригласил приехать. И вот он стоит напротив. Лицом к лицу. Отвергнутый в присутствии того, кому было отдано предпочтение. Подозревая, что Фэню известно его странное, самоотверженное, почти самоуничижительное решение ждать… И правда, для того, чтобы щеголять в таком положении горделивой статью, потребовалась вся его выдержка.

Он слышал собственный пульс в висках. От волнения похолодели руки. Но Кун не мог бы сказать, что чувствует по отношению к этому человеку. О мести Фэня он по-прежнему ничего не знал. Зато примерно понял, насколько важную роль тот играл в судьбе Лао. Окончательно в этом убедился, когда разглядел блестевшую сквозь каштановые пряди рубиновую серьгу. Такую же… Ту самую.

Кун не жалел о том, что не принял от Лао перстень на память. Что-то суеверное было в этом его опасении променять свое живое ожидание на безмолвный памятный сувенир. Он вообще перестал носить кольца — чувствовал, что это была совсем не его история. Но всё же, так же суеверно, как бы на счастье, продолжал собирать волосы в предложенную Незваным прическу.

Кун не был уверен, стоит ли ждать дальше. От решения бросить всё и вернуться в дом дядюшки его удерживало теперь и то, что он узнал тогда от Незваного. После того нечаянного поцелуя, рассеивая тягостное наваждение, Незваный завел речь о его отце и, казалось, уже не мог говорить ни о чем другом. Порой с какой-то лихорадочной веселостью, порой с горечью, он всё вспоминал и вспоминал прошлое, часто бессвязно, иногда так туманно, что это было понятно только ему самому… Но среди вороха то насмешливых, то нарочито заумных фраз Кун услышал кое-что, чего не мог не понять. В бархатном голосе за привычной отстраненной иронией звучала плохо скрытая тоска:

— Он слишком многих терял… Сначала один наш близкий друг внезапно решил, что с него хватит. Что он не хочет больше жить в мире, где возможны такие причуды, как в нашей праведной Обители. Потом, через много лет, его любимая женщина… — Взгляд Незваного, до этого устремленный в пространство, чуть прояснился, когда он вдруг вспомнил, с кем говорит. Он нервно усмехнулся и пожал руку юноши: — Твоя мать, Кун. Она тоже довольно резко осознала, что лицемерные порядки светского мира слишком уж обременительны для её гордой свободолюбивой натуры. Впрочем, в этом ей, конечно, помог твой дядюшка. Не придумал ничего лучшего, как заточить юную леди в четырех стенах под тем предлогом, что коль уж она стала матерью, то и негоже ей больше показываться на людях. А ведь ей всегда было плевать на все эти ханжеские условности! Её вообще не волновало, что могут болтать сплетники! Ну, вот так некоторые выражают протест против несправедливости мира. Слишком радикально, на мой вкус… Жестоко вот так бросать того, кому ты дорог. Хотя, конечно, кто бы говорил… Я и сам…

Незваный не досказал. Его голос затих, скрывая дрожь. Только в давно наступивших сумерках видно было, как его смуглое лицо исказилось от болезненного, безысходного чувства вины, которое невозможно было сдержать. Когда через некоторое время он заговорил вновь, то вернул ход мысли на более легкомысленный лад. Но дальнейшее Кун уже понимал совсем смутно, пытаясь освоиться с услышанным ранее. Он ведь всю жизнь считал — точнее, это внушил ему дядюшка — что его мать покончила с собой, не пережив позора… Но Кун не стал ничего уточнять. Просто поверил Незваному. Ему легко было верить.

Кун и раньше терпеть не мог находиться с дядюшкой под одной крышей. Может быть, поэтому он и воспринял так легко свое поступление в Обитель и пребывание в ней: во-первых, до поры до времени он не замечал в её строгих порядках ничего такого, чего не было бы принято в доме Столичного Прокурора, а во-вторых, хотя бы был избавлен от постоянного пристального надзора этого тяжелого человека. Теперь слова Незваного будто бы окончательно заполнили брешь в его ощущениях и навсегда отрезали от опостылевшего семейства.

Но уверенности в том, что он ждет Лао не напрасно, это не прибавляло. Кун и так знал, что к прежней жизни возврата нет. Не это было для него самым важным. Уж как-нибудь разберется. А вот навязывать себя, да ещё настолько отчаянно, настолько позабыв о собственном достоинстве… Он, конечно, постоянно пытался убедить хотя бы самого себя, что в этом нет ничего странного. Что ему просто удобно пока пожить в поместье Цинь. Его хозяйка вела себя крайне деликатно, и часто даже верилось, что она привязалась к новому постояльцу до такой степени, что уже не представляет без него свой быт. Что иначе ей было бы слишком одиноко, ведь она тоже осталась без своего Лао…

Теперь, глядя в эти ядовито-зеленые глаза, Кун как никогда остро чувствовал неуместность своей упрямой причуды. Почему он был так уверен, что Лао потерян не навсегда? Что этот жестокий и, судя по словам Юаня, с головой погруженный в орденские интриги бывший узник и его легкомысленный свободолюбивый Лао ни за что не сойдутся характерами? Так ли хорошо Кун вообще знал своего Лао, если частью его жизни, судьбы, личности мог быть этот совершенно чуждый, своеобразный, иной по складу человек?

Кун видел, как нервно дрогнул уголок рта, исказив горечью загорелое лицо. Не понимал, какие чувства на нем играют. Ненависть? Но тогда она странным образом перекрывалась виной… Ревность? Тогда почему же к ней смутно, но неотвязно примешивается сожаление? Тогда, может быть, это презрение? Нет, его точно не было. Не может выражать презрение лицо, на котором так ясно читается что-то похожее скорее на зависть…

Зависть? Головоломка не складывалась. Кун не мог вообразить, как удачливый избранник может завидовать отвергнутому сопернику. Чему?

Он ведь ничего не знал ни о скором отъезде Фэня в Обитель, ни о планируемом возвращении Лао в поместье Цинь…

Кун неожиданно почувствовал облегчение, словно ему стало легче дышать, и только затем сообразил, что это просто Фэнь первым отвел взор — отпустил из зеленоглазого плена. Взгляд его, скользнув по щеке Куна, уперся в гравий дорожки. Фэнь сразу же продолжил путь к своему экипажу. Прошел мимо. Почти в метре. Его шаг был пружинистым, движения порывистыми. Кун буквально ощутил ветер, обдавший кожу от взметнувшихся одежд. Проследил взглядом за развевающейся черной лентой, которой был перевязан лоб Фэня. Его обожгло воспоминание, при каких обстоятельствах он однажды видел скрытое под ней клеймо. Кун вздрогнул и только тогда опомнился.

Что ж, встреча окончена. Его не удостоили и словом. Но им действительно нечего было друг другу сказать. Стряхнув с себя напряженное оцепенение, Кун решительным шагом направился ко входу в дом Юаня. Уж с ним-то, в отличие от его брата, им найдется, о чем поговорить.

***

Сердце стучало в бешеном ритме и никак не удавалось унять уже вроде бы почти укрощенную нервную судорогу. Умостившись в экипаже, Фэнь прижал холодную ладонь к подрагивающей щеке. Согнулся пополам. Слишком сложно вернуть контроль над телом, когда не можешь успокоить бурю в душе…

Как вдруг услышал стук в оконце и знакомый насмешливый голос:

— Какой взгляд, господин Фэнь! Если им вы намеревались испепелить мальчишку на месте, то, клянусь, вам это почти удалось. Мне кажется, я даже чувствую запах гари. В следующий раз точно получится!

Снова этот сверкающий человек: его глаза, улыбка, украшения в косичках — всё сияло и искрилось даже в этот пасмурный промозглый день. Фэнь почувствовал, как понемногу распускается стянувший внутренности узел. Хотя и с этим человеком всё оказалось не слишком просто и нужно было многое прояснить, но он, по крайней мере, точно отвлечет его от гнетущего впечатления, вызванного этой внезапной встречей.

— Зачем бы мне это? Вам показалось, господин Незваный, — надменно хмыкнул Фэнь. Он мгновенно принял подобающий вид и распахнул дверцу с пригласительным жестом: — Прошу.

Незваный ловко вскочил на подножку и плавно опустился на сидение рядом. Не напротив. Фэнь даже немного подался назад, ощущая какую-то особую осторожность. Притяжение и неловкость одновременно возникали в нем в ответ на исходящее от этого напористого человека тепло.

— Благодарю за приглашение! — Незваный повернулся к нему. Родинка на смуглой щеке чуть приподнялась от глумливой усмешки. — Значит, сжигать не собираетесь? Верное решение. В сущности, он вам не враг. Неглупый малый, хоть и непростительно юн. А как любит кошек!.. Пожалуй, вы могли бы доверить такому человеку своего питомца… Я что-то не то сказал, господин Фэнь? — невинно вскинул брови Незваный, заметив полыхнувший изумрудным огнем взгляд. — Просто небольшое наблюдение. О мягкости нрава. Мне ведь выпал случай познакомиться с ним поближе. Да-да, совершенно случайно. И не так близко, как с вами, конечно же…

С этими словами, с предельно нахальным выражением лица, он придвинулся ещё ближе, прикасаясь бедром. С удовольствием смущая Фэня, Незваный тем эффективнее отвлекал его от саднящего чувства ревности и душевного раздрая. Его руки больше не были ледяными, наоборот — теперь Фэня бросило в жар. Он по-прежнему не знал, как реагировать на подобные непристойности, тем более теперь, когда они были вполне обоснованы… И всё-таки единственным доступным ему методом защиты и верным оружием отпора была его обычная раздражительность. Благодаря ей он наконец-то решился выяснить всё начистоту и резко выпалил, сведя брови:

— Так вы знакомы! Ну, я так и думал. Что же, господин Незваный, значит, вы затеяли всё это… — Но высказать это вслух оказалось не так-то просто. Фэнь осекся, едва начав. Продолжил он, только уже бессильно понизив голос: — Всё это ради того, чтобы они могли…

И всё равно не смог закончить. А Незваный, пользуясь теснотой кабинки, положил руку ему на колено и продолжал невозмутимо смотреть в глаза.

— Они?.. О небо, господин Фэнь, скажите, что мне снова показалось! — расхохотался он, оскаливая заостренные клыки. — Вы же не собирались спросить, не затеял ли я это всё ради почетной роли свахи для этих двух балбесов?

Фэнь испытующе вглядывался в его черты. Этот искренний смех немного расслабил его. Как и то, что этот человек верно угадал и помог высказать его мысль. Но безоглядно поверить в желаемое Фэнь счел бы слабостью.

— Собирался, — серьезно кивнул он. — Спрашиваю. Ответите?

Какое-то время Незваный лишь молча смотрел на него, словно любуясь. Он покачивал головой и не убирал своей руки. Наконец, заговорил тягучим голосом, обволакивая бархатным взглядом:

— Господин Фэнь, это в самом деле дурацкий вопрос. Я вас слишком уважаю, чтобы всерьез говорить о такой ерунде. Но могу рассказать, почему мне захотелось вам помочь. Как только я увидел вас на том первом Совете, то сразу понял, что вы совсем из другого теста, чем все эти напыщенные франты в масках. Мне стало интересно. Да, я, конечно, был наслышан о вашей судьбе. Отчасти, поэтому я и явился тогда… На самом деле, я и не посещал эти собрания все эти годы, потому что уже ничего от них не ждал. А ведь вы даже не представляете скольких дорогих мне людей я потерял из-за орденского произвола! И что же я увидел? Впервые в организации появился человек, искренне жаждущий разогнать мрак и застой в Ордене, а Совет моментально гасит его инициативу. Я увидел человека, которому действительно небезразлично царящее в Обители беззаконие — способного на многое, готового на всё! Как мог я упустить такой шанс?

Фэнь выглядел всё ещё напряженно, но лицо его немного просветлело. Он опустил глаза и неловко усмехнулся:

— Господин Незваный, прошу, умерьте свою лесть. — С грустной самоиронией Фэнь добавил: — Вряд ли в том состоянии, в каком я был тогда, я мог произвести подобное неотразимое впечатление.

Незваный подался к нему поближе, плотоядно сверкнув глазами.

— А я умею видеть глубже! Тогда… в парке… это было похоже на лесть? — спросил он жгучим полушепотом, уперев руку в спинку сидения и нависнув над Фэнем. Вторая рука, до того так и лежавшая на его колене, начала свой бесстыдный путь вверх… — С чего вы вообще взяли, что чьи-то сердечные дела интересуют меня больше чем то, о чем я говорю прямо?

Глядя на покачивающиеся, уже до умиления знакомые серебристые украшения в прическе, Фэнь вспомнил, как видел их блеск в свете фонаря… Сейчас, когда тепло и легкость снова разливались по телу от прикосновений этого человека, от его мягкого голоса, отчетливо вспомнилось, какие ответные чувства вызывала его безрассудная страстность — хотелось принять этот вызов, не думая о последствиях, хотелось полностью ему… довериться.

Но в этот раз Фэнь не потерял голову — гораздо больше ему хотелось сейчас прояснить последний сомнительный вопрос.

— С чего? — снова усмехнулся он и положил руку Незваному на плечо, чтобы удерживать на расстоянии. — Ну, это раньше у меня было недостаточно данных. Теперь-то я знаю, что Лао ваш…

— Вот как! — протянул Незваный нарочито досадливым тоном, прерывая его. — Вам всё-таки удалось выяснить некоторые аспекты моей прошлой жизни, мой юный следопыт!

И всё же с этими словами он плавно отстранился. Медленным поглаживанием вернул руку, которая уже почти подобралась к своей цели, обратно к колену Фэня, а потом и вовсе её убрал. Он отрывался от объекта своего влечения с очевидной неохотой.

— Ну, вы же сами так меня нахваливали. Что же вы удивляетесь, что, помимо твердости устремлений, у меня есть ещё и кое-какие возможности для их осуществления? — бодро тараторил Фэнь, чувствуя одновременно облегчение и… разочарование. Он не желал признаваться, что заметил сходство ещё в первый вечер, поэтому поспешил сообщить другую часть правды: — На самом деле, всё благодаря пронырливости моего брата. От его ищеек ничего не скрыть.

Незваный смотрел на него почти с укором, но улыбался как всегда безмятежно. Его взгляд как будто спрашивал: «Вот и нужно было вам именно сейчас касаться вопросов моей биографии?» Но вслух он сказал:

— Удивительная семейка! Ваш брат вообще уникальный человек: добиться успеха, следуя моему плану — да ещё и остаться при этом в живых! Мне самому это не всегда удавалось. Собственно, я потому и приехал. Должен же я лично увидеть это чудо природы!

Фэнь улыбался — похвалы Юаню он всегда считал абсолютно заслуженными.

Казалось бы, Незваному успешно удалось отвести разговор от скользкой темы. Но он заметил оттенок сожаления об упущенном моменте, отразившийся в зеленых глазах. Тогда, чтобы не оставлять в них этой неясности, он со вздохом сам вернулся к щекотливому вопросу:

— Мой юный друг, мои намерения в отношении вас всегда были кристально ясны. — Его взгляд был всё-таки чересчур незамутненно невинен, чтобы верить ему на слово, но в голосе звучала та особая насмешливая теплота, от которой таяли любые сомнения: — Вы же не станете отягощать нашу с вами историю ненужными подробностями моей прошлой жизни?

Фэнь понимал, что он имеет в виду. Он уже научился расшифровывать иносказательную речь этого человека, хотя порой тот облекал её в слишком уж резкую форму. Вот и сейчас. Кого он назвал ненужной подробностью?.. Фэнь уклончиво повел головой:

— Стараюсь не слишком об этом задумываться.

— Правильно делаете. Не о чем тут думать. Такого рода узы — чуждая для меня вещь. Это было давно. Почти не со мной. И даже не то, чем кажется.

Фэню было достаточно таких объяснений. Его доверие к Незваному с самого начала было противоречивым: он чувствовал искренность этого человека, но в то же время Незваный был непроницаем для любых вопросов, таинственность во плоти. Фэнь не знал, насколько серьезно можно воспринимать его слова, но не видел причин, почему бы не принять их за чистую монету — так было удобней и проще.

— Господин Незваный… — заговорил он, вглядываясь в смуглое лицо, освещенное неизменной улыбкой, такое отзывчиво-открытое, но такое загадочно-отстраненное, — как бы то ни было… что бы ни руководило вами, я перед вами в долгу. Не только за помощь на Совете…

Это сложно было выразить, тем более Фэню, который был совсем не искушен в таких вещах. Но Незваный и сам прекрасно знал, чего добивался, когда при их свиданиях в парке давал ему почувствовать, какой интерес, какое желание он может вызывать. Кроме того, необходимо было дать этому истерзанному, но несломленному бунтарю вновь ощутить собственную силу, вернуть уверенность в принимаемых решениях, поддержать огонь азарта и борьбы. Конечно, Незваный понимал, что самое важное в его жизни в тот период происходило в отношениях совсем с другим человеком… Но не сомневался, что с этим они справятся сами. Так и вышло. А влияние Незваного ограничилось тем, что он не позволил Фэню замкнуться только на этом, зациклиться на нем одном… Много чести! Этот сорванец ещё многое может сделать, вместо того, чтобы запереться в любовном гнездышке. Очевидно, что для его деятельной натуры это было бы губительно. И, если на то пошло, его партнеру в конечном итоге тоже не принесло бы много радости…

В отличие от Фэня, Незваный всегда верил своим собственным словам. Насколько бы противоположные вещи они порой не выражали, он говорил их с одинаковой искренностью и убежденностью. Проблема лишь в том, что его легкомысленной воздушной натуре было совершенно невдомек, что значит словосочетание «на самом деле»… Почему он на самом деле так поступал? Как мог бы он ответить на этот вопрос, если просто не понимал его смысла?

Незваный снова приблизился к Фэню, но на этот раз ограничился вполне целомудренным жестом, положив руку ему на плечо. Вот только в глазах его плясали по-прежнему похабные озорные огоньки, когда он заговорил, склонив голову:

— Никаких долгов, господин Фэнь! Ну, если вам так больше нравится, то всё ведь уже оплачено!.. — Он снова блеснул клыками и прищурил глаза, собрав сеточку морщин, так не вяжущуюся с его дерзким молодым взором. От его внимания не ускользнуло, с каким возмущением Фэнь вскинул бровь в ответ на этот пошлый намек. Рассмеявшись, Незваный приблизился ещё немного и зашептал на ухо: — Сами видите, с вами я всегда абсолютно честен. К примеру, готов рассказать вам, что одной из причин, почему я тогда обратил на вас внимание, был этот рубин. — Его губы почти касались серьги. Фэнь чувствовал горячее дыхание на своей шее, когда Незваный вдруг спросил: — Вы знаете, откуда взялись эти украшения?

Он чуть отстранился, чтобы взглянуть в лицо Фэня — тот нахмурился и выглядел слегка растеряно.

— Вы имеете в виду, откуда они у Лао? — спросил он. И почему с этим человеком так неловко даже просто произносить это имя вслух?.. — Он говорил, что это серьги его матери.

— Верно, — медленно покивал Незваный. — А вот кто именно ей их подарил, я вам, пожалуй, не скажу. Не стоит вам пока этого знать.

Недоумение настроило Фэня на комфортный для него сварливый лад:

— Почему это?

— Ну, вы же уже так много всего обо мне выяснили! А я, может быть, неуютно себя чувствую без покрова таинственности. Так что, можете считать это моей маленькой местью. — Незваный опять смеялся, откидывая назад свои заплетенные в косички волосы и понемногу отодвигаясь к выходу. — Не могу допустить, чтобы вы остались совсем без загадок. Без них жизнь становится слишком пресной.

Незваный был убежден, что прощаться всегда следует на эффектной ноте. Момент казался вполне подходящим. Он открыл дверцу, чтобы выйти. Подал на прощание Фэню руку и крепко пожал сухую горячую ладонь, протянутую в ответ. Видел его благодарный взгляд, сосредоточенное лицо. Казалось, Фэнь напрочь выбросил из головы предложенную ему загадку. Интересно, сообразит ли когда-нибудь?.. В принципе, наверное, он уже готов был бы нормально это воспринять. А может быть, это только для него, Незваного, теперь и имеет значение. Только для него одного… Сердце одиноко сжалось.

Но он ничем не выдал вдруг нахлынувших чувств. Быстро переключил внимание на симпатичного ему молодого человека. Прощался с ним искренне. Смотрел отрешенным, но светлым взглядом. Говорил от всего сердца:

— Жизнь — странная штука, мой юный друг. Всё связано со всем, и все — со всеми. Каждый наш шаг оставляет следы в жизни других. Но в итоге… — Незваный машинально перебирал свои браслеты, проводя по ним пальцами. Кажется, среди бисерных нитей появилась ещё одна, изумрудного оттенка, но из-за их количества сложно было бы сказать наверняка… — Всё исчезает, как круги на воде. Поэтому не жалейте — ни о чем и никогда. Просто идите своим путем. Просто — живите. — Умерив пафос, он закончил речь с веселой улыбкой и даже подмигнул игриво: — В ином случае, боюсь, нам затруднительно было бы когда-нибудь встретиться снова. А мне бы этого очень хотелось!