Я с удовольствием накладываю себе немного запечённой в меду курицы, а сидящая рядом Натали уже тянется к индейке с овощами по-мексикански. У Анжелики разбегаются глаза от приятных для желудка вещей, однако она сдерживает порыв набрать всего побольше и накладывает себе немного риса с карри, какой обычно готовят практически все (или вообще все) семьи в Японии. Аой неуверенно берёт на пробу несколько суши, а Шото с удовольствием кладёт в тарелку рис и темпуру. Джихёк позволяет себе налить немного соджу, прежде чем взять на пробу островатый квашенный кимчи, а Хельга тем временем неуверенно тыкает ножом нежную рыбу в вине, прежде чем всё же отрезать столько, сколько ей нужно для насыщения.

И только Мина, что удивительно, совершенно не ограничивает себя в пище: она берёт на пробу самые разные соки, кисели и прочие напитки, кладёт в свою тарелку овощное рагу, пробует самые разные сыры с плесенью и без, наслаждается пирогом, который готовят в Англии на рождество, отрезает тех или иных тортов. Совершенно не понимаю, как она собирается запихнуть это всё в себя и не слечь потом с болью в животе.

— Айдолам нужно следить за своим весом, — напоминает ей Джихёк, слегка хмурясь при этом, однако девушка с широкой улыбкой отзывается, забрасывая в рот небольшой сакурамоти:

— Я знаю. Но, Пак-оппа, это так вкусно! Я просто не могу отказать себе ещё в одном кусочке этих потрясающих лакомств! В жизни ведь нужно всё попробовать!

— У нас в стране так обычно говорят алкоголики и наркоманы, — фыркает Анжелика, делая небольшой глоток вина из изящного хрустального бокала на тонкой ножке. — Так что умерь свой пыл. Слишком много еды до добра не доведёт, здесь нет медикаментов на случай, если ты заработаешь несварение желудка.

— Я не заработаю, — обещает девушка с широкой улыбкой. — Я просто попробую всё это, вот и всё.

Анжелика и Джихёк продолжают ворчать, безуспешно пытаясь уговорить Мину не есть так много, а пока они мирно спорят, я решаю предложить кое-что, поэтому обращаюсь к остальным:

— Почтим память Вальтера? В конце концов, он пытался помочь нам.

— Не трать слова и время понапрасну за хорошо накрытым столом, — высказывается Хельга, и я даже сквозь её тёмные очки ощущаю, как женщина сверлит меня недовольным взглядом. — Чего стоит его жизнь? Скорее всего, он даже не помочь нам хотел, и ты это прекрасно понимаешь. Этот мужлан, скорее всего, планировал забрать часть золота себе, пока делает вид, что помогает нам. Мне оно не нужно, но вот от него вполне стоит такого ожидать.

Я не знаю, что и ответить. Обвинения против Вальтера ведь не доказать, так почему я вообще должен принимать данную точку зрения.

— Вынужден согласиться, — высказывается в тот момент Дерек, на что Хельга с торжествующим взглядом продолжает разговор со мной:

— Вот видишь? Это не только моё мнение, так что снова почитать память этого борова никто не станет. Я вообще не думаю, что он прожил достойную жизнь, так что вряд ли она вообще чего-то стоит. Хотел он нам помочь или нет, но один его вид говорит о том, каким этот Вальтер был неудачником. Он не производил хорошее впечатление.

Я понимаю, что спорить с этой женщиной себе дороже, поэтому своевременно замолкаю. Дерек тем временем сдержанно поедает китайские лепёшки на меду (тоже не употребляя в пищу слишком много), прежде чем заметить, бросив на меня быстрый взгляд:

— Думаешь, что с этим местом что-то не так? Или, как и я, ты уже понял, что в нём неправильно?

— Неправильно? О чём ты... — начинаю было я, однако замолкаю, едва взгляд мой случайно падает вновь на одну из висящих на стене картин.

Натюрморт. Хотя во всех комнатах, как я и замечал раньше, библейские мотивы или содержание каких-то легенд, боги и ангелы. Причём, каждый натюрморт с изображением еды, самых разных блюд, а не только композиций с овощами или фруктами. Ещё и эта расслабляющая атмосфера, целые горы еды... Горы еды...

— Ребята, ни одного кусочка больше! — выдыхаю я, отодвигая от себя тарелку и резко вскакивая из-за стола. — Это не просто столовая! Это...

— Зал для испытания Чревоугодия, — звучит миролюбивый мягкий женский голос, и в комнату заходит из-за двери молодая женщина с волнистыми русыми волосами и мягкой улыбкой. Оттенок кожи, яркое платье на полноватой фигуре и какой-то непонятный шарм выдают в ней испанку, что, к слову, не играет для нас особого значения. Кроме того, что даёт понять: влияние нашего похитителя не ограничено пятью странами. Я вообще не могу представить, что это за человек.

Женщина смотрит на нас с добродушной улыбкой, словно мы собрались для прохождения испытания, а на какой-то мирный семейный ужин. Словно в подтверждение этого, она усаживается вместе с нами за стол и накладывает себе в тарелку несколько кусочков курицы, ароматных жареных немецких сосисок и внушительных размеров кусок холодца, дрожащий на тарелке, словно жертва эпилепсии, прежде чем приняться за еду.

— Ну разве не замечательная трапеза? — мило интересуется молодая женщина, смакуя с удовольствием кусочек острого мяса, прежде чем забросить в рот вилку с желеобразной массой. — Меня зовут Карла, я рада поприветствовать вас, как куратор испытания Чревоугодия. Сами видите, к вашему приходу всё хорошо подготовлено: надеюсь, вам понравилось угощение. И, я надеюсь, вы съели достаточно, столько, чтобы удовлетворить свои потребности. Но буду очень рада, если вы попробуете ещё что-нибудь: стол просто ломится от еды, а мне бы не помешала хорошая компания. Так что присоединяйтесь, вместе насладимся потрясающими вкусами. Когда ещё выпадет такая замечательная возможность?

Она объедает мясо с кости, прежде чем отрезать себе несколько крупных кусочков от разных тортов, после чего берёт вилку и принимается за сладкое. Пока она с удовольствием поглощает нежный и сочный бисквит со сливочным кремом, Хельга утончённым жестом отодвигает свою тарелку, замечая вслух со столь привычной уже для меня холодностью:

— Думаешь, мы станем? Это испытание Чревоугодия, значит, есть подвох в том, что мы можем съесть слишком много. Признавайся, в чём заключается твоё испытание.

Куратор только миловидно улыбается, открывает стеклянную бутыль весьма дорогого вида и наливает себе вина и пододвигая ближе блюдо с королевскими креветками, которых она берёт пальцами и поедает, зажмуриваясь от удовольствия, словно в жизни не ела ничего более вкусного.

— Ой, да ладно вам быть такими занудами. Здесь же всё просто пальчики оближешь, а вы портите настрой своими занудными: "Какое испытание, какое испытание..." Делаете вид, словно вас каждый день так кормят. Если да, то очень вам завидую, у меня самой не всегда была возможность наслаждаться столь изысканной пищей. Но, когда я попала в Дом Искупления, всё сразу изменилось. Я получила прекрасную возможность на время, пока иду к исполнению своей заветной мечты — всё ведь не бесплатно. Так что давайте, ешьте столько, сколько только сможет влезть в ваши желудки!

— Ну а кто тот человек, что обещал исполнить твою мечту? — с ухмылкой интересуется Дерек, на что она качает головой, замечая с той же неизменной доброй улыбкой на губах:

— Не скажу. Я не имею права говорить о таких вещах. Тот, на кого я работаю, сразу сообщил, что вы просто не должны ничего знать ни о нём ни о структуре этого дома ни о происходящем во внешнем мире. Таковы правила, не мне их нарушать.

Больше ничего наш товарищ по несчастью не спрашивает, однако слово берёт Джихёк:

— Мы отвлеклись. Ты пыталась отвлечь нас и запудрить мозги, так что сейчас не выкручивайся и ответь: в чём заключается испытание Чревоугодия?

Карла впервые за всё время недовольна морщит носик, всем своим видом демонстрируя некоторое презрение, прежде чем ответить:

— Это так глупо, что я должна отвечать на вопрос со столь банальным ответом. Просто подумай уже, заставь свой мозг работать.

И я начинаю соображать. Раз всё действительно просто, то суть в том же, в чём и заключается борьба с чревоугодием. А именно...

— Мы не должны есть слишком много, — догадываюсь я. — Если мы съедим больше, чем нам требуется для насыщения организма — случится что-то нехорошее. Возможно даже смерть.

В тот момент я слышу со стороны болезненный стон и торопливо оборачиваюсь в сторону источника звука. Согнувшись пополам на стуле, Мина тихо хнычет, держась за живот, точно страдая от адской боли. Подбежавший к ней Джихёк торопливо кладёт ладони девушке на плечи, выдыхая:

— Ли-агасси! Тебе плохо?

— Мой желудок как будто кислотой разъедает... Так больно... — хнычет она, зажмуриваясь, отчего Пак Джихёк срывается на крик, повернувшись к куратору:

— Что ты с ней сделала?

— Ну, она просто провалила испытание Чревоугодия, — пожимает плечами та. Что действительно меня напрягает,так это неизменное доброе и оптимистичное выражение её лица. — Так что скоро умрёт. Вы можете тоже провалить его и не идти дальше: высока вероятность, что дальше испытания будут только хуже и страшнее. А так вы умрёте счастливыми, сытыми, с полными желудками самых вкусных угощений, какие собраны здесь со всего света! Хозяин Дома Искупления весьма щедр и заботлив по отношению к гостям. Вам стоит ценить эту его сторону.

— Какой нам резон есть что-то в таких количествах, что мы можем отправиться на тот свет? — почти шёпотом интересуется Натали, в то время как Пак Джихёк выдыхает:

— Ли-агасси! Держись, пожалуйста, держись!

Он резко оборачивается к куратору испытания и выдыхает в ярости, с явной неприязнью глядя ей в глаза:

— Как это остановить? Она умрёт?

— Нет, если никто не покинет эту комнату, — качает головой Карла, с улыбкой на губах поедая внушительный кусок фисташкового торта с малиной. — Однако в таком случае все, кто не съел ни кусочка до этого предложения, будут мертвы. Так что либо она будет спасена и навсегда останется здесь, либо вы будете жить, а она умрёт. Решайте.

Я чувствую, как начинают трястись от нервов мои руки. Выживем либо мы, либо Мина. И как вообще можно ставить нас перед таким выбором? Меня особенно бесит, с какой добродушной улыбкой куратор предлагает нам это.

— Серьёзно? Мы должны выбирать? — почти шепчет, опустив взгляд, Аой, в то время как Дерек замечает:

— Будет очень жаль здесь умереть. Уж прости, Мина, но мне нужно выбраться отсюда. Я ещё не хочу умирать.

— Перестань! Ты не имеешь права поступать так с ней! — срывается, сжав кулаки, Джихёк, однако Хельга замечает, изящным жестом поправив очки:

— Жаль, конечно, но он прав. Возможно, по совести мы и должны спасти госпожу Ли. Однако разве кто-то из нас хочет умереть? Я боюсь смерти, и не стану об этом врать. Боюсь того, что однажды моя жизнь закончится, и больше не будет на свете меня, Хельги Кайзер, владелицы сети парфюмерных магазинов.

— Я тоже хочу жить, — высказывается Натали, одёргивая своё платье. — Я не знаю, какой выбор правильный, но мне кажется, я ещё не готова умереть. Мне ещё не довелось сделать столько разных вещей. Хотя, если мечта Ли Мины важнее, чем моя, я останусь.

— Для меня важно найти мечту, но эта девочка с такими искрами в глазах говорила о том, как хочет стать айдолом... Было бы подло с моей стороны просто взять и уйти, бросив её здесь, — подаёт тем временем голос и Йосида.

Я сам в тот момент молчу, наблюдая за остальными. С одной стороны, мне тоже жаль эту девушку с её красивой мечтой, с добрым и милым характером, однако Дима ждёт меня со своей депрессией, верит, что я загляну к нему, проверю и принесу что-то незамысловатое, но вкусное, пока он проходит лечение в психиатрической больнице... Если бы мой моральный компас имел реальный вид, его стрелка вращалась бы по кругу с бешеной скоростью, потому что я не могу понять, как действовать лучше.

— Не надо ничем жертвовать ради меня, — неожиданно подаёт голос улыбающаяся сквозь боль Мина, подмигивая нам. — Уходите отсюда и дойдите до самого конца.

— Ли-агасси... — выдыхает с недоверием Джихёк, прежде чем схватит её руки своими. — Ни за что! Мы не оставим тебя уми...

— Я не могу позволить умереть никому здесь, — перебив его, решительно качает головой она. — Вы все должны выжить, так что возьми себя в руки и иди вместе с остальными дальше. Сделай это хотя бы ради своих фанатов, таких же поклонников, как я. Вперёд, Пак-оппа.

Он цепляется уже за плечи Мины, качает головой, притягивает её ближе, обнимая, однако девушка только смотрит на него строго и вдруг неожиданно заявляет:

— Пак-оппа, ты хочешь разочаровать меня, свою верную фанатку? Вперёд, ты просто обязан идти дальше, это твой долг — показать другим, что ты можешь вернуться на сцену и продолжить восхищать их. Ты сможешь жить так, как захочешь, нужно всего лишь сделать несколько шагов и пересечь порог этой двери. Давай.

Он смотрит на неё с явным нежеланием послушать девушку, однако не спорит, всё же отпуская её хрупкое тело. С улыбкой глядя на него, Мина неожиданно просит с лучистой улыбкой, так хорошо скрывающей её боль:

— Пак-оппа, в следующей жизни обязательно узнай меня и дай мне автограф!

— Как можно отказать ненормальной, но верной фанатке, вроде тебя, Ли-агасси? — находит в себе силы улыбнуться он, прежде чем направиться к выходу.

Мы все стараемся держать улыбки на лице, когда смотрим на девушку, уходя: не хотим провожать её в последний путь с унылыми лицами. Мина отвечает нам самой яркой и сияющей улыбкой, на какую только способна. Вот только, стоит Йосикаве последним пересечь порог и начать закрывать дверь, до моих ушей доносится тихий слезливый голос нашей подруги по несчастью:

— Я не хочу умирать...

— Терпи, девочка, смерть уже не должна тебя пугать, — замечает в тот момент куратор, и я, на миг обернувшись, вновь сталкиваюсь взглядом с её улыбкой, после чего мгновенно всё понимаю. Она никогда не была весёлой.

Вот только, когда дверь закрывается, оказывается слишком поздно: с той стороны звучит шум, точно два тела взорвались. Пак Джихёк спешит к двери, явно намереваясь открыть её, однако Йосида торопливо закрывает дверь своим телом, выдыхая шумно:

— Не смотри.

Однако айдола это совсем не останавливает, так что он отталкивает мужчину в сторону и рывком распахивает дверь, прежде чем замирает в ужасе, глядя на помещение, которое мы только-только покинули.

На некоторых тортах и других блюдах красуются пятна свежей крови, по тарелке с салатом "Цезарь" размазаны чьи-то мозги — судя по месту расположения, Карлы. В разные стороны разбросаны кости и остатки лёгких, кровь залила и забрызгала немалое пространство в комнате, перепачкав картины, скатерть, блюда, стулья, светлые стены, пол... Я чувствую, как тошнота подкатывает к горлу, поэтому поспешно отворачиваюсь. Нетрудно услышать, как рядом со мной в угол комнаты, прямо на дорогой ковёр рвёт Такуми. Йосида торопливо закрывает глаза, Хельга снимает свои очки, будто бы в знак траура, обнажая свои серые, будто серебряная посуда на столе в той комнате, глаза. Натали держится за меня, чтобы не упасть: я отлично чувствую в этот момент, как сильно её трясёт от этого зрелища. С другой стороны цепляется за мою руку бледная, как полотно, Анжелика, впиваясь своими яркими ногтями мне в плечо с огромной силой, чего я, однако, до конца не замечаю: от шока боль не приходит пока ко мне. Про Джихёка и говорить нечего: вбежав в комнату, он падает на колени прямиком на окровавленный пол, и бьётся в конвульсиях, рыдая, замерев рядом с куском руки Мины: понять это можно по светлой коже, худощавости и блестящему розовому маникюру с рисунком белых котят. На душе тошно и горько. Она не заслуживала такой смерти.

Я спешу уйти из этого места, едва ли не убегаю от остальных, не зная, что должен сказать или сделать, как правильно вести себя в такой ситуации. Да, мы выжили, но какой ценой? Вальтер, Мина... Их обоих уже нельзя вернуть, они мертвы!

Никто не бежит за мной, однако меня это ничуть не удивляет: мы все сейчас слишком разбиты такой потерей, никто не хотел жертвовать Миной, чтобы пройти дальше. Она была действительно милой девушкой.

Мама часто говорила мне в детстве, что я расту настоящим защитником, вечно пытаюсь спасти других, а не себя, и я всегда поступал так, чтобы вновь увидеть, как она улыбается. Я много лет поступал во благо других, а не своё, старался изо всех сил, надеясь, что смогу с гордостью вспоминать каждый свой поступок. Так почему же сейчас я не смог уберечь эту девушку, почему ничего не смог сделать? Почему я так слаб и жалок, отчего в этот раз выбрал себя, а не других? Да, я нужен Диме, но кто сказал, что моя жизнь дороже, чем жизнь кореянки Ли Мины со светло-розовыми волосами, мечтавшей стать айдолом?

Взгляд случайно цепляется за осматривающего новый коридор с хмурым выражением лица Дерека. В тот момент мне хочется схватить его за рубашку и притянуть ближе, накричать на него, глядя прямо в глаза, напомнить, что двое из нас не смогли пройти дальше... Вот только я не смею так поступить, не делаю этого. Он не такой чувственный, как я, и намного лучше способен контролировать свои эмоции, действовать сдержанно и хладнокровно. Сейчас действительно лучше всего осматривать коридоры, искать выход наружу, однако у меня просто нет никаких моральных сил для этого. Тем более мы потеряли Мину практически сразу после смерти Вальтера. Это слишком.

Ноги сами несут меня к ближайшей комнате, где я быстро закрываю дверь, баррикадируя её, придвигая тумбочку, кресла и прочие вещи, что есть внутри, чтобы никто не смог проникнуть ко мне. Нужно побыть одному. Подумать над тем, что делать дальше, успокоить бушующие чувства и мысли.

Моё тело падает на кровать, в то время как моя голова совершенно пуста. Я ещё не представляю, как двигаться дальше, как бороться со страхом вероятности потерять ещё кого-то из нашего коллектива. Да, мы едва знакомы, но кто бы мог подумать, что общая беда так сильно сближает людей! Сейчас они все для меня чуть больше, чем просто незнакомцы. Я помню, что обещал отбросить свои чувства ради выживания, но это выше моих сил. Я просто не способен на что-то подобное. Я жалок, но хотя бы всё ещё человечен.

Стараюсь остудить голову, начать мыслить о важном, но перед глазами снова и снова то, что осталось от тел не переживших испытания грехов. Если всё уже настолько плохо, то что же будет дальше? Что может ждать меня на испытании Зависти, Гнева, Лени, Гордыни и Похоти? Я всеми фибрами души молюсь, чтобы больше никто из нас не умер, однако уже понимаю: мои молитвы не дойдут. Мне нужно стать твёрже и холоднее, как Дерек, если я хочу сохранить рассудок и выбраться отсюда в более или менее здравом уме. Хотя как вообще можно воспринимать нормально смерть человека?

Голова касается подушки, и я закрываю отяжелевшие глаза, однако сон не идёт. Пытаюсь отвлечься, считать в голове квадратные и кубические корни, однако ничего не выходит: я всё время сбиваюсь на мысли о пережитых событиях.

Так я и продолжаю лежать в состоянии полудрёмы, пока не успокаиваюсь хотя бы немного. Мне нельзя раскисать сейчас. Если два других, почти незнакомых мне, человека отдали свои жизни ради выживания моего и остальных, значит, я не имею права раскисать. Мне нужно выбраться из этого места, чтобы рассказать о них миру. Другие люди должны знать, насколько невероятным человеком была Ли Мина. Им должно быть известно, что сделал Вальтер.

С этими мыслями мне наконец удаётся уснуть. Теперь я чувствую, что на душе у меня хоть немного легче, однако просто невозможно забыть о том, что случилось. Это останется в моей голове навсегда.