Сидя на дереве и глядя с него вниз на обиженно надувшегося мальчика со светлыми волосами, мне только хочется подразнить его сильнее, но я сдерживаю себя. Не нужно. Не хочу сразу же спугнуть своего единственного потенциального друга.

Вот только уверенность в возможности подружиться практически тает, когда незнакомец грозится рассказать о моём проникновении на их территорию своим родителям. Я даже падаю с дерева от неожиданности, ударившись головой так, что искры сыплются из глаз, и хочется морщиться от боли. Не самое приятное ощущение, уверен, у меня после этого шишка останется.

Мальчик смотрит на меня с тревогой, прежде чем попросить никуда не уходить и побежать со всех ног домой. Отчего-то мне хочется верить, что неизвестный не сдаст меня родителям, потому что, если они дойдут до моих отца и матери, те снова вернуться к старой песне о том, какое же я разочарование для семьи Уайт, веду себя как какой-то бескультурный плебей. Интересно, их вообще волнует в моей жизни хоть что-то, кроме того, бросаю ли я тень на тошнотворно идеальную репутацию семьи? Хотя ладно, зная моих родителей, сомневаюсь.

Что удивительно, мальчик правда не выдаёт меня, возвращаясь без родителей, но зато в пакетом со льдом. Приложив тот к моей голове, он замечает робко и немного неуверенно, отчего у меня приятно сжимается сердце:

— Просто не хочу, чтобы у тебя из-за меня шишка выскочила. Это ведь очень больно, а я читал, что лёд помогает убрать боль и иногда избежать появления шишки.

— Спасибо. Я ни на миг не сомневался в том, что ты пошёл домой не чтобы меня сдать, — я улыбаюсь, действительно тронутый этим его милым жестом, прежде чем протянуть руку— Я Томас, живу в доме неподалёку. А ты?

— Дерек. Может быть, немного зануда, ты был прав, — светловолосый ангел издаёт несколько неловкий смешок, отчего мне очень хочется переубедить его, и я торопливо выдыхаю, протестующе размахивая руками:

— Ни в коем случае! Теперь я отлично вижу: ты не зануда, а славный парень. Я рад, если мы действительно сможем стать друзьями.

Та улыбка добрая и более уверенная улыбка, которую он дарит мне за эти слова, застревает глубоко в сердце, даря ощущение теплоты и покоя, словно от уютного милого дома, чего у меня никогда не было. Как бы всё ни складывалось, я однозначно хочу, чтобы мы смогли стать лучшими друзьями.

Именно поэтому я всё чаще прихожу к нему, не без радости замечая: Дерек действительно рад меня видеть, относится ко мне, как к другу, подпускает всё ближе и ближе, запуская в самое сердце. Не передать словами, как я рад этому.

Я стараюсь быть для Дерека опорой и защитой, "рыцарем", что всегда прикроет его и защитит: даю хулиганам сдачи за издевательства над этим хрупким светлым мальчишкой, успокаиваю и поддерживаю, когда ему плохо. Не могу представить, как вообще можно делать гадости этому ангелу с очаровательными по-девчачьи длинными волосами цвета пшеничного хлеба, глазами, напоминающими два изумруда, и кожей, выглядящей словно фарфор. Как человек вообще может быть настолько похож на изящную фарфоровую куклу из прошлого?

Время идёт, наступает время переходного возраста. Гормоны бурлят, кровь кипит, а чувства накрывают с головой. Наша дружба только крепчает в это время, мы становимся, словно два соулмейта, родственные души, самых близких на свете человека.

Когда он лежит головой на моих коленях, пока я сам сижу на кровати в своей комнате, Дерек мимоходом замечает, будто бы и не слишком заинтересованный темой разговора:

— Томас, а ты уже думал над тем, на кого пойдёшь поступать после школы?

На сердце теплеет от этого вопроса: я понимаю, что мы оба обдумывали этот вопрос. У нас порой даже мысли совпадают.

— Да, я думал об этом, — честно признаюсь, слегка потрепав его по волосам, отчего лучший друг легонько морщится: он не слишком любит, когда так делают, но если это я, Дерек обычно не возражает. — Как и ты, видимо. Так что давай вместе скажем друг другу, на кого хотим пойти: это будет честно.

Он кивает мне в ответ, приготовившись произнести свой ответ. И спустя всего миг мы оба вместе произносим:

— Хирург.

— Пожарный.

Дерек смотрит на меня недоверчиво, с некоторым сомнением, отчего я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Могу его понять, я тоже не ожидал, что он решит взяться за такую благородную профессию: взаимоотношения Дерека с окружающими людьми складываются довольно сложно, мой лучший друг пусть и выглядит, словно ангел, но язвит и ехидничает так, будто сам дьявол обучал его этому искусству, иногда кажется, что об остроту его языка можно порезаться. Он и спасение людей — вещи практически несовместимые. Как, если говорить честно, и я с хирургией: у меня и самого взаимоотношения с людьми не самые лучшие. Но это не моя вина. Просто вокруг меня слишком много ленивых ни на что не способных идиотов.

Во всяком случае, если Дерек хочет стать пожарным, несмотря на ситуацию, я только поддержу его в этом. В конце концов, он мой лучший друг, и я хочу для него только всего самого лучшего, настоящего светлого счастья.

Так что я только поддерживаю его в учёбе занимаясь вместе с ним, мы помогаем друг другу с уроками, которые один из нас не так хорошо понимает, за чем и проходят наши годы до учёбы. Кроме того я готовлю ему сюрприз, отправляясь в свободное время на подработку и зарабатывая деньги. Хочу отвести его на скалодром, когда мы закончим учёбу, уверен, что ему понравится, оно того стоит.

Когда я в очередной раз прихожу таскать ящики с продуктами в магазин, начальник смотрит на меня с лёгкой насмешкой:

— Хочешь девчонку отвести в хорошее место? Ну оно и правильно, главное впечатлить её, пока есть шанс, а после она, восторженная, уже на всё для тебя готова.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не ударить его или не бросить чем-то тяжёлым. На душе мерзко, не могу перестать чувствовать себя так, словно кто-то пришёл в мой дом и заплевал там весь пол. Дерек — не девчонка. Он самый важный для меня человек, тот, кто значит для меня весь мир, чью улыбку я так хочу видеть как можно чаще. И мне не нужно от него ничего, если этот ангел может быть счастлив, если человек, считающий меня своим лучшим другом, не испытывает тоску и не горюет. Для меня Дерек больше, чем какие-то отношения или влюблённость. Он моё всё и даже больше.

Я и не замечаю, как наступает выпускной, и после действительно потрясающего посещения скалодрома, на который мы сбежали с выпускного, я и мой лучший друг вместе неторопливо направляемся по домам. Хотя, честно говоря, мне бы хотелось побыть с ним подольше, насладиться приятным общением, обществом друг друга и рассуждениями о том, как мы станем работать на местах, на которых нам бы хотелось.

Подготовка к поступлению в университет и оно само проходит довольно заморочно и утомительно, но мы с Дереком не разлучаемся, продолжая проводить время вместе, как и прежде помогая друг другу. Уже после идёт учёба в университете,с трудом, но выходит приспособиться, наконец отделавшись с обустройством на новом учебном месте. Забавно наблюдать порой, как мой лучший друг бродит по комнате, бубня под нос заучивыемые им конспекты по безопасности жизнедеятельности, или самому порой просить его разрешить потренироваться на нём в наложении различных повязок, глядя потом со смехом на перемотанного с ног до головы Дерека. А однажды мне требуется потренироваться в измерении пульса и частоты дыхательных движений, о чём я и прошу его:

— Дерек, мне нужна твоя помощь. Можно у тебя пульс померять?

— Давай, домашний доктор, применяй на мне свои исследовательские методы, — усмехнувшись, отзывается он, протягивая мне руку, и я тут же хватаюсь за возможность, обхватывая его запястье своими пальцами и стараясь прощупать пульс.

Получается у меня это довольно быстро, в ушах шумит от чуть ускорившегося вдруг сердцебиения, что слегка отдаёт стуком в ушах. Мне кажется в тот момент, словно моё собственное сердце бьётся синхронно, потому что настолько близки наши души друг к другу, до такой степени хорошо понимаем мы с Дерека друг друга. Лучшие друзья с самого детства. Самая драгоценная и крепкая связь, которая когда-нибудь вообще может быть у нас.

Я настолько заворожён моментом, что даже забываю о необходимости проверить частоту дыхательных движений, просто стоя и слушая его пульс, словно самую прекрасную мелодию на всём белом свете, наслаждаясь правильностью звучащего ритма и важным знаком того, что мой друг жив и полностью здоров.

С того дня я ещё чаще обращаюсь к Дереку с просьбами помочь в отработке каких-то лечебных мероприятий и медицинских действий: отрабатываю с ним передвижение парализованного пациента, тренируюсь на нём измерять давление или беседовать с пациентом, отрабатываю положения пациента в постели, включая самые разные позы и положения: от Симона до Фаулера... Он никогда не возражает и не требует ничего взамен, с чем мы и доходим до самого конца нашего обучения.

Я делаю всё возможное, чтобы поскорее устроиться на работу, и у меня действительно выходит стать хирургом в одной довольно хорошей больнице с достаточным обеспечением нужными препаратами и веществами, новым ремонтом в большинстве кабинетов и опытными доброжелательными работниками. Не место для работы, а настоящая мечта, особенно для такого "зелёного" и неопытного медика, как я. По крайней мере, так кажется до одного момента.

Сидя в палате молодого парня и проверяя его жизненные показатели перед предстоящей через пару дней операцией, я рассеянно слушаю, как тот без устали тараторит, ясно стараясь отвлечься и отогнать мысли о вероятности неудачного исхода:

— А вы бы видели мою жену, доктор! Та ещё красавица: глаза горящие, ресницы кукольные, а пальцы тонкие, словно у пианистки! Она и худенькая была прекрасна, словно королева, а уж теперь, когда располнела, пока ждёт нашего ребёнка, и вовсе расцвела. Напевает постоянно, суетится, болтает с улыбкой без умолку о том, как лучше обустроить до конца детскую, какие лучше костюмчики выбрать для крохи... Кстати, у нас дочь! Представляете? Вот и я с трудом могу поверить: вроде бы ещё совсем недавно вместе в университет поступали — а уже ждём нашего ребёнка. Вот вылечусь здесь и вернусь домой, буду ждать с Луизой нашего ребёнка. Правда ведь, доктор?

— Правда, — киваю я в ответ, прежде чем попытаться его хоть немного успокоить, уверенный, что всё будет хорошо:

— Не суетитесь так, иначе хуже станет. Ждите операции, я обязательно сделаю всё возможное, чтобы помочь вам. В конце концов, всё не так уж и плохо.

Я выхожу из его палаты, собираясь отправиться к начальству и уточнить насчёт печени для парня: его уже почти износилась, он не проживёт слишком долго с той, что есть, как бы хорошо ни обстояли его дела в остальном. Всё обязательно должно пройти хорошо. И именно поэтому моё сердце проваливается в пятки, когда я слышу от другого врача, что мне велели передать, будто печень, предназначенная для этого пациента, передана для другой операции. На душе становится особенно гадко, когда я узнаю, что ему даже не требуется срочная пересадка, он может спокойно прожить до того времени, как достанут другую подходящую донорскую печень. Просто его деньги при излишней осторожности сыграли свою роль.

Разумеется, я считаю это неслыханным произволом, а потому спешу со всех ног в кабинет главврача, дабы разобраться с этой ситуацией, торопливо рассказываю ему всё, как есть... Стоило ожидать, что этот человек посоветует мне не совать свой нос в чужие дела и продолжать работать, раз уж я получаю свою врачебную зарплату. Нужно искать другой способ победить коррупцию в этой больнице.

Попытки привлечь СМИ, полицию, общественные движения не имеют никакого эффекта, я проваливаюсь снова и снова, всё больше теряя надежду на счастливый исход, на возможность спасти как можно больше пациентов, пока они не стали жертвами коррумпированной системы.

Всё становится намного хуже, когда пациент, несмотря на все мои попытки сделать хоть что-то, достать новый орган или замедлить течение болезни, умирает в своей постели. Когда приходится сообщить об этом его беременной жене, у меня разрывается сердце: она такая нежная, хрупкая, словно первый подснежник, вынуждена идти против сложностей этого мира одна с маленьким ребёнком на руках. Больно смотреть, как она сразу будто тускнеет, бледнеет, рухнув на колени на пол, и начинает трястись от неконтролируемых рыданий, понимая, что её дочь никогда не увидит своего отца, а она сама уже не сможет крепко обнять самого дорогого человека в её жизни. И я ничего не смог сделать, дав пациенту ложную надежду на спасение. Эта женщина точно не заслуживает столкнуться с подобным. Никто не заслуживает.

С каждым разом становится всё труднее и труднее скрывать от Дерека, насколько мне тяжело, однако я стараюсь, как могу: не хочу его обременять. Едва не попавшись в подавленном состоянии, я стараюсь держать на лице улыбку и спрашиваю его как можно мягче:

— У тебя всё хорошо? В последнее время ты часто вот так наблюдаешь за мной.

— Просто беспокоюсь, — признаётся Дерек, присаживаясь на край моей кровати и продолжая смотреть на меня с лёгкой тревогой. — Это мне стоит спрашивать, всё ли у тебя хорошо. Сложности на работе?

— Немного сложно привыкнуть к новой работе, — ловко выкручиваюсь я, соврав, отчего на душе тут же становится паршиво. Не люблю врать Дереку, у нас с ним никогда не было друг от друга никаких секретов (если не считать сюрпризы друг для друга, конечно). — Наверное, я просто немного не ожидал, что операции — это до такой степени серьёзно. Ну, то есть, знаешь, приходится резать человеческое тело, быстро думать, что использовать, какие препараты допустимы в том или ином случае, а какие нет. Это довольно утомительно, поэтому я ещё не успел полностью привыкнуть. Уверен, ты на работе пожарника тоже будешь возвращаться усталый и не сумевший до конца адаптироваться. И даже в таких случаях я буду рядом, чтобы поддержать тебя.

Дерек наклоняется немного ближе и кладёт ободряюще свою тёплую сухую ладонь мне на плечо, как бы стараясь сказать: "Я сделаю для тебя то же самое, у тебя обязательно всё будет в порядке, все тяготы и суета обязательно пройдут мимо". И я хочу в это верить, но знаю: если проблема с коррупцией не решится, я уже не смогу жить, как раньше. Потому что чего стоит человек с разбитыми на множество осколков идеалами?

Ситуация не меняется, я продолжаю борьбу, совершенно не представляя, что делать дальше, а в один далеко не самый прекрасный день Дерек застаёт меня в тот момент, когда я не могу скрыть то, что беспокоит мою душу и заставляет сердце болеть. Беспокойно глядя на меня, он забегает на балкон и торопливо интересуется, не отводя от меня своих зелёных глаз, напоминающих свежую летнюю траву:

— Томас, что-то произошло? Ты выглядишь весьма подавленным. Давай поговорим.

Я не могу не улыбнуться, тронутый его заботой, беспокойством за меня, однако чувствую, что сказать Дереку правду выше моих сил. У него хватает забот с устройством на работу, не хватало ещё за меня переживать. Он будет счастливее, если я смогу держать язык за зубами, а потому я отвечаю, стараясь сохранить как можно более беззаботный вид:

— Ничего страшного, Дерек, правда! Всего лишь небольшие сложности на работе. Я не ожидал, что столкнусь с этим, вот и разочарован немного. Мне нужно подумать, как с таким бороться, и тогда всё будет хорошо.

— Что случилось? — он настойчиво повторяет свой вопрос, и мне с сожалением приходится понять: откровенного разговора не избежать, по одной интонации лучшего друга понятно, что он не оставит меня в покое, пока не узнает, как на самом деле обстоят дела и что меня тревожит. Что ж, Дерек имеет право знать правду, а потому я, не в силах сдержаться, вздыхаю и признаюсь честно впервые за несколько месяцев:

— Коррупция. В больнице, где я работаю, как правило, в первую очередь лечат тех, кто готов заплатить за это. Им достаются лучшие органы и лекарства, даже если те уже были изначально назначены кому-то другому, вне зависимости от степени тяжести болезни и важности подобных вещей для других. Думал, что смогу сделать с этим хоть что-то, что найдётся способ открыть другим глаза на происходящее и прекратить это. Вот только я явно переоценил свои силы. У меня ничего не получается, как бы сильно я ни старался.

Он ничего не отвечает на мою пламенную речь, а только привычным жестом кладёт руку мне на плечо, слегка сжимая то и явно пытаясь передать этим, что, как бы всё ни сложилось в итоге, он всё равно будет рядом со мной, останется моим лучшим другом до самого конца. Он не хочет, чтобы я сломался под гнётом обстоятельств, и в этот мы похожи: я бы тоже попросту не вынес видеть Дерека расколотым на части обстоятельствами вокруг, его непростой жизнью. Вот только я уже начал трескаться, а потому не уверен, что не сорвусь в ближайшее возможное время. Нужно держаться изо всех сил, чтобы не подводить важного для меня человека. Того, с кем мы стали друг для друга семьёй.

Вот только сказать это намного проще, чем сделать. Я стараюсь цепляться за мысли о том, что нужен Дереку, что у меня полно причин, чтобы продолжать жить, и слишком мало, чтобы умереть, что из моей борьбы рано или поздно может что-то выйти, но это не работает. Я слишком устал, а потому не могу отбросить желание закончить всё, как бы ни пытался. Отчего-то мне кажется слишком тяжёлой жизнь в мире, где правит несправедливость, где власть у тех, кто обладает большими деньгами или связями. Я хотел спасать людей, а не потакать эгоистичным желаниям толстосумам. Надеюсь, Дерек сможет понять и простить, если я вдруг сорвусь. Он ведь знает, насколько дороги для меня заложенные в моём сердце с детства моральные ценности.

И в один день я действительно срываюсь. Достаю спрятанную отцом в гараже верёвку, отправляюсь в комнату, где устанавливаю стул. Никаких прощальных звонков и записок, никаких объяснений, раз я хочу уйти так, чтобы никто не успел меня спасти. Тем более Дереку мои объяснения не нужны. Он и сам всё поймёт.

Моя единственная причина сожалеть о том, что я оставляю этот мир, моё самое драгоценное сокровище на свете. Мой друг детства. Ни о чём в жизни я никогда так не жалел, как сейчас о том, что оставляю тебя. Если бы у меня хватало сил остановиться, я бы никогда не поступил так с тобой, не заставил страдать. Ты тот, ради кого я прожил все эти годы, и тот, от кого я не хочу увидеть в будущем, как он сломается под гнётом коррумпированной системы, окружающей нас. Ты сильнее меня, Дерек, и если я сломаюсь первым, ты только станешь сильнее из своего упрямства доказать, что сможешь прожить и без меня. Хотя кого я обманываю: сейчас я просто ищу оправдание своему эгоистичному желанию всё закончить, мысли, что лучше я первым сдамся, чем ты. Мне уже тошно продолжать бороться или вести себя так, словно ничего не происходит, будто я занимаюсь тем, чем хочу. Я дольше не выдержу.

Петля на шее, ноги на стуле — и я готов сделать шаг вперёд, чтобы всё наконец закончилось. Уже не страшно, да и поздно отступать: к лучшему ничего не изменится. Я перестаю видеть краски в этом мире, и его единственным пятном сейчас кажется человек, являющийся моим лучшим другом. Но даже ради него мне не хватит сил остановить себя.

Прости, Дерек. Прощай, моя родственная душа.