Янтарные лучи расползаются по комнате, заполняют каждый угол, уподобляясь сладкому липовому меду. Соблазн вернуться в развороченную постель, представляющую из себя старый скрипучий матрас со сбитым в общую кучу бельем, возрастает с каждой секундой. Гена сопротивляется изо всех сил и старательно пытается себя реанимировать крепким кофе. Он с громким хлюпаньем отпивает из дымящейся кружки и прислоняется к выбеленному подоконнику. От ужасающей горечи лицо парня едва ли не перекашивает. Гена неразборчиво мычит, замечая, что от гадостного напитка не только вяжет на языке, но и распахивает глаза. 

Хоть какой-то позитив. 

От кофе не отказывается, продолжает давиться им и выглядывает в окно. С высоты четвертого этажа открывается потрясающий вид на раздолбанную детскую площадку, находящуюся на грани аварийного состояния, и соседнюю хрущевку. Это все еще лучше тех мест, где ему приходилось ошиваться до возвращения в Приморск. Злачные места вспыхивают яркими болезненными воспоминаниями, пропитанными страхом и отчаянием. Они преследуют его уродливыми монстрами, пытаются ухватиться за него цепкими когтями и утянуть на дно. Из-за того происшествия на гусиной ферме он не мог спать первые дни. Просто лежал, забившись в угол первого попавшегося пристанища, и таращился в темноту. Каждый день он ждал: ощущения приставленного к затылку ледяного дула пистолета, звука полицейских мигалок и сирен. Но ничего этого не было. У него вообще ничего не было, кроме чувства невероятного одиночества. Гена прикрывает глаза и бормочет всякий успокаивающий бред. Это всегда работает, как колыбельная, которую ему пела мама, стоило отцу немного разбушеваться. Мысли о родителях ранят до сих пор, проходятся серпом по сердцу, оставляя за собой кровоточащие раны. Он только сильнее зажмуривается, прогоняя дурные мысли из головы. Наконец, он шумно выдыхает, успокоившись, и снова устремляет свой взгляд в окно. 

Родной город обманчиво приветливый, встретивший его, как долгожданного гостя, отзывается теплотой в груди. Даже после всего пережитого в нем дерьма Гена любит это место. Он не склонен к глубоким философским размышлениям, - не воровать же хлеб Мела, в конце то концов, - но даже он не может не отметить этой поразительной детали. Дома все-таки очень хорошо. Особенно, когда этот самый дом едва уловимо меняется в лучшую сторону. По двору, где в повидавшей жизнь хрущевке Гендос снимает обшарпанную однушку, этого не скажешь, конечно. Но неописуемый запах перемен так и висит в воздухе. Тянется изо всех уголков, как эта утренняя свежесть, просачивающаяся через форточку, с криво-накриво наклеенной москитной сеткой. 

А может он просто путает его с запахом свежескошенной травы.

На плите погибает сгоревшая почти до угольков яичница, напоследок в предсмертном писке стрельнув маслом. Гена вскидывается с громким "Да твою ж!" и бросается к сковороде. Он грустно смотрит на свой неслучившийся завтрак и отчаянно пытается отскрести месиво от чугунной поверхности. Устав бороться с тем, что некогда было яичницей, Гена бросает посуду в раковину под раздраженное дребезжание подвесного шкафчика. Еще немного, и все в этой захолустной квартирке развалится. "Как и я," - думает Гена, шлепая в комнату, чтобы переодеться. 

Сегодня у него много дел. 

Гендос выскальзывает на улицу, плотнее запахивая плюшевую куртку. От весенней прохлады по хребту бегут неприятные мурашки. Он ежится, проходя на подъездную дорожку, и торопливым шагом движется в сторону остановки. Теперь общественный транспорт - единственное доступное ему средство передвижения, кроме его двоих, конечно же. Честно? Он очень скучает по своей старой раздолбанной машине, но надеяться на то, что она сохранилась глупо. Давно уже растащили на металлолом или угнали - Гена не знает конкретно, что случилось с его малышкой. Оттого приходится толкаться в тесной маршрутке  наполненной стариками (и куда они только чешут в такую рань?). И так каждый день. Испытания на прочность в переполненном автобусе, позорные попытки уговорить хоть кого-то принять его на работу и одинокие скитания по Приморску, в надежде, что вот сейчас спасительная возможность замаячит на горизонте. Только ее все нет и нет. 

Сегодня он совершает очередной круг по городу в поисках работы. Заходит в забегаловки, в магазины, скроллит ленту поисковика - последнее ему кажется бессмысленным. Здесь если и появляется вакансия, ее выгрызают зубами за одно мгновение, подобно оголодавшим хищникам, безжалостно рвущим жертву на части. Но он все равно не сдается и продолжает бродить по городу. Заглядывает в библиотеку - и это высшая степень отчаяния, - где ему тоже ничего вразумительного не говорят. Молчаливый сотрудник в очках перебирает бумажки и как-то чрезмерно натужно улыбается, объясняя ему, что штат и так переполнен. Его слова подтверждает девушка с выбеленными волосами, держащая себя менее нервно. Она умудряется максимально мягко “отшить” Гендоса, да так, что тот не чувствует себя опустошенным после разговора. 

После еще нескольких отказов он тащится к ДК в слепой надежде, что тут-то его примут. Вот только строгий, заплывший начальник, даже в такой холод исходящий потом, Гену и слушать не желает. Машет рукой, мол "Ты, Генка, ненадежным парнем оказался". С другой стороны, спасибо ему, что за шиворот не выволок на улицу. Хотя может они там переживали: пропал с радаров, никому ничего не сказав. Прямо, как бармен. Мысли перескакивают на безрадостную тему: бросают его в воспоминания о рыбацкой бухте, дуэлях, кровавых разводах на песке и заставляют желудок сжаться в болезненном спазме. Гена торопливо покидает пыльное помещение, толкая дряхлые деревянные двери, и жадно глотает свежий морской воздух - с побережья тянет легким бризом. Парню хочется закурить, он хлопает себя по карманам, но не находит пачки. Раздраженно языком цокает, понимая, что оставил злосчастные сигареты дома. "Да что ж за день то такой, а," - думает Гена, торопливо спускаясь со ступенек Дома Культуры. Он невольно оборачивается, засматривается на обветшалый фасад - вот уж что точно не меняется в этом городе. Гена невесело хмыкает, думая о том, как много бюджетных денег Воронов себе по карманам распихал. Не то чтобы его это задевало - ему вообще плевать на воровство. 

Просто завидно немного. 

Он уже собирается отправиться на поиски других возможных вакансий, как замечает знакомый сутулый силуэт. Сначала думает, что обознался, а потом признает клавишника из их группы. На самом деле такого сложно не узнать: с его смешной подпрыгивающей походкой, растерянным видом и чрезмерно большой, мешковатой одеждой. Гену отчего-то это внезапное столкновение наполняет весельем до самых кончиков ушей. А еще в его голове возникает глупая, самонадеянная мысль. Он улыбается во все тридцать два, сверкая щербинкой меж зубов, и свистит. Говорят из-за свиста денег не будет. Но Гендос не суеверный. К тому же у него и так их нет. 

- Карпуха! - зовет он вскинувшегося парнишку, - Карпушин, ты че? Не узнал меня, Никитос?

- Гена… - даже спустя год Никита звучит все так же дрожаще-забито и постоянно вскидывает брови, - Ты чего тут… Мы думали ты умер. Ну, то есть…

- Сплюнь, Никитуха, - Гена вальяжно закидывает руку на плечо подошедшего и к себе прижимает, - Мне еще жить и жить. Вот увидишь, я и тебя переживу.

Никита барахтается в его недо-объятиях, чуть ли не пыхтит, пытаясь высвободиться из чужого захвата. Прямо таки самый настоящий уж на сковородке. 

- Да-да, - парень открыто Гену отталкивает, рождая у последнего мириаду вопросов. 

- Никитос, ты че? 

- Да ниче! - бухтит в ответ, отряхиваясь, словно его кинули в кучу навоза, - Ты ж сваливал куда-то? Вот и вали, блин, обратно! 

- Я с тобой вообще-то по-хорошему разговаривал, - Гена в ответ начинает закипать, - Думал, вот друга встретил, обсудим все, как в старые добрые, группу заново сколотим…

Внутри клокочет злоба за такое неоправданное пренебрежение: он ему ничего плохого не делал, нахер не посылал, не бил и не издевался. А Никита тем временем фыркает и складывает руки на груди. В этот момент Гене кажется, что он обознался и перед ним стоит вовсе не их тихий, заикающийся “Карпуха”. 

- Да, конечно, по-хорошему, - цедит Никита и расплывается в гаденькой ухмылке, - Без тебя уже все "сколотили", понял? 

- В смысле?

- А вот так! Пока ты прохлаждался, мы тут вкалывали, как не в себя, - Никита трет манжеты толстовки, словно там остались килотонны грязи, - Парни ночами не спали, пытались понять, нафига ты сорвался. Надеялись, что ты не как Глеб свалил с концами. А потом ты появляешься на все готовенькое и собираешься че-то там восстанавливать. Нужен ты нам больно после такого. 

Гена молча слушает его тираду и чувствует, как внутри перекрывается доступ к кислороду. Он совершенно об этом не думал. Не думал о парнях, не думал о группе - он тогда свою жизнь спасти пытался. И не важно, что во все это он встрял по собственной вине. Гене нечего противопоставить Никите - не может же он заявить, что завалил двух бандосов, потому и сбежал. О таком никому не говорят, и уж тем более не таким “приятелям”, как Карпушин. 

- Так что знаешь, что, Ген? - Никита входит в раж, приближается, останавливается чуть ли не нос к носу, - Иди нахер.

- Ты вот сейчас, Никитка, отойди лучше, - каждое новое слово наполнено арктическим холодом и дается Гене с невероятным трудом, - Иначе мы уже не как друзья говорить будем. 

Смотрит убийственным взглядом на парнишку и тут же шугает его, делая ложный выпад. Никита отшатывается, глаза у него округляются от ужаса, и парень мгновенно взбегает по ступенькам, скрываясь в здании ДК. Гена смотрит ему вслед с неприятным чувством в груди и торопится поскорее уйти: не хочется столкнуться еще с кем-то из группы. Так гадко на душе становится, что он тянется к единственным родственным душам, оставшимся у него в этом городе. Он знает, что они-то его точно не бросят. Так же, как знает, где их искать.

Новая база оказывается, если не лучше прежней, то достойной заменой. Честно, Гена не ожидал, что Хэнк вот так возьмет и спалит ее к чертям собачьим. Хотя, он много чего не ожидал: не думал, что Мел в реанимацию попадет, не думал, что Кудинова таки закроют, не думал, что все это так завертится. Хотя стоило бы подумать, прежде чем рассказывать парням о дуэльных пистолетах. Жаль, что он понял это только после того, как все полетело в самую пучину бездны. 

Гена взбегает по разбитым ступенькам заброшенного дома, проскальзывает внутрь, тут же слыша привычное гудение генератора и громкий переклич чужих голосов. Не сдерживает улыбки и поспешно проходит в общую комнату, обрастающую с каждым днем все большим количеством вещей. Их база никогда не выглядела так. Никто не подвешивал цветные бутылки, играющие на свету яркими всполохами, не приносил лоскутные пледы на потертые диваны, не приколачивал полки для банок с красками и ящиков с инструментами. Не то чтобы это было необходимо, но после пережитых тягот Гена начал ценить подобные элементы, создающие неповторимый, около-дикий уют. Дикий, потому что собран из ненужных, но любимых вещей. Чего стоит старый бильярдный стол, привезенный Мелом. Естественно, этот не их друг так разбогател, что смог позволить себе разбрасываться такими вещами. Этот стол был вытащен из дома Бабичей за ненадобностью под чутким руководством Анжелки. "Все равно просто так пылится," - заявила девушка, деловито сложив руки на груди. А потом и сама стала появляться на базе (одна или вместе с Лешей - Гена, конечно, удивился присутствию "их сердечника", но ничего не сказал). Сначала пацаны пытались спорить, но выходило крайне плохо. Все их возражения были разбиты коротким: "Вы всегда вдвоем, всегда вместе. Я тоже хочу, чтобы они могли быть здесь". С Мелом никто дальше спорить не стал, к тому же, если Анжела с Лешей и заглядывали, то вели себя тихо и держались в основном рядом с Мелениным. Гена заметил, что за время его отсутствия они все умудрились еще крепче переплестись и создать новую связь. Как бы банально это не звучало, он упустил нечто важное. 

Впрочем, как обычно. 

Стоит Гене оказаться внутри, как возрождается старое, родное чувство, теплящееся в груди неожиданной нежностью. Гендос невольно вспоминает все их встречи в заброшенном парке развлечений, все идиотские приключения, все конфликты и примирения. Он видит, как Киса в привычной позе, развалившись на диване, спорит о чем-то с Хэнком. Последний говорит, не отрываясь от рабочего процесса, и мягко улыбается на все колкие слова парня. Мел меряет шагами небольшую сцену, собранную из ящиков, и смотрит в свой блокнот - верный друг, кажется, сопровождает юношу теперь всегда и везде. Гена никогда не спрашивает, что он записывает в нем.

- Хэнкалина, то что ты задротом стал - не повод выносит мозг другим, - Киса вытягивает свои длиннющие ноги и съезжает вниз по сидению. 

Раздается тихий смех, издаваемый оторвавшимся от чтения Мелом. Киса на него бросает острый взгляд, заставляя тем самым друга моментально замолкнуть. 

- Тебя это тоже касается, кстати. 

- Кто-то просто пытается прорваться, Кисуля, - весело сообщает о своем прибытии Гендос, врываясь наконец-таки в разговор. 

- А тебя, Гендосина, и не спрашивали, - тон Кисы становится более мягким и гораздо менее агрессивным, он даже улыбается при виде Зуева. 

После его возвращения они все так на него смотрят: как будто он вот-вот исчезнет. Будто он скоро сбежит, и они пытаются как можно сильнее напитаться его обществом. 

- Как с работой, Ген? - первым интересуется Хэнк, разворачиваясь и откладывая инструменты в сторону. 

Гена после этого вопроса сникает. Думает сначала соврать, брякнуть что-нибудь и торопливо перевести тему. Но как-то не хочется. Он возится на диване и скидывает свою куртку - как будто здесь может стать жарко. Парни переглядываются между собой, а Хэнк делает обеспокоенный шаг вперед. Еще немного и кинется ловить, обнимать, держать, как всегда, выступающий каменной опорой для всех окружающих. 

- Да голяк полный вообще, - выдыхает Гена, скрещивая руки на груди и разглядывая собственные ярко-рыжие штаны. 

Киса мягко толкает его плечом и игриво выдает:

- К прошлому вернуться не хочешь?

- Не, не, не, с меня хватит. 

Он и правда не готов вернуться в торговлю наркотиками - это стоило ему слишком многого, да и он не совсем уж идиот. Гена умеет учиться на ошибках, да и тянуть за собой обратного Кислова он не хочет. Парень еле выбрался из этой травящей паутины, еле приспособился к новой жизни, и переламывать это все было бы ошибкой. 

- А то мне бабки лишними не будут.

Он ойкайет, когда в него летит скрученный в войлок ворох ткани. Киса отфыркивается и глядит бешеными глазами на Хэнка - такого только успевай ловить. Сам Хэнк стоит, крепко сжав кулаки, и ноздри раздувает. В его глаза страшно заглядывать, если честно - в них отражается такая жуткая ярость, что Гена ненароком сильнее вжимается в мягкие истрепанные подушки. 

- Ты… - начинает было Киса, но тоже этот взгляд замечает, оттого и умолкает. 

- Ген, да не расстраивайся ты, - бодро, с едва различимой хрипотцой в голосе, нарушает неловкую паузу Мел, - Мы поможем тебе. Мы тебя не бросим. 

Он усаживается на подлокотник дивана и едва ощутимо хлопает Гену по руке. Поразительный мальчуган - пережил прямое попадание пули, едва ли живым вывернулся из всех передряг, оставивших ему в память о себе грубый шрам на шее и почти незаметные переломы в голосе. Про таких говорят родились в рубашке. Тогда Мел родился, пожалуй, в десятке рубашек.

- Чем? - в голосе Гены сквозит неприкрытое отчаяние. 

Тяжело выносить собственную ненужность и никчемность. От такого разве что в петлю хочется залезть. Он ведь и правда старается, но все как-то не клеится. Не клеится с работой, с личной жизнью, да и в целом все его существование можно охарактеризовать как: не клеится как-то.

- Ну давай… - Мел глазами бегает по пространству, отчаянно думая, - Вот что! Сходи к Алле Вениаминовне.

- Это которая "Кораллом" управляет? - в недоумении хмурит брови Киса.

У них всех не самые лучшие ассоциации с Кораллом. 

- Ну да. 

- И так она прям возьмет Гендоса. 

- Ей вроде сотрудники нужны, - пожимает плечами Мел, как будто бы это само собой разумеющееся, - Да и через Илью всегда можно попросить. 

- Я даже спрашивать не буду откуда ты все это знаешь, - бурчит Киса, удерживая себя от дурацких шуток. 

Мел закатывает глаза, поднимаясь с места. Он до этого был чрезмерно возвышенным со своей чистой детской влюбленностью, а теперь, когда вплелся в отношения, тем более. Да и иммунитет к подобным намекам и шуткам выработал: когда твои друзья знают о твоем парне и девушке тебе никак не укрыться от идиотских подколок. 

- Так что Ген?

- Да не надо… Сам халтуру какую-нибудь найду. 

- Дело твое, - Мел пожимает плечами и вспрыгивает обратно на свой импровизированный пьедестал, доставая из кармана пальто записную книжку. 

Гена задумчиво вертит между пальцами кончик завязки на худи и пытается придумать хоть какое-то решение собственной проблемы. Но в голове пусто, и ничего даже относительно вменяемого он выдать не в состоянии. 

Вечер наступает слишком быстро. Слишком быстро начинают трезвонить телефоны. Точнее только один мобильник рвется от звонков - Мела. Он отвечает и прикладывает ладонь к лицу, пальцами сжимая висок. Конечно, его уже давно потеряли родители. Не удивительно, что после всего произошедшего они так старательно опекают сына. Да и Киса с Хэнком в неразрушимом тандеме собрались заняться своими планами, охарактеризованными как "А это не твое дело, Гендосина". И Гена даже не отпускает никаких шуток про голубков, хотя может стоило бы - слишком они нежничают с ним в последнее время, а это встряхнуло бы того же Кису. Но он молча улыбается и многозначительно смотрит на собирающихся мальчишек.

Дом встречает его темнотой и духотой, приправленными не выветрившимся запахом горелого. Гена устало приваливается к стенке, выбираясь из прохудившихся кроссовок. Шлепает ногами по облезлому линолеуму и грустно заглядывает в полупустой холодильник - еды магическим образом там не появляется. Так же как и грязная посуда сама собой не исчезает из раковины, никуда не девается стопка нестиранной одежды, а мятые старые простыни на матрасе не расправляются. Он останавливается на кухне, открывает окно, в мгновение  заскрежетавшее звуками ада, и вытягивает сигарету из забытой пачки. Закуривает и смотрит на пустынный двор, наблюдая за тем, как поскрипывает одинокая качель. И почему-то это становится последней каплей, вгоняющей Гену в тоску и уныние настолько, что он сдается. Сдается и тянется к телефону, набирая знакомый номер. После продолжительных гудков он слышит тихий голос Мела с его заспанным "Чего, Генк?". Гена подвисает на секунду, смотря на выставленный забор коммунальных служб, и задумчиво выдыхает дым. 

- Так че ты там предлагал?