Вьюжит. Мокрые хлопья летящего снега успевают осесть на пальто и запутаться в волосах. От машины до двери всего три метра пройти, а промокнуть и замёрзнуть всё равно успевает. Время перевалило чуть за середину колючего января. После холодной осени наступила не менее холодная зима, и она уже четвёртая за годы во Франции, а Код всё продолжает удивляться сказочности красот: разворачивающийся в воздухе вальс пушистых снежинок, увенчивающий парижский пейзаж белым покрывалом. Оттого и сам успевает покрыться налипнувшими ледяными хлопьями — засматривается. А ведь ещё минуту назад так спешил, проклиная вечные пробки и затруднённое движение, что принёс снегопад.

— Опаздываете, месье, — учтиво напоминают ему об этом.

Кода весь мир подождёт, и он об этом знает. Нехотя отрывает взгляд от летящего в лицо снега лишь потому, что становится совсем зябко, хоть это чудо того и стоит. Его приходу все рады, но больше поражены. Некоторые визажисты даже откладывают кисти, заглядевшись на вошедшую звезду. Ни один не посмеет отрицать, что и без макияжа, и мокрый от налетевшего снега Код Исара невозможно красивый. Он снимает пальто, проигнорировав помощь уже подбежавшей к нему ассистентки.

— Месье Код, вы приехали! — восторженно приветствует его арт-директор. Узнаёт его по голосу, которым тот пытался всячески подлизаться в телефонном разговоре. — Вы опаздывали, мы так все волновались. Сделать вам кофе, чтобы согреться?

— Не опаздывал, а задерживался, — исправляет его Перт, входя следом и на ходу скидывая элегантно повязанный шарф. — Я сам ему кофе сделаю, своей работой занимайтесь.

— Да-да, разумеется… — тот послушно отступает в сторону.

У Перта уже раз пятый за прошедшие полчаса разрывается телефон очередным звонком, и, привычно закатив глаза, ему приходится ответить, почти сразу кого-то раздражённо посылая:

— Я вам уже сказал, что нам ваше предложение неинтересно! Хватит отнимать моё время!

Он уходит вглубь гримёрки, забирая возможность подслушать, что было дальше. Код с сочувствием вздыхает, искренне жалея своего менеджера, но в глубине души радуется, что вся эта забота лежит именно на его плечах. Без Перта бы не справился с тем количеством предложений, которые летят ему в последнее время. У него своей работы хватает, пусть и чуть-чуть поспокойнее.

— Привет, Коппер, — лучезарно улыбается своему визажисту, опускаясь в кресло у зеркала.

— Привет, — в тон ему отвечает Коппер. — Про волнение из-за твоей «задержки», дядечка, кстати, не соврал.

Ему всегда приходится приезжать раньше, чтобы подготовить рабочее место, но в этот раз Коппер приехал сильно раньше. Перед ним действительно стыдно.

— Прости, пробки, — виновато оправдывается Код.

— Да я знаю, забей, — без всякого намёка на обиду или осуждение говорит он, уже приступая к работе.

— Я кожу с утра уже подготовил, — предупреждает, завидев баночку с кремом.

— Ой, чудесно, — он берётся за кисть. — Тогда давай сразу к тону.

Коппер — ещё одна неотъемлемая часть его команды. После кривого макияжа, с которым его азиатский разрез глаз вышел ещё уже, а цвет кожи стал как при желтухе, Код услугами местных визажистов пользоваться перестал, ужаснувшись ещё и тем, что их кистями до него красили ещё десять человек. Пришлось переманивать к себе из Сатурн Коппера, хорошо запомнив его работу у себя на лице на осеннем показе. А тот и не сильно ломался, услышав просьбу Кода красить только его одного и получать за это больше, чем ему платят за толпу из дюжины моделей.

— Нет! — Перт возвращается, всё не прекращая телефонный разговор. Возможно, уже новый. — Не звоните с такими смешными суммами. Научитесь давать здравую оценку. Всего хорошего!

На столик с косметичкой опускаются два бумажных стаканчика с латте, а Перт, стуча нарощенными ногтями по экрану, сбрасывает вызов.

— Ну совсем поохуевали там, — возмущается он наглостью собеседника. — Знаешь, сколько за съёмку предлагали? У меня маникюр дороже стоит! Ещё и газетёнка желтушная, а понтов столько!

Яркий дебют, блистательное подтверждение его неоспоримому успеху на неделе мод, съёмки в рекламах для известных брендов и для обложек глянца. После всего этого Код уже не согласен на меньшее. И пусть он пропустил все те пролитые слёзы и бесчисленные отказы на пути к успеху, сразу перейдя к самому лакомому кусочку, всего за несколько месяцев сделав то, к чему стремятся годами, ему не стоит предлагать что-то меньше тяжёлого люкса. Теперь только так.

— А себе чего не взял? — спрашивает у Перта, взяв второй стаканчик с кофе. Первый уже увёл Коппер.

— У них миндального молока нет, — отвечает он обижено. Обычное молоко ему не катит, обязательно должно быть альтернативное. — Потом на перерыве в Старбакс схожу.

— Отправь кого-нибудь, — подсказывает Коппер. — Тут половина без дела шатается.

На съёмочной площадке дополна юных помощников, отчаянно создающих вид какой-то деятельности, потому что к чему-то серьёзному их не подпускают, а просто без дела стоять неловко.

— Ну да, идея, — соглашается Перт. — Только…

Его перебивает внезапный грохот, заставляющий сердце Коппера на секунду остановиться, потому что он прекрасно знает, что именно упало. Повернуться ему страшно, поэтому масштаб трагедии за него оценивают Код и Перт. Пол осыпан пылью, ещё минуту назад бывшей бронзером. Сама палетка лежит рядом без надежды на восстановление, но виновник тут же прячет её за спиной, будто скроет этим следы преступления.

— Я новую куплю! — обещает Та, смотря испугано.

— Это бронзер от Том Форд, стоимостью двести шестьдесят евро, — Коппер всё же с болью осматривает свою потерю. — Прямо пойдёшь и купишь?

— Блин, — телохранитель неловко почёсывает затылок, смущаясь ещё больше от названной цены. — А чего такой дорогой? Слушай, да тут осталось ещё…

Он демонстрирует уцелевшие куски, оставшиеся по бокам палетки, и поднимает упавшие с пола.

— Вот…

— Не трогай! Там куча микробов! — в ужасе вскрикивает Коппер. Вздыхает. — Перт, позови кого-нибудь, чтоб убрали, пожалуйста.

Перт, окинув его сочувствующим взглядом, уходит. Та с каждой секундой приобретает всё более виноватый вид.

— Прости, пожалуйста, — бубнит он, смотря в пол.

— Просто ничего не трогай больше, — терпеливо просит Коппер, забирая у него палетку.

— Ладно…

Он отходит в сторону, снова становясь декорацией, однако у Коппера так сильно болит сердце по убитому бронзеру. На его умоляющий взгляд спровадить эту катастрофу куда подальше Код только пожимает плечами. Сам бы хотел отпустить куда подальше, но, вопреки всем его ожиданиям и надеждам, это оказалось невозможно.

Та отличный парень, только договориться с ним не получилось. Код даже удивился, когда тот на разрешение идти домой остался стоять статуей, ведь ему сказано сопровождать месье до самого конца, и ни на какие уговоры и угрозы он не вёлся. Сатур, конечно, с этой непоколебимости едва не визжал от радости, злорадно усмехаясь, потому что Код в этой войне проиграл. От хождения за ним по пятам всё ещё передёргивает, временами подбешивая до невозможного, но за месяцы пришлось привыкнуть и смириться. Благо Та действительно умеет делать вид, что его тут нет, однако иногда, вот как сейчас, ему становится скучно просто стоять.

У них с Коппером отношения сложились очень странные. Та в его адрес очень навязчив, а он необходимостью присутствия телохранителя недоволен даже больше Кода. Наверное, с нейтрального отношения он перешёл на пассивно-агрессивное, когда его набор кистей, как и бронзер, так же улетел на пол — Та случайно шатнул туалетный столик, и всё упало. Однако, при всём этом Коппер умудряется искренне смеяться даже с самых тупых его шуток, а ещё, хоть и пытается это скрывать, всегда за работой вслушивается в его болтовню.

— Пойду руки помою, — говорит Коппер, разглядывая пыль от бронзера на пальцах.

— Хорошо, — соглашается Код, а когда он отходит, обращается к Та: — Подай мою сумку, пожалуйста.

Кивнув, телохранитель послушно выполняет просьбу. Код ныряет внутрь и, достав кошелёк, вынимает оттуда триста евро наличными.

— Купи ему новый бронзер, на сдачу возьми букет лилий, — он не глядя протягивает Та купюры и припадает губами к кофе.

— Х-хорошо, — явно засмущавшись, мямлит Та. — А цветы зачем?

— Сделай, как я говорю, ладно? — максимально убедительно отвечает Код.

— Вы у меня из зарплаты вычтите? — пугливо спрашивает следом.

— Нет, — успокаивает. — Не ляпни главное, что ты к этому не сам пришёл.

— Да, конечно, — он мнётся, посматривая в сторону выхода. — А…

— Сейчас иди, — торопит Код. — Ничего со мной тут не случится.

— Я туда и обратно! — вдруг весь засияв, обещает Та и пулей уносится к выходу.

Не всем же так повезло, как ему. Нужно учить извиняться, тем более Коппер этого заслуживает.

Следующие пятнадцать минут проходят без единого происшествия — у всех есть подозрение, что это благодаря исчезнувшему из поля зрения ходячему разрушению. Пол подметают, Перт получает свой миндальный кофе и успевает снова с кем-то поругаться по телефону, а Коппер уже заканчивает красить второй глаз. Сегодня съёмка для ювелирного бренда. Рекламировать украшения ему ещё не доводилось, но всё ведь бывает впервые. Просто фотографируют не его одного, рядом стилисты заканчивают подготовку не менее опытных моделей, хочется на их фоне выглядеть так же превосходно. Хотя Код в себе ни капельки не сомневается. А ещё до него вдруг доходит.

— Я что, сегодня не один в опоздавших? — спрашивает он, оглянувшись вокруг.

И в эту же секунду, после воспоминаний о солнышке появляется лучик.

— Фуайз! — с явным облегчением радуется ему арт-директор, кидаясь встречать с теми же эмоциями. Заикнуться про опоздание больше не рискует. — Очень ждали вас. Как добрались?

— Париж очень много машин, — отвечает он с жутким акцентом, с трудом связывая слова. — И холод.

Да, и про пробки, и про мороз Фуайз абсолютно прав. После родного динамичного и вечно жаркого Таиланда зимняя Франция для коренного тайца кажется настоящим адом. Но он сам решил, что на родине ему слишком тесно, когда там уже не осталось ни одного бренда, для которого он бы не снялся. Последний месяц плотно загружен съёмками в Париже, и он не упустил возможности связаться через директ с земляком, который навёл здесь шуму. Неплохо разобщались, а потом судьба свела в одной студии, давая возможность наконец-то познакомиться лично.

— Я сейчас, — тихо говорит Копперу, вставая с места.

Фуайз, завидев его, сразу начинает улыбаться и идёт навстречу, игнорируя мало ясную для него болтовню мужчины.

— Привет, — здоровается с ним Код.

Он в жизни так же хорош, как и на всех своих фото. Только оказывается ростом ниже ожидаемого. На фоне своего телохранителя, который, кажется, недалёк от отметки двух метров, выглядит совсем крошечным.

Совершенно неожиданно Фуайз, встав на носочки, бегло целует Кода в щёку. На лице хитрая улыбка и оценивающий взгляд.

— Привет, — хитро произносит он, отчаянно пытаясь картавить на манер французов.

— Ты можешь говорить на тайском, если тебе тяжело даётся французский. Остальным я могу переводить, — предлагает Код, физически чувствуя, как тяжело ему выдавать связную французскую речь.

— О, правда? — Фуайз сразу переходит на родной тайский. — Ну и в задницу его, язык сломать можно.

Он оглядывается по сторонам, стягивая с себя неподъёмный пуховик, становясь ещё меньше, скидывает его в руки своего телохранителя, а тот, едва не роняет, стараясь удержать в руках ещё и какой-то странный ящик.

— Так, где мой стилист? — спрашивает, не найдя самостоятельно.

— М-м… — Код, оглядевшись сам, не находит ни одного свободного. Обращается за помощью к суетливому мужчине, тревожно наблюдающими за ними. — Фуайз спрашивает, кто его будет красить?

В одну секунду он резко становится бледнее летящего за окном снега.

— Месье разве не со своими стилистами к нам приехал? — нервно уточняет арт-директор, по лбу уже начинает течь струя пота.

— Нет, как видите, — осуждающе отвечает Код.

Господи, ну как можно так налажать? Вроде крупный бренд, а пункт про визажиста из райдера упустили. Мужчина уже и сам мысленно свернул шею тому, кто этим вопросом занимался, и себе тоже за то, что не перепроверил всё. А Фуайз с любопытством оглядывается вокруг, даже не пытаясь разобрать, о чём они там болтают. Код наслышан об особенностях его персоны. Вариант с предложением подождать, когда другие визажисты освободятся или в срочном порядке искать ему ещё одни руки исключается. Это Фуайза могут подождать, а не он кого-то.

— Пойдём, я провожу, — Код хватает его под руку.

Коппер выглядит удивлённо, когда ему в кресло сажают Фуайза. После его вопроса хочет ещё и возмутиться. На тайском хоть ни слова и не понимает, зато понимает всё по надменной мордашке.

— Надеюсь, это сертифицированный мастер?

Код вмешивается прежде, чем Коппер успевает выкинуть его за шкирку.

— Это мой личный визажист, — поясняет Код. — Не переживай, самый лучший во всём Париже.

— О, ну тогда ладно, — он довольно закидывает ногу на ногу, расслабляясь.

Коппер всё ещё в непонимании и приступать не спешит, ожидая объяснений. Код вполголоса говорит ему над ухом:

— Помоги Фуайзу, пожалуйста. Эти кретины забыли найти ему визажиста.

— А ты? — растерянно. — Я ещё не всё…

— Я сам закончу. Поможешь мне потом только с волосами.

— Хорошо, — соглашается Коппер.

Но едва он вооружается, не давая приступить, Фуайз верещит:

— Джей, дай мою Джиу!

Его телохранитель, кивнув, отворяет дверцу ящика — Код бы ни за что в жизни не подумал, что это в самом деле переноска — и достаёт оттуда крошечного котёнка, сажая Фуайзу на колени.

— О, моя малышка! — почти пищит, тиская котёнка. — Соскучилась по папочке?

Коппер, так и застыв с кистью в руках, с каждой секундой всё больше пропитывается шоком.

— Работа, — позволяет ему Фуайз, и не думая выпускать кошку из рук.

Сделав несколько глубоких вдохов, Коппер всё же приступает. Все тут со своими причудами, и есть выбор только их терпеть.

Оставляя эту вакханалию, Код ворует из его чемоданчика всю необходимую косметику. Уходит за соседний пустующий столик, раскладываясь там. Благо Коппер почти сделал всю работу, оставив лишь финальные штрихи. Сзади, утирая потный лоб платочком, подкрадывается трясущийся арт-директор.

— Месье Код, спасибо вам огромное, — дрожащим голосом благодарит он.

— Косяк за вами, — бросает Код. — Я плачу Копперу восемьдесят евро в час. Позаботьтесь о том, чтобы он не делал двойную работу за ту же цену.

— Ох, естественно. Ещё раз спасибо вам, месье.

Он пятится назад, исчезая. Брезгливым взглядом его провожает Перт, припадая бедрами к туалетному столику Кода. Всё же не сдерживает осуждающей речи:

— Какая безответственность. Я их начальству потом всё выскажу.

— О, ну разумеется, — усмехается Код, сосредоточенно подводя глаз.

Перт, понаблюдав недолго, одним глотком допивает кофе и, выбросив стакан, вооружается плойкой.

— Ты чего? — удивляется, когда тот начинает заниматься не своей работой.

— Да Коппер же не успеет ни черта, — бурчит он, уже начиная копошиться у него в волосах.

Код откидывается на спинку кресла. Не представляет, что бы без них всех делал. Вот даже без Та, сколько бы ни противился, всё равно считает его необходимым. Растолкать толпу журналистов, атакующих буквально каждый день, без него бы не вышло. Ну и кто-то же должен быть поводом для смеха, а Та своими выходками и с этим справляется.

— Та, я же говорил лилии взять, — отчитывает Код, бросая короткий взгляд на корзину подсолнухов, которую он ставит ему на стол.

Ощущает смешанные чувства, видя у него в руках пышный букет лилий и пакет из Сефоры.

— А это вам курьер привёз, — оправдывается Та. — Не переживайте, там бомбы нет, я проверил.

Он, выглядя как никогда уверенным, уносится к соседнему зеркалу. Код уже находится в другом месте, чтобы уловить остальные события. Зачарованно, словно в трансе, он вытаскивает воткнутую между ярких бутонов маленькую открытку, испытывая сильнейшее дежавю.

«Позволь в столь холодный день согреться светом твоей улыбки»

— У тебя всё от ухажёров нет отбоя, — Перт любопытно заглядывает через плечо, читая надпись.

Такой знакомый почерк, хорошо изученные жесты — достаточно, чтобы сказать, что это один конкретный ухажёр.

На самом деле, такие его поступки — единственное, что не даёт впасть в тоску. Если раньше только Сатур был по уши в работе, теперь в ней они оба. Код ужасно соскучился по своему Пи'Джеффу. Устал и соскучился. Только и ждёт вечера, чтобы вылезти из неудобных дизайнерских творений, оставить все слои макияжа на ватном диске и упасть в родные объятия. Только в такие минуты он отдыхает.

Этот день проходит в такой же суете. Не меньше пяти часов уходит на то, чтобы отфотографировать все колечки и серёжки. Исчерпывается фантазия для новых рекламных поз, горят глаза от яркого студийного света и постоянных вспышек камер, кончаются силы от беспрерывного позирования. Заветный конец наступает уже в глубокой темноте, по которой Код в нетерпении добирается до дома.

Кошки по обыкновению прибегают встречать и стоят в несколько рядов у порога, когда дверь ещё не открылась. Потирает гудящие стопы, наконец-то скинув ботинки на каблуке. Пальто не вешает, просто бросает на пуфик рядом, сразу плетясь на кухню. Подсолнухи оставляет стоять на столе, а сам лезет в шкаф за бокалом и бутылкой просекко.

Джефф уже дома, его мокрая от снега пара ботинок стоит на полочке, а коты не орут как динозавры, значит, уже кормлены. Код не обижается, что он не приходит его встречать. Знает, в какой позе его застанет, когда войдёт в кабинет. И ровно в такой и находит — Сатур с зажатым между пальцем карандашом и со съехавшими очкам дремлет в своём кресле. Пора отбивать у него привычку таскать работу домой.

Код опускает бокал с вином на стол, осторожно забирает у него карандаш и снимает очки. В постель его сам не утащит, поэтому будит влажными поцелуями по открытой шее. На первый Джефф лишь дёргается, но чем выше ползёт жар его дыхания, он всё больше выпадает из сна, и когда Код добирается до его губ, он всё-таки открывает глаза, целуя первее.

— Не слышал, как ты вернулся, — бормочет ещё сонно.

Резким движением, сжав ладонями зад, дёргает на себя, усаживая на колени. Код блаженно стонет, мечтая об этих ощущениях с самого утра, мечтая почувствовать его тепло по всему телу.

— Устал, маленький? — спрашивает Джефф, нежно водя губами по щеке.

— Очень, — и так знает ответ на вопрос. И сам ведь устал не меньше.

— Иди пока в душ, я закажу нам ужин. Что тебе взять?

— Я не голоден.

— Не ври, ты же весь день ничего не ел.

Не отвяжется же.

— Я тогда сам выберу.

— Ладно, — вяло соглашается. Даже сил спорить с ним нет. — Давай посидим ещё немного.

— Конечно, ягодка.

Приподнимается, обхватывая его щёки ладонями, будто гипнотизируя смотрит ему в глаза и целует. Джефф отвечает крайне вкусно, сминая любимые губы в нерасторопном поцелуе.

— Спасибо за цветы, — шепчет Код, боясь нарушить приятную тишину. — Очень красивые.

— Понравились? Значит, я могу считать это за согласие? — голос приобретает знакомые нотки чего-то хитрого. Код обожает такой его тон.

— М-м, на что? — заинтригованно уточняет.

— На то, чтобы я мог насладиться твоей улыбкой, конечно же, — отвечает Сатур. — Пойдёшь со мной на свидание?

Свидание… Как давно у них их не было. Настолько давно, что уже и позабылось, каково было на тех роскошных ужинах, в вечерах совместного влечения. Уже и на домашние посиделки вдвоём под собственноручно приготовленную еду, дорогое вино и хороший фильм нет времени. К чему такой глупый вопрос? Хотя только его Код и ждал.

— Конечно! — он сразу оживляется. — Любимый, я так хочу!

Только без «но» не обходится.

— А что с работой? Когда у тебя выходной? — следом уточняет, ведь теперь и найти общий выходной стало не так-то просто.

— В понедельник. Как и у тебя, — отвечает Джефф, заставляя расплыться в улыбке.

Код взвизгивает от счастья, крепко обнимая его за шею. На пояснице так же тесно смыкаются руки, выкручивая радость до предела.

К сожалению, теперь из этого состоят его будни: из прогулянных пар, потому что те совпали с очередной фотосессией, из поздних возвращений, из одного заслуженного выходного раз в две недели, из бесконечных отработок за прогулы и подготовку к экзаменам в коротких перерывах. Код знал, что после показа жизнь вывернется наизнанку и прежней никогда больше не будет. Его готовили к сотням предложений от брендов и кутюрье. Ко всему этому был готов, только на практике оказалось всё не так просто. Ведь никто не предупредил, что работа настолько заполнит все часы в сутках, что на дорогих людей места не останется.

Это свидание — целый праздник, который Код ждёт с мыслью о том, как поскорее прожить ещё один скучный и изнурительный не заветный понедельник, чтобы уменьшить количество дней до того самого. Что бы ни придумал Джефф, он согласен будет на любую авантюру, лишь бы вырваться из этого колеса сансары и хотя бы ненадолго снова почувствовать себя так, как было в начале их отношений.

И не пытается угадать, тем более не думает спросить, что же приготовил для них Джефф. Знает, что в любом случае понравится. Он умеет радовать и удивлять. Впрочем, с ним даже просто молчание будет приятным времяпровождением. Однако, утро такого долгожданного понедельника начинается с единственного варианта, который бы Коду из затей Джеффа не понравился, — с одиночества.

В тишину вслушивается долго, пытаясь найти хоть какие-то намёки на то, что в квартире не один. Не находит. Не слышит шум закипания чайника и шкварчащих оладий на сковороде, на которые был расчёт, не слышит и льющейся в ванной воды. Пройдясь по всем комнатам, понимает, что тишина в их стенах действительно из-за отсутствия одного из жителей.

Не зацикливается на этом, думая о том, что с минуты на минуту он вернётся — вероятно, просто вышел за свежей выпечкой к завтраку. Потому спокойно приступает к утренней рутине, ожидая, что когда выйдет из ванной, по коридору уже будет тянуться аромат малиновых круассанов. Немного расстраивается из-за того, что этого не происходит, но тревогу ещё не бьёт. Заваривает кофе и растягивает его, скуривая утреннюю сигарету. Ждёт.

Странно, он ведь тоже живёт от выходного до выходного, не мог же один из немногих свободных дней променять на внезапно появившиеся планы? Тем более этот день, который сам ждал, и знал, как сильно ждёт Код. На звонок не отвечает, заставляя так глубоко огорчиться, что едва не пробивает на слёзы, и самое страшное — в очередной раз себя накручивать.

У него до сих пор не выходит спать спокойно. Никак не заставит себя прекратить все поздние возвращения Джеффа свешивать на любовников и отгонять от себя мысли влезть в его телефон, пока он спит. Сердце всё ещё неровно бьётся, так и не найдя объяснения многим вещам. Назвав это в попытке утешения «совпадения», старается не думать, но всё равно продолжает видеть перед глазами рисуемые воображением картины чужих поцелуев на его мужчине. Джефф поводов больше никаких не даёт, чтобы забивать своими загонами ему голову, но сейчас он как никогда близок.

Входная дверь хлопает раньше, чем Код окончательно и бесповоротно успевает впасть в панику. Вылетает к порогу так, словно действительно думает, что застанет Сатура под руку с кем-то, но тот, как и следовало догадаться, абсолютно один, стоит с пакетом из супермаркета и немного ошарашенным видом.

— Солнышко, ты чего? — с волнением уточняет.

— Где ты был? — Код изо всех сил старается унять отбойный молоток в груди.

— В магазине, — всё ещё не понимая причины паники. — Надеялся вернуться до того, как ты проснёшься, прости.

Код запускает руку в волосы, чувствуя себя полным идиотом. За талию его нежно втягивают в объятия.

— Ты думал, я забил на наше свидание? — задаёт вопросы Джефф, не скрывая умиления.

А он и сам не знает, что подумал.

— Я просто… — Код начинает мямлить, не найдя, что сказать. — Просто соскучился, вот.

— Детка, — Сатур мягко смеётся, целуя в лоб. — Завтракаем и едем.

— Куда? — наконец-то интерес берёт верх, всё же вынуждая задать этот вопрос.

— Ну-у-у, — загадочно тянет Джефф, наращивая интригу. — Я считаю, что жить в Париже, но ни разу в жизни не лицезреть его главных красот — настоящий скандал, поэтому…

Он запускает руку в карман, и за эти секунды интерес достигает такого предела, что буквально начинает пожирать.

— Мы идём это исправлять.

Джефф демонстрирует два чёрно-белых билета с гордой надписью Лувр на них, и он, наверное, даже не догадывается, насколько угадал с местом для свидания.

— Пи'Джефф, — Код обнимает его за шею, тесно прижавшись. — Я так люблю тебя.

Горячо хотеть увидеть Лувр, живя в Париже уже несколько лет — мечта идиота. То денег не было, то не до этого, то сходить не с кем. А одному как-то не так, будто смысл не в шедеврах вокруг, а в человеке, делающем всё вокруг особенным. Код и не думал, что всё это время он просто ждал Джеффа.

Чувствует себя ребёнком, которого наконец-то спустя неделю обещаний везут в парк аттракционов. Только он не ребёнок, и обещание ему давали не родители, а он сам себе четыре года клялся наконец-то в полной мере ощутить, что он в Париже. Удивительно, сколько лет ему на это потребовалось. Ощущения ровно те же, какие пронизывали сердце едва покинувшего родные края мальчишки, завороженно наблюдавшего через окно такси красоты парижских улочек по пути из аэропорта. Будто видит всё впервые. Возможно, оно так и есть. Впервые он находит время просто насладиться сказкой, в которую ему удалось обратить свою жизнь.

Дух захватывает от одного вида стеклянной пирамиды. От переплетения утонченной красоты и величественной истории внутри неё вовсе перехватывает дыхание. С первых секунд покоряет роскошью, заставляя в очередной раз задуматься, как же так вышло, что только сейчас он оказывается в одном из самых манящих мест мира.

Понедельник, утро. Мраморный холл почти пуст, наполненный лишь редкими туристами. Такими же, как они. По Джеффу невозможно сказать, что имя его известно на всю индустрию. Он простой турист, чья виза заканчивается в конце этой недели. Из-под кепки торчит небрежно собранный хвост, самая простая куртка и чёрная маска до глаз — ни капли утончённого и эксцентричного Джеффа. Код хоть и тоже далёк сейчас от модной иконы, выдохнуть и расслабиться не может, рассматривая не шедевры вокруг, а выискивая обращённые на них взгляды.

Пальцы прямо ломит, выкручивая каждый сустав, как магнитом тянет к чужим, находящимся от его всего в нескольких сантиметрах, вымаливая переплести их, сцепившись в замок. Отпускает только тогда, когда Джефф сам хватает его за руку, дёргая поближе к себе.

— Успокойся, — шепчет он. — У нас свидание, на них принято гулять, держась за руки, поэтому давай себе не отказывать.

— А если нас узнают? — никак не избавится от страха.

— Не узнают, — уверяет Джефф. — Ты разве сам не устал?

— От чего? — уточняет удивлённо.

— От Кода Исары, — поясняет, на секунду заставляя удивиться ещё больше. — Не хочешь побыть просто Баркодом?

Задумываться об этом не надо. О нынешней жизни не жалеет, но по старой временами тоскует. Всё чаще на улицах начали узнавать, отбирая возможность спокойно выйти на улицу до супермаркета с гнездом на голове — этот внешний вид обязательно запечатлится на фото, которые ещё неделю будут гулять в обсуждениях. Конечно иногда хочется быть просто Баркодом. Только этого мало. Нужно, чтобы и Джефф Сатур иногда был просто его Пи'Джеффом. Может, сегодня получится?

Шагать по мраморным залам и коридорам, словно ступать по струнам времени, звучащих через века. Изящные скульптуры, древние артефакты, шедевры живописи — каждое произведение искусства, словно живая душа, приглашает зрителя проникнуть в свою историю, желая нетерпеливо поведать свою тайну. В этих залах сосредоточение величия человеческого творчества и вечной жажды красоты.

Идут неспеша, наслаждаются — дивными творениями и теплом родной ладони в руке. Если Код старается зацепиться за каждую деталь и увидеть как можно больше в семидесяти тысячах квадратных метрах искусства, Джефф лишь приветствует всех здешних обитателей.

— Ты уже был здесь раньше? — конечно, это он единственный житель Парижа, только сейчас забрёдший в Лувр. Спросить лучше стоило, как давно Джефф был здесь в последний раз.

— О, разумеется. Раньше заглядывал почти каждую неделю, — воспоминания накрывают его.

— Искал вдохновение? — предполагал Код. Откуда-то же до него оно должно было черпаться?

— М-м, нет, — Джефф неожиданно тушуется. — Скорее, прятался. Здесь было спокойнее, чем где-либо.

— От чего прятался? — беспокойно уточняет.

Джефф, будто осознав, что ляпнул что-то не то, ненадолго замолкает, подбирая слова.

— Да ерунда, обычные повседневные проблемы, — выдаёт в конце и меняет тему, спрашивая резко игриво: — А ты слышал про призрака Лувра?

— Какого ещё призрака? — стараясь спрятать смятение в голосе.

Ну вот, теперь этот дурак вздумал пугать его старыми детскими байками. И даже голос делает такой, словно рассказывает страшилку перед толпой десятилетних скаутов ночью у костра.

— Его зовут Бельфегор, — начинает Джефф. — Это призрак древнего египтянина, мумию которого привезли сюда ещё в начале прошлого столетия. Осквернение гробниц — очень тяжкий грех, а вывезти мумию — мучение для души умершего.

Код заслушивается, не моргает и не дышит, проникаясь рассказом, что получается легко, когда древность и чья-то поселившаяся здесь история буквально окружают его.

— И что теперь? — не выдерживая его томной паузы.

— А теперь, — Сатур начинает говорить ещё тише и более мрачно, — Бельфегор, чей покой был нарушен любопытными людишками, разгуливает по коридорам музея и…

— И?! — Код сгорает от нетерпения и раздражается из-за его молчания.

— Похищает всех красивых мальчиков. Поэтому будь аккуратнее, ты в зоне риска.

Не жалея силы, Код пихает Сатура так, что тот едва не отлетает.

— Опять ты шутишь! — притворно обижается, скрывая под маской тянущуюся улыбку из-за изощренного способа одарить комплиментом.

— Я не шучу, — вопреки своим словам Джефф смеётся. — Такая легенда действительно есть. Поэтому в пятницу, когда Лувр работает ночью, сюда рвутся все любители пощекотать себе нервишки. И мумия тут тоже есть. Хочешь посмотреть?

— Хочу посмотреть на Мону Лизу, — честно сознаётся Код, сменяя гнев на милость.

Абсолютно каждый экспонат заслуживает внимания, но не тянуться увидеть то самое известное каждому творение да Винчи просто невозможно.

— Ох, портрет госпожи Лизы дель Джокондо, конечно. Семьсот одиннадцатый зал, итальянская живопись, — выдаёт Сатур на лад всех экскурсоводов, снова берёт его за руку и тянет за собой. — Идём!

Джефф ни разу не теряется, наизусть зная каждый поворот бесконечно огромного музея. Код абсолютно точно заблудился бы тут в одиночку. И наверняка того удовольствия, которое получает от всех предметов искусства вокруг, не почувствовал бы. И Мона Лиза не была бы так прекрасна. Семьсот одиннадцатый зал узнаёт по большему количеству людей, чем в остальных местах.

— Красивая… — всё, на что его хватает при взгляде на величественную госпожу.

Приходится слегка потолкаться, чтобы пробиться к диве. Её улыбка, непостижимая и манящая, словно таинственное отражение души, призывает к восхищению. Глаза, наполненные светом и мягкостью, в самом деле продолжают следить за тобой, с какого ракурса ты бы на неё ни посмотрел. Невероятный талант — создать кистями такой плотный флер загадочности, словно пронизанный живым дыханием. Поистине великий мастер.

— Ты знал, что Мона Лиза была украдена? — вдруг задаёт вопрос Джефф.

— Нет… — растерянно отвечает. — Как так вышло?

Тот хмыкает, радуясь возможности поведать.

— Винченцо Перуджа, художник-декоратор из Италии, в тысяча девятьсот одиннадцатом году переоделся в уборщика, спрятался со своим сообщником в кладовке незадолго до закрытия, а после снял картину с колышков, завернул в халат и спокойно вынес из Лувра. Всю администрацию музея уволили в полном составе, поиски оказались безуспешными, а Перуджа целых два года хранил её в сундуке с двойным дном в своей квартире в Париже, а потом привёз во Флоренцию, где попытался продать арт-дилеру Марио Фрателли, который узнал пропажу и связался с полицией. Мотивом преступления считается попытка вернуть Джоконду на её историческую родину.

— Ух ты, — произносит поражённо, но восхищается больше не удивительной историей похищения величайшего портрета, а глубокими познаниями Джеффа. — Ты столько знаешь, Пи'.

— Это кража была драмой для всей Франции, настоящей трагедией, — говорит он так, будто лично переживал в те года потерю. — Парижане писали многочисленные письма в редакции газет о своей любви к Джоконде и с мольбами вернуть воров их Мона Лизу. Её возвращение в тысяча девятьсот четырнадцатом году было целым праздником.

Немудрено. Код с первых дней заметил неукротимую любовь у всех парижан к своим достопримечательностям. Джефф, проживший всю сознательную жизнь здесь, насквозь пропитан всем тем, что есть у коренных французов.

— У тебя есть любимые произведения искусства? Покажешь мне? — любопытствует Код. Чересчур нравится слушать его рассказы.

— О, в зале Рубенса находится зеркало Марии Медичи, — с энтузиазмом ведает он. — Пойдём, посмотришься.

Очередной подкат доходит до него не сразу, зато сразу после осознания Сатуру снова прилетает смущённый удар по плечу, после которого он хватает Кода за талию и притягивает к себе.

Глаза. Более из-за маски ничего не видно и более нечем насладиться. Хоть и нежности в них хватает, чтобы в груди всё сходило с ума, жажда любимых губ как никогда сильна. Код ныряет под козырёк его кепки, через слои ткани на своём и его лице всё же прижимается в поцелуе. И пусть не по-настоящему, но со своим шармом.

По своим любимым экспонатам Джефф его всё же проводит и то зеркало показывает, рассказывая сначала про него само — самое дорогое зеркало в мире, инкрустированное драгоценными камнями, а после про отражение в нём — самый прелестный лисёнок на свете, чьей красоты не достоин ни один из этих залов. Из Джеффа вышел бы отличный экскурсовод. Коду до такой степени нравится его слушать, что в какой-то момент он начинает задавать совсем очевидные вопросы, лишь бы он не замолкал.

Определённо это то, что ему нужно было. Неспешная прогулка за руки по одному из самых красивейших мест на планете, приятные и интересные разговоры. Спокойствие. Ничем незаменимое отсутствие тревоги, в котором так хорошо. Мирские проблемы повседневности где-то там за пределами стеклянной пирамиды, кишат в их буднях. А сегодня хорошо. Как никогда приятно. Просто Код и просто Джефф, без всех тех громких заголовков модных журналов и дорогих брендовых одежд. Ещё одна небольшая история для этих стен, осторожные поцелуи, что останутся здесь навсегда, становясь одной из тайн мистического Лувра.

— Посмотри на меня, — просит Джефф.

Код, оторвавшись от картины, что висит напротив диванчика, на котором они сидят, поворачивается и встречается с объективом фотоаппарата. Тот щёлкает почти сразу, делая снимок.

— Пи'! — хихикает, по привычке поправляя волосы. — Я же ужасно выгляжу.

— Ты выглядишь отлично! — протестует Сатур. — И это же для нас, а не для твоих брендов.

— Ну раз для нас, — Код вырывает у него фотоаппарат и пододвигается поближе. — Иди сюда.

Джефф с удовольствием прижимается к нему вплотную, смотря в объектив. Код фотографирует, немного меняет позу и делает ещё пару снимков. Неожиданно Джефф стягивает с него маску, с одного уха срывает свою и быстро вжимается губами в щёку, успевая сделать это ещё одной фотографией.

— Пи'Джефф! — Код в смущении и спешке натягивает маску обратно на нос. — Дурак.

— Никто не увидел, не переживай, — оправдывается Джефф, надевая маску, и добавляет жалостливо в своё оправдание: — Мне так тяжело сдержаться, чтобы не зацеловать тебя. У нас же вечером в спальне будет продолжение свидания?

Обтянутое джинсами бедро накрывает ладонь, сжимая и угрожающе ползя по нему выше. Впрочем, Код сам чувствует острую нехватку касаний, поэтому хорошо понимает.

— Посмотрим на твоё поведение, — ухмыляясь, дразнится Код.

— Я что, плохо себя веду? — Сатур поражается до глубины души.

Насчёт этого Код уже много недель старается не думать, проигрывая, отчаянно гасит в себе эти мысли, чтобы не свихнуться. Однако, конкретно сегодня Джефф молодец. Заслуживает награду. Код откидывается ему на плечо головой, устало прикрывая глаза.

— Не переживай, на пару раундов точно заработал, — Код оглаживает тыльной стороной ладони его щёку и тянется погладить за ухом, чувствуя, как тот радостно визжит внутри. Если бы был хвост как у собак, точно бы бешено им вилял сейчас.

Код кладёт руку ему на торс, а вторую заводит за спину, пробираясь под расстёгнутую куртку. Ответно на плечи быстро ложится крепкая рука, стискивая. Окончательно расслабляет.

— Солнышко, ты устал? — замечает Джефф. — Поехали домой, в следующий раз посмотрим остальные залы.

Лувр настолько огромен, что за раз всё посмотреть никогда не удастся, поэтому Код и не надеялся. Определенно в следующий раз.

Поездки с ним в машине — одни из самых уютных и любимых. Когда он умело крутит руль одной рукой, вторую неизменно держа у него на ноге. Код с этого тащится, считая одной из лучших вещей в их отношениях. Как влюбился с первой поездки, так и любит с каждым разом всё больше, не находя ничего печального в завершении дня, ведь эта часть самая лучшая после той, что будет дома в их постели за закрытой дверью спальни.

— Заедем в винный магазин? — предлагает Джефф. — Я хочу что-то особенное нам на вечер.

— Да, давай, — без раздумий соглашается.

Тронувшись на зелёный свет светофора, Сатур выруливает на другую улицу, прибавляя скорости. Код подставляет лицо под приятные порывы холодного воздуха, дующего через приоткрытое окно. Высовывает пальцы, пропуская сквозь них потоки. Необъяснимо, как такие мелочи позволяют почувствовать себя живым.

— Закрывай, продует, — беспокойно говорит Сатур.

— Сейчас, — не может спорить, ведь есть такая угроза, особенно с его убитым иммунитетом.

Отрывается от пролетающих парижских видов и тянется к кнопке закрытия окна, но вдруг замирает, заметив что-то странное. Не может сразу разобрать, обычный мусор это или попавший с ногами в салон снег. Потом понимает, что нечто маленькое и белое определённо цветочный лепесток. Наклонившись за ним, проиграв любопытству, принимается рассматривать.

— Что там, детка? — не отрываясь от дороги, спрашивает Джефф.

Лепесток хризантемы. Свежий, ещё не потерявший сочности. Только вот незадача — цветы Код сегодня не получал. Хризантемы не получал вообще никогда.

— Мусор какой-то, — равнодушно отвечает он, отдавая лепесток январскому ветру.