Новость, что корабль адмирала Кабрал подходит к берегам Старой Серены, застала Васко врасплох, точно буря среди полного штиля. Де Сарде даже пришлось найти письма четырёхмесячной давности и помахать ими перед носом своего капитана, а то этот упрямец так сразу и не поверил бы.
— А ей-то что здесь понадобилось? Она уже давно отвечает только за западные моря.
— Её караван везёт с Тир-Фради кое-какие образцы для Академии. А вот что здесь понадобилось лично адмиралу, скажу честно, я не имею ни малейшего представления. — Князь вдруг лукаво подмигнул. — Может, она соскучилась по вас, милый мой?
Васко испустил громкое и выразительное “ха!”, вложив в него всю “радость”, что оба они: и он, и Кабрал — испытывали от вынужденных встреч друг с другом. Впрочем, де Сарде всё чаще казалось, что это напускное и в душе капитан уважает Кабрал за её опыт, мудрость и непоколебимый характер.
— Схожу и спрошу, когда она приедет.
— Будьте так добры, — легко отозвался Антуан. — А сейчас пойдёмте лучше покурим в гостиную.
На том и порешили. В то же утро, когда корабль Кабрал прибыл в порт Серены в сопровождении трёх других, Васко лично направился в портовые казармы навтов. Кабрал открыла дверь кабинета с таким видом, словно всё это время только и ждала его визита — а может, так оно и было. Они виделись пару лет назад на Тир-Фради, когда Васко отвёз туда знаменитых аль-садких учёных, и уже тогда Васко отметил, что годы были нещадны к адмиралу Кабрал: на немолодом лице её растянулись морщины, завязавшись в отдельные узоры по соседству с татуировками, ресницы поредели, а волосы покрылись серебром. Этой женщине, с её-то опытом и знаниями, давно пора было оставить службу на островах и присоединиться к совету адмиралов на острове, а она всё продолжала решать дела в западных морях и руководить навтовским флотом близ Тир-Фради. Однако стальной характер Кабрал с течением лет закалился лишь сильнее. Стоило ей впустить Васко внутрь, как она с шумом затворила за ним дверь и сказала без обиняков:
— Васко, я недавно говорила с остальными адмиралами, и у меня к вам всего один вопрос: вы тут совсем с ума съехали или что? — Глаза её горели огнём осуждения, и Васко аж немного опешил с дороги. — Я давно вас знаю, знаю и ваш характер, притом даже ближе, чем мне хотелось бы, потому сейчас позволю себе прямо высказать всё, что думаю — и только попробуйте проигнорировать мои слова и хлопнуть дверью как последний глупец, чтобы на старости лет мучиться от сожалений сам и заодно винить в своих мучениях того, кто будет с вами рядом!..
Васко всё утро, снова и снова, прокручивал в голове разговор с Кабрал. Пришлось даже намотать несколько кругов по портовому району, чтобы привести мысли в порядок. По всему выходило, что он должен был сиять от гордости, но вместо этого навт явился в княжескую резиденцию с поникшим видом.
— Как быстро вы расправились с делами! — восхитился Антуан, едва вышел ему навстречу. — Ну, что понадобилось в наших краях адмиралу?
Васко медленно поднял на него задумчивый взгляд.
— Я… расскажу вам чуть позднее.
Де Сарде немного удивился, но быстро согласился: хорошо, раз дело секретное, пусть подождёт до того момента, когда они останутся наедине.
— Ох, как хотите. Я распорядился подать поздний завтрак, присоединитесь?
Васко открыл было рот, чтобы задать вопрос, что вертелся у него на языке — но вместо этого согласно кивнул. Они вместе прошли в обеденную комнату, где служанки заканчивали последние приготовления стола. Де Сарде уселся напротив, фривольно закинул ногу на ногу и развернул корпус чуть вбок, устраиваясь удобнее. На краткий миг полы роскошного баньяна взлетели в воздух и осели на колене. Длинные волосы, чтобы не мешались, князь закрепил сзади золотой заколкой в форме узкого полумесяца — одной из безделушек, что он привёз с собой из Аль-Сада. Антуан достал из нагрудного кармана очки, открыл перед собой свежий выпуск «Ля Газетт» и с невозмутимым видом погрузился в чтение. Васко раздражённо следил за тем, как тот преспокойно попивает кофе, просматривая утренние статьи.
— Де Сарде, — потребовал внимания капитан.
— М?
Антуан перевернул страницу, не поднимая взгляда.
— Давайте уедем на этой неделе. Вместе.
Де Сарде отставил от лица газету и мягко и терпеливо улыбнулся, словно разговаривал с неразумным ребёнком.
— Любовь моя, вы же знаете, я никак не могу ехать с вами.
Ответная реакция Васко стала для Антуана настоящей неожиданностью: в расстроенных чувствах капитан ударил кулаком по столу. Зазвенели бокалы. Из коридора, ведущего к кухне, послышался крик, и в следующее мгновение в комнату просунулась голова испуганной служанки. Небрежным взмахом руки князь приказал ей не обращать внимания на происходящее и вернуться к своим обязанностям. Столь спокойное, полное самоуверенного достоинства поведение де Сарде ещё больше вывело Васко из равновесия.
— Сколько ещё это может продолжаться? Вы каждый раз говорите, что любите меня — но не хотите провести со мной остаток дней?
— Я хочу этого больше всего на свете, но…
К несчастью для Антуана, после напряжённого утреннего спора с Кабрал Васко был не в настроении выслушивать очередные «но». Капитан сильнее сжал кулаки.
— Что вам нужно, де Сарде? Власть? Деньги? У меня есть деньги — не в столь щедрых количествах, как у Торгового Содружества, конечно, но нам точно хватит на безбедную жизнь. Моя вилла не похожа на дворец, но в ней достаточно этажей и комнат для нас двоих и даже для пары ваших слуг, если вы захотите отправиться с ними. После всего, что вы для нас сделали, навты уважают вас, они будут рады приветствовать вас на острове. Но вы будете вольны отправиться со мной куда угодно. И я… я обещаю любить вас куда сильнее вашей умной-разумной жёнушки.
Васко прожигал князя требовательным взглядом. Он ждал хоть какого-то ответа, ждал, что его слова возымеют действие — но напрасно. Антуан молчал, сдвинув брови, и на лице навта проступила гримаса боли.
— Вы знаете, как я люблю вас, но больше я так не могу. Кабрал назначила меня командующим флотом южных морей, и я уже не в том возрасте, чтобы отказываться от такой чести. Это значит, что в ближайшее время мне предстоит множество миссий вдали от портов Торгового Содружества. И я подолгу не смогу заходить сюда. Скорее всего, по несколько лет.
Рот князя приоткрылся от удивления, губы сложились в беззвучное «о». До Антуана дошёл смысл роковых слов — и Васко подумал, что уже давно не видел его таким потерянным. Просто человеком, который более не владел ситуацией.
— По несколько лет?.. Васко… Я рад за вас, лучшего командующего, чем вы, трудно представить, — наконец выдавил де Сарде. — Но не буду скрывать, что моё сердце разрывается на части от этой новости.
— Я предлагаю вам в последний раз: бросьте всё и уезжайте со мной. Никто даже не узнает, где вы.
Антуан откинулся на спинку стула и медленно провёл ладонью по лицу, будто пытался стряхнуть с него скопившуюся усталость.
— Любовь моя, послушайте… — На поверхности голос его звучал мягко, успокаивающе, но подрагивал от внутреннего волнения. — Посыльный с корабля Кабрал передал мне сообщение от островной Академии. Им кажется… что всё получилось. Наконец удалось! Они прислали образцы, которые нам предстоит опробовать на наших пациентах… Понимаете, как это важно? Если инокулянт выдержит это испытание, нам нужно будет наладить производство, подключив к этому другие академии, и распространить его по континенту, чтобы хватило каждому. Ещё, может, лет десять, от силы пятнадцать — и… И вы предлагаете мне уехать сейчас — когда малихор вот-вот будет побеждён навеки?
— У меня нет пятнадцати лет, — мрачно констатировал Васко. — Потому — да, я предлагаю вам в кои-то веки подумать не о других, а о себе, и ехать сейчас. Боитесь, что вас осудят за малодушный побег? Тогда подстройте перед этим удачное покушение на себя и выберите преемника помоложе да поживее, кто возьмётся за все эти дела со свежими силами. Ваша жена будет только счастлива.
Антуан звучно выдохнул и сжал губы в тонкую линию, словно Васко только что в чувствах оскорбил его самого.
— Не говорите так о Изабель! Нас с ней связывает общий долг перед Содружеством.
— Только это?
— Что? — растерянно моргнул де Сарде.
Васко почти рычал от злости, поэтому как на духу переспросил много громче и прямолинейнее:
— Вас связывает что-нибудь ещё?! Поэтому вы отказываетесь ехать со мной?
Де Сарде раздражённо всплеснул руками и повысил голос — впервые за несколько лет.
— Нет, не поэтому, и вы это прекрасно знаете! Я не могу уехать и легкомысленно сбросить это бремя на плечи кому-то, кто может с ним не справиться. Я не могу — понимаете? — не могу пойти против чувства долга. Так меня воспитали. Для вас что, долг перед своими людьми — пустой звук, капитан?
Роковые слова вырвались наружу прежде, чем де Сарде успел оформить их в голове. В обычное время князь держал под контролем каждое своё действие и не позволил бы себе поддаться озлобленным чувствам, но сейчас на его поведении сказалась усталость вкупе с шокирующими новостями. Он быстро закрыл рот ладонью, но было слишком поздно.
Васко застыл, как статуя. Он пронзил де Сарде ледяным взглядом, на дне которого бурлила и шипела морская пена. Антуан подался вперёд, но не успел сказать что-либо ещё: капитан резко встал из-за стола и пулей вылетел прочь из дома.
Первой мыслью было кинуться следом, но князь остановил себя и помотал головой. Довольно. Что бы он ни сказал сейчас, навт не примет извинений, поэтому лучше сохранить остатки гордости. Этими словами он сам вырыл пропасть между ними, и Васко уже не вернуть.
Было ещё кое-что. Шальная мысль, что издевательски билась в висках: возможно, так будет лучше для нас обоих. А главное, безопаснее для него.
***
Как бы князь серенский ни пытался в течение дня занять себя обычными делами, существовало то, над чем его закалённый самодисциплиной разум был не властен: безжалостная ночь и приходящие с наступлением темноты мысли, что разрывали сознание во сто крат сильнее обычных. За эти годы Антуан успел привыкнуть к компании любимого капитана и позволил себе воспринимать их всё более редкие, но тёплые встречи как нечто само собой разумеющееся. И теперь его сердце жгло осознанием, что это не привычная обоим разлука на несколько месяцев. Вероятно, они больше никогда не свидятся — и что же он сказал напоследок? Страшные, ужасные слова, что резали больнее кинжала в сердце.
Если он пошлёт на поиски шпионов, Васко непременно обнаружит их и никогда больше не посмотрит в его сторону — и будет прав. Де Сарде в панике схватил чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и начал писать — не аккуратным почерком с выверенными петлями, к которому прибегал в официальных письмах, а размашистым, колким, словно боялся опоздать.
Несколько раз он сминал письмо в руках и начинал следующее, но так и не успел закончить: с первого этажа послышались громкие голоса. Князь нервно отбросил перо и пошёл посмотреть, кто прибыл в столь поздний час. И замер посреди лестницы, едва завидев гостя, который в этот момент спорил с обеспокоенными служанками. Губы Антуана дёрнулись, и всё, что он сказал, было:
— Все вон отсюда. Оставьте нас.
Служанки быстро опустили глаза в пол и засеменили прочь из прихожей. Как только за ними захлопнулась дверь в гостиную, де Сарде, не сдерживаясь, быстро сбежал вниз по ступеням и в нерешительности остановился перед гостем.
— Я отдал приказ подготовить корабль, — сухо сообщил Васко, глядя куда-то в сторону, поверх плеча Антуана. — Мы отчаливаем с рассветом. И я… не мог не прийти попрощаться.
— Я понимаю, чего вам это стоило, и благодарю вас за это. Позвольте мне извиниться за всё, что я сказал сегодня. Я был словно сам не свой: от ваших слов, от возможности, что вы предложили — возможности, которой я хотел бы воспользоваться, но не могу.
Де Сарде остановился и мысленно укорил себя: всё не то. Неужели годы при дворе Серены изжили из него всё человеческое, что он так сухо и топорно пытается испросить прощения у единственного человека, которого любит, единственного, чьё мнение для него что-то значит?
Антуан нерешительно протянул руки вперёд.
— Васко, родной мой, ради всего святого, простите меня. Я до конца своих дней запомню все ужасные вещи, что сказал вам сегодня. Обещаю наказывать себя сам ежечасно, а вы… пожалуйста, просто знайте, что я так не думаю. Вы — самый смелый, самый честный, самый достойный человек из всех, кого я знаю. Я бесконечно люблю вас. И поверьте, с тех пор, как вы ответили мне взаимностью пятнадцать лет тому назад, у меня не было даже мыслей о ком-то другом.
— Я знаю, — просто отозвался Васко и наконец позволил себе взглянуть на любимого мужчину. — Во мне говорила ревность. Но ревность не к женщине, а к вашей жизни здесь, которую вы не можете оставить. Меня столько лет злило это. Но знаете что? Сегодня я понял, что уважаю вас за вашу твёрдость. Не хочу хвастаться, но немногие отказались бы от моего предложения, а вы делали это раз за разом, пока я не устал предлагать. Вы исключительный в своём благородстве человек, де Сарде. И ведь я полюбил вас именно за это.
Из груди Антуана вырвался нервный смешок.
— Какое же это благородство? Я словно держу вас на привязи, как ту самую вольную птицу, о которой вы как-то мне говорили. И ведь понимаю, что должен был отпустить вас в свободное плавание давным-давно. Но я так слаб, когда дело касается вас. Простите меня.
— Не извиняйтесь больше, не нужно, — очень мягко ответил Васко. Тёплым шёлком своего голоса он растопил остатки льда между ними. Де Сарде с облегчением выдохнул и сжал ладонь Васко в своих.
— Сегодня я вспомнил ещё кое-что, — продолжил капитан. — Я столько раз говорил вам бежать со мной, а вот вы ни разу не предлагали мне осесть с вами в Серене, только погостить подольше.
Ответ де Сарде был совершенно искренним.
— Я бы никогда не посмел… Я слишком хорошо помню, как вы изнывали на Тир-Фради, когда вас на несколько месяцев списали на берег. И никогда бы не обрёк вас вновь на подобные мучения. Вы не можете не бороздить моря во главе корабля. В этом вся ваша суть. Весь вы.
— Именно, — откликнулся Васко и выразительно обвёл взглядом комнату. — А в этом — ваша.
Де Сарде ещё крепче сжал пальцы нового командующего флотом. Некоторое время князь молчал, словно обдумывая сказанное. Когда он наконец заговорил, то делал это нарочито медленно, тщательно подбирая каждое слово:
— Помните, ещё на Тир-Фради, прямо перед нашим отплытием сюда, я обещал, что никогда не буду приказывать вам? Позвольте один-единственный раз нарушить обещание. Я приказываю вам: уходите с рассветом и не возвращайтесь. Живите полной жизнью, доплывите до конца света, где волны падают в пропасть, и запишите, какие чудеса видели там. Откопайте самые ценные сокровища, занесите на карту новые звёзды. И найдите того, кто полюбит вас, как я, но сможет разделить с вами все приключения.
— Моя буря… — голос Васко предательски дрогнул, но князь оборвал его возражения раздражённым взмахом руки:
— Я ещё не закончил. И если когда-нибудь я буду писать вам письма, умолять вернуться — не отвечайте на них. Сожгите их сразу же и забудьте, как и путь к этому дому. Это приказ князя Торгового Содружества.
Васко выглядел так, словно напавшая посреди ночи буря вот-вот смоет его в открытое море.
— Но пойдёмте наверх. У нас ещё есть время до рассвета.
Васко послушно последовал за Антуаном — так же, как делал это последние пятнадцать лет — и они устроились за привычным столиком у окна спальни. Де Сарде позвал слуг, позвонив в колокольчик, и приказал нести чай. Его гость чуть растерянно огляделся по сторонам. Взгляд бледно-золотых глаз остановился на картине над камином, которой не было здесь до его ухода в порт.
— Вы повесили здесь мой портрет?
И действительно: в тяжёлой, по-альянсовски украшенной змеями раме красовался Васко в капитанском бушлате с верной рапирой на боку. Художник взял на себя смелость самостоятельно написать фон: длинную деревянную пристань и пенистые волны на заднем плане, в которых плескались громады кораблей. Вид у героя портрета был не самый довольный: ему явно было не по душе недвижимо позировать. Однако отказать своей буре в просьбе он не мог.
— Да, его доставили ещё вчера, но я хотел сделать вам сюрприз. В спальне во дворце у меня висит портрет супруги, как и положено, но здесь я могу быть самим собой и не смотреть на другие лица, кроме вашего.
Навт не успел ответить: в комнату постучались. Получив разрешение князя, Жоржетта и ещё одна служанка набросили на столик свежую накрахмаленную скатерть. Мужчины безмолвно наблюдали, как те расставляли на ней дымящийся фарфоровый чайничек, две чашки из лучшего княжеского сервиза, молочник и несколько блюдец с тонкими дольками лимона и сладким печеньем.
Эта пауза немного отрезвила их. Когда дверь за служанками захлопнулась, они оба прочистили горло, будто намереваясь что-то сказать, но так и не решились. Де Сарде мягко улыбнулся, осторожно приложился губами к чашке, потягивая ароматный напиток, и первым нарушил молчание.
— Я благодарен судьбе, что свела меня с вами. Что именно вы доставили нас с Константином на Тир-Фради. Признаюсь, я всецело проникся вами ещё в самом начале нашего путешествия, капитан — а вот вы первые месяцы были весьма холодны ко мне.
Взгляд медовых глаз будто молил: не молчи, поговори со мной в эту последнюю ночь.
— Что есть, то есть, — послушно сознался Васко. — Как ещё я должен был вести себя с избалованными князьками, которые корабль от лодки не отличат?
— И что же заставило вас изменить своё мнение обо мне?
— Возможно, то, как вы обращались с командой — совсем не как зазнавшийся пустоголовый дворянин. Или то, как вы с блеском выходили из любых ситуаций, используя лишь свои знания и красноречие? Признаться, даже я не всегда понимал, что вы задумали, пока не наблюдал конечный результат.
— Мне следовало догадаться, что дело не в моей обезоруживающей привлекательности, — тихо посмеялся де Сарде.
— Нет, куда уж вам, — так же неслышно отозвался Васко и улыбнулся собственным мыслям, которыми не стал делиться вслух.
— Когда мне становилось совсем тоскливо без вас, я топил печаль в чтении. Где-то здесь у меня был томик, который должен особенно вам понравиться. Где же он…
Князь поднялся с места, его ладонь прогуливалась по полкам книжных шкафов, пока наконец не легла на знакомый тёмно-синий переплёт, вполовину развалившийся от старости и частого использования. С победным жестом де Сарде вернулся в кресло, достал из кармана тонкие очки в золотистой оправе и натянул шнурок вокруг головы. Указательный палец заскользил по страницам книги в поисках нужных строчек. Васко знал, что услышит, ещё до того, как князь нашёл то, что искал. Ведь точно такой же томик лежал у него в каюте.
Глубока и горька, словно море, любовь.
Ты не чувствуешь дна и не видишь земли.
Среди пенистых волн может сгинуть любой.
Ни морей не бывает без бурь, ни любви.
— Помните? — де Сарде оторвался от чтения и с интересом глянул на капитана поверх приспущенных очков.
Обидно. Васко помнил всё стихотворение наизусть, от первой буквы до последней, но ответил кратко:
— Конечно. А вы помните, как нам пришлось заночевать на мельнице близ Сан-Матеуса, потому что мы тогда работали под прикрытием и выглядели как парочка оборванцев, вы захватили с собой не ту грамоту, а ваших покровителей не было в городе?
— Я навсегда запомню мышей, что решили составить нам компанию в том стоге сена, — с ностальгией улыбнулся де Сарде. — А помните, как я пытался обучить вас серенским танцам?..
Эта ночь была особенной. Иногда время тянулось долго — когда они не глядя находили ладони друг друга и сплетали пальцы в тугой корабельный узел, иногда пролетало мгновением перелётных птиц — когда они снова и снова, перебивая друг друга, вспоминали всё, что в этой жизни пережили вместе, плечом к плечу. Но чем-то эта ночь не отличалась от тысяч других: когда-нибудь она должна была подойти к концу.
Де Сарде спустился вместе с Васко и проводил его до входной двери. Он лишь надеялся, что не забыл сказать всё, что хотел. Странная штука время, подумалось ему. У вас могут быть годы совместных лет, но только в последние минуты вы поймёте, как многим, оказывается, не успели поделиться. И приметесь лихорадочно навёрстывать это, боясь опоздать.
— Скоро рассвет, — сообщил Антуан, словно эта новость могла оказаться для Васко сюрпризом.
— Знаю.
Васко наклонился и обхватил ладонью голову князя, после чего прижался губами к его лбу, крепко, до морщинок закрыв глаза. Де Сарде взял его руку своей, на мгновение задержался, сжав его пальцы, но затем упрямо отвёл её от себя и кивнул на дверь:
— Идите, душа моя. Вы сильнее меня. У меня хватит сил только на то, чтобы пригвоздить себя к месту, пока вы не отойдёте достаточно далеко.
Капитан бросил на него подбитый взгляд из-под нахмуренных бровей. Де Сарде прав, это бремя навт возьмёт на себя: у князя Торгового Содружества и без того немало тяжёлых обязанностей и воспоминаний, которые не дают спать по ночам.
Васко накинул на голову треуголку — чёрную, как смоль, треуголку командующего флотом — резко развернулся на каблуках и молча пошёл прочь. Он знал, что если оглянется, то уже никуда не уйдёт. И потому ни разу не оглянулся.
Де Сарде не мог слышать удаляющихся шагов за оградой и не имел сил смотреть в окно на уходящую прочь фигуру ночного гостя, зато чувствовал, как с каждой минутой от его сердца отрывается новый кровоточащий кусок и устремляется вслед за ним.
Щёки обожгла хлынувшая из глаз вода, солёная, словно море, что теперь навеки будет между ними. Князь не издал ни звука. Наконец он развернулся, наощупь нашёл перила лестницы и медленно стал подниматься в спальню, едва видя перед собой хоть что-то от застилающей глаза мутной пелены.
Сегодня, ровно в десять утра, он встретит послов твёрдым взглядом и сдержанной улыбкой. Его голос ни разу не дрогнет, когда он будет отстаивать интересы Торгового Содружества во время переговоров. Его рука уверенно выведет подпись на документах и с не меньшей уверенностью протянет их коллегам. Победоносным кивком он пригласит их к столу отпраздновать заключение нового соглашения и громко произнесёт первый тост, высоко подняв сверкающий бокал.
А ночью… никто не должен знать, что будет ночью. Ночью ему останутся только бумаги. Бесконечные кипы бессмысленных бумаг.
И пустота.