У Кима сегодня важная встреча. Он покупает букет цветов — любимые белые орхидеи. На месте даже решает уложить волосы, глядя в зеркало заднего вида, что за неимением расчёски выходит не очень. Впрочем, его в любом виде примут.

Взяв букет с пассажирского сиденья, Ким выходит из машины.

— Привет, — он смущённо улыбается, испытывая лёгкое волнение. — Давно не заезжал, извини. Столько всего навалилось, времени вообще не было. Я соскучился…

Ему, правда, стыдно, что не получалось заехать попроведовать. Ким чувствует себя виноватым.

— Ты же не обижаешься?

Поняв, что нет, и его готовы выслушать, он подходит ближе, сияя радостной улыбкой. Душу терзают налипшие со всех сторон проблемы. Киму страшно шагать в будущее, он откровенно боится того, что будет дальше. Ему становится всё тяжелее и тяжелее тащить этот груз дальше с невозмутимым лицом. Тут, к счастью, Киму не нужно казаться всесильным. Здесь можно стянуть маску хладнокровия и показать свои слабости. И он больше не улыбается.

Ким кладёт цветы и опускается на одно колено, склонив голову.

— Знаешь, я так устал, — надрывно произносит он. — Отец совсем тронулся, боится, что я помешаю его делам. Теперь он наказывает меня. Отнимает всё, что мне дорого. И… — Ким даже не старается унять дрожь и сдержать подступившие слёзы, — мне никогда так страшно ещё не было. Не знаю, что со мной будет, если он убьёт Че. Мне даже на шаг от него отойти уже страшно. Я так его люблю, он мне жизни дороже. Вообще плевать, что отец со мной сделает. Я согласен под него прогнуться. Но вдруг ему мало будет, вдруг он…

Исповедь ненадолго прерывается. Накатившая истерика не даёт продолжить. Ким задыхается от слёз, беспомощно хватает ртом воздух и всё равно не может успокоиться. Он полный дурак. Если бы можно было повернуть время вспять, то Ким никогда бы не стал совать нос в отцовские интриги. Отпустили на волю — делай что хочешь, но то ли жилось скучно, то ли мать Тереза в нём заиграла. Нужно было вовремя остановиться, когда осознал, что больше не такой уж непобедимый. У него теперь есть слабые места, и вполне очевидные.

До его плеча вдруг кто-то дотрагивается. Ким подскакивает, в ужасе смотрит по сторонам, однако никого не замечает.

Пути назад нет. Нужно закончить начатое, иначе они все точно пойдут ко дну.

Успокоившись, Ким подходит ещё ближе и касается губами выбитых на камне букв.

— Я люблю тебя, мам.

Ким осторожно просовывает руку в окошко пагоды, проводит пальцами по стенке и вытаскивает маленький свёрток.

— Спасибо, что присмотрела.

Оставив ещё один поцелуй на имени, он уходит.

Возвращаясь в дом побочной семьи, Ким не задумывается, что сейчас нужно будет объясняться. До него это доходит только тогда, когда он интуитивно по коридору идёт на голоса и в дверях случайно сталкивается с Кхуном. Старший брат смотрит на него как на привидение и начинает вопить:

— Ты что забыл тут, проныра чёртов? А ну, обратно катись! — Кхун пытается вытолкнуть младшего из комнаты.

— Эй, ну какого хрена? — Ким хмурится, скидывая с себя руки брата.

— Мы, вообще-то, идти спасать тебя собирались! Ты нафига сам спасся?

Выглянув из-за его плеча, Ким встречается с удивлёнными взглядами. Серьёзно, что ли?

— Пи'Ким!

Кхун отходит в сторону, позволяя Порче с разбегу налететь на Кима с объятиями. Он сжимает его настолько крепко, что дышать тяжело становится. Но Ким совсем не прочь задохнуться в этих объятиях.

— Ну почему с тобой вечно что-нибудь случается? — капризно спрашивает Че.

— Ой, как будто тебя в неприятности никогда не заносит, — Ким по-доброму усмехается, гладя его по голове.

Так хорошо…

— Пи'Ким, что с лицом? — ужасается Че, отлипнув. Он начинает со всех сторон разглядывать его. — Тебя били?

Вообще-то, не всё так страшно. Просто небольшая рана над бровью, стянутая пластырем, и набирающий цвет синяк там же. Однако Че реагирует так, словно Ким находится при смерти.

— Нет, сцепился там просто с одним… — старается успокоить, снова притягивая к себе. — Не беспокойся.

— Ким, — строгим тоном вмешивается Кинн, прерывая их тисканья. Порче отходит в сторону. — Ты как выбрался, вообще?

Потянув за собой Че, Ким устало садится на диван. На плечо сразу же падает лохматая макушка. Все смотрят на него, ожидая объяснений. У них такие лица, словно они в самом деле собирались брать полицейский участок штурмом, а он им всё обломал. И снова только тётя видит его насквозь. Ким ближе пододвигает Че к себе за плечи и невозмутимо отвечает:

— Не знаю. Просто выперли и всё. Думаю, Корн подсуетился. Наверняка мой арест просто в его планы не входил.

Макау появляется из ниоткуда, переваливается через спинку дивана и рассматривает Кима, а он с недоумением смотрит в ответ, не понимая, что ему надо.

— За базар спросили? — насмешливо интересуется Макау, указывая пальцем на разбитую бровь. — Блин, Пи'Ким, я думал, под тобой вся тюрьма ходить будет, чего подводишь?

— Сейчас я с тебя за базар спрошу! — выпаливает Вегас, долбанув по столу кулаком.

Младший игнорирует и продолжает о своём:

— А дырку у тебя осматривали?

— Нет, — чересчур серьёзно говорит Ким, не понимая, зачем, вообще, ответил, когда мог молча дать затрещину. 

— Макау! — голос повышает уже Солада.

— Да ладно-ладно, — Макау фыркает и запрыгивает на диван рядом с Че.

Повисает молчание.

— И что делать будем? — обречённо спрашивает Порш.

Ответа на его вопрос не находится. Последнюю надежду увели прямо у них из-под носа.

Особо тяжело приходится Кинну. Титул главы основной семьи давит на него обязанностями, а он вместе с остальными стоит в тупике. Самое главное — Кинн понимает, что конец войне положит только смерть. И могилу подготовят либо для отца, либо братскую, для них всех. 

— Я что-нибудь придумаю, — клянётся он. — Найду способ.

После разговора Кинн, полный решимости, поднимается и вместе с Поршем уезжает куда-то. У Вегаса и Пита тоже находятся дела. Ким так и не говорит им, что нет нужды суетиться. Они узнают об этом позже, а пока пусть внесут свою лепту.

Город засыпает, просыпается мафия.

Ким долго бродит по дому. Думает. Пару раз заглядывает через щель в комнату Макау, где опять между ним и Че проходит ожесточённый бой на приставке. Приятно видеть, что в этот раз проигрывает Макау. Но, вообще, Ким откровенно тянет время. Перед смертью не надышишься, только смелости всё равно не прибавляется. Впрочем, на это ему смелости никогда и не хватит.

Он должен совершить настоящее убийство. Или самоубийство. Или всё сразу. Одного из них это точно убьёт. И свой последний день Ким хотел бы, конечно, провести как-то иначе. Непременно наедине с Че. Возможно, где-нибудь на берегу моря. Они бы лежали на нагретых солнцем скалах и долго целовались. Но на деле Киму сейчас даже смотреть на Че больно. Сердце разрывается от понимания, что ему придётся во второй раз уничтожить его.

Сегодня неожиданно прохладно. Ветер негромко шуршит листьями в пышных кронах деревьях, а небо ещё гуще застилают тучами. Ночью определённо пойдёт дождь. Ким ёжится и проходит по освещённой жёлтыми фонарями тропинке глубже в сад, а добравшись до места, замирает, наблюдая за открывшимся ему зрелищем.

Солада оставила любимые платья на вешалке. Сейчас на ней мешковатые штаны и спортивный топ. Блестящие длинные волосы замотаны в пучок, обнажая ровную спину и расправленные плечи. В её руках лук. Чёрный, матовый. Она натягивает его тетиву двумя пальцами, прицеливается. Стрела летит чётко в середину мишени. Потянувшись за второй стрелой, Солада холодно спрашивает:

— Пришла моя очередь говорить, что это опасно?

Ещё одна стрела врезается во внутреннюю десятку. Ким знает, что у неё перед глазами сейчас не мишень, а в ушах стоит звук рвущейся плоти. Она видит, как стрела пробивает грудную клетку и проходит насквозь, разрывая сердце.

— Я всё решил.

— О, не сомневаюсь.

В яблочко летят оставшиеся четыре стрелы. Солада кладёт лук на подставку и стягивает крагу, поворачиваясь к племяннику. Она выглядит злой, но вдруг эта злоба преображается в отчаяние.

— Мой милый мальчик, — Солада гладит щёку Кима, поднимается выше и осторожно проводит пальцами вокруг синяка. — Ублюдок. Это он тебя ударил?

— Подсосок его об стол приложил. Ерунда, не переживай.

Женщина утягивает племянника в объятия и целует щёку. Ким обнимает в ответ, проникаясь её теплом.

— Тебя так не хватало, — сознаётся вдруг он. Ему давно хотелось это сказать, но говорить вслух о своих чувствах Ким не привык. Слишком тяжело сказать это кому-то кроме Порче. Решает не молчать только потому, что буквально чувствует, как быстро сегодня утекает жизнь.

— И мне вас не хватало, солнышко, — Солада держится, голос почти не дрожит. Почти. — Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Я справлюсь, тётя, — клянётся Ким.

Он перебрал много вариантов. Они все сводятся к одному. И пока тот, на котором Ким остановился, — самый оптимальный. Бегать от Корна бессмысленно, он догонит. Спрятаться невозможно. В прятках голящим старик тоже всегда побеждает, даже если не находит. Жить в страхе в один день снова столкнуться с ним — ни разу не лучше, поэтому Ким пойдёт по пути, который принесёт меньше всего потерь.

— Приглядывай за Порче, пожалуйста. У меня никого и ничего дороже него нет.

— Конечно, родной. Можешь не беспокоиться, мы никому не дадим его в обиду, — успокаивает Сола, прекрасно понимая, что всё равно он продолжит изводить себя терзаниями каждую секунду.

Че возненавидит его. Но Кима более чем устраивает, что он будет жить с ненавистью к нему, чем не будет жить вообще.

Просунув руку в карман джинсов, Ким вынимает оттуда флешку и вкладывает в ладонь тёти.

— Отец меня за идиота держит, — его губы на мгновение растягиваются в самодовольной ухмылке. — Придумаешь, что им сказать?

— Придумаю, не волнуйся.

Солада снова обнимает его, в этот раз немного крепче. Не хочется верить, что эти объятия могут быть последними, поэтому она наказывает:

— Сдохнуть не вздумай. Иначе в следующей жизни найду и прикончу.

— Не родился ещё в этом мире человек, способный меня убить, — передразнивает её Ким.

И он абсолютно уверен, что физически убить его никому не под силу. А морально он уже находится при смерти, доживая последние минуты.

— Корн отобрал у меня семью, — вдруг зло выпаливает Солада. — Я пропустила совершеннолетие Вегаса, а Макау вообще запомнила, когда он еле доставал мне до плеча, и не узнала его, когда увидела вместо того непоседы настоящего мужчину. Он отнял мой дом, отнял всех вас, Ким, — и с решимостью в голосе обещает: — этот подонок за всё заплатит.

Корн поломал жизни слишком многих людей. Он угробил её Киттисаватам и до сих пор продолжает это делать, едва Кинн смог вытащить из дерьма Порша, а Ким доказать Че, что судьба обрекла его не только на неудачи. Корн ломает всех неугодных, собственную семью. Ким все силы бросит на то, чтобы увидеть смерть своего отца.

Молчаливо поклявшись добиться цели, Ким выпускает из объятий тётю. Взгляд скользит за спину женщины, с интересом разглядывая лук.

— А можно попробую? — любопытствует Ким.

— Попробуй, — с радостью разрешает Сола.

Она идёт за стрелами и складывает их в колчан, после чего командует:

— На рубеж.

Выполняя указание, Ким подходит к колчану, надевает крагу, берёт лук с одной стрелой и встаёт наизготовку.

— Начать стрельбу.

Тело всё ещё помнит, хоть из лука он стрелял всего несколько раз за всю жизнь, и все разы были с тётей. Она научила их всех этому делу, но оно отложилось лишь как навык, который однажды, возможно, пригодится. И сама Солада уверяла, что это просто способ снять напряжение. Сколько бы ни отрицала, всё равно для неё это не просто борьба со стрессом, а настоящая страсть.

Натянуть тетиву у Кима выходит не с первого раза. Она слишком тугая, и ему становится удивительно, сколько силы в тонких руках Солады, если даже с его подготовкой тетива сразу не даётся. Ким долго не целится, почти сразу выпускает стрелу и попадает в девятку.

— Ого, молодец! — восхищается Сола.

Когда в колчане заканчиваются стрелы, Ким кладёт лук, а Солада подходит к мишени.

— Сорок девять. Отличный результат.

— Спасибо.

Ким точно не скажет, но, наверное, дело в том, что перед глазами он тоже видел не мишень.

В их с Че комнату Ким возвращается на ватных ногах, когда время переваливает уже за полночь. Бредя по тёмным коридорам, он начинает теряться в пространстве. Голова кружится, изнутри разрывает пониманием, для чего ему нужно туда идти. Даже странно, что видеть Че ему не хочется, да ещё и так сильно.

Порче сидит на кровати под одеялом, снова гасит каких-то монстров в мобильной игре. Увидев Кима, откладывает телефон и расцветает радостью.

— О, Пи'Ким, ты вернулся, — хочется заплакать из-за того, с какой нежностью он с ним разговаривает. — Слушай, сегодня такой день был тяжёлый, я очень хочу тебя хоть как-то поддержать. Скажи, как я могу это сделать?

Ким ничего не слышит уже после того, как прозвучало его имя. Он молча раздевается догола, небрежно скидывая одежду на пол, игнорируя ошарашенный взгляд Че.

— Пи'… Хорошо, подожди, я сейчас!

Попытку Порче улизнуть Ким обрывает, толкнув обратно на кровать. Че обескураживает такой напор, на требовательный и немного грубый поцелуй отвечает неуверенно, но отпихнуть не пытается.

Сейчас Ким должен стать для Че незнакомцем. Перед ним стоит задача — растерять весь свой трепет, чтобы не оставить и единого сомнения. Киму нужно убедить его, что ему наконец-то больше не нужно играть роль милого и заботливого. На самом же деле он только сейчас станет актёром самого мерзкого спектакля.

— Пи'Ким, я знаю, что ты расстроен, но смазку возьми хотя бы, пожалуйста, — бормочет Че, пока Ким покрывает поцелуями шею.

Игнорирует. В этом ужасе он пытается найти для себя хоть что-то приятное. Ким хочет насытиться Че по максимуму, взять, насколько возможно, хоть и понимает, что его всегда будет мало. Особенно после того, как Порче исчезнет из его жизни. От мысли, что это их последний раз, срывает голову. Ким задирает край футболки Че, кусает за сосок и заводится от того, как он вздрагивает. Стянув с него штаны, контроль теряет окончательно.

Ничего особенного Ким не сделал, но у Че уже стоит. Больше на прелюдию не тратится ни секунды. Ким сползает ниже, пару раз проводит ладонью по его члену и берёт в рот до основания. Че надрывно стонет, до треска сжимая одеяло.

Для него этот процесс всегда особо смущающий. Ким обожает вылизывать его и порой не может остановиться, даже когда Че кончает. Собирает сперму языком и снова берёт в рот. А Порче всегда воет, пряча раскрасневшееся лицо в ладонях, и умоляет остановиться. Конечно, довольно быстро втягивается и начинает выть уже от удовольствия. Дырку облизать вообще не даёт. Ким один раз попробовал и огрёб пяткой по голове. Сегодня он себе ни в чём отказывать не собирается.

Порче в этот раз чуть смелее. Хнычет, но перестать не просит. Терпит мужественно, не совсем осознанно сжимая волосы Кима. А он не против, эта боль ему даже нравится. Ещё нравится, как головка скользит по нёбу в горло, нравится это удушье, нравится вкус. Разумеется, нравится, какие звуки издаёт Че, выгибаясь дугой. Он втягивается даже быстрее обычного и сам начинает поддаваться, давит на затылок, не давая отстраниться.

Киму очень жаль, что он не видит, с какими лицом Че кончает от минета. Наверное, с таким ахуенным, что сдохнуть можно, потому что стонет именно так. Но это ещё не всё. Пока Порче не совсем в адеквате из-за оргазма, Ким слизывает с губ сперму и рывком переворачивает его на живот.

— Нет, Пи'Ким, не смей! — вопит и предпринимает вялые попытки вырваться.

— Не дёргайся, — Ким держит крепко, понимая, что ему просто нужно побороть стеснение.

— Да не надо, ну прошу! Это грязно!

Наклонившись к его уху, Ким кусает за хрящ и влажно произносит:

— Ты ведь хотел меня поддержать? Вот и поддержи. Кончи для меня ещё разок.

Че успокаивается, пересилив себя, даёт ему это сделать. Ким разводит в стороны ягодицы и проходится между ними языком, вызывая по всему телу дрожь. Он не сдерживается и целует очаровательные ямочки на пояснице — единственное, что выходит нежно. На самом деле Киму ни разу не хочется быть грубым. С Че хочется всегда-всегда быть нежным. Ему нужно то обращение, которое он заслуживает. И вообще, этот их раз Ким не хочет. Сейчас он мешает неприятное с очень неприятным — прощание и необходимость, чтобы Че легче поверил в самую большую ложь в его жизни.

Ким обводит языком вход и проникает внутрь. Наверняка от его пальцев останутся синяки, потому что он впивается в ягодицы и тянет в разные стороны со всей силы. Че ревёт от каждого движения, вжимаясь лицом в подушку, Ким буквально трахает его языком.

— Смазка где? — хрипло спрашивает, наигравшись.

— В рюкзаке, — Че всхлипывает.

Быстро вернувшись с тюбиком, Ким обильно смазывает вход. Порче никак не отзывается. Ни на пальцы, ни на вошедший во всю длину член. Он, кажется, терпит, а не наслаждается, и просто ждёт, когда это закончится. Ким тоже не особо в восторге. Это их первый раз, который не приносит удовольствия.

— Пожалуйста… Давай остановимся, — Порче едва не плачет.

— Рот закрой, — раздражённо командует Ким.

Это Че, его милый, любимый Че, с который не то что секс хорош, с ним даже просто находиться в одной комнате классно. Киму ни разу не классно. Внутри него всё так же хорошо, горячо и мокро, до звёзд перед глазами, однако на душе так погано, что не в радость ни разу. Порче чувствует его настроение. Ему тоже этот секс становится пыткой.

Ким не замечает, как начинает плакать. Беззвучно и для Че незаметно, благо спиной не видит. Перед глазами — таймер с утекающими чересчур быстро секундами. Киму бесконечно жаль, что последние мгновения с ним проходят так ужасно. Он хочет остановиться прямо сейчас и во всё горло кричать о том, как любит. Только нельзя. Как бы сильно ни хотелось, сейчас надо убедить в обратном.

Че помогает себе рукой, Ким не останавливает, сам не может дождаться, когда кончится это издевательство. Сжав руку на шее Порче, он сильнее вжимает его в постель, делает более резкие движения и наконец-то заканчивает. Че спешит вылезти из-под него, как только появляется возможность. Он поправляет футболку, натягивает бельё и подрывается с постели. Его трясёт.

— Блять, да что с тобой, Ким? Это же не ты, — у него срывается голос. Че отворачивается к окну, зарываясь обеими руками в волосы. Пытается спрятать близость к истерике. Слышать из его уст грубое слово непривычно, и это потерявшееся вдруг «Пи'».

Они были вместе и в горе и в радости. Успели увидеть друг друга всякими, давно научились видеть все эмоции и ощущать как свои собственные. Это хуже всего, потому что помимо своего дерьма Ким чувствует тяжесть, повисшую на Че. А он ведь даже ещё ничего не сказал.

Он встаёт, одевается и садится на край кровати.

— Че, иди сюда. Поговорим.

Сейчас будет тот самый контрольный.

Порче садится на постель. Как-то непривычно далеко. Ким молчит, не представляя, как вообще может сказать это вслух. Ему кажется, что вырвать себе язык будет куда проще, чем в самом деле произнести это.

Нужно. Это ради его безопасности.

— Че, знаешь… Ты действительно хороший парень, — Ким протягивает к нему руку, утирая со щеки одинокую слезу. — У меня даже получилось тобой проникнуться. И мне, правда, жаль тебя обижать. Но, думаю, у тебя получится это пережить.

Порче застывает, смотря на него с неподдельным ужасом из-под слипшихся ресниц.

— Ты… о чём? — боязливо уточняет он.

Ким смеётся.

— Не понимаешь, да?

Он даже не смеет предположить. Это слишком фантастично. Ким сам не верит, что говорит это.

— Я не люблю тебя.

Больше всего на свете Ким хочет сейчас упасть ему в ноги и делать всё что угодно, лишь бы Порче никогда не поверил в эти слова. Однако он продолжает говорить самую большую ложь, отчаянно надеясь, что во благо.

— Папе нужно держать побочную семью под контролем, поэтому он дал мне задание приглядывать за тобой. Ты мне столько проблем создал, когда узнал, что я из главной семьи. Характерный такой ещё оказался, бегать за собой заставил, — Ким пытается смотреть на него с пренебрежением. — У меня больше нет нужды с тобой возиться. Вам нечем нам ответить. Папа сказал возвращаться.

Ким поднимается с кровати, стараясь не смотреть на Че. Знает, что в его глазах сейчас боль, с которой он не готов встретиться.

— Пи'Ким, ты же шутишь? — нервно пытается успокоить себя Порче. — Скажи, что шутишь.

Цыкнув, Ким с раздражением вздыхает:

— Побочная семья, кучка придурков…

Он идёт к двери, но Че налетает со спины, сжимая поперёк торса.

— Отпусти, — холодно приказывает. — Не заставляй применять силу.

Если он не отпустит сейчас, Ким не сможет продолжать играть свою роль, сломается и обнимет в ответ.

— Нет! — истерично кричит Че. — Не поступай так со мной! Не уходи!

Порче разворачивает его к себе и впивается в губы, запуская пальцы в волосы. Лицо обжигают его слёзы. Выдержка хоть и трещит по швам всё яростнее, Ким продолжает стоять, не шевелясь, на поцелуй не отвечает. Даже не разжимает губы. Че отстраняется, осознав, что не получает реакции, и Киму всё же приходится заглянуть ему в глаза.

Этот момент — момент его смерти. Теперь Ким окончательно мёртв.

Шею опаляет горячее дыхание. Че накрывает ладонями его лопатки, вжимаясь носом в плечо, и надломлено шепчет:

— Я люблю тебя, Кимхан. Не оставляй меня, я без тебя не смогу.

Ким практически задыхается, глотает рвущийся наружу крик, сдерживает разъедающие глаза слёзы. Лучше бы с него живьём сдирали кожу, потому что это — пытка куда более отвратительная.

В ответ Че не слышит заветных слов, не ощущает объятий и поцелуев. В ответ лишь сплошное равнодушие. Холод, который Ким никогда к нему не проявлял. Че начинает понимать, что всё это действительно не неудачный розыгрыш, и внезапно бьёт Кима по груди кулаком.

— Да я не поверю, что ты не любишь меня! Ты всё врёшь! — у него хрипнет голос. Ещё один удар ножом по сердцу.

Ком в горле мешает говорить, а тело отказывается слушаться. Ким сам не хочет это делать, хотя бы потому, что клялся сам себе — больше никогда и ни за что. Пересилить выходит непросто. Он скидывает с себя руки Че и отталкивает его в сторону.

— Один раз ведь уже поверил. Сможешь и во второй.

Че вдруг перестаёт плакать. Шмыгает носом и смотрит на него с растерянностью. Не может принять, отказывается. Будто его сознание само отталкивает всё происходящее, чтобы не сойти с ума. 

— Отнесись к этому, как к опыту, — насмешливо произносит Ким. — В следующий раз ты будешь чуть разборчивее и не будешь доверять всем подряд, да?

Порче вообще больше никогда в жизни не сможет доверять людям. Теперь точно нет.

— Секс, кстати, улётный, спасибо, — он оставляет на его лбу издевательский поцелуй. — С тобой было очень интересно, Че. Удачи тебе.

Больше ни секунды не задерживается, спешит убраться как можно скорее, пока ещё может это сделать. Ким себе в каждое ухо бы вбил по гвоздю, чтобы не слышать плач, доносящийся из-за двери и перерастающий в истерический визг. На этот раз уходить сложнее.

Ким хочет остаться.

Куда тащат ноги, он не понимает. Тело будто не его, зато боль, гадкая и всепоглощающая, ощущается отлично, она точно принадлежит ему. Или, наоборот, он в её власти. Голова отключилась ещё несколько минут назад. Перед глазами пустота, кромешная тьма. В ушах всё ещё стоит душераздирающий крик. Ким пытается от него сбежать. И очень надеется, что это кричит не он сам.

Нужно уходить, только безумно манит обратно. Вернуться, обнять так крепко, как сможет, и вымаливать прощение. 

Нельзя.

Отец должен быть уверен, что младшего сына ничего не будет тянуть назад. Корн ясно дал понять, что либо Ким сам избавится от Че, либо он возьмётся за это. Повторяется история госпожи Нампын. Но зато Че теперь будет в безопасности. Его, пожалуй, давно стоило отпустить. Без Кима ему было бы жить проще. Их отношения — ходьба по лезвию бритвы. Ким ставит под угрозу жизнь дорогих ему людей, просто находясь рядом. Для Че лучше, что всё это закончилось. А когда Корн отправится в могилу, можно будет задышать полной грудью.

— Ким! Эй, Ким! — чей-то голос вырывает из небытия.

Реагирует не сразу, нехотя возвращаясь в реальность. Словно очнувшись ото сна, Ким смотрит по сторонам, пытаясь сообразить, где находится.

— Мы думали, ты спишь, — Кинн смотрит на него.

Ким стоит в тёмном коридоре. Из арки падает луч приглушённого в зале света. Оттуда на него смотрят Вегас, Пит и оба лидера клана.

— Уже вернулись? — Ким сам удивляется, как у него получается сделать вид, что не умер только что. — Где были? — он проходит внутрь и садится на свободное кресло.

Они выглядят помятыми, расстроенными, злыми, и эмоции свои запивают алкоголем. Красное вино, мартини и бутылка виски — на четверых многовато. Кинн прикладывается к стакану и, тяжело ворочая языком, отвечает:

— В Тонглоре. Встречались с отцом Тэ.

— И как? — по его лицу Ким видит, что не много эта встреча приятного принесла, однако решает уточнить.

— Я надеялся заручиться его поддержкой. Рассказал, что отец обезумел от власти, про все его выходки. Сказал, что их семья правит самым лакомым кусочком в Бангкоке, и если пока эта беда до них не дошла, то в скором времени Корн обязательно захочет заполучить и их владения, потому что для него меры не существует, — Кинн снова отпивает. — Он сказал нам самим справляться со своими обидами на отца и в семейные разборки его не втягивать. Не поверил. Мы своим визитом только разозлили его и напугали Тэ.

На его рассказ Ким лишь сочувствующие поджимает губы. Отец Тэ, возможно, и был бы рад помочь, но без конкретики никто не захочет вступать в войну против Корна. Все знают его упорство и грязные приёмчики. Наверняка заправляющая Тонглором семья будет не в восторге от перспективы потерять наследника.

— А что насчёт Тайма? — предполагает Ким.

— К его семье мы следующей поехали, — невесело подхватывает разговор Порш. — То же самое услышали, но там ещё матами приправили.

— Понятно, — Ким вздыхает и переводит взгляд на Вегаса и Пита. — А у вас что?

— Заглянули к парочке должников побочной семьи. Сказали, что у них появилась возможность выплатить долг, — делится Вегас. — Они помогут, если начнётся перестрелка, готовы шпионить для нас. Но всё это банды, которые Корну на один зуб. Мы с этим далеко не уйдём. Нужно отбивать у этого уёбка власть, тогда его люди метнутся к нам охотнее. Иначе это всё кончится очередным месивом.

Они сейчас все думают о том, как круто бы пригодилась сейчас папка Кима, которую он не додумался держать в более надёжном месте и как минимум в двух экземплярах. Но осуждать не смеют.

Впрочем, завтра всем станет легче.

— Ладно, я пошёл, — Ким встаёт с кресла и идёт к выходу. — Спокойной ночи.

— Куда ты ночью собрался? — настороженно спрашивает Кинн.

Ким, не останавливаясь, бросает через плечо:

— Вам Порче завтра расскажет, — по-будничному говорит он.

— А тебе сейчас сказать слабо? — Вегас хмурится.

Ничего не отвечая, Ким выходит, но вдруг тормозит и высовывается из арки.

— А, Порш, ты бы заглянул к нему. Думаю, ему бы сейчас помощь не помешала.

— Что ты сейчас сказал, сука?! — Порш вскакивает, закричав неожиданно громко, за мгновение пропитываясь желанием убивать.

Ким сбегает насколько быстро, что кажется, на дорогу до машину у него уходит всего секунда. Он в спешке заводит мотор и даёт по газам.

Сейчас тот самый момент, когда Киму нужно побыть одному. Если откровенно, то побыть ему нужно одному с Че, но теперь он возвращается в прошлое, когда рядом не было того, кто возьмёт за руку, поцелует плечо и на ухо скажет три слова, заставляющие сердце биться чаще. Наверное, хреновое решение выбрать местом уединения утёс, где всего несколько дней назад они целовались под звёздным небом.

Звёзды исчезли. Предвиденный дождь колотит по машине каким-то безумным битом. Его грохот смешивается с повисшим болезненным криком. И теперь это кричит Ким. Долбит руками по рулю и плачет надрывно, до хрипоты, позволяя хоть как-то вылиться той мерзости, что плотно засела в душе. Едва ли помогает. 

Совсем недавно они дарили себя друг другу на этом утёсе, а сейчас Ким срывает голос, желая сброситься с него.

Нечто непоправимое настало.