Примечание

Созвездие Дева — отображает Дайка, греческую богиню справедливости, держащую Весы. 

Хлёсткая пощёчина обжигает лицо. Ким мужественно терпит, не издавая ни звука и стараясь даже мимикой не выдать боль. Впрочем, если сравнивать с тем, что творится сейчас внутри — это просто укус комара.


— Ты не того врага себе выбрал, Кимхан, — сочувствующе произносит отец.


Ким слизывает с губы кровь, прожигая взглядом насквозь ублюдка напротив.


Отец злится. Убийство Солады было возможностью искупить вину за то, что не прихлопнул побочную семью, когда они решили сунуть свой нос, куда не просят. Этим же он попросил бы прощения за копию компромата, о котором изображал неведение, уверяя, что не понимает, почему партнёры разрывают скреплённый многолетним сотрудничеством союз. Но Ким не справился. Он проявил слабость и за эту слабость платит сейчас.


На каменный пол подвала капает кровь от очередного удара. На этот раз Ким чуть хмурится, потому что этот ощутимее остальных. Пытается дёрнуться, но за волосы и плечи крепко удерживают руки его мерзких шестёрок. Едва ли это какая-то пытка или очередное наказание. Корн знает, что младшего сына таким не пронять. Ему просто нужно выместить злость, потому что все его планы и вся его империя катится вниз по наклонной. Каждый день его собственные сыновья по кирпичикам разбирают то, что он строил много лет. И больше Корн не может отрицать — он в заднице.


Всё становится только хуже. Побочная семья в гневе, они готовы мстить за попытку убить их госпожу. Все партнёры главной семьи перешли от Корна к его среднему сыну. В преступном мире ещё никогда в жизни не происходило такого ажиотажа. Творится настоящий хаос. И абсолютно все с замиранием сердца ждут краха правления Корна и готовятся встречать нового короля.


— Ты проиграл, пап, смирись, — хрипло произносит Ким.


Однажды оракул предсказал Кроносу, что он будет низвергнут собственным сыном, и владыка стал пожирать своих детей. Больше всего на свете Корн боится, что миф о Кроносе и предсказание «сын свергнет отца» воплотится в его жизни. Но Корн ни в коем случае не даст в этой легенде никому из своих детей стать Зевсом. Он поглотит их быстрее.


Ещё вчера Ким бы плюнул на любую напасть, какую бы решила подсунуть ему судьба. Даже если это будет смерть от руки родного отца. Принял бы смиренно, потому что сделал всё, что в его силах, и ни капли не сомневается в победе своей стороны. Но больше Ким не может позволить себе просто сдохнуть. Теперь его снова ждёт Че, внезапно подарив прощение, о котором можно было только мечтать. Почему? Неважно. Ким пообещал ему вернуться. Поэтому упирающееся в лоб дуло пистолета вызывает сумасшедшую панику.


— Это мы ещё посмотрим, — говорит Корн стальным голосом.


Ким жмурится, проглатывая истерику. Нет, он ведь пообещал Че…


— Босс! — в подвал влетает один из телохранителей, тяжело дыша и не скрывая паники.


— Ну, говори, — раздражённо вздыхает Корн, а тот всё не наберётся смелости сказать.


— Там господин Кинн с побочной семьёй у главного входа… — помедлив, добавляет: — И все их люди.


Ким не сдерживает злорадной усмешки, когда улавливает на лице отца нечто постороннее. Значит, так выглядит его страх?


— А малявки где? — вдруг спрашивает Корн.


— Мы не видели среди них господина Порче и господина Макау, — отчитывается телохранитель.


— Дома в наказание оставили, что ли? — босс задумывается и хладнокровно принимает решение: — Найдите и убейте.


— Слушаюсь, господин, — неуверенно произносит мужчина и, поклонившись, уходит наверх.


— Папа, нет! — кричит Ким, вырываясь. — Пожалуйста, не трогай!


Как бы сильно ни было противно называть это чудовище отцом, Ким понимает, что сейчас Корн в отчаянии и будет безжалостно бить по всем слабым местам, чтобы отомстить. Попытки напомнить ему, что они семья, достучаться, такие жалкие и бесполезные. Он не слышит. Или уже вовсе не помнит, что когда-то у него были любимые сыновья.


На запястье цепляется стальной браслет, а второй крепится за решётку. Ким даже не сразу замечает, что оказывается прикован, продолжая кричать и беспомощно пытаться высвободиться.


Если Кинн с побочной семьёй здесь, а с ними и вся их охрана, кто защитит Че? Ким не хочет верить, что их с Макау действительно бросили дома одних, но опыт прошлой перестрелки подсказывает — не стоит даже надеяться.


— Папа, умоляю, не надо! — он обессиленно падает на колени. — Прошу, убей меня, если хочешь, только Че оставь в покое!


Корн смотрит на него с отвращением, подходит ближе и хватает за челюсть.


— Во что ты превратился? — презрительно задаёт вопрос он. — Ты был моим лучшим творением, моей гордостью. Эти две бестолочи никогда в жизни тебе вровень не шли. Сопли здесь распустил из-за какой-то вшивой малолетки.


Ким затихает.


— Ты никогда не поймёшь, — голос звучит надломленно, — потому что ты никогда никого не любил. Ты не любил нас, не любил своих братьев. Не любил маму. Ты ведь был рад её смерти? Она мешала тебе растить из нас троих таких же подонков, как и ты. А госпожа Нампын… Её ведь тоже не любил? Скажи честно, ты ведь просто боялся её, поэтому прятал от мира и даже не пытался помочь вернуть воспоминания, да? — его взгляд переполняется искренним сочувствием. — Мне жаль тебя, отец. Правда жаль. Жизнь превращается в ад, когда не умеешь любить.


— Твоя дурацкая любовь сделала тебя слабаком, — выплёвывает Корн.


— Нет, — отрицает Ким. — Она сделала меня ещё сильнее. Поэтому ты проиграл.


Грубо отпихнув его, Корн отходит в сторону. Взглядом он обещает показать, что игра ещё не закончена и в её финале победителем будет он. А Ким остаётся здесь, прикованный наручниками к металлической решётке, без единой возможности помочь.


Каждая бесполезная попытка вырвать руку из оков всё глубже топит его в страхе. В страхе за братьев и каждого из побочной семьи, которые сейчас наверху добиваются победы справедливости. За Че, к которому урод-отец послал своих людей. Если есть чёткий приказ, они его выполнят. Ни перед чем не остановятся. Корн пожертвовал несколькими парнями в ситуации, когда важен каждый человек. Он рискнул своей собственной жизнью ради того, чтобы разбить их, отняв самое дорогое.


Нужно помочь, защитить, хотя бы просто как-то предупредить. Для Че это будет очередное предательство, когда люди, которые так нужны ему сейчас рядом, бросают его одного, отдавая в лапы этого ублюдка.


Ким в панике рыскает взглядом вокруг, надеясь найти хоть какой-нибудь мусор, которым можно было бы вскрыть наручники. Шарит по карманам в поисках завалявшейся шпильки, булавки, чего угодно. Ничего. Он обречённо дёргает рукой, словно этого будет достаточно, чтобы порвать цепь, но браслеты лишь насмешливо лязгают и царапают запястье.


Сейчас Ким нужен Че как никогда раньше. Нужен даже сильнее, чем тогда в баре. Нужен. Ким пообещал вернуться, однако ещё немного, и ему будет не к кому возвращаться. Они убьют его и бросят чуть остывший труп к ногам, чтобы доказать, что господин Корн не проигрывает.


— Сволочь! Ненавижу! — Металл сдирает тонкую кожу с запястья, а из глаз выступают слёзы.


Звать на помощь бесполезно. Наверху кровавое месиво, столкновение двух семей, борьба за власть и справедливость. Его не услышат, не придут. А с каждой потраченной секундой отцовские шавки всё ближе к Че.


Сделав глубокий вдох, Ким зажимает в зубах ворот футболки и решается на отчаянное. Больше вариантов нет. Нужно вывихнуть палец. Ещё пара секунд, чтобы собраться с силами. Он зажмуривается и…


— Господин Ким! — Нон слетает вниз по лестнице и падает около него на колени, обеспокоенно рассматривая. — Вы целы?


Ким не верит своим глазам и впивается в пиджак Нона, как в последнюю надежду, словно не веря, что тот настоящий.


— Пи'Нон, — дрожащим голосом, — пожалуйста. Там Че, папа убьёт его. Он послал людей за ним. Прошу, Пи'Нон. Защити Че, умоляю тебя.


— Тише, Нонг', — Нон хватает его обеими ладонями за лицо, утирая большими пальцами слёзы, и слегка встряхивает, пытаясь достать из истерики. — Всё хорошо, они не тронут его.


— Нет, ты не понимаешь… — сорванно шепчет Ким.


— Пи'Нон, мы нашли! — весело доносится с лестницы.


Первым влетает Макау, размахивая ножом, а за ним появляется Че.


— О, молодцы, парни! — хвалит Нон, забирая из рук Макау нож.


Ким смотрит на них с непониманием, удивлённо хлопает глазами и с обидой спрашивает у своего телохранителя:


— Пи'Нон, что они здесь делают?!


Нон ковыряется ножом в механизме наручников, после вопроса впадает в лёгкий ступор, а Ким продолжает сверлить в нём дырку взглядом. Неожиданно он оказывает в кольце рук, а голову насильно прижимают к груди.


— Ворчать прекрати, — нежно произносит Че, осторожно утирая рукавом кофты кровавые подтёки на его лице.


Живой. Здесь. С ним. Ким слушает, прижимаясь щекой к груди, как мерно бьётся его сердце, по-настоящему бьётся. И тепло руки на шее тоже неподдельное.


— Че… — Ким приобнимает его свободной рукой.


— Готово, — вздыхает Нон, и рука наконец-то вылезает из плена оков.


— Ух ты, Пи'! Научишь? — восхищается Порче ловким трюком.


— А ты не умеешь? — удивляется Макау. — Все члены клана так умеют. Ты чё, неродной, что ли?


— Ну очень смешно! — Че закатывает глаза и переключается на Кима, пригревшегося в объятиях. — Не усни тут, — смеётся. — Пойдём.


Че тянет его за собой, заставляя подняться, а у него словно земля из-под ног уходит. Нахождение Порче в этом эпицентре пиздеца сейчас ничуть не лучше, чем если бы он был где-то без присмотра, пока отцовские ищейки ведут на него охоту. В прошлый раз после переворота внутри клана трупы из особняка вагонами вывозили. И людей побочной семьи, и главной. И не только телохранителей. Ким не может так рисковать Че, не может его потерять. Как Нон мог взять этих двух балбесов с собой, куда смотрел? Пусть это всё просто снится…


— Что ты здесь делаешь? — сердится Ким. — Вы в прошлый раз всем нервы вытрепали и опять суётесь, куда вас не просят! Сколько можно меня душить, Порче?


Че в ответ хмуро смотрит на него, слушая эту гневную тираду.


— Ты меня уже достал, понял? — выкрикивает Порче. — Хватит всё делать ради меня, дай и мне сделать что-то ради тебя!


— Ты сделал бы для меня очень много, если бы прекратил встревать во всякие неприятности! Что за детский сад, мать твою? — Ким повышает голос.


— Да ты вообще права не имеешь мне так говорить после своей выходки!


— Да прекрати, Пи'Ким, — встревает Макау. — Мы же помогать пришли! Тут история вершится, а вы нас дома закрыть хотели?


— О, не переживай, тебе тоже от матери и брата влетит, — скалится на него старший. — Вам тут не цирковое представление, блять! — он переводит взгляд на Нона. — А ты чем, вообще, думал, когда с собой их взял?


— Господин… — терпеливо произносит Нон, вздохнув. — Прекратите переживать. Ни вам, ни господину Порче ничего не угрожает. Все телохранители на вашей стороне.


— Что?..


— Они все сдаются нам, Пи'Ким! — радостно поясняет Макау. — С этим псом вшивым только парочка его блох осталось.


Отпускает сразу и полностью. Ким расплывается в довольной ухмылке. Он знал, что, увидев вечно сдержанного и непоколебимого младшего сына разбитым, телохранители задумаются. Им просто нужно было точно так же, как и Кинну, показать, что их безграничная вера в своего босса глупая. Нужно было, чтобы они увидели истинное лицо Корна. А важные шишки страны, один за другим обрывающие сотрудничество с ним, стали последней каплей. Проведя долгие годы на службе у главной семьи, они сделают выбор в пользу сыновей. Остальные, кто не смог проникнуться борьбой отпрысков своего босса за справедливость, при наличии мозгов должны выбрать сторону, которая находится в явном преимуществе.


Наверху суета, но не слышно ни одного выстрела. Ким боязливо оглядывается по сторонам, крепко стискивая руку Че. Мимо проносится толпа телохранителей главной семьи, не обращая на них никакого внимания, а по этажу разносится женский голос:


— Перекрыть все выходы, взять этого ублюдка живым или мёртвым!


Раззадоренные телохранители разбегаются в разные стороны, открывая обзор. Ким откровенно засматривается. Автомат в наманикюренных руках выглядит слишком правильно. Чёрные глаза пылают яростью. Солада пришла мстить.


— Ким! — замечает она его и подходит ближе, оценивая, мягко говоря, помятый вид. — Ты цел? Помощь не нужна?  


— Да, тётя, всё хорошо, — подтверждает.


Её взгляд перетекает на младших.


— Вы всё-таки слиняли? — чуть устало спрашивает Солада.


— Мам, ну не ругайся! — виновато мямлит Макау.


— Да я знала, что вы на заднице ровно не усидите, — женщина выглядит нервной. — Не до вас сейчас.


— Что случилось? — обеспокоенно уточняет Ким.


— Корн сбежал, — она злится. — И Нампын с собой прихватил.


— Мама… — ладонь в руке Кима напрягается.


Че напуган, и вообще ситуация не очень. Всё должно закончиться сегодня. Здесь и сейчас. Продлить весь этот ужас даже на один день не получится. Они истощены. Конец будет сегодня.


— Мама, мы обошли всё восточное крыло, там чисто, — подоспевает Вегас, за ним показывается Пит.


— Хреново, — цыкает Солада.


Вегас задерживает осуждающий взгляд на Макау и переводит на ещё одного своего младшего брата.


— Ким, — его губ неожиданно касается улыбка, — рад, что ты с нами.


Ответить Ким ничего не успевает, потому что кое-кто эмоций Вегаса не разделяет.


— Вот ты где, урод грёбаный! Пиздец тебе!


Ким уворачивается от летящего ему в лицо кулака Порша. Вторую попытку обрывает Кинн, вовремя подоспевший, и Порче, вставший между ними.


— Хиа', нет! — вступает Че. — Только попробуй, я с тобой никогда в жизни разговаривать не буду!


— Ты тут, вообще, что забыл? — вопит Порш, злясь ещё больше.


— Не ори на меня!


— Угомонились! Все! — прерывает их Солада. — Ты что устроил? Успеешь ему ещё шею свернуть, — отчитывает она Порша. — Нашли время ругаться!


— Извините, — бубнит Порш, но извиняется ни в коем случае не перед Кимом. — Западное крыло чисто.


Солада даже не пытается спрятать своё негодование. Она напряжена и очень зла. Если честно, такой они все видят её впервые.


— Да хер с ними, пусть валит, — фыркает Вегас. — Мы всё равно уже победили.


— У него наша мама! — протестует Порш.


— Я ничего не понимаю, — Сола зарывается рукой в волосы. — Он не выходил из дома, на камерах его нет. Мы перевернули уже весь особняк. Где он, блять, прячется?


— Я знаю… — неожиданно выдаёт Ким.


Все удивлённо смотрят на него.


— Знаю! — повторяет он. — Идите за мной.


Это ещё один секрет Кима. Точнее, шестнадцатилетнего Кима. О нём всё это время знал Корн. Только отчего-то молчал, каждый раз бранил телохранителей за то, что в очередной раз проморгали мальчишку и позволили ему улизнуть из дома. Ни разу не сказал им покараулить у входа в потайной тоннель под особняком, когда юный господин опять среди ночи пропадёт из своей постели. В какой-то момент Ким начал думать, что отец сам не в курсе о нём, но потом понял — ему невыгодно, чтобы об этом знало много людей. Поэтому этот секрет был их общий.


Ни одна камера очень удобно не смотрит на вход. Ни на одной схеме дома этот ход не указан. Ким нашёл его совершенно случайно, когда ему было четырнадцать. С того момента он понял, что дёргать за различные предметы в этом доме очень полезно, и взял это за привычку. Так обнаружилось немало отцовских тайников. Поэтому у них с Корном в принципе довольно много общих секретов.


— Так вот как ты сбегал, — понимает Кинн, неуверенно заглядывая в тёмный тоннель, о существовании которого даже не подозревал. Да ещё и под лестницей, по которой ходил каждый день. — А мы думали…


— Что я, как Рапунцель, из окна вылезал, что у меня есть телепорт, мантия-невидимка и что Эрика заталкивала меня в мешок и вывозила вместе с мусором, — перечисляет Ким. — Я слышал ваши с Кхуном версии.


— Ким, ты… — Кинн подбирает слова, не зная, что сказать. — Проныра.


— Я знаю, Хиа', — он чуть устало улыбается. — Тоннель ведёт к вертолётной площадке. Надо торопиться, иначе мы его никогда не выловим. Пи'Нон, — обращается к своему телохранителю, — собери своих парней и иди за нами.


— Слушаюсь, господин, — кивает Нон и вынимает пистолет из-за пазухи. — Возьмите, пожалуйста. Вам нужнее.


— Спасибо, — Ким принимает пистолет.


— Поспешим, — поторапливает Солада и первая входит в тоннель.


Они идут быстрым шагом по сырому коридору, освещённого редкими мигающими на потолке лампочками. Выражение лица Пита просто загляденье. Шесть лет работал на главную семью и даже не подозревал о таких секретах дома. Эмоции Кинна даже комментировать не стоит.


Че будто бы в каком-то другом месте. Выглядит потерянным и еле перебирает ногами. Киму практически приходится его тащить за собой, чтобы тот вовсе не остановился. Не лезет с вопросами, не пытается подбодрить. Сам понимает, в какой ситуации находятся. Приходится замедлить шаг, потому что Порче совсем не поспевает. Так они оказываются в хвосте, и Че вдруг тихо интересуется:


— Ким, ты меня любишь?


Сердце от его вопроса неприятно щемит. Ким теряется, на секунду останавливается и продолжает идти чуть быстрее.


Переживает, это понятно. Первый раз пришлось постараться, чтобы вернуть его доверие. Второй будет ещё сложнее. Ким обязательно справится. Он выпускает его руку из хвата и снова берёт, на это раз переплетая пальцы.


— Люблю, конечно, — уверенно подтверждает Ким. — Че, прошу, у меня правда не было выбора…


— И будешь любить, что бы ни случилось? — перебивает Порче.


Теперь в груди оседает странная паника. Ким окончательно впадает в ступор.


— Малыш, что за вопросы?


Он всё ещё не знает, что хотел сказать ему Порче в ту ночь.


— Быстрее, ловите! — вдруг кричит Солада и срывается на бег.


Ким выпускает руку Че и выскакивает на улицу вслед за тётей. В лицо ударяет поток воздуха, оглушающий гул лопастей вертолёта бьёт по ушам. Зажмурившись, он взбирается на вертолётную площадку. Успели в последнюю секунду. Корн ещё не успел улизнуть. Ким готов достать пистолет, но передумывает.


Платье госпожи Нампын разлетается от ветра, одной рукой она пытается удержать подол, а второй держится за локоть брата. Всё та же фарфоровая кукла со стеклянными глазами. А Солада смотрит зачарованно, словно до этого момента не верила, что её погибшая подруга смогла вернуться к жизни шестнадцать лет спустя.


Корн всего в шаге от вертолёта. С ним осталось лишь двое телохранителей, и те резких движений стараются избегать, потому что численное преимущество больше не на их стороне. Нужно садиться и скорее сматываться, однако Корн не спешит. Ким напрягается, когда тот машет рукой пилоту, приказывая заглушить вертолёт.


— Хорошо, поговорим, — тяжело начинает Корн. — Неужели вы правда думаете, что сможете без меня удержаться на плаву? Вы, кучка бестолковых детей? Или ты, Солада, — он обводит всех взглядом, — почётная работница койки? Ты же, наверное, не рассказала им? Так настырно пихала нос в мой бизнес, а когда я вышвырнул тебя куда подальше, на чём закончился твой максимум? Все пять лет эскортом себе на жизнь зарабатывала, ничтожная шлюха.


Он чувствует превосходство, говоря об этом, а Солада не теряет уверенности, ничуть не оскорбляется из-за его слов и продолжает стоять с высоко поднятой головой, не стесняясь выплывшей правды.


— Не смейте оскорблять госпожу! — неожиданно вступается Пит, скалясь.


— Молчи, — жёстко затыкает Корн. — Ещё одна грязная подстилка. Разговоров-то было. Громче всех кричал о верности главной семье, и что в итоге?.. Лучше бы ты сдох на том задании. Я чуть со стыда не помер, когда мой глава телохранителей в отставку подал, чтобы задницу подставлять удобнее было.


— Заткни свой мерзкий рот! — не выдержав больше, выкрикивает Вегас, готовый убить его уже в эту секунду.


— Племянник! Давай и про тебя скажу, — всё не унимается он, а глаза блестят от восторга, наблюдая, как их душит неприятная правда. — В твоей жизни есть что-то кроме погони за успехом главной семьи? Смиришься когда-нибудь, что рождён вторым? Или до конца дней будешь пытаться выбраться из нашей тени?


— Папа, хватит, — прерывает Кинн, выходя вперёд. — Достаточно этой грязи. Ты хотел поговорить. Сядем за стол переговоров.


Он всё не теряет надежду решить проблему без крови. Корн иного настроя.


— А к чему, вообще, всё это? — интересуется. — Ты в себя поверил, Анакинн? Подумал, что сможешь справиться без меня?


— Ты заигрался с властью, папа! Тебе всего мало! — пытается донести до него Кинн. — Некоторые семьи являются нашими партнёрами уже больше века, ты копаешь могилы своим же союзникам! Что тебе нужно? Мировое господство? Ты позоришь весь наш род. Мы могли прекрасно вести дела и без этой гнили.


— Поэтому ты никогда не достигнешь того же успеха, — с сожалением вздыхает Корн. — Мне жаль, что лучше тебя наследника не нашлось. Вы все бездари и со своей добродетелью далеко не уйдёте. В нашем мире нужно уметь идти по головам. Иначе пройдутся по твоей.


— Что, даже по головам собственной семьи? — подаёт голос Ким. — Просто признайся, что ты жаден до власти, она тебя опьяняет. И тебе всегда будет её мало, и во всём ты будешь видеть угрозу. Только когда ты останешься один стоять на горе трупов, лишь тогда будешь спокоен. Просто сдайся. Всё, на чём держалось твоё правление, уже в наших руках.


Корн неожиданно начинает смеяться. Мерзко, ехидно. Он по-настоящему забавляется.


— А вы крысу-то свою нашли, победители? — вдруг спрашивает отец, не переставая ухмыляться. — Ким, всевидящий наш, ты выяснил, кто тебе всё это время палки в колёса пихал? Узнал, кто поставил прослушки? Кто рассказал, как незаметно попасть в твою студию? Кто сдал, что Пи'Ким хранит какую-то подозрительную папку в сейфе?


Всё вокруг в один миг начинает казаться каким-то ненастоящим. Ким будто попадает в другую реальность. Всё становится смазанным, ощущается как-то иначе. Тело обмякает, а сердце долбится так, что вот-вот вырвется наружу.


— Порче! Ну выходи же, детка, пусть все полюбуются своим героем, не стесняйся!


Ким боязливо оборачивается, пытаясь выловить среди остальных родное лицо и в самых красивых на свете, таких любимых глазах увидеть немой крик, что всё это неправда. Но встречается с совсем другими эмоциями. И как бы ни хотелось сейчас моргнуть и оказаться в другом месте, Ким всё ещё стоит здесь. Одураченный. Уничтоженный. С ножом в сердце, вставленным самым обожаемым человеком в его никчёмной жизни.


— Че?.. — сорванным шёпотом срывается с губ.


Тот смотрит в пол, кулаки сжаты, ошарашенные взгляды Че терпит мужественно. И зачем-то делает шаг вперёд, и ещё один.


— Порче, блять! Куда ты пошёл? — Порш тоже всё отрицает. — Стой, немедленно!


Че не слышит. Проходит мимо Кима и встаёт рядом с Корном, а тот накрывает его плечи рукой.


— Порче, волчонок в овечьей шкуре. Такой невинный и безобидный. Ведь и предположений быть не могло, что крысой окажется столь очаровательное создание? — насмехается Корн. — Ты отлично поработал, племянник. Горжусь.


— Че, да не гони! — влезает Макау. — Что за херня? Хорош прикалываться, не смешно вообще!


Порче всё прячет взгляд, но слёзы скрыть не выходит. Он громко всхлипывает. Кима пробивает на дрожь, когда Корн касается пальцами его щёки, утирая влажную дорожку.


— Ким, — обращается отец, расплываясь в довольной улыбке, — что чувствуешь? Как там твоя любовь, которая сделала тебя сильнее? У неё всё в порядке?


Ким яростно выхватывает пистолет и направляет на него. Глаза выжигают скопившиеся слёзы, накрывая зрение полупрозрачной пеленой. От выстрела в последний момент останавливает испуганный вскрик Че. Корн рывком притягивает его к себе, сжимая рукой поперёк горла, и приставляет к виску дуло.


— Выстрелишь? — насмехается Корн. — Или будет слишком больно?


Если может быть ещё больнее, чем сейчас, то Ким выстрелит только себе в голову. Теперь он понимает, что чувствовал Че все те разы, когда оказывался предан. Это невыносимо. Беспросветная тьма. Душу словно пропускают через все девять кругов ада. Самый любимый, самый родной. Его смысл жизни, его счастье. Его милый Порче.


Предатель.


Пазл в голове быстро-быстро складывается в одну полную картинку. Находятся ответы на вопросы, которые даже Киму было тяжело разгадать. Становится сразу ясно, почему Че так рвался во все эти приключения, лез в их дела. Откуда отец узнал про компромат. Как его олухи смогли пройти в студию. Как узнали, что Че будет ночью на том концерте. Понятно становится всё. Не хочется принимать эту правду. Ему не нравятся такие ответы, но всё это выглядит слишком правдоподобно, слишком целостно, чтобы отрицать. Он ведь не Кинн, в конце концов, чтобы свято верить в невиновность своего идеала, когда всё очевидное лежит прямо перед ним на поверхности.


Ким не слышит ничего из того, что кричат позади него, не видит больше самодовольной лыбы отца. Мир теряет очертания, реальность расплывается. Отчётливо слышится лишь одно:


— Прости, Пи'Ким.


Застрявший в ушах шум разрывает выстрел. Громкий, слишком отчётливый. Он возвращает обратно на землю. А за ним, будто на поражение, звучит второй. Ким не хочет открывать глаза. Заставляет голос. Определённо незнакомый, звучащий с такой злобой, которая несвойственна этому привычному бесцветному тембру.


— Отпусти моего ребёнка, Корн.


Нампын двумя выстрелами убирает охрану и с наслаждением приставляет дуло к его затылку. Вечно стеклянные глаза впервые выглядят такими живыми.


Этим выражением лица можно любоваться вечно, бесконечно наблюдать эту растерянность, страх, непонимание. Всё то, что чуждо великому Кхун'Корну. Ведь от кого угодно, но от своей любимой Нампын он и вообразить не мог предательства, все эти годы делая из неё послушную марионетку. Нити с треском обрываются, отрываясь от креста в руках хозяина.


— Надо было прихлопнуть тебя вместе с твоими выродками, — сквозь зубы презрительно произносит Корн.


— Надо было, — соглашается Нампын. — Но уже поздно. Я ждала слишком долго.


Звучит третий выстрел.


Всегда казалось, что после него небо вновь должно озариться светом сотни тысяч звёзд, воспылавших ещё ярче прежнего. Однако Ким чувствует себя так, словно они в один миг все обрушились на землю.