Марат Елисеев вытолкал из тесного салона такси огромный чёрный чемодан с отвалившимся ещё при сборах колёсиком и, остановившись на растрескавшемся от времени тротуаре, придирчиво осмотрел девятиэтажку, в которой ему предстояло жить. Неказистое светло-серое здание, в общем-то, никаких претензий не вызывало. Ряд высоких деревьев с шелестящими на тёплом ветру кронами, небольшая детская площадка и широкая дорожка, ведущая к лавочкам и первому подъезду, — тоже. И что ж тут нечистого, кроме разбросанных рядом с урной окурков?

Марик откинул прилипшие к загорелому лбу светлые пряди волос и вытер пот тыльной стороной ладони. Набравшись сил, он направился к входу, таща за собой чемодан так, чтобы он ехал на двух задних колёсиках и не издавал ужасный скрежет тем, что осталось от утерянной конечности. Исцарапанная подъездная дверь с небольшой вмятиной в самом низу была открыта нараспашку и подпёрта обломком кирпича. Испытывая взявшееся из ниоткуда волнение, Марик вошёл.

Несмотря на беспрепятственное попадание в здание — не считая застрявшего в дверном проёме чемодана, — Марат набрал номер хозяйки, чтобы сообщить о своём прибытии. Та милым голоском, напоминающим голосок той самой доброй продавщицы из крошечного продуктового, прощебетала ему подниматься и ждать её у квартиры. Однако, увидев висящий на лифте тетрадный листик с кривой надписью «временно не работает», Марик понял, что это хозяйке придётся ждать. Потому что даже с его более-менее спортивным телосложением затащить на пятый этаж набитый до отказа чемодан — дело не из лёгких. Подъезд был совершенно пуст, если не брать в расчёт сидящего в углу чёрного взъерошенного кота с подранным ухом, и потому Марат, пожелав себе удачи, потащился к лестнице.

Уже когда он стоял на второй лестничной площадке, привалившись к обшарпанной голубой стене и пытаясь перевести дух, в здание кто-то вошёл, и, судя по тяжёлым шагам, этим кем-то был мужчина куда крепче Марата. Елисеев радостно обернулся.

Что ж, мужчина и правда был куда крепче Марата — и это ещё мягко сказано. Высокий, под два метра, с широкими плечами и крупным мускулистым телом, облечённым в обычный адидасовский спортивный костюм… В общем, тот тип мужчин, который страшнее всего встретить в тёмном глухом переулке. Прямо-таки современный богатырь. Или разбойник. Марат откашлялся.

— Извините, мужчина, не поможете?

Богатырь подошёл ближе и, тряхнув гривой русых волос, добродушно улыбнулся, что было едва заметно под его закрученными усами и густой, но аккуратно подстриженной бородой.

— Что такое, сынок? — отозвался мужчина так громко, что, кажется, весь дом слышал.

«Сынок…» — глухо отозвалось в Мариковой голове.

— Да вот, — размыто ответил он, махнув рукой в сторону чемодана. И пожаловался: — А у вас лифт сломан.

Богатырь поднял чемодан так, будто собрался нести миниатюрную дамскую сумочку, и, прежде чем Марат успел удивиться, спросил:

— Куда?

— Восемнадцатая квартира, пятый этаж, — пролепетал Елисеев, заворожённо глядя на то, как легко мужчина поднимался по ступенькам с взваленным на плечо чемоданом.

— О! К Любане заселяешься? Жена моя! — Богатырь так гордо заявил об этом, что Марик невольно растрогался. Нечасто встретишь взрослого человека, столь искренне говорящего о своей любви. — Она-то потому и сдаёт квартиру, что ко мне переехала.

Мужчина представился Мишей, но у Марата язык не поворачивался так к нему обращаться — пару раз он даже порывался узнать отчество. Добрались они до пятого этажа быстро, однако и за это короткое время Елисеев успел узнать и как Михаил с Любаней познакомился, и сколько они встречались до женитьбы, и почему долго не съезжались, и почему Люба — самая лучшая женщина на свете.

Увидев саму Любу, ждущую их у квартиры, Марат сначала не поверил своим глазам — разве люди бывают настолько низкими? Разве что карлики… Но они обычно выглядят как-то немного по-другому. Тактично не обратив на всё это внимания, Марик поздоровался с Любовью Степановной и одарил её дружелюбной улыбкой.

Любаня, даже будучи ростом с девятилетнего ребёнка, была по-своему красива. Небольшой лишний вес, доброе лицо с только-только начавшими проявляться морщинками под большими карими глазами, собранные в простенький пучок пушистые каштановые волосы и длинное светло-зелёное платье с белым передником создавали приятный образ какой-нибудь хозяюшки из сказки, что не могло не располагать к себе. В какой-то степени Марат понимал, почему она так нравилась Михаилу, хоть сам и не мог представить себя рядом с такой женщиной. Он, в общем-то, себя и с никакой другой женщиной представить не мог.

Осмотрев опрятную светлую однушку — какое, на самом деле, счастье после жизни в общаге — и покончив со всеми необходимыми бумагами, Марик распрощался с молодожёнами, перед этим попросившими в случае чего обращаться в сороковую квартиру, и остался в долгожданном покое на новообретённой незастеленной кровати. Семейная парочка, конечно, была колоритная, но пока всё чисто!

***

Елисеева, как любителя мистики, мифологии и фильмов ужасов, позабавило объявление с квартирой по адресу «улица Нечистого, 15», — странно, что не 13. Однако на фотографиях однушка выглядела привлекательно, особенно ванна, в которой Марик в последний раз плескался ещё в отчем доме, в июле, когда приезжал на пару дней повидаться с предками. Да и самая низкая по району цена была усладой для глаз бедного студента, которого с высокооплачиваемой подработки вышорхали в зачётную неделю — засыпал на рабочем месте. Брать деньги у родителей он перестал ещё после второго курса, а небольших накоплений и скромной стипендии не хватило бы на что-то сносное. И тут такая удача! Даже соседа искать не придётся.

От общажной жизни Елисеев устал. Да, сначала было весело, но спустя три года постоянное наличие шумных людей под боком начало изрядно раздражать. А чего стоили девчонки, считающие, что завалиться к нему ранним воскресным утром, чтобы он открыл им какую-нибудь банку, — совершенно нормально! Это же Марик, он всегда поможет! И ничего, что Марик всего пару часов назад лёг спать.

Так что в какой-то степени он был рад, что их общагу признали аварийной.

***

Елисеев распластался на голом матрасе и кинул недовольный взгляд на брошенный неподалёку чемодан. Делать ничего решительно не хотелось, особенно — разбирать кучу вещей, половину которых он перестал носить ещё несколько лет назад. Поэтому, наплевав и на неприятно вспотевшее тело, и на пробуждавшийся голод, и на маячившее перед носом начало четвёртого курса, Марик заснул.

А проснулся он, когда солнце уже почти село. Температура упала на несколько градусов, и теперь в комнате было не так душно. Марат сладко потянулся, а затем, уловив краем уха какой-то звук, напрягся. Сначала ему показалось, что это всего лишь вой ветра, но прозрачная занавеска у открытого окна даже не колыхалась. Соседи, наверное. А Любовь Степановна ведь говорила, что здесь звукоизоляция хорошая…

Ведомый голодом, Елисеев поднялся с кровати и, выйдя из спальни, порылся в валяющемся в тесном коридоре рюкзаке. Когда он уже отыскал бумажник, где-то совсем рядом послышался истерический женский смех. Чуть погодя — звонкий детский. Топот, непонятный скрежет, звон разбивающегося стекла, монотонное постукивание, отголоски пения… Марат покрылся мурашками. Он точно не заселился в чужую квартиру?

Надеясь, что к моменту его возвращения соседи успокоятся — или упокоятся, — Марик забил в «Картах» ближайший супермаркет и, наметив путь, вышел из квартиры. Пока он возился с замком, дверь слева от него открылась и громко захлопнулась. Марат, провернув наконец ключ в скважине, обратился к соседу:

— Молодой… — он запнулся, — человек…

Марат невольно протянул руку к торопливо идущему мимо «молодому человеку», чтобы тронуть за плечо, но на него грозно рыкнули, клацнули для убедительности двумя рядами острых зубов и, чёрным ураганом пронёсшись вниз по лестнице, оставили в одиночестве, так и не дав спросить об источнике странного шума. Который, кстати, за пределами квартиры о себе знать не давал.

Марат, засунув ключи в карман джинсов, задумчиво спустился по лестнице. На первом этаже чёрный кот, всё ещё сидевший на том же самом месте в углу, проводил его внимательным взглядом огромных золотистых глаз.

На одной из лавочек сидели самые обычные женщины преклонного возраста, вполголоса перемывавшие кому-то кости. День стремительно кончался, и освещённый фонарями и жёлтыми окнами район ничем не отличался от любого другого района в любом другом типичном российском городке.

«Но, — заторможенно подумал Марик, — что-то тут нечисто!»