Сознание возвращается рывками. Вначале он слышит чьи – то голоса. Они звучат будто из – под подушки. Глухие, тихие.

– Как он?

– Еще не приходил в себя. Шансов мало… Ему нужно захотеть жить, найти цель. Жаль, что мы не смогли найти родственников. Девушка сказала, что он её не интересует… Как так можно?

Не интересует… Не нужен…

Странно, правда? Еще недавно она мечтала о том, как они купят дом и переедут за город. Придумывала дизайн для комнат, размышляла, где устроят детскую… А сейчас он ей не нужен. Всего два слова для неё и целая жизнь...

Дальше приходит зрение. Все вокруг такое белое… Снег? Нет, это просто больничная палата. Рядом тихо пищит аппаратура. Мерно капает раствор в капельнице. Неяркий свет от лампы на тумбочке. Неприятный запах лекарств бьет в нос. Он никогда не любил больницы…

За дверью разговаривают две медсестры. Одна из них открывает дверь и заходит в палату.

– Как тут Вы? – Глаза девушки расширяются. – Пришли в себя? Очень хорошо!

Чему она радуется? Он пришел в сознание? А что тут хорошего?

Медсестра хватает трубку телефона и быстро набирает номер.

– Андрей Павлович? Срочно, в сто десятую! Он в себя пришел!

Девушка суетиться рядом с ним, меняет капельницу, достает лекарства. Вскоре в палату входит врач. Это сухонький старичок с хитро поблескивающими глазами. Он совершенно не похож на доктора. Скорее уж, это гном из старой детской книжки.

– Ну, как тут наш больной? Пришли в себя? Да это просто замечательно! – Пока Андрей Павлович это говорит, он проверяет показания прибора, чему-то кивает, ощупывает Михаила.

– Как Вы себя чувствуете? Голова кружится? Болит? Ноги чувствуете?

Михаил едва находит в себе силы, чтобы ответить. Нет, не кружится, не болит. Да, чувствует. Врач серьезно кивает, еще раз проверяет приборы. Что-то долго говорит медсестре. Михаил отворачивается к стенке.

Он сам не замечает, как засыпает. И снится Михаилу на удивление хороший сон. Огромный дом, много света и тепла. Вика что-то говорит ему, а он наслаждается этим теплом и светом. На улице лето, поют птицы…

Когда он просыпается, солнечный свет вовсю бьет в окна. На улице всё блестит от снега. Больница. Белая палата. Авария.

Всё это разом наваливается на Михаила, придавливает его к кровати, вышибает воздух из легких. Дышать становится трудно, кислорода не хватает… Ему едва удается справиться с собой.

Заходит медсестра. При свете дня он может, наконец, её рассмотреть. Это девушка лет двадцати пяти. Короткие темные волосы выбиваются из-под больничной шапочки. Серые, цвета грозового неба глаза глядят сочувственно и обеспокоенно. Девушка дает ему лекарства, таблетки. Мерит температуру, проверяет приборы. И пытается накормить. Но Михаил не хочет есть! Совсем не хочет… И не нужно предлагать кашу, бульон. Он не будет есть. Не хочется… Ничего не хочется…

Михаил снова проваливается в сон. Он теперь вообще часто спит. А что еще делать? Иногда приходят хорошие, яркие сны. Там он не один, во сне он счастлив. А потом Михаила опять выбрасывает в это белый стерильный мир больницы, с её неприятным запахом.

Медсестра приходит каждый день. Как он узнал, её зовут Мария. Девушка не просто приходит, она постоянно тормошит его. Что-то рассказывает. Смешит. Заставляет разговаривать.

Неожиданно в палату заглядывает девочка. Совсем маленькая, лет трех. Подходит к кровати, что-то говорит. И смотрит. Михаил замечает, что у неё необыкновенные глаза. У человека не может быть таких глаз. Огромные, синие-синие, как океан. Ясные, как две звездочки. И от пристального, не по-детски серьезного взгляда ему становится не по себе… Вскоре приходит Мария. Она очень удивляется, увидев девочку рядом с ним и пытается быстрее её увести.

– Надюша, разве я не говорила тебе сидеть тихо и не ходить по больнице? Ну-ка, давай, пошли. Карантин в садике… – Это уже в его сторону, будто оправдание.

Девушка уводит малышку, и он снова остается один.

Михаил слышит разговор за дверью. Разговаривают двое. Мария и еще кто-то, он не может различить по голосу.

– И не надоело тебе с ним возиться, Машка? – Голос спрашивает насмешливо, с иронией.

– Не надоело! – Мария отвечает резко, даже грубо. – Не надоело!

– Эх, только время зря теряешь. Возишься с ним, возишься, а он… Видала я таких! Не хочет он жить, потому и не поправится. Посмотри, он же сдался! А без желания бороться у него ничего не выйдет. Желание жить, оно важнее всего.

– Выйдет. У него всё получится. – Мария очень упряма.

Она заходит в палату, и Михаил притворяется спящим. Все правильно. Он не хочет бороться.

Но девушка действительно упряма. Она не желает сдаваться и не верит, что он сдался. Но время идет, а ему не становится лучше.

Однажды она приходит и тихо садится на стул у его кровати. Он лежит на спине и может видеть её, если скосит глаза. Девушка сидит ссутулившись, опустив руки. Её голос непривычно глух.

– Неужели Вы сдались? И не хотите бороться?

Что ей ответить? Михаил молчит. Она сама всё знает.

– Знаете, я вам расскажу кое – что. Я была очень серьезно больна. И в один момент я не захотела бороться. Просто устала. Мне стало все равно как я выгляжу, что ем, с кем разговариваю… Всё равно, жить или… Нет… Я как-то существовала, по – другому это не назвать. Вставала по утрам, одевалась, шла на работу. Тогда я работала в детской больнице. Мне некому было помочь. И некому было ободрить меня, встряхнуть и сказать: «Что ты творишь? Живи!». Брат и мама жили в другом городе, я им ничего не говорила… Зачем? Я ведь замуж вышла. Дура была такая, уехала в другой город… Не послушалась, а ведь мне говорили… Говорили и предупреждали, что счастлива я не буду. Но я же была взрослая, разве я кого – то слушала? А потом заболела. И резко стала никому ненужной…

Потом появилась Надюшка. Ей всего годик был… Её привезли поздно вечером, почти ночью. Там была какая-то авария на трассе. И Надюша осталась одна. Представляете, совсем одна, во всем мире! Такая маленькая, беспомощная… Я тогда всю ночь просидела около её кроватки, всё смотрела на неё и думала: «Как же так? Как она будет дальше – то жить?». Плакала… Сердце рвалось, как на неё взгляну.

А она жила. Поправлялась, почти не плакала. Только смотрела своими огромными синими глазищами. Серьезно так смотрела, будто насквозь всех видела. Худенькая, маленькая, но сильная…

И я решила бороться. Я решила, что выживу! Выживу, и заберу Надюшку себе. Она будет у меня, а я буду у неё. Мы будем не одни во всем мире. Мы будем друг у друга.

Как видите, у меня все получилось. И Надюшка потихоньку оживает. Она ведь вначале не смеялась, не плакала, не говорила. Была как заморожена. А теперь, кажется, отходит…

Я Вам сочувствовала. Думала, смогу помочь. Думала, вы сильный. А Вы сдались. Вы сами губите свою жизнь. Вы не желаете бороться… Но так же нельзя! Вы же умрете! Как так можно? – Она почти плачет. Что ей ответить? Михаил с трудом вздыхает.

– Всё равно. Уходите.

– Но это же Ваша жизнь! Неужели она Вам не дорога? Разве Вы не хотите жить?!

– Уходите.

Девушка молча встает. Не глядя на него, проверяет таблетки на тумбе. И выходит из палаты.

Наступает утро. За окном постепенно рассветает. Дверь в палату скрипит. Входит маленькая девочка. Надюша прикрывает за собой дверь и на цыпочках крадется к кровати.

– Дядя, а вы спите? – Она задает вопрос шепотом, на грани слышимости.

– Нет. – Так же тихо.

– А можно я у вас посижу? А то одной скучно, а мама пошла обход делать… Только вы ей не говорите, что я у вас была. Мама сказала к вам не ходить, не мешать…

– Ммм… А что еще сказала мама? – Неожиданно ему стало интересно.

– Она плакала… А еще мама сказала, что дядя занят. Дядя умирает… А разве это занятие, умирать? Вот мама людям помогает…

Михаил посмотрел на эту маленькую, но такую сильную девочку. Тоненькая косичка переброшена через плечо. Волосики, выбившиеся из неё, топорщатся во все стороны. Ножки-ручки тоненькие, как спички. Шея, кажется, подломится вот-вот, стоит только ветерку дунуть. Ей-Богу, птенчик встрепанный. Глазастый. Синие моря смотрят внимательно, пытаясь отыскать ответ на свой вопрос у него на лице.

Михаил пытается повернуться на бок. Каждое движение отдается болью во всем теле. Ноги не шевелятся… Когда он успел так ослабнуть?

С трудом получается протянуть руку и погладить Надюшку, это маленькое чудо, по голове.

Разве это его рука? Худая… Это не рука человека, это рука высушенной мумии. Кажется, что это кости, которые кто-то обтянул кожей.

– Ты права, Надя. Это не занятие. Я вот поправлюсь… – Поправится? И что? Что он сделает? На этот вопрос пока не было ответа…

– И будете как мама помогать людям? – Смотрит наивно и доверчиво…

– Да. Я буду помогать людям. Как твоя мама… – Вот он, ответ на этот вопрос. Он обязательно будет помогать. И вообще будет. Он не умрет. Разве он может разочаровать эту девочку? Она такая беззащитная… Но смелая. Она живет, несмотря ни на что.

Девочка важно кивает, принимая такое объяснение.

– Да… Я буду… Буду… А теперь беги, Надюша, пока мама не стала волноваться.

Надя улыбается и выходит из палаты. Маленькие ножки аккуратно топают до двери, девочка закрывает её за собой и бежит по коридору.

Вначале он пытается встать. Но ничего не выходит. Тело чужое, неповоротливое. Ноги не слушаются вообще. Нужно набраться сил, а потом он сможет встать.

Михаил лежит и думает. Что он сделает, когда – не если, а когда – он поправится? Наверное, построит дом… Для детей, которые болеют… Сделает такой дом, где всем будет хорошо… Где дети будут выздоравливать. Кажется, такое называется реабилитационный центр?

Вскоре в палату заходит Мария. От неё веет холодом. Серые глаза замерзли, и теперь кажутся льдинками. Девушка будто превратилась в Снежную Королеву. Ледяную, сдержанную, строгую… Она предельно вежливо разговаривает с ним. Возьмите градусник, выпейте таблетку… Михаилу вдруг становится смешно от этой её сдержанности. Он протягивает руку и касается её пальцев. Надо же, в вправду снежная королева. Пальцы – ледышки!

– Мария, вы что-то говорили про бульон… – Да, говорила. Правда, это было давно. День назад? Неделю? Месяц? Сколько он вообще здесь лежит? Кажется, что всю жизнь. Когда дни однообразны и наполнены тоской и серостью, время тянется как резина, без конца и счету…

– Бульон? – Удивление пробивается сквозь холодную маску. Он давно уже не спрашивал про еду. И ел мало. Только пил, но и то не очень часто.

– Да, бульон. Я очень хочу есть. Принесите его, пожалуйста. – Михаил пытается улыбнуться, но мышцы не слушаются. Лицо будто деревянное. Когда оно успело таким стать? Может, он слишком давно не улыбался?

Девушка удивляется еще сильнее, но отметает мысли о шутке. На клоуна Михаил похож меньше всего.

Медсестра разворачивается и почти выбегает из палаты. Его голос застает её в дверях:

– Мария!

Она оборачивается. Льдинки в серых глазах еще не растаяли, но уже не обжигают холодом. Снежная Королева уступает свои позиции.

– Мария, я выкарабкаюсь. Слышите?! – Девушка кивает и отворачивается, скрывая слезы.

Она приносит не только бульон, но и кашу, и чай. Михаил давится, ему не хочется есть, но есть надо. Каша встает поперек горла, чай кажется обжигающе горячим… Надо пересилить себя, только так он пойдет на поправку. Надо взять себя в руки.