Известие о всеобщем бедствии, постигшем темные земли, дошло до Красной Лебеди лишь тогда, когда она обнаружила, что в Ревендрет неожиданно прекратился поток новых душ. Одиллия вообще редко покидала пределы Ревендрета, разве только если нужно было наведаться в Орибос. Путешествовать же из ковенанта в ковенант у нее особой необходимости не было, да и желания, признаться, тоже. Положение других ковенантов не заботило Красную Лебедь — вентиры так-то не питали симпатий ни к кому: ни к этим святошам-кириям, у которых бытие основано на беспамятстве, ни к раздражающим феечкам, которые жить не могли, чтобы кого-нибудь не разыграть, ни тем более к вонючим некролордам, которые имели наглость периодически вторгаться в другие ковенанты, не обходя стороной и обитель искупления. Конечно, так поступали далеко не все малдраксийцы, а изгнанники из знатных домов, неподвластные Примасу, который последнее время вообще будто бы впал на старости в маразм и вспоминал о своем ковенанте только изредка, а теперь и вовсе исчез, никого из своих костлявых воинов не предупредив. Но Одиллия в любом случае к некролордам не питала ничего, кроме неприязни и отвращения. Поэтому, когда во время очередного вторжения тогдашний генерал камнерожденных, Дрейвен, решил остановить конфликт путем переговоров с некромантом, возглавлявшим враждебную армию, Красная Лебедь посмотрела на генерала, в котором внезапно проснулся миротворец, как на ненормального. У Ревендрета в плане профессионализма было преимущество перед этой кучкой мертвяков, отлично обученные вентиры и камнерожденные вполне могли бы силой загнать выползшую из чумных топей нечисть обратно в Малдраксус, но нет, нужно было еще унижаться перед этими тварями!

Дрейвен в последнее время вообще вел себя подозрительно. Посетившие его с какого-то перепугу мысли о всеобщем равенстве и о том, что обостренные конфликты можно разрешить миром, могли обернуться для праведных устоев Ревендрета не самым лучшим образом. Особенно когда началась засуха. Конечно, Одиллию и прочих вентиров из благородной аристократии этот рок, поразивший темные земли, не особо затронул, как не затронула и внезапная остановка притока душ. В Ревендрете еще, как совершенно справедливо заметил Владыка в своем не таком уж и давнем обращении, имелись надежные источники анимы, среди которых была и одна очень грешная душа, весьма знакомая Одиллии. Точно никто не знал, когда именно умер Ротбарт, да и саму Красную Лебедь это не волновало. Главное — что она наконец-то могла отомстить отцу за все. Грехов у «мистера Наглость» было так много, что анимы, которая рождалась из его прегрешений, кажется, хватило на много веков. Именно поэтому Одиллия нередко наведывалась в мрачные катакомбы под замком Нафрия. Душу Ротбарта, по иронии судьбы, поместили в ту камеру, где когда-то держали и его дочь, пока она была бестелесным духом. Камнерожденные-надзиратели пропускали Красную Лебедь без вопросов, и она, пройдя по коридорам и добравшись до камеры Ротбарта, отыгрывалась на нем сполна. Потом, правда, эту душу перевели в Реликварий замка, чтобы и другие вентиры могли ею попировать, но Красную Лебедь это особо не обеспокоило, она беспрепятственно заходила и в Реликварий, чтобы также вытягивать аниму из злого гения. С отцом, который считал свою дочь лишь инструментом, а во время своего правления даже отравил ее, Одиллия обходилась гораздо жестче, чем даже когда-то с Зигфридом, который, впрочем, давно уже стал полноценным вентиром и вполне мог бы заслужить престижное звание Жнеца, если бы не одно «но». Это «но» называется мятежом, вспыхнувшим в Ревендрете после начала засухи. Некоторые заблудшие вентиры и камнерожденные уверовали в то, что нехватку анимы вызвал сир Денатрий. И Дерек Алый Сумрак — такое имя дали принцу Зигфриду в Ревендрете — оказался среди таких инсургентов. Впрочем, от такого, как Зигфрид, нельзя было ожидать верности. Его верность — вещь довольно шаткая, в этом Одиллия убедилась еще при жизни, когда на балу обольстила принца своими танцами, и он, убедившись, что перед ним настоящая Одетта, не заметил даже кривой ухмылки Ротбарта, не говоря уже о белой лебеди, в отчаянии взывающей к заснувшему разуму Зигфрида.

Хотя этот грех принадлежал сразу трем личностям — самой Одиллии, принцу и Ротбарту, — но страдал от этих воспоминаний именно Зигфрид, ибо Одиллия, пока истязала его бесплотный дух, очень часто напоминала ему об этом, вызывая образ погибшей Одетты. После того, как принц наконец-то удостоился перерождения и стал вентиром, они с Красной Лебедью практически не пересекались — принцу не очень-то и хотелось видеться со своей надзирательницей, которая к тому же жестоко обманула его при жизни и погубила его возлюбленную, Одетту. В Ревендрете Зигфрид и Одиллия танцевали вместе лишь один раз — на одном из торжественных вечеров. Надо сказать, Красная Лебедь после того, как была перерождена в Ревендрете, своих танцевальных способностей, кои у нее были при жизни, не утратила. Она часто оттачивала навыки в своей башне, и на своем первом балу в Нафрии, еще до того, как стала Жнецом, смогла поразить многих почетных гостей своей грацией и пластикой. Как и при жизни, Одиллия предпочитала выбирать равного себе партнера. В материальном мире равных ей в танце было немного, а вот в Ревендрете среди вентиров профессиональных танцоров хватало. Впрочем, партнеров на нафрийских балах Красная Лебедь меняла как перчатки. Чаще всего она выбирала себе в партнеры одного из трех вентиров, принадлежащих к Совету Крови, а именно — либо баронессу Фриду, либо лорда Ставроса, либо кастеляна Никлауса. Одиллия также была бы не прочь станцевать и с самим Денатрием, но он, не в пример Красной Лебеди, всегда выбирал только одного партнера. Принц Ренатал, как и верная Реморния, чуть ли не всегда крутился подле своего господина, а Владыка смотрел на Жнеца Господства с каким-то явным обожанием и именно его выбирал партнером на каждом званом вечере. Впрочем, Одиллия могла понять такую привязанность — Ренатал был первой душой, удостоившейся перерождения в вентира, первым дитя Ревендрета, перенявшим от своего создателя очень многое.

На том балу, где присутствовал в том числе и уже к тому времени перерожденный Зигфрид, он же Дерек Алый Сумрак, Одиллия, как она до сих пор помнит, вышла, даже выбежала в середину бальной залы под быструю, несущую тревожный и в то же время мрачный характер музыку. Сделала несколько острых движений со взмахами руками, словно лебедиными крыльями и, исполнив фуэте, заострила внимание на одном вентире, стоявшем среди гостей, — на Зигфриде. Да, несмотря на новое имя, он по-прежнему оставался Зигфридом, глупым принцем, которого можно было легко очаровать. Тогда он и о мятеже не помышлял, ведь и засухи-то не было. В тот день принц лишь невольно любовался танцующей Одиллией. Как бы он ни хотел показать, что не забыл, как Красная Лебедь мучила его душу, что он с ней знаться не желает, но стоило Зигфриду лишь мельком увидеть вентирку в человечьем теле, танцующую столь великолепно, как он потерял дар речи и, как ни пытался отвернуть взгляд, все равно не мог оторвать глаз от Одиллии. На ней в тот день не было повседневного вентирского костюма, Красная Лебедь для званых вечеров одевалась всегда в особые наряды. В тот раз она была облачена в свое легкое черное танцевальное платье средней длины, без рукавов, зато с декольте, а на ногах вместо сапог были пуанты в тон платью. Тогда Одиллия вовсе не была похожа на ту жестокую верную подданную Ревендрета, которая проводила обряды искупления над несчастной душонкой обманутого принца. Тогда очарованный Зигфрид видел перед собой прекрасную танцовщицу, и чем дальше, тем более завороженно наблюдал за тем, как превосходно танцует Красная Лебедь. Прямо как при жизни, в тот роковой для Одетты день. Только теперь Зигфрид отлично понимал, что перед ним именно Одиллия, а не Одетта, даже несмотря на такие знакомые золотистые волосы. Принцесса-лебедь слишком непорочна для Ревендрета, и ее душа, скорее всего, определена в Арденвельд.

Оркестр между тем смолк, лишь одна скрипка принялась выводить лирическую мелодию в темпе адажио. Одиллия мелкими шажками на цыпочках, взмахивая руками, как крыльями, приблизилась к столпившимся вентирам. Она выразительно посмотрела на Зигфрида, театрально, с пафосом моргнула и обворожительно улыбнулась, наблюдая за реакцией принца. Надо же… Красная Лебедь ожидала, что Алый Сумрак отпрянет от нее, вскрикнув от ужаса, и попытается отогнать свою бывшую надзирательницу, но ничего из этого не произошло. Зигфрид просто стоял как истукан, а взгляд его против его воли был прикован к очаровательной вентирке. Одиллия же усмехнулась, обнажая маленькие клыки, а затем взяла очарованного принца за руку и лебединой походкой повела его в середину залы. Скрипка продолжила играть адажио, Красная Лебедь медленно затанцевала подле Зигфрида, поглядывая на него. Ее лебединая походка, изящные обороты на одной ноге вокруг своей оси, и эта улыбка, столь завлекающая… Все это напомнило принцу о том дне его прошлой жизни, когда он вот так же очаровался Одиллией, поддался ее обаянию и поклялся ей в вечной любви, тем самым предав и погубив свою истинную возлюбленную. Воспоминание об этом дне, как и последовавшие за ним воспоминания о воспитательном истязании в Ревендрете, пробудило в Зигфриде голос разума, и он попытался отстраниться, однако Одиллия, изящно встав в позу ласточки на одной ноге, обхватила шею принца рукой, не давая отклониться от намеченного курса.

— Не противься тому, что должно быть… Дерек Алый Сумрак, — вентирское имя Зигфрида Красная Лебедь назвала подчеркнутым тоном, решив таким образом напомнить вентиру о его нынешнем положении. — Ты уже поклялся любить меня при жизни… Так исполни же свою клятву в посмертии, — жеманно проворковала Одиллия, затем встала уже на обе ноги, поднялась на цыпочки и положила вторую руку на плечо Зигфрида, не сводя при этом с него глаз. — Твоя судьба — это служение Ревендрету. Покорись Владыке… — вентирка плавно скользнула рукой, которой до того обхватила шею Алого Сумрака, к его щеке и провела по ней острым ногтем, — …и мне, — елейный голос Одиллии перешел во вкрадчивый шепот, острый ноготь, слегка поцарапавший щеку Зигфрида, перешел на его шею, а сама Красная Лебедь игриво усмехнулась.

Скрипка в это время закончила солировать, и музыканты начали играть уже другую мелодию, которая была гораздо бодрее и быстрее скрипичного адажио. Одиллия тут же, дабы не отставать от музыкального ритма, перешла от медленного доселе танца к резким фуэте. Зигфрид хотя и умел танцевать, а в Ревендрете и вовсе отточил этот навык до уровня профессионала, но его пластика не шла в сравнение с пластикой Красной Лебеди, тем более, когда речь шла о тридцати двух фуэте, не меньше! Поэтому вентиру оставалось лишь, раскрыв рот, словно вытащенная из воды рыба, наблюдать за тем, как быстро крутится вокруг своей оси Одиллия. Впрочем, реакция большинства вентиров была не столь выраженной, хотя и вполне одобрительной. Они бывали уже на многих нафрийских балах и видали немало танцевальных совершенств, в том числе и фуэте, которые до балетного дебюта Одиллии не менее виртуозно исполняла баронесса Фрида из Совета Крови. На том балу Одиллия поравнялась с Фридой по количеству фуэте, и баронесса даже назвала Красную Лебедь королевой танцев.

Да, тот торжественный вечер был поистине вершиной танцевальной карьеры Одиллии. Даже в королевстве Винзент она не получала столько признания, сколько в Ревендрете. Что же теперь? Ревендрет, как и другие ковенанты темных земель, страдает от засухи и, кроме того, раздирается этим глупым мятежом, который возглавляет не кто иной, как принц Ренатал — первая душа, перерожденная в вентира, излюбленное творение сира Денатрия, Жнец Господства и прочая-прочая. Хотя… Жнец ли он теперь? Ответ на вопрос очевиден. Своим стремлением нести обездоленным вентирам благо, своим желанием угодить кому угодно, но только не своему Владыке, Ренатал, как по заветам древней земной поговорки о благих намерениях, вымостил себе дорогу в ад… то есть, в Утробу, обитель отъявленных негодяев. Похожая участь постигла и Зигфрида, тоже принявшего участие в мятеже. Дерек Алый Сумрак, который после того танца на балу вообще зарекся встречаться с Одиллией и постарался забыть о своем прошлом, посвятив себя служению на благо обители искупления, вновь вынужден был вспомнить, как его звали, и какой грех, достойный Ревендрета, он совершил. Роковой ошибкой было то, что он, как выяснилось, не прятал свой камень грехов, как другие вентиры. И Жнец Тщеславия использовала булыжник Алого Сумрака, при жизни бывшего принцем Зигфридом, против него же — наново созданный образ принцессы Одетты вновь порицал принца за его измену, как это было не раз, когда Зигфрид был еще бестелесной душой. В конечном итоге мятежный вентир был доставлен к Владыке и за презрение воли самого Ревендрета был сослан не в Утробу, а в Пепельный Предел. Даже неизвестно, что хуже — выдерживать пытки слуг Тюремщика или сгорать под беспощадными лучами солнца в Суши… Впрочем, ни из Утробы, ни из Пепельного Предела так просто не выбраться.

Так считала Одиллия до сегодняшнего дня.

Сейчас она сидит в своей башне и перебирает очередную стопку посланий, которые ей приносили камнебесы — маленькие крылатые чертенята, служащие в Ревендрете почтой. Послания содержат в основном жалобы на засуху и прошения со стороны камнерожденных и вентиров, оказавшихся за чертой бедности. Все эти письма несут в себе одинаковый смысл, и участь их постигает одна — выбрасывание в камин. И как раз в то время, когда Одиллия отправляет очередное послание на растопку, к ней в комнату через окно влетает очередной камнебес. Опять. Сколько уже можно? И так писем хоть отбавляй.

— Что на этот раз? Если опять жалобы черносошных крестьян, можешь лететь туда, откуда прилетел, — раздраженно выплевывает Красная Лебедь, метнув в сторону маленького почтальона испепеляющий взгляд. Но камнебес не торопится улетать. Он даже не пугается грозного взгляда Одиллии, а, наоборот, подлетает к ней поближе. Такая реакция совсем не приходится по нраву Жнецу Тщеславия, и она хочет схватить наглеца за крылья и раздавить его, но камнебес, словно предвидев это, ловко уворачивается.

— Остыньте, госпожа, — пищит он своим мерзеньким голосишком, — я к вам с особой вестью, — малютка дразняще летает вокруг Одиллии, хмурящейся все больше и больше. — Смертная душа, — торопливо поясняет камнебес, понемногу замедляясь в полете, и Красная Лебедь, до того раздраженно наблюдавшая за летающей мелкой тварью, застывает на месте как вкопанная.

— Смертная душа? — она скрещивает руки на груди и смеряет камнебеса внимательным взглядом. Выражение ее лица из мрачного становится удивленным. В темных землях объявилась… смертная душа? Одиллия никогда еще о таком не слышала с момента своего перерождения. Да что там — такого еще никогда не было с самого рождения извечных правителей ковенантов! Но как смертный смог из материального мира попасть в темные земли? Похоже, в загробном мире воистину настали темные времена, и, видимо, что-то порвало завесу между жизнью и смертью, раз и поток душ прекратился, и смертный каким-то образом оказался в посмертии…

Нежданное возвращение одного из каменных стражей башни Темной Стены окончательно убеждает спустившуюся вниз Одиллию в том, что камнебес не солгал. Представитель горгульего рода на своей спине определенно кого-то несет. И этот кто-то не очень-то походит на среднестатистического вентира. Телосложение у него… точнее, у нее такое же хрупкое, а ростом она меньше. И уши уж слишком длинные и острые для вентирки. У Красной Лебеди после перерождения уши остались такими же, как и были, — человеческими, а у обычных вентиров они заостренные, но точно покороче будут, чем у этой конкретной незнакомки. Другие вентиры, проживающие во владениях Одиллии, именуемых Башенным Пределом, взирают на необычную душу с не меньшим интересом, чем сама Жнец Тщеславия.

— Госпожа Красная Лебедь, — суровый камнерожденный одним своим видом вселяет ужас в сердца врагов обители покаяния, однако перед вышестоящими господами, в том числе и перед Одиллией, преклоняется, и весь лоск словно бы исчезает. — Вашей аудиенции просит… пилигрим Утробы, — он сбрасывает с себя незнакомку, и она, больно ударившись о землю, вскрикивает и потирает ушибленное место.

— Пилигрим Утробы? — повторяет Красная Лебедь и пристально смотрит на остроухую рыжеволосую девушку, у которой случилась отнюдь не мягкая посадка после полета верхом на каменном страже. — Ты непохожа на вентира, — мрачно констатирует Одиллия, не сводя глаз с гостьи, внимательно осматривая ее потрепанные одежды. Торментия, парящая у вентирки за спиной, тоже с любопытством смотрит на остроухую, вызывая у той настороженную реакцию, ибо смертная прежде, кроме Ксал’атат, живого оружия особо не встречала. — И на твоем месте я бы встала с земли. Это невежливо, — назидательно добавляет Жнец Тщеславия и упирает одну руку в бок. — Значит, ты и есть смертная душа? Откуда ты пришла?

— Я Вериния, эльфийка крови, — незнакомка отвечает в тон вентирке и, охнув, медленно поднимается на ноги. — Я пришла с планеты Азерот.

Одиллия — душа с планеты Земля. Но в темные земли, загробный мир о четырех ковенантах, попадают души не только земные, но и из других миров. Об Азероте Красной Лебеди доводилось слышать, ведь души за долгую вечность прибывали в том числе и из этого мира. Среди этих душ, разумеется, были и души подобных Веринии эльфов с такими же острыми ушами. Но, пожалуй, живую смертную в мире мертвых Одиллия видит впервые.

— Значит, ты сбежала из Утробы? — осведомляется Жнец Тщеславия, мерно прохаживаясь перед смертной душой и прокручивая у себя в голове то, как назвал эту душу камнерожденный. — Должна сказать, я удивлена. Ведь из Утробы нет выхода, — она педантично накручивает на палец прядь золотистых волос. — Вполне возможно, что тебе кто-то помог… Но кто?

— Да так, встретила одного товарища по несчастью, — небрежно махнув рукой, выплевывает эльфийка крови. — Назвался Ренаталом, и хрип у него еще такой раздражающий… — девушка нервно смеется, но тут же прокашливается. — Прошу прощения, я отвлеклась. В общем, он попросил помочь выбраться, и я ухватилась за этот шанс…

— Постой, — Одиллия повелительным тоном перебивает смертную душу и настороженно сужает глаза. — Ты сказала — Ренатал? Принц Ренатал?

С тех пор, как Денатрий бросил своего некогда обожаемого принца в Утробу, Красная Лебедь полагала, что мятежные силы наконец-то обезглавлены и сломлены, и в Ревендрете вновь воцарится относительный порядок. Одиллия надеялась, что падший принц обречен на вечное заточение, которое непременно окончится его смертью — медленной и мучительной. Может быть, когда Ренатала не станет, Денатрий забудет в скором времени о своем возлюбленном и перестанет выражать беспочвенную надежду однажды в знаменательный час увидеть принца на своей стороне, и вот тогда-то, возможно, Одиллия, как одна из самых преданных Жнецов, сможет занять ставшую после изгнания Ренатала вакантной должность Жнеца Господства…

Но мечтам Красной Лебеди, похоже, не суждено осуществиться. Ибо пилигрим — смертная душа, невероятным образом попавшая из материального мира в темные земли — совершенно случайно во время блужданий в Утробе наткнулся… точнее, наткнулась именно на принца Ренатала и радушно оказала ему помощь. Теперь Ренатал снова разгуливает на свободе и наверняка готовит новое восстание вместе со своими подельниками из Грехопада, среди которых и сосланный в Пепельный Предел Зигфрид! И всему виной — одна лишь смертная душа, которая, очевидно, уверовала в то, что цель заблудшего принца праведная. Одиллия с досадой скрипит зубами и держится изо всех сил, чтобы не выдать своих чувств.

— Ну да. А какое это имеет значение для… вас? — Вериния передергивает плечами и хмыкает. — Мне всего лишь нужно было самой из этого жуткого места выбраться, остальное меня не волновало. Я даже не вникала в то, что он там говорил.

— Значит, ты еще толком ничего не знаешь, — Красная Лебедь, скрестившая руки на груди, все больше мрачнеет. Погруженная в раздумье, она смотрит сначала на пилигрима, потом на ожидающего дальнейших приказов камнерожденного, и жестом велит горгулье лететь прочь. Каменный страж свою работу выполнил — привел пилигрима к Одиллии, так что теперь он может возвращаться к своим основным обязанностям.

— Пилигрим, — вновь обращаясь к эльфийке крови, Жнец Тщеславия льстиво улыбается, тактично предпочтя не затрагивать вопрос о внешнем виде гостьи, хотя ее так и подмывает подколоть рыжую на тему того, что она по внешности смахивает больше на убогую мятежницу, чем на почетную гостью Ревендрета. Красной Лебеди нужно перетянуть смертную душу на сторону Владыки, пока еще не поздно, а для этого необходимо завоевать доверие эльфийки крови. А значит, нужно вести себя максимально вежливо и даже, более того, использовать талант обольщения, который у Одиллии был еще при жизни. — Здесь не самое лучшее место для разговора. Я предлагаю тебе пройти в мою башню — там поговорим. Нам нужно многое обсудить, — жеманно усмехнувшись, вентирка раскрывает ладонь в доверительном жесте.

Подозрительно елейный голос и не менее подозрительная вежливость Одиллии настораживают Веринию. Она, нервно сглотнув, отступает на шаг назад.

— Но… — она на всякий случай хватается за два кинжала, висящих у нее на поясе. — Могу ли я вам доверять?

Эльфийка хочет еще на пару шагов отойти, но тут же, позабыв про кинжалы, которые хотела вытащить, хватается обеими руками за горло, ощущая внезапную нехватку воздуха. Она хочет что-то сказать, но ревендретская анима, вырвавшаяся из правой руки Красной Лебеди, сдавливает горло рыжей девушке до невозможности издать хотя бы один звук. Вериния медленно отрывается от земли и зависает в воздухе. Из милостивой госпожи Одиллия мгновенно превращается в жестокую верноподданную Ревендрета, возжелавшую непременно поставить на место иноземку, возомнившую о себе слишком много.

— Ты находишься в Ревендрете, — шипит Одиллия, прожигая эльфийку крови таким взглядом, что если бы глаза Жнеца Тщеславия и впрямь могли извергать огонь, от Веринии осталась бы лишь горстка пепла. — Здесь все существует лишь по воле сира Денатрия — Владыки Ревендрета и Отца всех вентиров. Перед тобой же стоит одна из тех, кто выражает его волю. Видишь это? — Красная Лебедь ослабляет хватку, позволяя Веринии спуститься на землю и глотнуть воздуха, и демонстрирует гостье висящий на шее медальон тщеславия, аметист, заточенный в бронзовую огранку в форме крыльев летучей мыши, кулон, когда-то давно принадлежавший Одетте — принцессе-лебеди. — Это медальон Жнеца. Даже самым младшим из Жнецов обязаны подчиняться все, кто стоят ниже рангом. И иноземные гости — не исключение, — Одиллия, уперши руки в боки, взирает на Веринию испепеляющим взглядом. — Полагаю, ты больше не хочешь учиться летать с осложнением в виде затруднения дыхания? — вопрос явно риторический, и Красная Лебедь, не дожидаясь ответа, сурово заявляет: — Тогда идем. И не вздумай бежать. Иначе… — Одиллия не договаривает, лишь исподлобья смотрит на Торментию и многозначительно хмыкает. Этот взгляд красноречивей всяких слов. Его достаточно, чтобы объяснить, что именно ждет Веринию, если та сейчас же не подчинится. Живой посох покаяния способен вытянуть из провинившейся души всю ее аниму до последней капли.

— Не буду, — быстро же эльфийка крови растеряла свою спесь и самолюбие. Наверное, одного удушья анимой хватило, чтобы отбить у нее всякую охоту сопротивляться. Хотя до того Вериния сражалась с немалым количеством чудовищ, наводнивших ее родную планету Азерот, принимала активное участие в войне против Альянса, искушалась Ксал’атат, живым воплощением клинка Темной Империи, соблазнялась королевой Азшарой в Назжатаре… и выходила из воды сухой. И вот теперь Вериния, всегда такая гордая, заносчивая, неприступная, вдруг из-за одного только удушающего заклинания повинуется, по сути, человеческой женщине, которую отличает от других людей разве что наличие клыков и вдобавок еще глаза цвета местной энергии, которой Одиллия только что пыталась задушить Веринию за непокорность. Быть может, в этом таинственном месте, называемом Ревендретом, существует некая сила, подчиняющая разум неподготовленных смертных?

Так или иначе, но Вериния покорно входит следом за Одиллией в башню последней. Эльфийку удивляет и одновременно поражает внутреннее убранство башни. Все выполнено в готическом стиле. Комнаты и лестничные коридоры озарены неверным светом, исходящим в основном от свечей и пока еще полных канистр с анимой. Запасливая Одиллия до засухи, да и после ее начала тоже приумножала свои запасы анимы благодаря непомерно грешной душе своего отца, Ротбарта. Но, увы, все когда-нибудь кончается. То же касается и самых надежных источников бесценного ресурса. И душа Ротбарта — не исключение. Выдоенный досуха, бестелесный дух некогда великого злого волшебника более не представлял ценности для вентиров, которые наряду с Одиллией тоже пировали этой душой, и сир Денатрий в конце концов отправил иссушенный дух в Утробу.

— Тебе здесь нравится, пилигрим? — осведомляется Красная Лебедь, замечая реакцию иноземной гостьи на интерьер башни. — Да, у нас тут своя атмосфера.

— Уж здесь-то получше, чем там, откуда меня спасла эта… горгулья, — Вериния нервно хмыкает, вспоминая, как невыносимо жарило ее там, куда они с Ренаталом и еще одной вентиркой — Куратором — телепортировались из Утробы. Солнце светило нещадно, и если бы не зонтик, который любезно предоставил вентир, представившийся Теотаром, эльфийка, наверное, просто сгорела бы дотла под лучами небесного светила.

Одиллия внезапно останавливается, и пилигримка недоуменно смотрит на нее. Красная Лебедь в словах гостьи словно бы уловила нечто очень важное. Но вот что именно?

— Ты имеешь в виду Пепельный Предел? — обхватив подбородок ладонью, спрашивает Одиллия, не отрывая взгляда от эльфийки крови, пока они поднимаются по лестнице в личные покои Жнеца Тщеславия. — Ты туда попала, когда бежала из Утробы с Ренаталом?

Интерьер комнаты, куда Одиллия с гостьей входят, весьма впечатляет пилигримку Утробы. Расписные шкафы: один, судя по всему, для одежды, другой — книжный, с древними фолиантами, что аккуратными рядами стоят на полках; резной стол и элитные кресла; заправленная кровать черно-красного цвета… От ставней на окнах исходит алое свечение, что придает комнате особую атмосферу. Декор здесь такой мрачно-красивый, что рядом с этим не стоит ни Подгород, ныне затопленный чумой, ни даже интерьер домов в Луносвете. Однако пристальный взгляд Красной Лебеди не дает эльфийке крови полностью насладиться столь мрачным и в то же время прекрасным внутренним убранством. Нужно ответить на заданный вопрос как можно быстрее. Еще раз испытывать чужое терпение Вериния не желает.

— Ну да, — она кивает головой, в то же время не понимая, почему эта человеческая женщина так заостряет внимание на побеге иноземки из Утробы. — Точнее, сперва мы оказались в каком-то подземелье, а выбравшись наверх, я очутилась в этом проклятом, опаленном солнцем месте.

— Что ж… спасибо, пилигрим, — красные глаза вентирки превращаются в узкие щелочки, а губы искривляются в довольной ухмылке. — Теперь нам известно, где презренные мятежники устроили себе базу…

— Мятежники? — глаза Веринии округляются от изумления. Только теперь до нее доходит, о чем ей говорили принц Ренатал и Куратор, пока они втроем выбирались из Утробы. И становится понятно, почему Красную Лебедь так взволновало то, с кем именно эльфийка бежала из обители отъявленных негодяев. Те двое вентиров участвовали в мятеже против властителя Ревендрета — сира Денатрия. Только вот в чем причина мятежа — об этом Ренатал и Куратор не успели рассказать пилигриму, так как времени особо не было на долгие разговоры — нужно же было покинуть Утробу как можно скорее.

— Да, пилигрим. Ты, сама того не осознавая, помогла бежать лидеру восстания против нашего сира, — Одиллия заметно мрачнеет и смеряет пилигримку укоризненным взглядом. — Однако сейчас ты сообщила очень важную для нас информацию. Теперь мне известно, где база этих инсургентов. Грехопад, — произносит она, судя по всему, название подземелья, куда Вериния телепортировалась вместе с двумя вентирами-отступниками после побега из Утробы. — Место, некогда благословенное самим Владыкой, теперь же — бедствующее и еле скрытое от тлетворных лучей ненавистного солнца, — Красная Лебедь с презрением фыркает и садится в мягкое кресло, подперев щеку и жестом пригласив Веринию тоже присесть. Чего и не медлит сделать эльфийка, про себя отметив, что кресло довольно просторное, комфортное. — Не помешало бы поставить в известность Владыку. И про базу мятежников, и про то, что его излюбленный принц сбежал из заточения, — в голосе Одиллии просачиваются ядовитые нотки, она самодовольно скалится, показывая маленькие клыки. — Не волнуйся, пилигрим, — добавляет Красная Лебедь, мельком взглянув на гостью, сидящую напротив. — Мы не станем с тебя взыскивать из-за твоей причастности к этому досадному… недоразумению. Если ты кое-что сделаешь для Ревендрета.

— И какая же роль уготована мне здесь? — облокотившись на ручку кресла и закинув ногу на ногу, интересуется Вериния.

— Это тебе уже Владыка скажет, — ровным голосом бросает Одиллия, неспешно вставая. — Только в таком виде, — она придирчиво оглядывает эльфийку крови с головы до ног, — не подобает идти на прием к сиру Денатрию.

Вериния тоже осматривает себя и понимает, что Красная Лебедь совершенно права. В своей потрепанной кожаной безрукавке, легких штанах и изношенных обмотках она скорее больше похожа на одну из презренных мятежников, чем на почетную гостью, и среди разодетых местных жителей пилигримка будет смотреться в плохом смысле как белая ворона. Между тем Одиллия подходит к шкафу с одеждой и, распахнув двери, скользит взглядом по своим платьям, которые она часто надевает на приемы. Красная Лебедь выбирает один из своих нарядов и, расправив его, поворачивается к Веринии.

— Пожалуй, тебе подойдет это, — вентирка протягивает гостье черно-красное шелковое платье. Эльфийка крови подходит поближе, забирает платье из рук Одиллии и с интересом разглядывает. Наряд вполне добротный, декольте неглубокое, юбка расписана весьма специфичными узорами, а подол окаймлен золотым…

— Ступай в примерочную, пилигрим, — тоном, не терпящим возражений, приказывает Красная Лебедь, отвлекая Веринию от внимательного осмотра нового наряда. — Тебе слуги помогут одеться.

***

Вериния стоит перед большим зеркалом в золотой раме, увенчанной крыльями летучей мыши, сделанными из того же материала. Длинные рыжие волосы девушки собраны в строгую прическу, из которой выбиты две пряди, создавая тем самым красивый эффект небольшой небрежности. Возле Веринии хлопочут двое слуг-вентиров, расправляя ее новый наряд так, чтобы ни единой складки не наблюдалось. Пилигримка Утробы искоса поглядывает на них и довольно хмыкает. Возникает обманчивое ощущение, что она, Вериния, не просто почетная гостья Ревендрета, а некто больший… Эльфийка крови, конечно, замечает, что черно-красное платье ей малость великовато, и немудрено — платье-то шилось на размеры Одиллии, а она ростом повыше будет, чем хрупкая эльфийская дева. Но, признается себе последняя, это платье ей нравится гораздо больше, чем те наряды, которые ее заставляла надевать мать в Луносвете.

Закончив работу, слуги неторопливо отступают на несколько шагов назад, пока Вериния продолжает красоваться перед зеркалом. Сейчас она выглядит как настоящая аристократка. Если бы еще уши у нее были немного короче, кожа бледнее, а глаза были бы не золотые, а, например, красные, то Вериния вполне могла бы сойти за вентирку… пусть и ниже ростом, нежели настоящие вентиры. Улыбнувшись своему отражению, рыжая девушка, придерживая длинную юбку, приседает в сдержанном реверансе.

— Пилигрим! — повелительный голос нежданно вошедшей в примерочную Одиллии отрывает Веринию от самолюбования и вынуждает последнюю обернуться. — Уж не собралась ли ты здесь заночевать? Владыка терпелив, но не думаешь же ты, что он будет нас дожидаться вечно!

Эльфийка спохватывается и, подбирая юбки, быстро покидает примерочную в сопровождении Красной Лебеди. Похоже, мятеж в Ревендрете набирает серьезные обороты, если вентирам срочно понадобилась помощь пилигрима Утробы. Но откуда могла Вериния знать, что ее помощь мятежному принцу Ренаталу, которому она помогла, в общем-то, не из благих побуждений, а из выгоды, чтобы самой сбежать из Утробы, столь кардинально повлияет на судьбу Ревендрета? Эльфийка в этих землях вообще чужая, она никто и звать ее никак. По идее ей не должно быть никакого дела до того, что здесь творится. Но есть одно «но». На Азерот опальной лоялистке Сильваны Ветрокрылой путь отныне заказан. Что ее там ждет, кроме извечного презрения со стороны бывших соратников? Да ее, скорее всего, просто схватят и убьют. То есть, в любом случае она рано или поздно попала бы в загробный мир.

В Утробе Вериния оказалась весьма нестандартным образом. Она не умерла, нет. В казематах Оргриммара, где когда-то Вериния и остальные воины Орды и Альянса победили Гарроша Адского Крика, эльфийка крови, пока еще три лоялиста, отправленные сюда вместе с Веринией, сцепились между собой, блуждала до тех пор, пока не встретила… человека в черной маске на пол-лица. Он представился гилнеасцем, которого все называли по-разному: люди Штормграда — Фокс, тролли — Кенджил, ночные эльфы — Ренар, а сородичи-гилнеасцы — Зорро. И этот Зорро, возомнив себя народным мстителем и борцом за справедливость, принялся читать Веринии нотации о том, как подло она посодействовала Сильване в ее злодеяниях: атаке на Гилнеас, сожжении Тельдрассила… В общем, столько прегрешений припомнил Зорро эльфийке, что обычную смерть он посчитал недостаточным наказанием для нее. И с помощью телепортации он отправил Веринию в обитель отъявленных мерзавцев — в Утробу, где слуги Тюремщика и поныне нещадно пытают души таких же грешников, как рыжая эльфийка.

Принц Ренатал, случайно обнаруженный Веринией в недрах Утробы, стал ключом к спасению из сего жуткого места. Теперь же в Ревендрете ей придется пожинать плоды своего побега с главой восстания. Сейчас Вериния вместе с Одиллией скачет верхом на кошмарном коне Жнеца Тщеславия по дороге к той площади, где сир Денатрий периодически собирает Двор, и где он когда-то в присутствии семи Жнецов и вентиров из их владений сделал Красную Лебедь восьмым Жнецом, и таким образом Одиллия, по сути, стала первым человеком в Ревендрете, удостоившимся столь высокого звания. В настоящее время из восьми преданных Владыке Жнецов осталось лишь пятеро: Жуткая Охотница — Жнец Ужаса, Камнетворица — Жнец Гнева и матерь камнерожденных, Графиня — Жнец Желания, Казначей — Жнец Зависти, и Красная Лебедь — Жнец Тщеславия. Три Жнеца приняли активное участие в мятеже, а именно: Обвинительница — Жнец Гордыни, Куратор — Жнец Алчности, а также возглавивший мятежных собратьев принц Ренатал — Жнец Господства. Двое из Жнецов-предателей были обезврежены путем отправки в Утробу… разумеется, до того, как в загробном мире объявилась смертная душа. Обвинительница же разжигает огонь восстания в Чертогах Покаяния, и ее одолеть непросто — у нее по-прежнему на шее висит медальон Жнеца, которого она ныне недостойна. Но, думает Красная Лебедь, и на Обвинительницу найдется управа. Эта мятежная вентирка совершает ту же ошибку, что когда-то сыграла злую шутку с Дереком Алым Сумраком, при жизни известным как принц Зигфрид. Обвинительница никогда не прячет свой камень грехов. И этот факт можно обратить против нее.

— А из-за чего вообще начался этот мятеж? — держась за Одиллию, спрашивает Вериния. Мимо них проносятся укрепления с одной стороны, с другой же — мрачный лес с темными деревьями, преимущественно хвойными.

— Да будет тебе известно, что в нашем мире прекратилось течение анимы — нашего ценнейшего ресурса, — Красная Лебедь не смотрит на собеседницу, ибо она, как всадница, должна смотреть вперед, когда едет, однако считает нужным удовлетворить любопытство гостьи. — Заблудшие вентиры и камнерожденные считают, что нехватку анимы вызвал Владыка. Что за ересь! — Одиллия напыщенно фыркает, затем нещадно подхлестывает коня, тот в свою очередь ускоряется, и эльфийка крови изо всех сил вцепляется руками в плечи вентирки, чтобы не свалиться, при этом тоже смотря вперед из-за спины Красной Лебеди.

Двое действующих генералов Каменного Легиона — одноглазая Кааль и разбуженный на замену Дрейвену Эшелон — парят на своих массивных крыльях навстречу Одиллии и Веринии, когда те уже подъезжают к искомой площади. Перебросившись парой слов с камнерожденными, Красная Лебедь слезает с коня, делая знак иноземной гостье, чтобы и она сделала то же самое. Оставшийся путь до площади вентирка и эльфийка проходят уже пешком, в сопровождении двух представителей горгульего рода.

На площади уже собралась приличная толпа вентиров, среди которых были и четыре Жнеца, и лорд-камергер собственной персоной. Разумеется, все они ждут появления Владыки, и Одиллия с облегчением выдыхает, понимая, что не опоздала. Сир Денатрий не терпит промедлений, хотя, если по правде сказать, сам иногда подобным грешит… Впрочем, не проходит и пяти минут с момента прибытия Красной Лебеди и Веринии на собрание Жнецов, как раздается столь знакомый Одиллии гулкий стук копыт, и сам Владыка появляется из ворот и встает на ступенях. Он, театрально взмахнув большой рукой, увешанной перстнями, собирается было произносить очередную речь по поводу загадочной засухи и необходимых жертв, на которые и богач, и бедняк должен пойти, но присутствие на собрании особы с чересчур длинными для вентира ушами его настораживает. Денатрий окидывает Веринию пристальным взглядом, а она, нервно сглотнув, отступает на шаг назад.

— Это и есть сир Денатрий, Владыка всего Ревендрета? — шепотом спрашивает эльфийка у Одиллии и, закусив губу, исподлобья глядит на огромное рогатое существо. Фигура, представшая перед Веринией, очень напоминает ей тех, с кем она не раз сталкивалась, когда сражалась с Пылающим Легионом на Расколотых Островах и на их родине — Аргусе. Натрезимов. Только, в отличие от настоящих натрезимов, у этого нет крыльев. И лик для натрезима слишком… обаятельный, что ли…

— Владыка, — Красная Лебедь будто бы не слышит вопроса Веринии. Она приседает в учтивом реверансе и делает шаг вперед. — Позвольте представить… пилигрима Утробы, — Одиллия театральным жестом указывает на эльфийку крови. — Пилигрим, — вентирка кивает головой в сторону Веринии, — выйди вперед. Перед тобой сир Денатрий — Владыка Ревендрета и Отец всех вентиров.

Пилигримка Утробы неуверенно шагает вперед, не отрывая взгляда от правителя Ревендрета, и тоже делает реверанс, придерживая черную, с красными узорами, юбку. Вериния не смеет вымолвить ни слова — она слишком впечатлена всем увиденным, чтобы хоть что-то из себя выдавить. Рыжей девушке не дает покоя мысль, что сир Денатрий, как представила его Одиллия, своей внешностью похож на натрезима, но в то же время таковым не является. Может быть, он как-то связан с натрезимами? Возможно, он даже является их истинным создателем? А может, это все-таки тоже натрезим, только особенный, не такой, как остальные? Столько вопросов, а ответы на них найти не суждено…

— Эта смертная душа, сама того не желая, помогла бежать принцу Ренаталу. Однако теперь она помогла и нам, раскрыв, где мятежники устроили базу. Они обосновались в Грехопаде, сир, — Одиллия докладывает почти скороговоркой, чтобы на первую фразу не успел отреагировать ни Денатрий, ни особенно его верная прислужница — Реморния, парящая у него за спиной точно так же, как и Торментия — за спиной Красной Лебеди. Не хватало еще потерять такого потенциального союзника, как пилигримка Утробы. Да, она совершила ошибку, когда помогла мятежникам. Зато сейчас она может исправить эту досадную оплошность, если согласится помочь Владыке подавить вновь разгорающееся восстание.

Денатрий еще долго смотрит на иноземную гостью, одетую в черно-красное платье, расшитое замысловатыми узорами. Судя по тому, что об этой смертной душе только что поведала Красная Лебедь, пилигримка Утробы воюет на два фронта. С одной стороны, сбежав из Утробы вместе с мятежными Жнецами, она, можно сказать, поспособствовала подготовке к новому восстанию. Но с другой стороны, благодаря ей известно местонахождение базы повстанцев. Так что в случае чего верные подданные Ревендрета будут готовы к атаке диверсантов. Сейчас главное — чтобы в столь непростое время иноземная гостья была на правильной стороне. Владыка позаботится об этом.

— Лорд-камергер, — после долгого молчания обращается он к своему преданному вельможе, — тебе поручено покончить с восстанием. В этом тебе поможет медальон принца Ренатала, — на этих словах Денатрий опускает руку в карман своей накидки. Он извлекает медальон господства — рубин в бронзовой огранке, выполненной в форме крыльев летучей мыши — и передает лорду-камергеру. — А также… наша гостья из иного мира — пилигрим Утробы, — Владыка переводит взгляд с медальона на Веринию, а та подходит поближе. — Одолей Обвинительницу, — теперь он снова говорит с гофмейстером, — и ее медальон станет твоим. А медальон принца… — Денатрий на время замолкает и задумчиво хмыкает. Затем он медленно оборачивается к Одиллии и пристально смотрит на нее. — Медальон принца получишь ты, Красная Лебедь. Но прежде ты тоже должна кое-что сделать.

Жнец Тщеславия не верит своим ушам. Внутри нее будто бы все обмирает. Одиллия никогда вслух не выражала своей надежды на то, что она когда-нибудь станет Жнецом Господства, ибо знала, что Денатрий заподозрит ее в ревности к его обожаемому принцу, которого он, по-видимому, до сих пор любит, раз даже после его предательства надеется увидеть Ренатала на своей стороне. Но, похоже, фортуна улыбнулась Красной Лебеди именно тогда, когда она не особо-то думала об этом.

— Владыка, — кажется, лорд-камергер вот-вот захлебнется от предвкушения. Он кланяется едва ли не до пола, отводя руку в сторону, как подобает аристократу, — мы с пилигримом непременно исполним ваш приказ!

— Сир, ваша щедрость сравнима лишь с вашей мудростью, — Одиллия же, не в пример гофмейстеру, более сдержанна, хотя и ее сердце тоже поет в предвкушении почестей и вожделенного повышения в звании. — Что я должна сделать?

— Всего лишь — ни больше, ни меньше — проследить за действиями мятежников в Грехопаде, — невозмутимо отвечает Владыка. Взглядом искоса он провожает удаляющихся лорда-камергера и Веринию, а затем снова обращает свой взор на Красную Лебедь. — Тебе в этом поможет Наджия Клинок Туманов — наша лучшая теневая убийца, — просвещает Денатрий, чинно прохаживаясь по площади, наблюдая, как расступаются перед ним его верные подданные. — Насколько мне известно, она сейчас охотится в Гиблотопи. Не забудь взять у нее плащ с капюшоном, чтобы и себя не раскрыть, и защититься от света, — Владыка морщится. Как и все вентиры, он ненавидит свет, и хотя он, как Вечный, более устойчив к сиянию небесного светила, оно способно причинить определенный дискомфорт.

Вентиры между тем начинают расходиться, понимая, что собрание подходит к концу. Жнецы, кроме Одиллии, возвращаются в свои владения, и остаются лишь генералы Каменного Легиона да горгулья по имени Миския. Всем троим сразу находится дело: Эшелон по указу Владыки отправляется к Чертогам Покаяния для помощи лорду-камергеру и пилигримке Утробы в поимке Обвинительницы, Кааль летит патрулировать площадь жнецов перед самим замком Нафрия, а Миския, позволяя Одиллии усесться верхом, несет вентирку прочь от двора, вниз — к покрытой туманами Гиблотопи.