Воцарившуюся перед замком Нафрия сумятицу едва ли можно назвать стратегически продуманной битвой. Какая вообще стратегия в том, чтобы летать над замковым двором на этих блестящих фейских крылышках да сыпать арденвельдской пыльцой налево и направо? И главное, ни в Одетту, ни в ее маленькую подружку-феечку, ни даже в единорожку так просто анимой не попадешь — уворачиваются они легко и непринужденно. Несколько вентиров уже попытались своей анимой остановить пыльцеизвержение, и все тщетно. Арденвельдская принцесса и крылатая мошка увернулись, а лошадь ловко встала на дыбы прямо в воздухе, инезадачливые «стрелки» только попали под обстрел пыльцой. Одиллия же в конце концов принимает самое, на ее взгляд, правильное решение. Превозмочь аллергическую реакцию на эту проклятую пыльцу и помочь своим отбить атаку презренных инсургентов. Пусть Одетта, ее маленькая фея и глупая единорожка летают, пока могут. Потом Одиллия претворит в жизнь то, что она задумала, пока пробуждала от долгого сна стражей-камнерожденных. А задумала она вот что. В бою будет задействована половина из разбуженных сторонниками Владыки горгулий. Другая же половина будет ждать своего часа и, когда придет время, по сигналу Жнеца Тщеславия взмоет в небеса и схватит участников мятежа в свои цепкие когтистые лапы. Арденвельдским девочкам не удастся провернуть с ними тот же блестящий во всех смыслах трюк, что они сейчас проделывают с вентирами. Камнерожденные наиболее устойчивы к волшебной пыльце.

Рассуждая так, Одиллия ввязывается в битву. Пока что необходимости отдавать соответствующий приказ «спящим» камнерожденным нет. Покамест Красная Лебедь будет просто сражаться. Торментия, ее посох покаяния, способна вытянуть аниму разом из нескольких врагов, поэтому Одиллия, заметив, как сцепились в схватке вентиры, представляющие две противоборствующие силы, бросается в гущу битвы, не страшась того, что ее могут убить. Сама Красная Лебедь тоже не лыком шита, искусством высасывания анимы за долгие циклы вечности она овладела на уровне профессионала. И сейчас, на поле боя, в которое превратился замковый двор, Жнец Тщеславия доказывает это.

…и Одиллия завершила бы конкретно этот этап сражения в пользу благородной аристократии, если бы не обрушившаяся на них с небес горсть волшебной пыльцы. Вентиры даже не успевают отреагировать как должно — вмешательство арденвельдских интервентов случилось внезапно. Кого-то анима враждебного ковенанта задевает, а кто-то, как Одиллия, едва успевает отбежать и отделывается лишь чиханьем от запаха лесных ягод и весенней свежести. Так пахнет арденвельдская пыльца, и отчасти именно поэтому она вызывает аллергическую реакцию у верных подданных Ревендрета.

Одиллия поднимает глаза, но Одетты не видит. Зато замечает дерзко смеющуюся пикси и единорожку. Вентирка злобно скалится. Как же безумно хочется оседлать одну из верховых горгулий, взмыть в небо, чтобы оказаться на равных с этой проклятой мошкой и преподать ей весьма болезненный урок при помощи вентирской анимы… Но увы, этому мешают Ренатал и его дружки, которые, пробудив камнерожденных, уже бегут к зверинцу Владыки, ссылаясь на то, что захватывать замок ни к чему. Красная Лебедь рвано выдыхает и, окликнув Торментию, бежит в направлении к зверинцу, где уже в разгаре сражение между бывшим генералом Дрейвеном и действующим генералом — камнерожденной Кааль, а неподалеку бежит на помощь своему товарищу Ренатал. Его некогда черные волосы теперь белы, как снег. Не иначе как в Утробе поседел от неописуемого страха и бесконечных пыток… За принцем устремляется Куратор, еще несколько грехопадских вентиров и… Зигфрид. Да, все-таки Одиллия будет называть бывшего принца его истинным именем. В конце концов, уже нет разницы, как его лучше звать. Он — диверсант, повстанец и предатель, который мог бы, по примеру Красной Лебеди, жить в роскоши и стать Жнецом, но в итоге спелся с отребьем и загнал себя в ловушку бедности. И с ним Одиллия поговорит отдельно. Причем слово «поговорит» в данном случае несет скорее фигуральный смысл, нежели буквальный. Красная Лебедь не собирается именно что тратить время на пустословие. Она отлично знает, что у Зигфрида имеется зуб на ту, кто поспособствовала его измене при жизни, а в посмертии много пытала его грешную душонку. Нет, Одиллия будет «разговаривать» с этим повстанцем совершенно иным способом… И Торментия, верный живой посох, ей в этом поможет.

Жаль только, что в данный момент Красная Лебедь не сможет исполнить особенный танец, который целую вечность разучивала. Этот танец именуется смертельной кодой. Стоит только балерине начать танцевать, как площадь окутает облако цвета багровой анимы, которое будет нарастать по мере движений Красной Лебеди, и те, кто попадет под это облако, падут замертво… Одиллия бы сейчас с превеликой радостью продемонстрировала, насколько превосходно она отработала коду. Но иммунитетом к действию смертельной коды обладает только сама исполнительница танца, а также сир Денатрий и одухотворенное оружие. Вентиры-аристократы могут с большой вероятностью попасть под так называемый дружественный огонь, а оно Одиллии не нужно. Поэтому придется в нужный момент ограничиться пробуждением основного войска камнерожденных, ждущего своего часа.

Между тем Одетта, видя, как разбежались вентиры от пыльцы на правой стороне площади, догоняет Лунную Ягоду и Маэли, тоже принимающую участие в сбрасывании пыльцы на вентиров, перелетев на левую сторону. Но и здесь враги тоже разбежались. Арденвельдские девочки переглядываются между собой и решают уравнять шансы там, где сейчас идет основное сражение. Принцесса подзывает Маэли, седлает ее, и они с леди Лунной Ягодой вместе перелетают через поток света, направленный на главный вход в замок, мимо Врат Господства к зверинцу. И чутье их не подводит — они слышат звуки битвы и голоса.

— Где же Эшелон, Кааль? — доносится до слуха арденвельдских девочек хрипловатый бас Дрейвена, сцепившегося в схватке с камнерожденной, которая, несмотря на отсутствие одного глаза, едва ли уступает своему сопернику в силе. — Тот, кого разбудили на замену мне!

— И где же ваша слепая пешка — пилигрим Утробы? — с не меньшей издевкой интересуется Ренатал, который в это время бьется с одной весьма необычной златовласой вентиркой. Одетта видит ее и застывает на месте, словно окаменевшая.

— Лунная Ягода, Маэли, смотрите… — она крепче сжимает вожжи Маэли одной рукой, а другой указывает на вентирку в человечьем обличье с золотистыми волосами, которая уже успела вытянуть из Ренатала немного анимы своим живым посохом. — Такие же волосы, как и у меня… — бормочет Одетта, пока они с Лунной Ягодой подлетают чуть ближе к месту сражения. Мысли принцессы материализуются и вновь возвращаются к тому предсмертному дню, к коварству Ротбарта, к измене Зигфрида… Похоже, интуиция не подвела девушку.

— Одиллия! — внезапно вскрикивает Одетта, но тут же закрывает рот ладонью, бросив взгляд на представителей горгульего рода, которые заметно настораживаются, услышав шум поблизости. Половина камнерожденных, пробужденных сторонниками сира Денатрия, слишком занята битвой, остальные же сидят неподвижно, как будто они снова заснули. Но теперь, после столь неожиданного крика принцессы, не случится ли так, что эти камнерожденные взмоют вверх и спикируют на Одетту и ее фею прямо во время их полета? Да еще и Маэли с собой прихватят...

Похоже, пронесло — камнерожденные по-прежнему сидят изваяниями. Наверное, ждут благоприятного момента, чтобы схватить мятежников тепленькими. А вот вошедшая в боевой раж Красная Лебедь, готовая уже вытянуть из принца Ренатала всю его аниму, плюя на то, что по этому поводу скажет Владыка, обладает хорошим слухом. И она прекрасно слышит, что парящая в небесах Одетта только что во всеуслышание произнесла истинное имя Жнеца Тщеславия. Одиллия прекрасно знает, что в Ревендрете значит истинное имя той или иной перерожденной души. Она сама использовала истинное имя Дерека Алого Сумрака, выбитое на его камне грехов, против него же, когда стало известно о причастности Зигфрида к мятежу. Теперь же каждый вентир на этой площади знает, как на самом деле зовут Красную Лебедь. И что особенно плохо — это знают теперь и презренные мятежники.

Впрочем, смятение недолго длится. Одиллия быстро берет себя в руки и продолжает сражение. Она — Жнец, и сейчас ее должно заботить одно — порядок в Ревендрете необходимо восстановить. А что касается истинного имени… По крайней мере, камень грехов Одиллии, в отличие от Зигфрида, надежно скрыт от чужих глаз. Поэтому то, что так некстати обнаружилось во время сражения настоящее имя Красной Лебеди, не так уж страшно. А с нагло вторгшейся принцессой-лебедью она еще успеет поговорить. Камнерожденным, истуканами сидящим в ожидании своего часа, ждать осталось недолго. Даже если в этом вторжении мятежники одержат верх, не в последнюю очередь благодаря треклятой пыльце, все равно Одиллия мигом развеет эту иллюзию триумфа, лишь отдав приказ каменным стражам.

Верховая горгулья Миския появляется неожиданно. Она пикирует так, что Куратор отлетает налево, Ренатал — направо, Зигфрид еле удерживается на ногах. Лишь Дрейвен оказывается наиболее устойчив, как и любой камнерожденный. Только оглядывается на столь внезапно появившуюся горгулью. И это становится роковой ошибкой бывшего генерала. Нет, конечно, он не умирает, но вот удар пропускает. Кааль, воспользовавшись тем, что внимание противника отвлечено, подло ранит Дрейвена своим клинком в массивное крыло. Бывший генерал пошатывается и оседает на землю. Кааль усмехается и хочет уже добить поверженного врага, но неожиданно впавший в ярость Дерек Алый Сумрак не дает ей этого сделать. Усиленный анимой из одного из источников, он кидается в бой, и одноглазая камнерожденная вынуждена забыть о Дрейвене и переключить свое внимание на нового противника. Торментия по одному лишь мысленному приказу Одиллии приходит на помощь Кааль. Живой посох входит во вкус, вытягивает накопленную аниму поочередно из трех мятежных вентиров, задевая в том числе и меч Ренатала — Ворпалию.

— О, не ту сторону вы выбрали, заблудшие! — рычит Торментия, сцепившись в схватке с Зигфридом, и будто бы невзначай отстраняется, издевательски смеясь. — Ваша анима весьма пригодится сиру! — ядовито подмечает говорящий посох, напирая с новой силой. К маковке в форме крыльев летучей мыши красным эфиром устремляется еще часть той анимы, что поглощали мятежники из источников и из убитых ими противников.

Одетта, сидящая верхом на Маэли, и Лунная Ягода сверху смотрят на Одиллию, на пару с камнерожденной сражающуюся с тремя повстанцами, и хотят вмешаться, но вовремя вспоминают просьбу Королевы Зимы не переусердствовать с волшебной пыльцой, а также тот факт, что аллергия на арденвельдскую аниму у всех вентиров без исключения. А вот камнерожденные более устойчивы. Стало быть, если принцесса и ее фея сбросят пыльцу в точку сражения, то, конечно, Одиллию этот блестящий удар знатно пошатнет, но Кааль от него практически не пострадает, чего нельзя будет сказать о вынужденных союзниках — вентирах-повстанцах. Поэтому, недолго думая, Одетта спрыгивает с Маэли и вместе с ней и леди Лунной Ягодой летит сбрасывать пыльцу на местных аристократов.

— Так им и надо! — весело подначивает феечка, заметив, как вентиры с чихом разбегаются от искрящихся обстрелов со стороны принцессы-лебеди. — Кто сказал, что магией все не решишь?

Лунная Ягода говорила эту фразу так часто, когда они отбивали атаки друстов, что Одетта ее накрепко запомнила. Ответа на этот риторический вопрос не требуется, и принцесса лишь усмехается и летит дальше.

Денатрий наблюдает за ходом сражения издали. Он знает, что преимущество в любом случае на его стороне, и даже усиление анимой из бесценных источников и горсть волшебной пыльцы от «союзничков» из Арденвельда не поможет презренным мятежникам, и поэтому не принимает активное участие в битве. А вот Реморния, наоборот, рвется в бой, хочет преподать узурпаторам свой длинный и острый урок. Она бы сейчас с превеликим удовольствием переломила ситуацию в пользу своего повелителя, изрезала бы на лоскуты и заблудшего принца, и Куратора, и мятежного бывшего генерала… Только Ворпалию оставила бы в живых. Может быть, удалось бы вразумить свою названую сестру по оружию после поражения Ренатала и его сподвижников…

— Владыка, — экспрессивно кричит Реморния, подавшись вперед, — позволь мне пронзить их! Заколоть, покромсать, порвать в клочья! Я так давно не резала чью-то плоть… — железная дева театрально вздыхает и срывается с места, чтобы присоединиться к Мискии и Одиллии, но Денатрий останавливает свою прислужницу.

— Умерь свой пыл, Реморния, — произносит он с усмешкой, наблюдая, как Красная Лебедь при помощи анимы хватает Дерека Алого Сумрака за горло и медленно отрывает от твердой поверхности. — Скоро они поймут, что их жалкое восстание обречено.

Одиллия еще, наверное, долго бы удерживала бывшего принца в захвате анимой, но тут Миския как-то по-особому разворачивается — судя по всему, делает знак, чтобы Красная Лебедь села на нее верхом. Вентирка недоумевающе смотрит на горгулью, однако не отпускает Зигфрида.

— Пора, — только и произносит камнерожденная, и Одиллия, все же разжав пальцы и отбросив переставшего задыхаться противника в сторону, взбирается Мискии на спину. Верховая горгулья взлетает вместе с наездницей и устремляется в сторону незваных гостей из Арденвельда, которые парят неподалеку и осыпают сражающихся вентиров пыльцой. Сфера красной анимы, которую запускает Жнец Тщеславия, только завидев принцессу-лебедь и ее фею с единорожкой, не попадает в саму Одетту. Но вынуждает ее прекратить пыльцеизвержение, ибо леди Лунной Ягоде, как ни удивительно, везет меньше. Казалось бы, анима Одиллии только слегка задела феечке крылышко, но даже этого хватит для того, чтобы в буквальном смысле спустить пикси с небес на землю, заставив вскрикнуть от боли.

— Лунная Ягода! — Одетта быстро летит вниз, чтобы помочь своей маленькой раненой подруге. Принцесса встревожена и напугана, что не укрывается от взора Одиллии, с усмешкой наблюдающей за этой душераздирающей сценой. Вентирка видит, как Одетта, что-то шепча, осторожно прикасается правой рукой к больному крылышку, и волшебная пыльца появляется из-под пальцев девушки, неся исцеление, а вместе с ним — и возможность снова летать, как прежде. Одиллия хочет воспользоваться ситуацией и прикончить и фею, и приземлившуюся единорожку, а Одетту лишь ранить и унести в Реликварий, где вентирка сможет наполнить эту отвратительно безгрешную душу пороками и, возможно, превратить в орудие сира Денатрия… Но тут до слуха Красной Лебеди доносится хриплый, но воодушевленный голос принца Ренатала о том, что грядут перемены, что приходит время двум бывшим Жнецам, одному бывшему генералу и двум разбитым сердцам — очевидно, падший принц имеет в виду Одетту и Зигфрида — сразиться с чудовищем, которое представляет собой Владыка. Жнец Тщеславия понимает, что ее погоню за Одеттой проклятые мятежники восприняли как отступление. А тут еще проклятые арденвельдские девчонки неслабо уравняли шансы своей пыльцой. Одиллия приходит к выводу, что нужно действовать сейчас. Претворять в жизнь то, что она планировала. Верхом на Мискии Красная Лебедь летит к вратам Господства и оттуда кричит что есть мочи:

— Камнерожденные, слушайтесь меня! В атаку!

Похоже, у представителей горгульего рода слух просто отменный. Иначе как объяснить то, что камнерожденные, до того сидевшие истуканами, взмывают в небеса и что есть духу летят к зверинцу Владыки, где мятежники уже бегут к мосту навстречу извечному правителю Ревендрета… Бегут, но цели своей не достигают. Двое камнерожденных хватают Куратора и Зигфрида. Еще одна горгулья хватает Дрейвена, хотя с ним гораздо сложнее приходится, нежели с вентирами. Впрочем, у каменного стража, прислуживающего Владыке, сейчас перед бывшим генералом преимущество в том, что Дрейвен из-за раны в крыле не может летать. А вот Ренатал, к удивлению и одновременно негодованию Одиллии, оказывается проворнее и успевает Ворпалией пронзить горгулью за секунду до того, как она бы его тепленьким схватила. И уже один бросается вперед к сиру. Красная Лебедь издает смешок, прикрыв рот ладонью, когда слышит хриплый крик Ренатала: «Денатрий!» Вот идиот… Сам же себя и выдал. Хотя… если бы не кричал, шанс нанести Денатрию удар у заблудшего принца все равно был бы мизерным, ибо Реморния, верная спутница Владыки, его железная дева, всегда настороже. Она жутко ревнует своего господина к Ренаталу и спит и видит, как искромсает своего соперника и порвет на лоскуты. Как и сейчас — живой клинок с боевым кличем срывается с места и пикирует на бегущего принца, чтобы оставить на его теле рваные раны. Немного полюбовавшись на вошедшую во вкус Реморнию, Одиллия, пришпорив Мискию, летит обратно к замку с чувством триумфа. Восстание подавлено. Ренатала и его сподвижников либо отправят в темные катакомбы, либо казнят на публике. К тому же скоро наверняка вернется пилигримка Утробы с плененной Обвинительницей. Жаль, конечно, что Вериния пропустила сражение…

Что до арденвельдских девочек, то Лунная Ягода, исцеленная принцессой-лебедью, в этот раз легко уворачивается от налетевшего коршуном камнерожденного, однако он успевает когтистой лапой схватить Одетту прежде, чем та успела бы отлететь. Девушка брыкается, кричит, пытается высвободиться, сыплет пыльцой, как и ее фея… Но что камнерожденному арденвельдская пыльца? Как слону дробинка. Маэли громогласно ржет на улетающего каменного стража, рвется следом за ним, но Лунная Ягода, обреченно вздохнув, ее останавливает.

— Бесполезно, Маэли. Даже моей пыльцы не хватит, чтобы сейчас вызволить нашу принцессу, — ее голосок слегка дрожит, к горлышку подступает ком. На глазах феи выступают слезы, она приглаживает гриву Маэли и смотрит на нее печальным взглядом. Конечно, пикси могла бы превратить себя в камнебеса, а Маэли, например, в верховую горгулью, но не случится ли так, что они попросту заблудятся, не зная, где именно томится Одетта, а их маскировку опознают настоящие камнерожденные, охраняющие залы замка Нафрия? Те шпионки, которые узнали об огромных запасах анимы в нафрийском хранилище, очень сильно рисковали. Им повезло, что их маскировку под маленьких крылатых чертенят не раскрыли. Но что, если двум непрошеным гостьям из Арденвельда, которые уже успели навести шороху в Ревендрете, удача вовсе не улыбнется, и их жизненный путь закончится в зловещем замке? Скорее всего, так оно и случится. Вернувшиеся в замок с площади жнецов вентиры, которые, разумеется, все видели, сочтут подозрительным то, что камнебес и камнерожденная держатся рядом, и оповестят стражей о странной парочке. Нетрудно догадаться, что за этим последует.

— Мы должны вернуться в Арденвельд. Нужно рассказать все Королеве Зимы. Я уверена, она что-нибудь… что такое, Маэли? — вдруг взволнованно спрашивает Лунная Ягода, увидев, как единорожка, тревожно ржа, подается куда-то вперед, словно хочет сказать: «Смотри, что там!» В следующую секунду фея тоже замечает, что произошло нечто значительное и… ужасное. После в буквальном смысле задушевной беседы Денатрия с Ренаталом изваяния горгулий наполнились красной энергией, а затем обрушились вместе с половиной моста, и поток анимы хлынул в Утробу. Леди Лунная Ягода хочет что-то сказать, но вместо слов из ее рта вырывается крик. Она и раньше знала, что во всех бедствиях, наводнивших сейчас темные земли и Арденвельд в частности, виноват Денатрий, но теперь феечка понимает, что он представляет куда большую угрозу, чем они думали. Вся анима, которую Владыка похищал из других ковенантов, прямо сейчас направляется прямиком в Утробу. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, зачем Денатрий это сделал. Поток анимы приблизит освобождение Тюремщика от его оков, и он пройдется по темным землям тьмой и мечом…

— В Арденвельд! Скорее! — кричит Лунная Ягода и, как следует обсыпав Маэли пыльцой, взмывает вверх. Маэли не нуждается в повторном приказе. Громогласно заржав, единорожка устремляется вслед за пикси. Сейчас нет времени созерцать столь трагичные последствия. Нужно, во-первых, спасти Одетту, а во-вторых — остановить Денатрия. А сделать все это без штурма замка Нафрия не получится. Поэтому просто необходимо поставить в известность не только Королеву Зимы, но и, пожалуй, еще Архонта и Тал-Инару — Голос Арбитра в Орибосе, ибо сама Арбитр впала в коматозное состояние после разрыва завесы между жизнью и смертью.

***

Одетта медленно открывает глаза и обнаруживает себя в какой-то мрачной комнате в темно-красном цвету. Лишь алый свет, исходящий от жаровен и люстры на потолке, освещает эти апартаменты. Девушка с приглушенным стоном опускает взгляд вниз. Ох… Как же жутко болит голова. Руки и ноги закованы в цепи, подсвеченные алым. Последнее, что помнит принцесса, — это то, что ее на лету схватил камнерожденный и унес в замок Нафрия — зловещую твердыню Ревендрета. Одетта, конечно, не собиралась сдаваться без боя — она вырывалась, дергалась, пыталась обсыпать горгулью пыльцой, но каменные стражи, в отличие от вентиров, наиболее устойчивы к арденвельдской аниме. И камнерожденный доставил бедную принцессу в замок. А дальше она уже ничего не помнит… Скорее всего, ее кто-то лишил сознания и приволок в эту комнату.

Странно. Почему-то не стали убивать ту, кто, по сути, нагло вторглась на вражью территорию. Похоже, Одетта для чего-то понадобилась верным подданным Ревендрета. Скорее всего — для извлечения анимы, а для чего же еще? Конечно, принцесса чиста душой, безгрешна, так что вентирской анимы с нее — как с козла молока. Однако Одетта благодаря тем феям-шпионкам знает об огромных запасах анимы в хранилище Нафрии, о том, что Денатрий похищал энергию из иных миров, а стало быть, конвертировать аниму других ковенантов в вентирскую он умеет, и еще как. Вот только аниму принцессы-лебеди им ни за что не получить. Стиснув зубы, Одетта резко подается вперед, намереваясь если не разорвать, то хотя бы ослабить оковы на ее руках и ногах.

Тщетно. Оковы невероятно прочны. И, судя по всему, они еще и антимагические. Иначе как объяснить то, что, когда принцесса шепчет заклинание, оно не срабатывает, не сыплется из ее рук волшебная пыльца?

Порывисто выдохнув, Одетта вновь опускает голову, беспомощно повиснув на цепях. Сказать, что она сейчас практически в безвыходном положении, — не сказать ничего. Оковы блокируют природную магию, коей принцесса наделена с самого своего перерождения в Арденвельде. Поблизости нет никого, кто мог бы хотя бы попытаться помочь… Где же ее маленькая подружка-пикси, Лунная Ягода? Где верная Маэли, о которой Одетта заботилась с самого детства единорожки, когда сама еще только переродилась? Возможно, они полетели обратно в Арденвельд за помощью. Скорее всего, так оно и есть, ведь проводить спасательную операцию вдвоем в таком опасном для ночного народца месте, как Нафрия, сродни самоубийству. Одетте сейчас остается лишь утешать себя мыслью, что ее друзья непременно приведут с собой Дикую Охоту и спасут принцессу.

Дверь в комнату медленно, со скрипом отворяется. Девушка поднимает голову и настороженно смотрит вдаль, на образующийся зазор. Она видит силуэт во тьме, но пока не может понять, кто именно показался в дверном проеме. Это кто-то из чванливых вельмож при дворе Денатрия, делает логичный вывод Одетта. Пришли терзать ее, подвергать истязаниям.

Таинственная фигура между тем плавно шагает навстречу пленнице и ступает под свет люстры. И только теперь Одетта замечает вентирку в человечьем обличье, такую же златовласую, как и сама принцесса-лебедь. Одиллия. Дочь Ротбарта, которая при жизни была соперницей Одетты, околдовала ее принца, а в посмертии и вовсе стала одной из верных прихвостней Денатрия. Принцесса тотчас вспоминает, что видела Одиллию во время битвы на замковом дворе. Черная, точнее, уже Красная Лебедь вместе с камнерожденными и своим живым посохом противостояла мятежникам во главе с Ренаталом, среди которых в том числе был и бывший возлюбленный Одетты — Зигфрид. Позже Одиллия, оседлавшая верховую горгулью, хотела сферой ревендретской анимы попасть в принцессу, но вместо этого подбила крылышко Лунной Ягоде, в результате чего Одетте пришлось спускаться с небес на землю, чтобы исцелить подругу. А потом внезапно налетели камнерожденные, до того истуканами сидевшие…

— Одетта, — имя принцессы, произнесенное из уст ее темной соперницы, не предвещает ничего хорошего. Красная Лебедь скрещивает руки на груди и, презрительно усмехнувшись, начинает медленно прохаживаться перед пленницей. — Довольно глупо со стороны арденвельдских мошек было вмешиваться в дела Ревендрета, не так ли? Подумать только, принцесса спелась с лесным народцем и помогает оборванцам! — вентирка хмыкает и осуждающе качает головой. — Ай-ай-ай. Я разочарована. Куда же подевалось твое королевское воспитание? — голос Одиллии звучит елейно, но в то же время ядовито.

Заколдованная принцесса с ее чистой и непорочной душой является полной противоположностью Жнеца Тщеславия. Но, пожалуй, в плане дерзости Одетта ничуть не уступает той, прежней Черной Лебеди, до ее смерти и перерождения. Иначе как у арденвельдской девчонки хватило наглости явиться вместе со своей феечкой в обитель искупления, да еще активно посодействовать мятежу, пусть даже и потерпевшему неудачу? Подумать только — Одиллия, прежде непокорная, плюющая на запреты отца, теперь с гордостью носит вентирские оковы смирения, хотя былую страстность и раскрепощенность на балах не утратила, а Одетта, нежная и романтичная при жизни, в посмертии стала более смелой, решительной, сильной духом. Практически такой же, какой была и дочь Ротбарта, когда была еще рыжей юной ведьмой. Разница лишь в том, что Одетта при жизни дружила с животными, за что и попала в Арденвельд после смерти, а вот Одиллия проводила с животными магические эксперименты, что в Ревендрете не могли не отметить на ее ныне сокрытом от посторонних глаз камне грехов.

— Одиллия… — хрипло выплевывает принцесса и бросает яростный, насколько это сейчас возможно, взгляд на Красную Лебедь. — Лучше сочти свои грехи. Вы с Ротбартом обманули Зигфрида. Вы толкнули его на измену. Вы убили меня! — с каждой фразой Одетта повышает голос на тон. Все дурные воспоминания, связывающие ее с Одиллией, выплескиваются гневом наружу. Слезы образовываются в голубых глазах пленницы, но она не обращает на них внимания и резко дергается вперед.

Одиллия злорадно смеется, наблюдая за тщетной попыткой Одетты вырваться на свободу. Оковы прочны. Ей не сбежать. Уже во второй раз принцесса-лебедь проиграла дочери Ротбарта в противостоянии. Только теперь это уже не борьба за сердце принца Зигфрида, которому, впрочем, сейчас вовсе не суждено вновь сойтись с Одеттой, а неудавшаяся попытка помочь убогим мятежникам свергнуть извечно царствующего Владыку Ревендрета.

— Моя дорогая Одетта, — Красная Лебедь льстиво улыбается, неспешно подходя к Одетте. Она проводит заостренным ногтем по щеке принцессы, а затем стирает влажную дорожку. — Не плачь. В конце концов, мы же помогли тебе обрести новый дом. Ты ведь теперь в Арденвельде живешь, не так ли? — Одиллия придерживает голову Одетты за подбородок и самодовольно скалится, показывая маленькие, слегка выделяющиеся на фоне остальных зубов клыки. — О, небольшая ремарка: жила.

Несмотря на сдерживающие магию цепи, Одетта находит в себе силы, превозмогая боль, еще раз гневно взглянуть на вентирку. Ох, если бы только эти проклятые оковы можно было разбить! С каким рвением принцесса-лебедь сейчас набросилась бы на торжествующе ухмыляющуюся соперницу и припомнила бы ей все! Но увы, об этом можно только мечтать. В оковах Одетта беспомощна и бессильна, никакая волшебная пыльца ей не поможет. Одиллия знает это, она видит, в каком безвыходном положении сейчас находится узница, и это доставляет вентирке необъяснимое удовольствие. Она приближается к Одетте почти вплотную и проводит рукой по ее золотистым волосам. Девушку настораживает этот тактильный жест, она видит в этом что-то… не соответствующее приличию. Между тем рука Одиллии переходит с волос уже на плечо Одетты, и та не выдерживает.

— Не трогай меня! — принцесса-лебедь отпрядывает, насколько ей это позволяют оковы. — Почему бы тебе просто меня не убить? Не завершить начатое? — спрашивает Одетта, хотя в глубине души верит, что новые друзья ее непременно вызволят до того, как она успеет умереть.

— Ну как же, Одетта, — Красная Лебедь не отстраняется, наоборот, подается еще немного вперед. — Ты прекрасно знаешь о засухе. В это непростое время мы нуждаемся в ценном источнике анимы, — Одиллия отстегивает плащ принцессы, сделанный из шкуры друста, плавно скользит рукой по синему жилету Одетты с печатью ночного народца. Острый ноготь зацепляет ткань, и она немного расходится.

Принцесса вновь безуспешно дергается назад. Ей очень не нравится этот внимательный взгляд напротив, эти прикосновения, у которых, очевидно, определенная цель. Одетта хочет сбежать отсюда и никогда больше не возвращаться, но… не может. Оковы сдерживают ее надежно, лишая возможности даже хоть как-то сопротивляться. Что играет лишь на руку Одиллии, и она, поддев ногтем маленький разрез на жилете принцессы-лебеди, значительно этот разрез увеличивает. Одетта вздрагивает, пытается отстраниться от этих интимных прикосновений, но Красная Лебедь не отступает. Она знает, что жертва скована и не может оказать сопротивление, а значит, не сможет помешать Одиллии претворить задуманное в жизнь. Вентирка развратно ухмыляется, наблюдая за реакцией Одетты, и уже обеими руками разрывает сперва синий жилет, а потом приступает уже к черной хламиде.

— Прекрати немедленно! — уже не кричит, а молит принцесса. Она ощущает холодок, когда Одиллия разводит в стороны две половины разошедшейся хламиды, и к щекам девушки приливает кровь. Она понимает, что темная соперница будет глуха к ее просьбам, но все еще полна желания бороться. Не для того принцесса-лебедь вместе с Лунной Ягодой и Маэли отправилась в Ревендрет, чтобы теперь сдаться на милость той, кого ненавидит; той, которая отняла у нее не только любовь, но и надежду на снятие заклятия при жизни. — Зачем я тебе? Во мне нет вашей анимы!..

— Это верно, — рука Одиллии вновь скользит по щеке Одетты, затем — вдоль ее шеи. Останавливается на впадинке между ключиц и надавливает ногтем на нее. — Ты отвратительно безгрешна, Одетта. Но вентиры умеют не только извлекать аниму из грешников… — Красная Лебедь другой рукой обхватывает шею узницы и подается еще ближе к ней. — Они могут насыщать грехами другие, более чистые души, — ее елейный голос нисходит до вкрадчивого шепота. Вентирка наблюдает за тем, как тщетно выгибается Одетта, с какой злобой смотрит на мучительницу, и лишь посмеивается. Принцесса может сколько угодно пытаться освободиться… Но ей придется принять неизбежное.

— Ты, — Одетта рвано выдыхает, сожалея, что не может отвесить Красной Лебеди пощечину или хотя бы ударить ногой. — Ты пешка Денатрия, отродье разврата и тщеславия! — девушка впадает в исступление, даже рычит, когда рука Одиллии, изящно обведя грудь, опускается ниже, к животу, и останавливается на поясе с голубой сердцевинкой. — Тебе это с рук не сойдет… — уже тише, но явственно выплевывает Одетта, смотря на вентирку и жалея, что не может убить ее одним взглядом. — И тебя, и твоего Владыку остановят, Одиллия, даже если!..

Гневная тирада прерывается одним движением руки Красной Лебеди, схватившей принцессу за горло, так что девушка не может договорить — лишь задыхается в попытке произнести хоть что-то.

— Чш-ш-ш, — шепчет Одиллия, и от ее горячего дыхания по коже Одетты пробегают мерзкие мурашки. — Молчи… и смотри, — вентирка убирает руку с шеи принцессы-лебеди и щелкает сердцевинкой пояса. Расстегнув его и отбросив в сторону, Одиллия берется обеими руками за легкие темно-синие штаны и разрывает их. Принцесса со вскриком резко подается назад, пытается свести ноги, чтобы не дать темной сопернице увидеть самое сокровенное, но оковы не дают ей этого сделать, и она корчится от боли.

— Нет! — Одетта в исступлении дергается, лишь представив себе, что ее ждет дальше. Она и с Зигфридом-то не представляла себе ничего подобного, а уж мысль об этом с соперницей и вовсе отвращает. — Прошу, оставь меня! — девушка всхлипывает, слезы текут по ее щекам, и она умоляюще смотрит на Одиллию. Однако Красная Лебедь остается глуха к мольбам и слезам узницы. И той остается лишь обреченно прикрыть глаза, чтобы не видеть, как сейчас ладонь Одиллии опустится на лоно и пропустит изящные пальцы с острыми ногтями внутрь. Одетта до крови закусывает губу, чтобы не застонать, когда чужие пальцы начинают двигаться внутри нее — сперва медленно, потом все быстрее и быстрее. Одиллия играется и замечает, как вокруг принцессы возникает слабая красная аура.

— О, я вижу, как твоя душа наполняется грехом, — пальцы двигаются внутри еще резче, а затем Красная Лебедь вынимает руку из ставшего уже влажным лона Одетты. Та из последних сил сдерживается, но стон все же вырывается наружу. Впрочем, этот стон тут же заглушает Одиллия, подавшись вперед и вжавшись в губы принцессы своими. Поцелуй получается таким жадным и напористым, что Одетта впадает в ступор. Она ведь даже с Зигфридом не целовалась толком. Времени у нее на это особо не было. Сперва, когда чувства между принцессой и принцем только-только переросли из неприязни в симпатию, Зигфрид оскорбил девушку тем, что видит в ней только красоту и ничего больше. Потом они снова встретились, уже на озере, когда Одетта была заколдована Ротбартом и превращена в белую лебедь. Принцесса рассказала Зигфриду о колдовстве и о том, что снять его может только тот, кто поклянется любить Одетту вечно и никогда не посмотрит ни на одну другую леди. Потом они станцевали вместе, но поцеловаться не успели — Ротбарт, судя по шороху кустов, был уже рядом, и Зигфриду пришлось поспешно уходить.

Принц тогда не прошел проверку, поклявшись в вечной любви не Одетте, а обращенной в нее дочери Ротбарта, Одиллии, на балу в замке королевы Юберты. Тем самым он наряду с Ротбартом и его дочерью поспособствовал смерти заколдованной принцессы. И уже в посмертии, переродившись в Арденвельде и обретя новых друзей и новую семью, Одетта поклялась, что не то что с Зигфридом, но вообще ни с кем не заведет романтических отношений. Но вот теперь ее поцеловала женщина. Как на это реагировать должным образом? Эти новые грани отношений для принцессы были долгое время сокрыты за завесой, а в ее родном Винзенте об этом и вовсе речи не шло: за однополые отношения могли и на костер отправить.

Одиллия же, пользуясь тем, что ее пленница в замешательстве, углубляет поцелуй, вместе с тем придерживая одной рукой голову Одетты, а другой — ее обнаженную спину, не разрешая даже дернуться. И чем дольше это длится, тем отчетливее становится красная порочная аура вокруг принцессы-лебеди.

Но тут Одетта, к счастью для себя и к несчастью для Красной Лебеди, приходит в себя. Она вспоминает, что находится не на балу в Чамберге, а в Ревендрете, в зловещем замке Нафрия, в плену у сира Денатрия и его приспешников. И что та, кто так жадно впивается в губы принцессы сейчас, — это не просто человеческая женщина, а вентирка, одна из приближенных Владыки. Более того, это злобная соперница Одетты, Одиллия. Дочь темного чародея Ротбарта. Та, кто обольстила Зигфрида, превратившись в Одетту, и поспособствовала смерти настоящей принцессы. Вспомнив все это, принцесса-лебедь, не имея возможности даже дернуть головой, чтобы прекратить навязанный поцелуй, с силой кусает Одиллию за нижнюю губу. Похоже, это срабатывает, судя по тому, как резко отшатывается Красная Лебедь от своей соперницы.

— Что ж… ты действительно лебедь, — констатирует Одиллия, окидывая пленницу злобным взглядом. — Мой отец не ошибся, когда превратил тебя именно в эту птицу. Она прекрасна внешне, но очень больно кусается. Как ты сейчас, — выплевывает вентирка, держась пальцами за покрасневшее местечко в области нижней губы. Как же Одиллии хочется позвать свою железную деву по имени, чтобы Торментия вытянула жизненную энергию из Одетты и тем самым жестоко наказала ее за непокорность… Но в это время в дверь кто-то стучится, и Красная Лебедь, резко выдохнув и приведя себя в порядок, приоткрывает дверь, чтобы узнать, кто посмел ее побеспокоить. На пороге стоит вентирка в вычурных одеждах темно-красного цвета.

— Прошу прощения за беспокойство, миледи, — женщина приседает в сдержанном книксене и отступает на шаг назад, страшась гнева одной из Жнецов. — Владыка ждет вас в зале для аудиенций. Говорят, собрание судьбоносное, — дворянка снова делает реверанс и поспешно закрывает за собой дверь. Но тут же приоткрывает и как бы невзначай бросает: — Пилигрим Утробы и лорд-камергер уже там. Кое-кого привели на суд.

Одиллия с досадой фыркает и еще раз с презрением смотрит на Одетту. Пусть она не надеется, что сбежит. Антимагические оковы надежно удерживают узницу. И ничто не помешает Красной Лебеди время от времени возвращаться в Реликварий, чтобы продолжать насыщать эту душу грехами. То, что Одиллия делала с Одеттой сейчас, — это только начало… Принцесса, конечно, на редкость непокорна, но не быть Красной Лебеди собой, если она не найдет управу на эту невинную арденвельдскую девчонку. Впрочем, не факт, что после того, что только что между ними было, она осталась таковой.

Но все это потом. Сейчас Одиллия отправится на собрание, которое, по словам вентирки-вестницы, несет судьбоносный характер. Скорее всего, это собрание будет посвящено вожделенному триумфу сира Денатрия, победе над презренными мятежниками. А уж если учесть последние слова вентирки о возвращении пилигрима и гофмейстера, то в окончательном подавлении восстания можно уже не сомневаться. Если та эльфийка крови, Вериния, и всецело преданный своему Владыке лорд-камергер действительно вернулись живыми, да еще привели, как сказала служанка, «кое-кого», это означает, что для Обвинительницы наступило далеко не лучшее время… хотя зачем так витиевато? Проще говоря, Обвинительница обезврежена и больше не сможет разжигать смуту и строить козни Отцу вентиров. Стало быть, лорд-камергер, занявший Чертоги Покаяния после победы над несносной мятежницей, отныне станет новым Жнецом Гордыни. Одиллия же с большой вероятностью, как ей и было обещано, займет вакантное место Жнеца Господства. Она не только смогла вовремя раскрыть коварный план повстанцев по настройке зеркал и уберечь аристократию от ненавистного света, но и в нужный момент подняла своим кличем в атаку всех до того неподвижно сидевших камнерожденных на замковом дворе, и те быстро расправились с остатками мятежных сил. Так что можно считать, что Одиллия свою преданность доказала в полной мере, и она уж точно сейчас гораздо больше достойна носить медальон господства, чем заблудший принц.

Что касается принцессы Одетты, то Красная Лебедь приставит к ней надежную охрану из нескольких камнерожденных и наймет насыщательниц душ, чтобы занимались принцессой в случае отсутствия Одиллии. Судя по красной ауре, арденвельдская девочка уже действительно начала наполняться грехом. И если продолжать порочное насыщение, то рано или поздно принцесса-лебедь станет не только надежным источником вентирской анимы, рожденной из греха, но и, возможно, ценным орудием на стороне Владыки.

***

Тал-Инара вместе со своей помощницей Ка-Делен встречает на редкость встревоженную фею и единорожку, как только те пролетают поток, проложенный от Ревендрета к Орибосу. Голос Арбитра понимает, что, судя по тому, как беспокойно ржет Маэли, как въерошена и взволнована Лунная Ягода, а также по отсутствию Одетты рядом с ними, мятеж в Ревендрете потерпел неудачу.

— Денатрий… он… — пикси неровно, порывисто дышит, хватается за сердечко, бьющееся часто-часто. — Он выпустил аниму в Утробу… Он заодно с Тюремщиком… — Лунная Ягода рвано выдыхает и даже оседает на землю. Она очень устала после перелета, а уж похищение Одетты и то, что фея лицезрела в Ревендрете, и вовсе удручает.

— Этого следовало ожидать, — Тал-Инара опечалена новостью, которую принесла с собой леди Лунная Ягода, но, в отличие от нее, реагирует более спокойно. — Он никогда не был эталоном верности Предназначению.

— Мы должны штурмовать замок, и как можно скорее, — сделав пару резких вдохов и выдохов, феечка все же снова воспаряет и смотрит на Голос Арбитра. — Мы с Маэли как раз летим в Арденвельд, чтобы предупредить Королеву!..

— Лунная Ягода, успокойся, пожалуйста, — Тал-Инара берет взъерошенную пикси за ручку. Лица служительницы не видно за капюшоном, но в голосе можно услышать искреннее участие, сочувствие. — Ка-Делен, — обращается Голос Арбитра к своей помощнице, которая незамедлительно обращается в слух, едва заслышав свое имя. — Настрой связь с правительницами двух союзных ковенантов. Я созову совет Вечных в анклаве. И вы, — Тал-Инара вновь оборачивается к двум гостьям из Арденвельда, — все расскажете сразу и Королеве, и Архонту.

Служительница подзывает Лунную Ягоду и Маэли к себе поближе. Как только единорожка подходит, а фея подлетает, Голос Арбитра кладет одну руку на спину Маэли, а другой держит за ручку леди Лунную Ягоду. Она что-то шепчет про себя и растворяется. Очевидно, это заклинание телепортации, ибо после этого замысловатого шепота Тал-Инара, Лунная Ягода и единорожка Маэли оказались в анклаве правителей ковенантов. Там, где раньше Арбитр анализировала воспоминание той или иной души, теперь сама Вечная парит вверх-вниз в неподвижном состоянии. Новые души не прибывают в Орибос — из-за прорыва завесы между жизнью и смертью и из-за того, что Арбитр впала в кому, новоприбывшие души незаслуженно стекают в Утробу.

Итак, Тал-Инара произносит короткую пафосную речь, учтиво кланяется, и в этот момент на пьедесталах Арденвельда и Бастиона возникают проекции двух извечных правительниц — соответственно Королевы Зимы и ее сестры Кирестии Перворожденной.

— Утроба растет, и ее сила крепнет! — восклицает полная благородного негодования Архонт, подкрепляя свои слова бурной жестикуляцией. — Подумать только, как мы это допустили? — неизвестно, кому она задает вопрос — Королеве Зимы, самой себе или же вообще спрашивает в пустоту.

Правительница Арденвельда, видимо, приняв этот вопрос на свой счет, хочет ответить, но тут она замечает подлетевших к ее проекции единорожку Маэли и свою маленькую фрейлину — леди Лунную Ягоду, первую из детских душ, перерожденных в обители природы.

— Что случилось, Лунная Ягода? — Хозяйка Леса с беспокойством смотрит на взъерошенную пикси и протягивает призрачную руку вперед, делая таким образом знак Лунной Ягоде, чтобы та подлетела поближе и повыше. — И где Одетта? — отсутствие арденвельдской принцессы вызывает у Королевы еще большую тревогу.

— Моя Королева… — фея подлетает к Матери ночного народца. Голосок Лунной Ягоды дрожит; кажется, еще немного, и она разрыдается. — Одетта в плену! Мы с Маэли сами видели, как камнерожденный унес принцессу в замок Нафрия, но нашей пыльцы не хватило, чтобы его остановить… Мы должны брать замок штурмом, и как можно скорее!.. — взахлеб говорит пикси, не сводя тревожного взгляда со своей Королевы.

— Спокойно, — речь Лунной Ягоды, полную волнения, прерывает ровный голос Кирестии Перворожденной. — Вы, как я понимаю, были в Ревендрете? Тогда вы сможете объяснить, почему этот пьедестал, — Архонт кивком головы указывает на постамент с печатью обители искупления, — пустует? С Примасом все понятно — он не у дел… Но где сир Денатрий?

— Я к этому и подхожу, о Светлейшая, — фея мигом поворачивается к Кирестии и торопливо кланяется. — Денатрий предал нас всех! Засуха — его рук дело, — теперь немного более спокойно объясняет Лунная Ягода, обращаясь уже и к Архонту, и к Королеве Зимы. — Из-за него гибнет наш Лес. Он осушал наши миры, наполняя анимой нафрийские канистры, а теперь… — пикси вспоминает, какой мощный поток анимы, текущий прямо в Утробу, она наблюдала в Ревендрете перед тем, как вместе с Маэли покинуть обитель искупления, и слезы выступают на глазах Лунной Ягоды. — Он выпустил накопленное в Утробу, чтобы его истинный хозяин — Тюремщик — обрел мощь, — лишь договорив, феечка рвано выдыхает, чтобы ненароком не всхлипнуть.

— От него этого следовало ожидать, — заметно помрачневшая Архонт повторяет то, что недавно сказала Тал-Инара. — Я помню его последние слова, обращенные к Тюремщику перед тем, как мы вместе пленили это чудовище. Так что неудивительно, что Денатрий нас предал.

Мысли Кирестии возвращаются к тем далеким временам, когда Зоваал — так по-настоящему звали Тюремщика — предал свой долг первого Арбитра, долг, который он должен был исполнять с того дня, как его сотворили четверо Предвечных в том месте, что предшествовало основанию Орибоса. Зоваал, первый Арбитр, был создан для того, чтобы проводить суд над прибывающими в посмертие душами и распределять их по ковенантам. Но через много циклов вечности жажда власти абсолютно над всем, не исключая и материальных миров, извратила разум Зоваала, и он начал строить свои планы по порабощению темных земель. И он воплотил бы их, если бы его вовремя не заковали и не отправили в Утробу Вечные — бессмертные и величественные создания, рожденные каждый своим Предвечным в разных уголках Зерет-Мортиса, соответственно предшествующих основанию четырех ковенантов. Минула целая вечность, но Архонт до сих пор помнит, как они с Королевой Зимы решительно осудили бывшего Арбитра, а вот Примас его жалел — видать, между ними что-то образовалось… Денатрий же выразил разочарование, что они с Зоваалом не смогут вершить темные планы вместе, и вдобавок назвал бывшего Арбитра братом. И это насторожило Кирестию и Королеву даже больше, чем жалость Примаса к новоявленному Тюремщику.

Теперь же, когда Отец вентиров раскрыл свою истинную сущность, многое встало на свои места.

— Смертная душа, — взволнованный голосок Лунной Ягоды заставляет Кирестию вынырнуть из омута памяти и взглянуть на пикси, — могла бы стать нашей последней надеждой… Но увы. Она примкнула к врагу, — договорив, феечка выдыхает и прикрывает глаза. Ей сейчас очень тяжело от мысли, что действия сира Денатрия приведут к гибели не только Арденвельда, но и всего загробного мира.

Но не только эта мысль гложет Лунную Ягоду изнутри. Принцесса Одетта, с которой фрейлину Королевы Зимы связывают волшебные узы, сейчас в заточении в зловещем замке Нафрия — фея помнит, в каком именно направлении летел камнерожденный с принцессой в когтистых лапах. Нетрудно догадаться, для чего ее туда унесли. Чтобы пытать до смерти. Вытянуть из нее арденвельдскую аниму и конвертировать в вентирскую, как это проворачивал Денатрий со всей анимой, которую похищал из других ковенантов.

— Нельзя терять время. Нам нужно срочно собрать войско для штурма Нафрии, чтобы остановить Денатрия и освободить Одетту! — после небольшой паузы восклицает Лунная Ягода, воспарив немного наверх и взглянув сперва на Архонта, потом на Королеву.

Вечные безмолвствуют, переваривая информацию, донесенную до них маленькой феей. Впрочем, молчание длится недолго, и первой подает голос правительница Арденвельда.

— Лунная Ягода права, сестра, — обратившись к Архонту, Хозяйка Леса глубоко вздыхает и наполовину прикрывает очи. — Если ничего не предпринять, погибнет не только мой Лес и твой Бастион, но и все посмертие. Мы должны объединить силы, чтобы одолеть того, кто предал нас, — произнеся эту немного пафосную фразу, Матерь ночного народца протягивает руку навстречу Кирестии. — Если единственная смертная душа оставила нас…

— Не единственная! — вдруг раздается чей-то голос, и, словно по команде, оборачиваются на этот голос все — и леди Лунная Ягода, и проекции двух Вечных, и Тал-Инара, и даже единорожка Маэли. Они видят служителя по имени Ка-Шер — еще одного помощника Голоса Арбитра. Служитель пришел не один — с ним еще пришел человеческий мужчина в черных доспехах, который, судя по виду, очень сильно обгорел, а также беловолосая волшебница в сине-белом адмиральском мундире и девушка-воительница с молотом, закрепленным на спине. — Еще трое пересекли завесу, — объясняет Ка-Шер, обведя взглядом трех людей, потревоживших собрание Вечных, — и, очевидно, уж эти-то смертные смогли найти верный путь… в отличие от той, кого вы упомянули.

Непомерное удивление возникает на лицах правительниц двух союзных ковенантов. Они созерцают нежданных гостей, а волшебница между тем делает шаг вперед и, на лучший манер отводя руку в сторону, учтиво кланяется.

— Приветствую вас, почтенная Голос Арбитра, Светлейшая Архонт и благородная Матерь ночного народца, — проговорив это, девушка выпрямляется и поднимает голову кверху, чтобы видеть тех, к кому обращается. — Я леди Джайна Праудмур, лорд-адмирал Кул-Тираса. А это, — волшебница оборачивается и кивает головой обугленному мужчине в доспехах и деве-воительнице, чтобы они тоже вышли вперед, — это мои товарищи по несчастью. Верховный лорд Болвар Фордрагон, — Джайна плавно указывает на обугленного. — И Телия, его дочь, — она чуть улыбается, переводя взгляд с того, кого звали Болваром Фордрагоном, на воительницу.

— Банши Сильвана Ветрокрылая сломала мою корону и разорвала завесу между жизнью и смертью, — мрачно объясняет Болвар, коротко вздохнув. — Мы бежали по Утробе очень долго… пока не нашли портал в Орибос. Леди Джайна, — он благодарно кивает волшебнице, — активировала его.

— Надеюсь, мы не слишком поздно пришли? — Телия с беспокойством поглядывает сначала на Тал-Инару, потом на Архонта и наконец на Королеву Зимы.

— Это как посмотреть, — Голос Арбитра внимательным взглядом смеряет Телию. — Если бы вы пришли раньше, то, возможно, смогли бы помешать Денатрию совершить непоправимое…

— Что именно? — на лице Джайны можно прочесть тревогу и страх. Похоже, они все-таки опоздали, и случилось самое худшее, что можно себе представить. — Говорите же скорее, не тяните.

— Денатрий вызвал засуху и выпустил запасы анимы в Утробу, — почти скороговоркой выпаливает леди Лунная Ягода, прежде чем Тал-Инара успела бы ответить. — Он действует заодно с Тюремщиком.

Смертные на некоторое время лишаются дара речи после столь шокирующего известия. Если это действительно правда, если Утроба напитывается анимой, как, судя по всему, называется местная жизненная энергия, то все еще хуже, чем они предполагали. Освободившись от своих оков в Утробе, Тюремщик непременно начнет воплощать в жизнь свои темные планы, и тогда загробный мир погибнет. А затем погибнет и Азерот, и все остальные миры, ведь это чудовище вряд ли успокоится на достигнутом. Посему, несмотря на то, что Джайна Праудмур, лорд Болвар Фордрагон и Телия лишь недавно прибыли в темные земли, они должны приложить все усилия, чтобы спасти посмертие от того, что грядет.

— Но еще не все потеряно, — Королева Зимы скользит взглядом по нежданным гостям из материального мира. — Если мы объединимся сейчас, то сможем противостоять тьме, — она старается говорить с оптимизмом, но саму ее одолевают печальные мысли. Прямо сейчас украденная Денатрием анима течет в Утробу. Конечно, этим не преминет воспользоваться Тюремщик, и тогда о том, чтобы сохранить равновесие и спасти Лес, нечего будет и мечтать. К тому же Одетта, некогда заколдованная принцесса, невинная, чистая душа сейчас находится в плену у тех, кто давно перестал выполнять свое предназначение. Вместо того, чтобы искупать грехи порочных душ, вентиры этими душами пируют. А что они могут сделать с безгрешными, такими, как Одетта… При одной мысли об этом Королеве становится тяжело, и она, горестно вздохнув, опускает голову. Ее фрейлина права, тысячу раз права. Со штурмом Нафрии тянуть нельзя, иначе погибнет и названая дочь Королевы, и Арденвельд, и все темные земли. Кирестия Перворожденная, с состраданием смотря на сестру, тоже это понимает. Но еще остаются смертные. Раз уж они пересекли завесу и пришли сюда, в Орибос, будет разумно предоставить им право выбора ковенанта.

— А вы, смертные… — правительница Бастиона сверху вниз взирает на Джайну, Телию и Болвара, а они, весьма впечатленные великолепием прекрасной и отважной ангелицы, не смеют произнести ни слова. — Вы ради блага темных земель должны избрать себе ковенант.

— Я помогу Арденвельду исцелиться от последствий засухи, — леди Праудмур делает несколько шагов навстречу проекции Королевы Зимы и порхающей рядом с ней Лунной Ягоде и протягивает руку обеим. В синих глазах Джайны можно прочитать искреннее участие, сострадание, желание помочь. Хозяйка Леса со слабой улыбкой смотрит на волшебницу, а Лунная Ягода подлетает к Джайне поближе и, улыбнувшись ей, осторожно касается облаченной в перчатку руки дочери морей своей ручкой.

— Арденвельд принимает твою клятву, Джайна Праудмур, — Королева Зимы замечает, как мерцающее облачко арденвельдской пыльцы возникает вокруг чародейки. — Теперь ты можешь создавать портал в Сердце Леса, — Матерь ночного народца осторожно проводит пальцами по белым волосам Джайны, заплетенным в косу. Но, конечно, дочь морей не может это почувствовать, ведь на пьедестале стоит лишь проекция Вечной.

— Я почту за честь вступить в ряды благородных кирий, — Телия шагает вперед к проекции Архонта и приседает перед ней на одно колено. Кирестия еще с минуту взирает на смертную, потом милостиво ей кивает, принимая таким образом присягу.

— А я должен попытаться хоть как-то уладить беспорядки в Малдраксусе и положить конец бесконечным войнам домов, — немного мрачно констатирует Болвар Фордрагон, подходя к пустующему пьедесталу обители войны. До того, как порвалась завеса между жизнью и смертью, Болвар был Королем-Личом, повелевающим остатками Плети на Азероте, а до этого был паладином, имевшим звание верховного лорда. Фордрагон сам принял судьбу повелителя нежити после смерти предыдущего Короля-Лича — Артаса Менетила. И кому, как не бывшему Королю-Личу, суждено найти общий язык с некролордами Малдраксуса?

— Итак, остается Ревендрет, — подытоживает Королева Зимы, видя, что трое смертных определились с выбором ковенанта. — Но, судя по новостям, которые принесла с собой моя фрейлина, восстание проиграно, и сейчас там не осталось тех, кто выказывает сопротивление власти сира…

— Значит, мы должны взять инициативу в свои руки, — решительно заявляет Архонт и, взглянув на Матерь ночного народца, протягивает ей руку навстречу. — Мои кирии будут готовы отправиться в Ревендрет и пойти штурмом на замок Нафрия. Пора положить конец бесчестному правлению Владыки.

— Я подготовлю свою Дикую Охоту, — отзывается Королева Зимы и, улыбнувшись, протягивает руку Кирестии в ответ. — Лунная Ягода тоже присоединится, — правительница Арденвельда милостиво кивает своей маленькой фрейлине, и та подлетает к проекции еще ближе. — А вот Маэли… — Хозяйка Леса обращает свой взор на единорожку и, не сводя с нее глаз, некоторое время безмолвствует, пребывая в раздумье. — Думаю, будет лучше, если за ней в Арденвельде присмотрит Динь-Динь. Что скажешь, Маэли? — Королева протягивает руку навстречу лошади, и та негромким ржанием выражает согласие с решением своей повелительницы.

— Мы тоже в стороне не останемся, — Джайна решительно сжимает в правой руке свой посох — Вечный Холод — и смотрит то на Телию, то на Болвара.

— Да, почтенные Вечные, — Телия уверенно шагает вперед и встает рядом с дочерью морей. — Мы с Джайной готовы помочь вам штурмовать замок.

— Я бы пошел с вами, — Болвар тяжело вздыхает, — но я должен присмотреть за Малдраксусом. Если Примас не у дел, кто остановит бесконечные войны некролордов?

— Значит, так тому и быть, — торжественно заключает Тал-Инара. — С благословения Вечных смертные Джайна Праудмур и Телия Фордрагон сыграют свою роль в штурме, — хотя в глубине души у Голоса Арбитра все же таится червячок сомнения — настолько ли сильна будет верность новоприбывших смертных душ? Одна смертная уже предала темные земли, перейдя на сторону Денатрия, и нет никаких гарантий, что эти трое смертных вот так же не предадут и не обманут… Но если других вариантов нет — что ж, значит, такова воля Арбитра.