Нафрийская бальная зала нынче кажется еще великолепнее, чем прежде. Огромная люстра, свисающая с самого центра потолка, и большие алые ставни освещают плиточные полы и стены, отмытые и очищенные до блеска. Неподвижные камнерожденные-истуканы с высоких выступов взирают на столпившуюся аристократию горящими алым глазницами. Портьеры красными водопадами свисают с балконов, а под потолком самозабвенно кружатся в воздушном вальсе вентиры. Кто-то назовет это сюрреализмом и обязательно скажет — как же они умудряются летать, если эта способность может быть задействована только с помощью волшебной пыльцы Арденвельда и дарована лишь друзьям Леса, коими чванливые вельможи при дворе Денатрия уж точно не являются? Но в данном случае это не полет по всему замку, куда тебе заблагорассудится. Это особая левитация, которая возможна лишь в определенных случаях. Например, в танце. Лорд Ставрос из Совета Крови, щеголь и франт, часто при помощи анимы во время блистательных балов поднимает кавалеров и дам под потолок. Чтобы этот эффект сработал, важно лишь одно — танцевать. Вальс, мазурку, па-де-де, па-де-труа или даже фуэте исполнять, в чем особенно хороша баронесса Фрида, а также с некоторых пор и Красная Лебедь, — не важно. Главное — танцевать, и тогда под воздействием Ставроса танцоры могут воспарить наверх под потолок.

Пока аристократы блаженно вальсируют в воздухе, а те, кто не танцует, наслаждаются вкусом неповторимой греховной выжимки из кубков, в середину залы между тем, как это всегда бывало на торжественных вечерах, выходит Одиллия. Сейчас, когда она облачена в свое танцевальное черное платье без рукавов и обута в черные пуанты, в ней издали не узнаешь ту жестокую вентирку, которая может покарать во имя Владыки за малейшую провинность. Но если посмотришь вблизи и увидишь небольшую диадему на голове, надменный взгляд красных глаз и висящий на шее уже не аметист, а рубин в бронзовой огранке в форме крыльев летучей мыши, то у тебя не останется никаких сомнений — да, это действительно Одиллия. Пожалуй, впервые Красная Лебедь не сняла медальон перед своим выступлением. Ведь сегодняшний вечер посвящен не только триумфальной победе сира Денатрия над мятежным сбродом, но и возвышению отдельных персон при дворе. Лорд-камергер занял место Обвинительницы в Чертогах Покаяния и стал новым Жнецом Гордыни. Правда, на балу он отсутствует, ибо после собрания изъявил желание вернуться в Чертоги — следить за порядком, и Эшелон подрядился доставить туда новоявленного Жнеца, а потом вернуться к замку и продолжить патрулирование вместе с Кааль.

Медальон же господства передан Красной Лебеди не только за шпионаж в Грехопаде и раскрытие заговора бунтовщиков, но и за ту задумку с неожиданным для мятежников поднятием камнерожденных в небо для атаки. Этот ход не только переломил ситуацию в пользу благородной аристократии, но и нагло оборвал преждевременное ликование повстанцев и их арденвельдских союзничков. Плану Красной Лебеди не помешала даже выходка Ренатала, пронзившего Ворпалией одного из представителей горгульего рода и метнувшегося к сиру с очевидной целью отсечь тому голову. Реморния быстро поставила на место заблудшего вентира, возомнившего себя благородным мессией. Что до медальона тщеславия, прежде принадлежавшего Одиллии, а до того бывшего медальоном Одетты в форме сердца с лебедем, то этот кулон достался пилигриму Утробы — Веринии, эльфийке крови. Впервые за всю историю обители искупления смертная душа стала Жнецом, пусть даже младшим.

Одиллия про себя усмехается, представляя, какой тяжкий удар испытал бы Ренатал, если бы узнал, что смертная, которая прежде помогла ему выбраться из Утробы, теперь стала младшим Жнецом при дворе Денатрия, а новым Жнецом Господства стала, по сути, человеческая женщина. Да, вентирка, да, при дворе, но в человечьем обличье! А ведь падший принц сам виноват. Он, удостоившийся чести первым переродиться в вентира, опозорил своего господина и почтенную аристократию своим наглым восстанием. Теперь Ренатала ждет либо заточение в темных катакомбах Нафрии, либо смертная казнь. Хотя он в любом случае не выживет. Реморния поработала над заблудшим принцем как следует, от души, и рваные раны, оставшиеся на тщедушном тельце Ренатала, уж точно не заживут сами по себе. А значит, какие бы отношения между ним и Денатрием ни были в прошлом, сейчас это уже не имеет значения. Владыка не прощает предательства. И даже любимчики не являются исключением.

Невидимый симфонический оркестр играет мелодию, и Одиллия, охваченная пьянящим чувством триумфа, начинает танцевать. Надо сказать, она в этот раз не только не сняла медальон с шеи перед выступлением, но и привела с собой свою железную деву, преданный посох покаяния. Торментия, до начала выступления закрепленная у Красной Лебеди за спиной, легко, словно перо, выплывает вперед, пока ее повелительница танцует, и тут происходит то, что весьма редко доводится лицезреть аристократам. Посох подсвечивается алым ореолом, который постепенно становится все ярче, и алый призрак высвобождается из своей темницы. В красном мареве заметны очертания вентирки в строгом костюме. В прежние времена, когда Ревендрет еще не страдал от засухи и не раздирался глупым мятежом, на званых вечерах иной раз такой фокус проворачивали две железных девы, души, увековеченные в мечах сира Денатрия и принца Ренатала — Реморния и Ворпалия, чтобы вместе со всеми предаться танцу. Разумеется, призрачные вентирки в качестве партнеров выбирали… друг друга. Много циклов вечности назад они были неразлучны, как и их повелители. Однако теперь, когда Ренатала, можно считать, уже не существует, а о судьбе его преданного клинка и вовсе никто вопросом не задается, кого же суждено выбрать Реморнии, которая, конечно, не могла пропустить торжество? Железная дева в своем призрачном обличье не может касаться живой плоти, ибо она просто пройдет сквозь прозрачное тело. В руках женская душа может держать только свою стальную оболочку, а также другие, такие же, как и она, призрачные образы, увековеченные в живом оружии. Возможно, выбор Реморнии падет на Торментию, чья душа на этот вечер покинула посох Одиллии, чтобы предаться танцевальным утехам наравне со всеми? Она сейчас, как и ее госпожа, танцует фактически в одиночку. А одиночество в танцах вредно отражается на мировоззрении…

Когда затихает весь оркестр, и лишь струнные инструменты начинают выводить лирическую мелодию, Одиллия начинает медленно идти на цыпочках в такт музыке, делая неспешные взмахи руками, будто крыльями лебедя. Она плавно поднимает наверх то одну руку, то другую, затем продолжает лебединой походкой двигаться дальше. На миг останавливается и так же плавно кружится на месте. Веки при этом у Красной Лебеди полуопущены, лицо абсолютно безмятежное. Она будто бы задумалась о чем-то, фигурально витает в облаках… При этом не витает буквально — лорд Ставрос решил не поднимать увлеченную танцем Одиллию вверх. Хотя, скорее всего, это к лучшему. Ведь кто же ее тогда увидит? Тем, кто внизу, придется задирать головы, чтобы посмотреть на одну из лучших танцовщиц Ревендрета, если она под действием левитационного заклинания Ставроса воспарит к потолку.

Струнные инструменты продолжают играть музыку, Одиллия изящно встает на одну ногу, другую отведя назад, и, подняв руки через стороны кверху, снова кружится на месте. Пока к струнным не присоединяются медные духовые. Мелодия становится более нагнетающей, и плавные обороты Красной Лебеди вокруг своей оси останавливает большая, увешанная золотыми перстнями рука. От неожиданности Одиллия слегка вздрагивает и оборачивается. Денатрий возник позади нее в вихре анимы почти бесшумно. Во всяком случае, пребывая в танцевальной эйфории, Красная Лебедь не слышала ничего, кроме мелодии, исполняемой невидимым оркестром. И, повернувшись в тот момент спиной к трем небольшим выступам, где прежде заседали трое вентиров из Совета Крови, ныне предающиеся утехам среди прочих гостей, Одиллия, конечно, не могла видеть, как властитель Ревендрета, до того вместе с Реморнией наблюдавший за танцами с одного из выступов, зачерпнул руками средоточия бесценной энергии и растворился в вихре анимы, чтобы переместиться к новоявленному Жнецу Господства и поддержать ее в танце.

— Одиллия, — впервые за много циклов вечности Владыка называет Красную Лебедь ее настоящим именем. Впрочем, теперь это не должно столь остро беспокоить вентирку, как в тот раз, когда ее истинное имя было очень громко произнесено ее главной оппоненткой из Арденвельда — Одеттой. Раз уж все вентиры теперь знают, как зовут единственную человеческую женщину, обладающую званием Жнеца, к чему волноваться? Мятеж подавлен, никто из инсургентов, даже имеющий особый зуб на Одиллию Зигфрид, не сможет воспользоваться истинным именем Красной Лебеди. Тем более ее камень грехов надежно спрятан, и его местонахождение знают лишь Денатрий и она сама. Ну, и еще Реморния — единственная свидетельница. Но, несмотря на болтливость меча, в плане хранения конкретно этой тайны на железную деву можно положиться. Верная прислужница Денатрия ни в коем случае не разболтает ни повстанцам, ни подозреваемым в мятеже, где хранится камень грехов Красной Лебеди. А то, что Владыка знает, как последнюю зовут на самом деле, это и вовсе неудивительно. Ведь он лично перерождал душу дочери Ротбарта, очистившуюся после долгих, мучительных во всех смыслах испытаний. — Мне кажется, что Жнецу Господства, — Денатрий смотрит на Одиллию сверху вниз и плутовато прищуривается, — не пристало предаваться танцам в одиночку, не так ли?

Сощурив глаза и лукаво улыбнувшись, вентирка встает на обе ноги, но руку не торопится высвободить. Она глядит на Владыку, словно силясь понять, шутит ли он или в самом деле предлагает себя в качестве партнера для Одиллии. Она ведь прекрасно знает, что Денатрий неровно дышал к падшему принцу и даже после его предательства не терял надежду, что все вернется на круги своя, несмотря на то, что и Реморния, и сама Красная Лебедь не раз говорила сиру, что Ренатал потерян для него навсегда. Верная железная дева однажды даже пообещала Владыке, что голова заблудшего принца станет нафрийским трофеем. Исполнила ли она свое обещание — об этом Одиллия не ведала, она ведь после того, как немного полюбовалась на железную леди в действии, сразу полетела в замок.

Да и к чему думать о Ренатале сейчас, когда вечер в самом разгаре, когда напряжение в мелодии все нарастает и нарастает через крещендо, пока не доходит до кульминации, где в полную силу играют как струнные инструменты, так и медные духовые, а Денатрий, так и не дождавшись ответа Одиллии и отпустив ее руку, тем не менее, в следующее мгновение обхватывает ее талию другой рукой, легко отрывая Красную Лебедь от пола, а она театрально возводит руки через стороны кверху и запрокидывает голову. И все это — как раз в тот момент, когда невидимый оркестр играет кульминацию в композиции. А когда музыка неожиданно смолкает, Реморния, к тому времени уже вылетевшая с выступа в залу, покинувшая свою стальную оболочку и представшая перед благородной аристократией в обличье статной вентирки, находит Торментию, железную деву Одиллии, и берет за руки, таким образом приглашая тоже станцевать вдвоем.

После небольшой паузы невидимые музыканты приступают к новой мелодии в темпе вальса. Плавно спустив Красную Лебедь вниз, Денатрий затем разворачивает ее к себе. Реморния кружится в танце, одной рукой придерживая призрачную талию Торментии, а другой переплетая с ней пальцы. В это время в середину залы, придерживая юбку, неспешно проходит еще одна виновница торжества — Вериния. Пилигримка Утробы, после содействия камергеру в победе над Обвинительницей занявшая место Жнеца Тщеславия, которое освободилось после возвышения Одиллии. Теперь эльфийка крови облачена в новое платье, которое, в отличие от предыдущего, ей как раз по размеру.

Веринию сложно назвать профессиональным танцором относительно вентирских стандартов, и немудрено — эльфийка еще ни разу не бывала на званых вечерах в Нафрии и в ревендретском танцевальном искусстве мало что понимала. Но нельзя сказать, чтобы она совсем не умела танцевать. Еще в Луносвете она училась вальсировать под присмотром матери. Вот только если занятия танцами в Луносвете казались Веринии мучительными из-за того, что приходилось носить довольно тесные платья, то здесь, в Ревендрете, бывшая пилигримка Утробы, а ныне — первая в истории обители искупления смертная-Жнец вальсирует с выбранным среди знати партнером легко и непринужденно. Если по прибытии в Ревендрет Вериния была полна сомнений и недоверий, то теперь все это откинуто прочь. Ей уже нравится новая жизнь. Заносчивая эльфийка крови, которая многие черты характера переняла в частности от Сильваны Ветрокрылой, чувствует себя в Ревендрете как на своем месте. Здесь она — своя в доску.

Никто из них не знает, что эта триумфальная атмосфера, царящая в Нафрии сейчас, может в будущем обернуться для них совсем другой стороной. Может, оно и к лучшему, что они не знают. Ревендретских вельмож будто бы совсем не трогает засуха. Они пируют, наслаждаются алым живительным снадобьем, предаются утехам. Одиллия, охваченная чувством собственного триумфа, берет золотой кубок с подноса, придерживаемого землероем-лакеем, и, вдохнув неповторимый аромат греховной выжимки, звонко чокается сперва с властителем Ревендрета, а потом и с подошедшей после танца пилигримкой Утробы. Кто бы мог подумать, что дочь Ротбарта, при жизни оттененная собственным отцом и убитая им же, как потенциальная конкурентка, в посмертии достигнет вершин славы, из пешки Денатрия превратившись в полноценного ферзя, а сам Ротбарт, который при жизни был известен как злой гений и «мистер Наглость», ныне, выдоенный досуха, влачит жалкое существование своей душонки в Утробе.

Денатрий во многом похож на Ротбарта. Их объединяют такие качества характера, как жестокость, непомерная гордыня и тщеславие. Но их разница в том, что Ротбарт, какой бы важной фигурой он себя ни мнил, все же был простым смертным. Денатрий же — основатель своего ковенанта, его законный правитель и вообще один из Вечных — богоподобных существ, порожденных Предвечными в тех местах Зерет-Мортиса, что предшествовали появлению четырех ковенантов. Его гордыня и мания величия оправданы. Чего о Ротбарте сказать нельзя. Но темный чародей, когда наконец-то почил и попал в темные земли, даже в посмертии не нашел смирения. Что ж, пусть его душонка мучается в Утробе, пока Одиллия наслаждается роскошью и праздной атмосферой в Ревендрете.

К вентирам подбегают усердные землерои с подносами. Каждый представитель благородной аристократии берет по кубку, наполненному анимой, и музыканты возобновляют мелодию, торжественным, бодрым мотивом ознаменовавшую начало нового танца. Его особенность заключается в том, что вентиры исполняют его с кубками, при этом стараясь держать их так, чтобы греховная выжимка не расплескалась. Дилетантов среди присутствующих здесь танцоров нет. Похоже на то, что они этот танец, в народе называемый просто — «танец с кубками», не раз отрабатывали, чтобы продемонстрировать свое мастерство на приемах.

Одиллия со своим кубком тоже танцует в такт мелодии. Она уверена — теперь, когда бессмысленный мятеж подавлен, ничто более не мешает почтенной аристократии, и ни у кого не будет хватить наглости пытаться свергнуть сира Денатрия после очередного неудавшегося восстания. Презренным инсургентам не помогли даже союзнички из Арденвельда. Одетта сейчас томится в Реликварии, и ее душу наполняют грехами те вентирки, которых Одиллия-таки наняла. А после званого вечера, когда гости разойдутся, Красная Лебедь, пожалуй, вновь навестит принцессу. Может быть, теперь-то, испытав на себе всю вентирскую жесткость, Одетта быстрее сдастся на милость Одиллии, которая при первом визите обходилась с ней куда нежнее, чем любая профессиональная насыщательница душ…

Но все это потом. Сейчас Красной Лебеди лучше всего насладиться триумфом. Сегодня по праву ее день.

Танец с кубками завершен, сами кубки — осушены гостями практически до дна. Теперь можно было бы приступить к новому танцу… если бы праздничную идиллию наглым образом не оборвал неожиданно появившийся в дверном проеме камнерожденный.

— Прошу прощения, что прерываю ваше веселье, — хрипловатым басом произносит каменный страж, переступая через порог, ловя на себе настороженные взгляды, — но у нас вторжение!

— Кто посмел? — Одиллия ставит опустевший кубок на поднос, который держит подбежавший приземистый лакей, и, скрестив руки на груди, обращает на горгулью надменный взор. — Мятеж подавлен. Падший принц оправдал свое звание в полной мере. Кому теперь хватит наглости бросить вызов воле Ревендрета? — Красная Лебедь смотрит на Денатрия взглядом, полным благоговения и даже в какой-то степени обожания.

— Нет, на этот раз это не мятежники, — качает головой камнерожденный. Его тон становится более мрачным, и Одиллия настораживается. Триумфальная атмосфера, охватывавшая ее и остальных вентиров все это время, сейчас что-то быстро растворилась. Вальсирующие под потолком вентиры спускаются вниз и наряду с другими аристократами подходят к потревожившему их стражу Каменного Легиона.

— Это Арденвельд и Бастион, — сумрачно возвещает представитель горгульего рода и гулко выдыхает. — Их там целая армия…

***

Камнерожденный, нарушивший своим нежданным появлением и столь же нежданным известием идиллию торжества, поднял тревогу не на пустом месте. До того, как страж Каменного Легиона явился на вечер, он восстанавливал порядок после битвы, развернувшейся на площади жнецов. Прежде всего он перенаправил зеркала так, чтобы поток света больше не прожигал главный вход в Нафрию. Потом камнерожденный вернулся на саму площадь — порядок наводить и патрулировать. Он первый заметил, что к замку приближается войско. Первыми в поле зрения показались кирии, рассекая воздух своими белоснежными ангельскими крыльями. До отвращения чистейшие создания, несущие бремя защитников темных земель. За кириями верхом на золотых ларионах неслись верные слуги крылатых праведников — распорядители. Эти совы были ростом невелики, однако недооценивать их было довольно опрометчиво. Однажды во время одного из малдраксийских вторжений в Бастион несколько распорядителей разом повалили одного громадного кадавра. Камнерожденные, конечно, в габаритах ничуть не уступают зловонным порождениям чумы, однако, завидев распорядителей издали, да еще некоторых из них с молотами в руках, представитель горгульего рода не спешил расценивать их как легких соперников. Нет, конечно, одного распорядителя он мог бы раздавить одной левой. Но если бы на камнерожденного навалились много таких сов, еще неизвестно было бы, кто кого.

За кириями и их преданными совами порхали представители ночного народца. Точнее, порхали пикси и несколько сильваров. Остальные сильвары сидели верхом на мотыльках, а воркаи скакали по земле. А в довершение всего этого, помимо интервентов из враждебных Ревендрету ковенантов, в небесах на ледяном диске летела… человеческая женщина, судя по всему, волшебница. Еще одна женщина, воительница, летала на грифоне. Ну, и с ними со всеми еще почему-то были какие-то птица, черепаха и лягушка. Но последних уж точно нельзя было назвать серьезными противниками. Тем не менее, вся эта армия, состоящая из представителей двух ковенантов и двух смертных людей, двигалась прямо к главной твердыне Ревендрета — к замку Нафрия. И у камнерожденного, патрулировавшего площадь, не осталось сомнений — скоро грядет вторжение. Вот почему он сразу полетел в замок и ворвался на званый вечер с целью предупредить Владыку и его верноподданных.

А объединенное войско между тем уже подходит и подлетает к главному входу. Их немного настораживает то, что на площади никого нет, кроме патрульного из Каменного Легиона, да и тот улетел в замок. А пройти в вестибюль и вовсе оказалось что-то слишком просто. Очень странно. Вероятно, таков коварный план Владыки — заманить своих врагов вглубь замка? А может быть, никто из вентиров, прохлаждающихся в Нафрии, не знает о вторжении, поэтому и не встречает интервентов в вестибюле должным образом? Даже бредущий во мраке одинокий землерой не препятствует, только похаживает, словно в ожидании чего-то, да и выходит в коридор направо. Он вообще будто бы не замечает интервентов.

— Будьте начеку, — тишину нарушает сосредоточенный и даже настороженный голос леди Джайны Праудмур, которая уже отозвала свой ледяной диск и вслед за Телией и объединенной армией кирий и ночного народца прошла внутрь замка. — Преимущество на стороне Денатрия. Он попытается взять нас хитростью, — волшебница оглядывается по сторонам. Ее взгляд скользит по четырем горгульям-изваяниям, неподвижно сидящим на постаментах, и еще одной горгулье, которая сидит на выступе за этими постаментами. Что-то подсказывает Джайне, что эти горгульи недолго простоят в таком состоянии.

— Как бы там ни было, мы должны воспользоваться тем, что нас никто не встречает, — Лунная Ягода подлетает ближе, осматривает горгулий и, придя к выводу, что они так и не ожили, решительно вскидывает головушку. — Мы не можем медлить, если Одетта в плену, а анима, украденная у нас Денатрием, стекает в Утробу! — пикси подкрепляет свои слова бурной жестикуляцией, ее голос становится более взволнованным.

— Ну конечно, мы не можем медлить, именно поэтому мы взяли с собой черепаху! — недовольно фыркает Жан-Прыг, резко указывая лапкой на Скорохода, чье настоящее имя — мистер Лоренцо Неспешилло — более соответствующее. Впрочем, черепаха не обижается на слова лягушонка. И Скороход, и лейтенант Пуффин давно привыкли к причудам их приятеля, мнящего себя принцем.

— Леди Лунная Ягода абсолютно права, друзья мои, — заявляет тупик, подбоченившись прямо в воздухе и буквально свысока посмотрев на друзей, а затем поднимается еще выше и оглядывает объединенное войско. — Вперед! Без страха! — последняя фраза лейтенанта Пуффина является чуть ли не самой любимой для него. Он произносит ее так часто, что Жан-Прыга это уже раздражает. Тем не менее, несмотря на гордыню, лягушонок не возражает. Итак, леди Лунная Ягода, сильварка Ния, пикси Творец Снов, воркай Корейна и остальные представители ночного народца, не исключая и трех неразлучных приятелей, рвутся было вперед, но тут же застывают на месте, будто вкопанные.

Багровый вихрь, возникший на выступе, очень настораживает как верноподданных Королевы Зимы, так и отважных десниц Архонта. И не напрасно, ибо, когда этот вихрь рассеивается, взору интервентов предстает сам хозяин замка во всем его маниакальном величии. Джайна Праудмур, прежде уже видевшая подобных ему во время вторжений Пылающего Легиона на Азерот, приходит к мысли, что сир Денатрий очень похож на натрезима. Только у него нет крыльев, да и по внешности он скорее не натрезим, а демон-искуситель, чей обаятельный лик способен очаровать любого наивного простака. Однако Джайна не из таких. В ее ладонях образовываются снежинки, она словно бы готовится сотворить заклинание.

— Приветствую! Я с таким нетерпением ждал вашего прибытия! — хорошо поставленный бархатный голос Владыки так и пропитан возвышенностью, театральностью и пафосом. От этого голоса и впрямь мурашки могут поползти по коже. Однако объединенные силы Бастиона и Арденвельда держатся молодцами. — Итак, кто же у нас тут? — Денатрий скользит взглядом по непрошеным гостям. — Святейшие, вечно прекрасные кирии, — взглянув на крылатых защитниц и защитников темных земель, Владыка презрительно усмехается. Его взгляд переходит с десниц Архонта на верноподданных Хозяйки Леса. — О, и надоедливые насекомые, жаждущие сгинуть навсегда…

Кирии не выказывают своего страха перед властителем всего Ревендрета и его живым мечом, парящим у Владыки за спиной. Сжимая золотое копье в руках, Ксандрия, Идеал Отваги, не мигая взирает на произносящего речь Денатрия таким взглядом, словно готова прямо сейчас убить его на месте. Несмотря на то, что он — Вечный, Ксандрия не боится. И Клейя тоже. И всех остальных кирий и даже совушек-распорядителей также не страшит Отец всех вентиров. Представители ночного народца тоже стараются сохранить самообладание, хотя пикси, более эмоциональные, чем те же сильвары и воркаи, весьма остро реагируют на то, что Денатрий в своей «приветственной» речи назвал их «надоедливыми насекомыми».

— Как ты нас назвал?! — вопрошает было Лунная Ягода, полная благородного негодования, однако один из сильваров делает знак, чтобы и она, и остальные пикси не раззадоривали врага понапрасну. Все равно их возмущенный писк для Вечного — как для слона дробинка. Зато Джайна, которую уже начинает раздражать этот елейный, бархатный баритон, и которая уж точно сдерживаться не собирается, резко подается вперед, не отводя воинственного взгляда от правителя Ревендрета.

— Довольно самолюбования, Денатрий! — сколько отваги, сколько решимости слышится в голосе дочери морей, так что Телия смотрит на подругу с нескрываемым восхищением. — Иди сюда и сражайся! — выкрикивает Праудмур и окружает себя ледяным щитом.

Денатрий не воспринимает всерьез столь дерзкий выпад смертной. Извечного и могущественного Владыку вообще сложно чем-либо напугать. Он знает, что ледяная волшебница играет с огнем. И он вполне может быстро обезвредить наглую смертную девчонку, просто дав знак Реморнии, чтобы та изрубила Джайну на крупицы анимы. Может, но не торопится. Пока что Денатрий не собирается просто банально уничтожать своих врагов, хотя они это полностью заслужили. Отчасти его даже забавляют их жалкие потуги. Так что покамест Владыка проявит милосердие. В конце концов, ему ли не знать о сострадании?

— С тобой? — переведя взгляд с представителей ночного народца на Джайну, язвительно осведомляется Денатрий и надменно смеется. — Надо полагать, ты — Джайна Праудмур. Я наслышан о тебе. Девочка, предавшая отца и учинившая резню в Даларане. Много же у тебя грехов… — театрально качая головой, констатирует Владыка, наблюдая за тем, как гневается волшебница при этих словах.

— Сочти лучше свои грехи, «Владыка», — последнее слово Джайна произносит с особой иронией, будто бы подчеркивая, что она вовсе не считает Денатрия достойным правителем своего ковенанта. Лорд-адмирал даже не задается вопросом, откуда властитель Ревендрета знает о ней. Сейчас это не так важно. Важно только одно — остановить сира Денатрия, положить конец его тирании.

— О, Праудмур, на необъятном камне грехов выгравировано столько моих прегрешений, что тебе меня этим не напугать, — Владыка самодовольно скалится и, не желая более тратить время на беседу с жалкой смертной, взмахивает рукой. По его воле четверо камнерожденных, до того стоявших как статуи, сходят с пьедестала. — А теперь начнем ваше искупление… с подходящего испытания, — произнеся это, Денатрий зачерпывает руками средоточия анимы и испаряется, в то время как ожившие горгульи угрожающе хлопают массивными крыльями. А с выступа слетает еще одна горгулья, по прозвищу Визгунья, и тотчас же оправдывает свое имя — визжит так, что самые чувствительные тут же затыкают уши.

— Не отступайте, кирии! — перекрикивая визг, взывает Ксандрия, и ее руки начинают светиться анимой Бастиона — энергией первозданного Света. — Мы начали этот путь, и мы с него не свернем! За Архонта! — во весь голос кричит Идеал Отваги, и кирии, вдохновленные ее словами, бросаются в атаку.

— За Королеву и рощу! — так же воодушевленно восклицает Ния. Ободренные многовековым девизом Дикой Охоты, верноподданные Королевы Зимы вступают в бой с охраной вестибюля Нафрии.

Закаленные во многочисленных боях, доблестные защитницы и защитники темных земель не дрейфят перед крупногабаритными каменными стражами. Представители горгульего рода сильны и способны своими ударами сломать хрупкие кости, но физическая сила камнерожденных не останавливает ни отважных кирий, ни храбрых представителей ночного народца. Пикси, в мирное время кажущиеся милыми, безобидными вечными детьми, сейчас показывают, что их не стоит так уж сильно недооценивать. Мало того, что феечки могут уворачиваться от физических и магических ударов, хоть и не всегда, они еще могут выпустить по горсточке волшебной пыльцы, а также продемонстрировать каждая свой талант. Так, Призывательница Туманов в определенный момент взмахивает ручками и принимает свой туманный облик, который разделяется на несколько точных копий себя. Призывательница Туманов обожает проворачивать этот фокус и запутывать своими копиями врага. Прежде она это проделывала с друстами, сейчас вот так же играет в угадайку и с камнерожденными. Копии выпускают пыльцу то из одного угла, то из другого, и хотя на пыльцеустойчивых горгулий арденвельдская анима не оказывает должного эффекта, в отличие от бастионского первозданного Света, зато запутывать не шибко интеллектуальных стражей Призывательнице удается… но только не Визгунью, которая, потеряв физическое зрение в свое время, ныне обладает инфразрением. В инфракрасном спектре не отображаются иллюзии, видны только настоящие субъекты и объекты. Именно поэтому Визгунья в течение битвы всегда угадывает, где настоящая Призывательница Туманов.

— Ну, вас не обдурить! — театрально разводит руками феечка. Но, конечно, она не расстраивается, что ее фокусы так легко разгадываются. Ибо расстраиваться Призывательнице Туманов точно некогда, особенно сейчас, когда нужно время от времени прерывать бой и прятаться за пьедесталы от пронзительного визга камнерожденной, а также в те моменты, когда Визгунья окружает себя куполом, называемым «кровавой завесой». Находясь под таким куполом, она становится абсолютно неуязвимой для вражьих ударов, а любой, кто коснется этого купола, непременно умрет.

В бою против Визгуньи наиболее эффективна ледяная магия Джайны Праудмур, а также атаки кирий. Первозданный Свет Бастиона столь же опасен для вентиров, сколь и обычный солнечный свет, и на камнерожденных кирийская анима воздействует сильнее, чем арденвельдская. Визгунья исключением не является. Несмотря на инфразрение и талант визжать так пронзительно, что это способно вызвать кровотечение из ушей неподготовленных смертных, это такая же камнерожденная, как и те горгульи, которых Денатрий заставил сойти с пьедестала, чтобы противостоять незваным гостям.

Удивительно, но трое друзей-животных — Пуффин, Скороход и Жан-Прыг — также принимают участие в сражении. После того, как друзья Одетты возродились в Арденвельде, Королева Зимы наделила их волшебной энергией Леса, как наделяет и любых иных перерожденных в ее ковенанте существ. Конечно, силы птички, черепахи и лягушки — капля в море по сравнению, например, с пыльцой воинственных воркаев, благородных сильваров или даже маленьких пикси. Тем не менее, друзья Одетты сражаются, как могут.

Визгунья под натиском объединенной армии и двух смертных, чувствуя приближение рокового конца, испускает очередной визг как раз тогда, когда Джайна творит заклинание, чтобы вызвать приливного элементаля. Этот визг столь неожиданный для интервентов, что они едва успевают спрятаться за постаменты. Но не все — часть из них крик Визгуньи все-таки задевает, и задевает серьезно.

— Мои бедные уши… — стонет Джайна, схватившись за голову и осев на пол. — Я не могу сосредоточиться…

— И я тоже… — вторит ей одна из сильваров, на которую визг горгульи тоже произвел неизгладимое впечатление.

— Держись, смертная душа! — к дочери морей подбегает услужливая распорядительница с дудочкой и начинает играть блаженную, переливчатую мелодию. К остальным пострадавшим, в число которых вошла и леди Лунная Ягода, и кирия Клейя, тоже бегут совы с дудочками и тоже приступают к музыкотерапии. Ксандрия между тем выпускает заряд анимы в уже вконец измотанную Визгунью, и камнерожденная замертво падает оземь. А распорядители все играют и играют, и к ним спустя несколько секунд присоединяется пикси по имени Лаурель с волшебной арфой и не менее волшебным голосом. О, что за чудная мелодия выходит у этого чудного оркестра! Кажется, что чудовищные визги камнерожденной с соответствующей кличкой постепенно выветриваются из ушей, уступая место волшебным ноткам, заполоняющим пространство в замковом вестибюле.

— Вестибюль очищен, — торжественно подводит итог сражения Ксандрия. — Но Денатрий, судя по всему, сбежал в свои покои. Или в тронный зал, — предполагает кирия и рвано выдыхает. Она презирает Владыку Ревендрета как предателя своего предназначения. И Идеал Отваги намерена наставить радикальным способом на путь истинный любого чванливого прихвостня Отца вентиров.

— Мало уничтожить Денатрия, — качает головушкой подлетевшая Лунная Ягода, которая благодаря музыкотерапии от распорядителей и Лаурель уже пришла в себя. — Мы должны еще перекрыть поток анимы, текущий в Утробу, забрать из хранилища ту аниму, что Владыка безжалостно крал у иных миров… и не забывайте еще про Одетту! — в подкрепление своих слов феечка поднимает указательный пальчик вверх.

— Oui, oui! — энергично кивает Жан-Прыг и даже выпрямляется. — Но весь вопрос — где она? — лягушонок поджимает губы и озадаченно хмыкает.

— Я не видела, куда именно ее унесли. Знаю только, что в направлении к замку… — грустно вздыхает Лунная Ягода. Но тут же решительно вспархивает наверх и заявляет: — Мы перевернем Нафрию вверх дном, но найдем принцессу-лебедь!

— Я предлагаю разделиться, — делает шаг навстречу союзникам Джайна Праудмур. — Половина из нас спустится в хранилище анимы. Остальные — и мы с Телией в том числе — пойдут искать принцессу. Что думаете? — она обводит собеседников выжидающим взглядом.

— По-моему, идея неплохая, — одобрительно кивает головушкой пикси Творец Снов. — К тому же с нами Лилия, Пентия, Анжелия и Дафни. Те четыре пикси, которые шпионили для Королевы в Ревендрете, в том числе и в Нафрии, под видом камнебесов, — он оборачивается к четырем феям, которые на этих его словах выпорхнули из толпы представителей ночного народца. — Они помогут обеим половинам сориентироваться.

— Мы с Анжелией можем провести одну половину героев налево — в хранилище, — Лилия, одна из фей-разведчиц, легко вспархивает повыше. — Там всем заправляет Инерва Дарквейн, но мы знаем, что с ней делать, — добавляет она и, усмехнувшись, подмигивает остальным.

— Только будьте осторожны, — напутствует Лунная Ягода, сделав серьезное личико. — Не думаю, что с ней будет легко справиться…

— А мы с Пентией проведем другую половину направо — в Реликварий, — увидев заинтересованные лица друзей, Дафни с видом знатока поясняет: — Там Денатрий содержит души, которыми с наслаждением пируют вентиры… — с каждым словом голос пикси постепенно переходит на шепот, она даже слегка ежится. — …или же насыщают чужими грехами, если в них недостаточно вентирской анимы или вообще ее нет, — шепчет Дафни и вздрагивает. Ей становится дурно, когда она только представляет, что вентиры делают с душами в Реликварии.

Слова Дафни наводят Лунную Ягоду на размышления. По иронии судьбы, она прекрасно знает душу, в которой ни капли вентирской анимы нет, ибо она чиста и безгрешна. И имя этой душе — Одетта. Похоже, Одиллия ее неспроста не стала убивать, хотя могла воспользоваться шансом при столкновении, а позволила камнерожденному унести принцессу в Нафрию для какой-то цели. Теперь Лунной Ягоде становится ясно, для чего именно вентиры похитили Одетту. Они хотят наполнить ее непорочную душу грехом, превратить в орудие Денатрия, заставить сражаться на его стороне. Если интуиция не подводит феечку, принцесса находится именно там, в Реликварии. Значит, нельзя медлить. Нужно как можно скорее воплотить в реальность все, что задумали представители двух союзных ковенантов. Во-первых, предотвратить катастрофу, которую вызвал Владыка, и забрать ту аниму, которую он украл. Во-вторых, спасти Одетту, принцессу Арденвельда и названую дочь Королевы Зимы. А потом вновь встретиться в вестибюле и отправиться на внеплановую аудиенцию к сиру Денатрию, чтобы положить конец его бесчинствам в темных землях.

***

Трудно сказать, сколько времени уже томится бедная принцесса — истерзанная, обнаженная, красная от слез, наполненная чужими пороками — в этой тюрьме для душ — иначе она эту комнату назвать никак не может. Одиллия к ней уже, похоже, не приходит, зато после ее ухода пришли другие вентирки. И, не в пример Красной Лебеди, эти клыкастые твари обходятся с Одеттой гораздо, гораздо жестче. Они безжалостно царапают нагое тело острыми ногтями, их клыки впиваются в нежную плоть с неистовой страстью. Одна из мучительниц не стесняется даже хватать принцессу за волосы и впиваться в ее губы жестким, требовательным поцелуем. Когда же Одетта дает отпор болезненным укусом за нижнюю губу, вентирка отпрядывает, и ее место занимает другая. Девушка догадывается, что этих любительниц греховных игрищ наняла не кто иная, как ее темная соперница. Как Одетта слышала, Одиллию от того действа, которое она начала, оторвала, судя по всему, одна из местных слуг. И как только Красная Лебедь ушла, наступила передышка для несчастной души принцессы. Только передышка эта была очень короткой, ибо спустя время в комнату сначала вошли стражи-камнерожденные, а потом пришли те вентирки… Пришли делать то, что они продолжают делать в данный момент. Терзать Одетту, издеваться над ней, играться пальцами в ее лоне, и все это гораздо жестче, чем до того это делала Одиллия. Красная аура, образовавшаяся вокруг принцессы-лебеди после того, как с ней игралась соперница, теперь куда отчетливее. Бедная девушка продолжает наполняться чужими грехами — и ради чего? Ради прихотей Денатрия и его цепных псов, в частности, самой Одиллии. Ради того, чтобы анима, рожденная греховными деяниями, свершенными над Одеттой, пошла на нужды чванливых аристократов или наполнила резервуары в хранилище замка.

— Оставьте меня, мерзкие твари! — вырывается из горла принцессы. — Когда мои оковы порвутся, вы поплатитесь! — она умом понимает, что вентиркам плевать на ее мольбы, но кричит на них, чтобы они не думали, что она сдалась. Несмотря на невыносимую боль от сдерживающих оков, несмотря на сочащиеся кровью раны и утраченную невинность, Одетта не ломается. Пока она жива, она будет бороться.

— Гнев — сильнейший из твоих грехов, Одетта, — насыщательница душ скользит ногтем по щеке девушки, другой рукой впивается в ее плечо. — Он весьма пригодится нам, — вентирка усмехается, обнажая свои клыки, готовые в очередной раз вонзиться в нежную кожу арденвельдской принцессы.

— Так, похоже, вы ее насытили достаточно, — знакомый голос раздается неожиданно, вынуждая насыщательниц прервать действо. Одиллия появляется в дверном проеме, как была накануне на балу, в черном безрукавном платье средней длины и в пуантах. Но Жнеца в ней выдает диадема с аметистом в центре и висящий на шее медальон — теперь уже не аметист, а рубин, заточенный в бронзовую огранку.

Красная Лебедь ступает под алый свет люстры, и Одетта видит ее — вентирку, лишившую узницу невинности, а теперь, очевидно, вернувшуюся с торжественного вечера. И то презрение, что испытывает принцесса-лебедь к Одиллии, еще более возрастает. Значит, пока в остальном посмертии царит засуха, эти льстецы пируют и предаются утехам! Этих чванливых ревендретских декадентов, прихвостней Денатрия будто бы совсем не трогают бедствия, постигшие темные земли. Они наслаждаются анимой, нисколько не думая о том, что вкушают краденое. Ирония судьбы: предназначение Ревендрета — очищать души от их грехов, но обитель искупления, как и ее правитель, сама погрязла в пороках. И Одетта бы все это непременно сказала Одиллии, но сейчас она не в том состоянии, чтобы подтрунивать. Нестерпимая боль пронзает истерзанное тело принцессы, она испускает гортанный стон и в бессилии опускает голову вниз.

— Прекрасная работа, девы мои, — Красная Лебедь со льстивой улыбкой оглядывает вентирок, нанятых ею для насыщения конкретной души грехами. — Вижу, она теперь непомерно грешна, — Жнец Господства самодовольно ухмыляется, глядя на порочную красную ауру вокруг принцессы. — Одетта, — златовласая вентирка подходит на шаг ближе к узнице и, приподняв за подбородок, вглядывается в ее заплаканное лицо. — Могу осушить твои слезы. Нам сообщили, что готовится вторжение двух союзных ковенантов в Нафрию. Не иначе как твои друзья пришли за тобой, — красные глаза Одиллии превращаются в узкие щелочки, и она недобро усмехается.

Одетта находит в себе силы взглянуть на истязательницу с подозрением. Конечно, то, что друзья не забыли о принцессе-лебеди, это хорошо, но… Непохоже на то, чтобы прислужница Денатрия так легко сообщила хорошую для своей пленницы весть. Скорее всего, Одиллия задумала что-то. И это что-то не придется по душе ни Одетте, ни ее друзьям. Последующие слова Красной Лебеди лишь подтверждают догадки узницы.

— …но, придя сюда, они увидят совсем другую Одетту, — елейный голос вентирки переходит в зловещий шепот. Ее руки озаряются алым свечением, а на лице отражается злобная торжествующая ухмылка. Энергия Ревендрета, заполонившая Одетту после тех действий, которые с ней свершала сперва сама Одиллия, а потом и вентирки-насыщательницы душ, частично выходит из принцессы в форме сгустка. Этот сгусток окутывается облаком того же цвета, Красная Лебедь шепчет что-то замысловатое, и через несколько секунд облако рассеивается вместе со сгустком. Зато на месте сгустка возникает алый силуэт, очень напоминающий не то Одиллию, не то Одетту. На самом деле, конечно же, Одетту. Красная Лебедь по образу и подобию своей соперницы создала багровую тень, которая будет действовать на стороне сира Денатрия. Только, в отличие от обнаженной девушки, силуэт как бы носит платье.

— Посмотри на нее хорошенько, Одетта, — Одиллия надменно смеется и с триумфальным видом прохаживается перед узницей, поглядывая на образ, созданный из анимы. — Это твоя тень. То, чем ты теперь стала, — усмехнувшись, Красная Лебедь переводит взгляд с алой тени на принцессу. — Должно быть, это неприятно удивит твоих друзей, что милая, невинная принцесса стала орудием Владыки, — вентирка еще с минуту смотрит на Одетту, искривив губы в довольной улыбке, а затем разворачивается, чтобы покинуть Реликварий. Скоро придут иноземные гости, и Одиллия встретит их в бальной зале, как подобает. С танцами, разумеется. За время пребывания в Ревендрете Красная Лебедь изучила особые танцы, весьма пагубно влияющие на представителей враждебных ковенантов. И сейчас самое время, чтобы эти танцы исполнить.

Пройдя несколько шагов, Одиллия все же оборачивается напоследок и еще раз смеряет Одетту презрительным взглядом.

— Запомни этот урок, — с усмешкой бросает вентирка, после чего зачерпывает руками средоточия анимы и растворяется.

Пусть те, кого принцесса считает друзьями, не надеются освободить ее. Как только бастионские святоши и арденвельдские мошки увидят алую тень Одетты, которая бросится на них наравне со стражами-камнерожденными и насыщательницами душ, то сразу поймут — они опоздали. Принцесса-лебедь утратила былую невинность. Теперь ее душа прикована к Ревендрету и будет исполнять лишь его волю. А тем временем Одиллия, вернувшись в бальную залу, будет ждать появления непрошеных гостей. Она им устроит такой балет, что они его надолго запомнят… Затанцует их до смерти, чтобы впредь ни у кого и в мыслях не было бросать вызов Отцу всех вентиров.

Сир Денатрий — жестокий и суровый правитель, с этим трудно поспорить. Но разве Ревендрет может быть иным? Это не слащавый Арденвельд, где воспевается всеобщее равенство и дружба. Верные подданные Ревендрета обязаны беспрекословно подчиняться своему господину. Он — Вечный. Основатель своего ковенанта и создатель тех, кто этот ковенант населяет. Это не какой-нибудь смертный с непомерным чувством собственной важности, вроде того же Ротбарта, — это, можно сказать, божество. И вентиры почитают и уважают своего Владыку, даже несмотря на засуху. Ренатал, самая первая душа, удостоившаяся чести переродиться в вентира, предал вековые устои и опозорил своего повелителя, подняв восстание. За что в настоящее время и поплатился. Какая все-таки ирония — Одиллия гораздо младше заблудшего принца, но при этом куда лучше, чем Ренатал, разбирается в таких вещах, как верность.

«Верность? А не слишком ли ты лебезишь перед своим сиром, Одиллия? — интересуется внутренний голос, до того почему-то очень долго молчавший. — Я-то помню ту Черную Лебедь, которая хотела затмить своего отца Ротбарта, дерзила ему, плевала на все его запреты… Однако теперь же ты падаешь ниц перед Денатрием, а он, кроме того, что является бессмертным, практически божеством, ничем, по сути, от Ротбарта не отличается. Ну ладно, еще у него прекрасная внешность. Но неужели обаятельный лик, увенчанный рогами, настолько затмил твой разум, что ты невольно опустилась до уровня той старушенции, которая прислуживала твоему отцу, но при этом была тебе названой матерью?»

«По крайней мере, в отличие от моего отца, Владыка не пытался задавить мой потенциал, — мысленно парирует Красная Лебедь. — И к тому же, разве у меня был выбор? Я умерла, Арбитр меня определила в Ревендрет, где на все воля его правителя. Мне пришлось плыть по течению, проходить через воспитательные истязания, чтобы стать вентиркой. Не могла же я, мертвая, вернуться на Землю!»

«Однако с наступлением засухи у тебя был выбор — поддержать разгоревшееся восстание или продолжать служить обаятельному тирану, — настырный голосишко не отступает. И почему вообще он только сейчас дал о себе знать? — Где же та Одиллия, непокорная, амбициозная рыжая ведьмочка, которая шла своим путем…»

«…который привел ее к смерти, — доканчивает Одиллия и рвано выдыхает. — И вообще, Ротбарт был обычным смертным. Владыка же — бессмертный и могущественный Вечный. И при всем желании я бы не смогла его свергнуть. Вечными не становятся, ими рождаются. Поэтому заткнись, иначе я не смогу сосредоточиться перед битвой»

Завершив последней фразой этот не очень долгий разговор с самой собой, Красная Лебедь решительной походкой направляется к лестнице, ведущей в бальную залу. Скоро пожалуют особые, хоть и незваные, гости, их нужно встретить как следует.

***

Ведомые Пентией и Дафни, герои из двух союзных ковенантов, в том числе и смертные — Джайна Праудмур и Телия Фордрагон, присоединившиеся соответственно к Арденвельду и Бастиону, буквально прорубаются через коридоры Нафрии к Реликварию. Тот землерой, который им встретился в вестибюле перед боем с Визгуньей, оказался не таким уж верным своим господам. Неспроста коротыш не стал препятствовать героям, когда они вошли в вестибюль… Представившись Рендлом, он шепотом подтвердил догадку Лунной Ягоды, что принцесса томится именно в Реликварии, так что, не теряя времени, спасательная команда направляется туда. Черепаху Скорохода даже пришлось по нескольку раз обсыпать ускоряющей пыльцой, чтобы оправдать его кличку, полностью противоположную его настоящему имени. Лейтенант Пуффин командирским тоном подгоняет войско из двух ковенантов, а когда на их пути встают вентиры, взлетает под потолок и хлопает крыльями, сбрасывая таким образом пыльцу сверху на врагов, точно так же, как это делают пикси. А недостатка врагов на пути в Реликварий отнюдь не наблюдается… Время от времени героям приходится останавливаться, чтобы перевести дух и залечить раны. Как анима Бастиона, так и пыльца Арденвельда обладает исцеляющими свойствами, а у кирий и фей испокон веков дружба и взаимовыручка.

— Мы скоро будем на месте, — порывисто выдохнув, сообщает Дафни, когда усердная распорядительница Ипа заканчивает приводить раненое вентирской анимой крыло феечки в порядок. Они уже поднялись по спиральной лестнице наверх, и до Реликвария не так уж и далеко. — Я уже слышу знакомый женский крик, — навострив уши, пикси прислушивается.

И действительно — из одной из комнат доносится крик. Этот крик означает, что Одетта еще жива, но нужно поторопиться. Бедную принцессу сейчас пытают, наполняют чужими грехами. Хотят сделать из нее мощное оружие, чтобы это оружие обратить против тех, с кем принцесса дружит; тех, кто пришли ее спасти. Не сговариваясь, представители двух ковенантов бегут на крик. Нафрийские каратели, конечно, преграждают интервентам путь, творят темные заклинания, стараются задержать противников… Но гнев кирий, магия Джайны и волшебная пыльца фей, вызывающая у вентиров такую же аллергическую реакцию, как и первозданный Свет, оказываются сильнее. В Нафрии простора куда меньше, нежели на замковом дворе. Тут избежать искрящихся обстрелов со стороны ночного народца гораздо труднее.

Чем ближе подступает войско ко входу в Реликварий, тем явственнее слышится крик принцессы. Два распорядителя — Сика и Пико — надавливают на дверь, и герои оказываются в комнате, подсвеченной алым светом люстры, свисающей с центра потолка. Они понимают, что ни чутье, ни тот приземистый коротыш их не обманули. Одетта здесь. И… О милостивая Королева, пресвятая Архонт, на что сейчас принцесса-лебедь похожа… Ее золотистые волосы совсем растрепаны, нагое тело испещрено ранами, сочащимися кровью, а от самой девушки зловещим алым облаком исходит греховная аура. Более того, рядом с ней стоит ее алый образ, рожденный из ревендретской анимы. Леди Лунная Ягода всплескивает руками, когда видит все это. Похоже, эти клыкастые твари успели как следует поработать над Одеттой. И понадобится немало времени, чтобы привести бедную принцессу в чувство и очистить ее душу от чужих грехов.

— Вы ее так просто не заберете! — насыщательницы душ немедленно отрываются от своего занятия, чтобы вместе со стражами-камнерожденными, которые до того неусыпно следили за насыщенной пороками душой, вступить в схватку с незваными гостями.

Одетта же, заслышав множество чьих-то шагов, с трудом поднимает голову. Она видит перед собой свою фею, Лунную Ягоду, войско представителей от двух союзных ковенантов — Арденвельда и Бастиона, а также трех старых друзей — Пуффина, Жан-Прыга и Скорохода. Еще вместе с ними прибыли две человеческие женщины: одна — воительница с молотом, другая — ледяная волшебница с посохом. Принцесса-лебедь с силой выдавливает на измученном лице улыбку. Она, конечно, не знает этих двух женщин, но главное — то, что друзья и впрямь не забыли о ней... Значит, кое в чем Одиллия была все-таки права, когда сообщила о готовящемся вторжении в Нафрию. И сейчас как старые, так и новые друзья Одетты сражаются за нее, чтобы вырвать арденвельдскую принцессу из цепких лап прихвостней Денатрия.

— Распорядители, — взывает к совам Клейя, чьи руки светятся анимой Бастиона, — бегите к принцессе и разбивайте ее оковы столько, сколько потребуется! — она ослепляет анимой одну из насыщательниц душ, а затем присоединяется к кирии Аристе, которая сражается с камнерожденным. Воинственные воркаи не отстают от крылатых защитников темных земель. Одни стреляют в вентирок и камнерожденных из луков, другие наскакивают на врагов с копьями. И руки воркаев при этом искрятся арденвельдской пыльцой.

— А вот вам придется в этот раз не участвовать в бою. Одетта нуждается в исцелении анимой, — обернувшись к остальным представителям ночного народца, а именно — к пикси и сильварам, констатирует Сика и, сжимая молот, идет вместе с еще несколькими совами к узнице, чтобы разбить ее прочные оковы. Конечно, сразу их не разбить. Потребуется время, и распорядители это знают. Но они будут стараться изо всех сил. Пикси во главе с Лунной Ягодой и сильвары, ведомые Нией, также подлетают и подходят к Одетте. Принцесса чувствует, как маленькие ручки феечек и руки сильваров накрывают красные рубцы, и закусывает губу, чтобы не вскрикнуть от острой боли, которую вызвали прикосновения к пораненным местам. Пикси и сильвары в свою очередь опасаются, что их пыльца, искрящаяся сквозь пальцы, не подействует на Одетту, чья душа полна чужих грехов, должным образом. Но опасения беспочвенны. Несмотря на порочные деяния, которые творили вентирки-насыщательницы с принцессой, ее сердце по-прежнему принадлежит Арденвельду. Можно затуманить разум или совратить душу, но изменить сердце очень и очень непросто. Вспышка боли проходит быстро, Одетта блаженно выдыхает, ощущая, как раны постепенно затягиваются плотью под воздействием исцеляющей волшебной энергии Леса. Распорядители же, пока сильвары с феями исцеляют принцессу-лебедь, продолжают бить молотами по цепям.

В это время Джайна Праудмур заключает стража-камнерожденного в лед, а затем призывает элементаля, чтобы тот разобрался с оставшимися насыщательницами душ и не дал им прервать процесс исцеления Одетты, и подбегает к Телии, которая вместе с несколькими полноценными кириями и одной претенденткой противостоит темной сущности принцессы-лебеди, рожденной из свежеобразованной анимы. Нельзя позволить этой алой тени и дальше пытаться завладеть разумом пленницы. Греховная аура вокруг Одетты и так слишком сильна. И она не ослабела даже после того, как раны на теле девушки затянулись благодаря животворящей пыльце Арденвельда. Не исключено, что придется показать морально искалеченную Одетту Королеве Зимы. Так думает Лунная Ягода, которая после исцеления Одетты присоединилась к тем из союзников, кто сейчас сражается с алым образом арденвельдской принцессы.

Сущность под напором объединенного войска Арденвельда и Бастиона растворяется на крупицы анимы. Одетта кричит, но это уже крик не столько от боли, сколько от облегчения. После уничтожения алой тени аура, конечно, никуда не делась, но как раз к тому времени распорядители смогли разбить цепи, и оковы, нагретые от обилия первозданного Света, уже не так прочны, и их можно снять, что усердные совы дружно и делают. Принцесса-лебедь наконец-то свободна, хоть запястья и лодыжки натерты изрядно. Но на смену краткосрочной эйфории приходит ужас и стыд. На девушке сейчас нет ничего, ни единого клочка одежды. Она съеживается, и к ее щекам приливает кровь. Тотчас Джайна Праудмур снимает свой синий плащ и, подбежав к Одетте, помогает ей закутаться поплотнее.

— Спасибо… — подняв глаза на дочь морей, затем на Лунную Ягоду, Нию и остальных новых и старых друзей, принцесса слабо улыбается и поднимается с пола с помощью одной из претендентов, по имени Пелагея. — Если бы не вы, я бы была уже мертва… А вы… вы ведь смертная душа, да? — дрожащим голосом спрашивает Одетта, вновь взглянув на Джайну.

— Меня зовут Джайна Праудмур, — тоже улыбнувшись краешком рта, представляется дочь морей. — А это Телия, — кивком головы указывает она на Телию Фордрагон, которая тоже делает несколько шагов к освобожденной принцессе. — Мы пришли с далекой планеты Азерот.

— Азерот… — словно эхо, повторяет Одетта. Она хочет расспросить волшебницу об Азероте, но в то же мгновение теряет сознание. Аура греха, исходящая от Одетты, никуда не делась, и она вновь напоминает о себе, давя на принцессу некой невидимой, но ощутимой тяжестью.

— Она свободна от Денатрия, но не от грехов, которыми напитали ее душу, — взволнованно молвит Клейя. — Тут нужна помощь Архонта или Королевы Зимы… Может быть, смертная душа, — кирия с надеждой смотрит на Джайну, — сможет сделать портал?

Дочь морей вспоминает, что на том собрании в Орибосе, когда ей, Телии и Болвару предложили выбрать ковенант, она, Джайна, как помнится, принесла присягу Арденвельду и получила способность создавать туда портал. Теперь эта способность должна помочь бедной принцессе перенестись из мрачного замка в извечный дворец Королевы. Может быть, Хозяйка Леса сможет развеять греховную ауру и очистить душу от грехов, которые ей не принадлежат.

— Только осторожней с ней, — предостерегает Лунная Ягода, глядя на то, как распорядители пытаются поднять лежащую без сознания Одетту, чтобы понести к порталу. — Или давайте мы поможем вам, — фея подзывает Дафни, Пентию, Нию и еще нескольких представителей ночного народца и двух кирий. Они вместе бережно поднимают принцессу и подходят с ней к порталу. Магическая энергия, исходящая от портала, обволакивает Одетту, когда ее подносят уже совсем близко к телепорту, и принцесса исчезает. Следом за ней в портал сперва пролетает лейтенант Пуффин, потом проскакивает Жан-Прыг. Последним проползает Скороход, объяснив:

— Вряд ли мы принесем вам пользу в дальнейшем сражении. И кроме того, кто-то же должен объясниться перед Королевой, пока Одетта без сознания.

Как только Скороход ступает в портал, сотворенный Джайной, тот пропадает. Праудмур же, коротко вздохнув, оглядывает представителей двух ковенантов. Одетта спасена и сейчас находится в безопасном месте, как и ее друзья-животные. Но это даже не полдела, а только четверть. Еще нужно помочь той половине объединенного войска, которые сейчас сражаются в хранилище анимы, и поделить добытую бесценную энергию меж двух ковенантов. А также неплохо бы разобраться с теми вентирами, что сейчас наверняка вовсю пируют в бальной зале. В частности — с той вентиркой, Одиллией, которая внешне похожа на Одетту. Пока эти декаденты пируют, остальные темные земли страдают от засухи, которую вызвал непосредственно сам Владыка. Это кровавое пиршество необходимо прекратить.