Март. Наши дни.

Тод проснулся уже засветло и долго лежал, боясь не только пошевелиться, но и слишком глубоко вдохнуть. Но боялся он не боли в сломанных ребрах и треснувшей грудине, а того, что все это может исчезнуть в любой момент. Робкий лучик весеннего солнца на щеке, приятная прохлада шелковых простыней, уютный и немного непривычный аромат чужого дома и такой знакомый запах Янки, ее теплая рука на его груди и тихое дыхание около шеи. И он сам, лишь недавно осознавший себя в полной мере. За прошедшие шесть дней он успел забыть, что можно чувствовать что-то, кроме холода и почти мертвецкого спокойствия. Ни боли, ни чувства вины, ни бессилия, ни злости на себя из-за неспособности что-то изменить. А заодно, ни радости, ни любви, ни тепла. И ведь казалось, что все нормально. Даже лучше, чем было до. Спокойствие и холодный расчет. Потом Ян от души ему врезал, и Тод понял, что жил на автопилоте. Как-то работал, что-то ел, с кем-то спал, ничего при этом не чувствуя. Наговорил гадостей брату и Янке, абсолютно уверенный, что говорит искренне. И чуть не угробил все человечество из-за своей глупости и слабости. Может ли он после такого быть любимым, желанным и просто счастливым? Имеет ли на это право? Как оказалось, может. Как минимум, на одну ночь.

Это была самая странная ночь в его жизни. Даже более странная, чем когда Оле притащил брата с завязанными глазами в бордель. Тогда Тод просто ощущал себя немножко потерянным. А в этот раз в полной мере прочувствовал, что для страсти нет преград. Даже когда наслаждение сопровождается болью, а каждый вдох и выдох — скрежетом сломанных костей. Конечно же, они с Янкой не сдержались. И оставшись наедине вцепились друг в друга, как мартовские кошки. Правда, только после того, как богиня упаковала его в эластичный бинт, что хоть немного облегчило участь Смерти. А потом Янка видимо решила последовать совету Оле и прилипла к Тоду, не хуже лечебной примочки, положив ладонь ему на центр груди. Он чувствовал как из-под ее руки расползается волна тепла, смывая боль и усталость. Так они и уснули.

Жнец еще немного полежал с закрытыми глазами, балансируя на грани сна и яви и пытаясь понять, что же ему мешает снова уснуть. Какое-то навязчивое чувство на самом краю восприятия, будто легкий, едва различимый зуд где-то внутри. И тут до него дошло: зверски хотелось курить. Когда он вообще в последний раз брал в руки сигареты? И куда дел пачку? Кажется, оставил на стойке, когда Янка промывала ему рану на скуле. Надо бы забрать. И покурить. Смерть с никотиновой зависимостью. Глупее не придумаешь, конечно. Тод облизнул пересохшие губы и не сдержал тихий смешок. Ребра тут же отозвались болью. Правда, уже не такой резкой, как вечером. И мерзкий скрежет костей пропал. Значит Янка его и правда лечила. Какая же она у него умница. Он не удержался и легонько чмокнул ее в макушку. Янка неразборчиво пробормотала что-то во сне.

Можно было и дальше валяться в постели, чувствуя рядом тепло любимой женщины, однако стоило закончить одно неприятное дельце. И чем быстрее, тем лучше. Дельце, которое по силам только ему — Смерти собственной персоной. Единственному и неповторимому Бледному Всаднику. Если он не сделает хотя бы это, то уж точно никогда себя не простит.

Он осторожно встал, бережно переложив Янкину руку на опустевшую подушку. Она тут же вцепилась в него мертвой хваткой.

— Ты куда? — сонно пробормотала его богиня, не открывая глаз. — Не уходи.

— Скоро вернусь, — он погладил ее по голове.

— И только попробуй не вернуться, — Янка разжала пальцы и свернулась калачиком. — Я тебя найду и голову тебе оторву. Про богомолов слыхал?

— Спи, богомолушка, — улыбнулся он. — Никуда я от тебя не денусь.

В баре обнаружился Ян. Слегка помятый и непривычно растрепанный. В мятой рубашке, с кое-как собранными волосами и щетиной на щеках. Похоже, демиург так и не ложился. Неудивительно, что в баре царил бардак, а на двери висела табличка «Закрыто».

— Ты хоть спал вообще? — спросил Тод, обретя вожделенные сигареты и с наслаждением закуривая.

— Подремал пару часов на диване в подсобке. — Ян возился у кофе-машины, забивая свежемолотый кофе в холдер. — Кое-кто занял мою кровать. Кофе хочешь?

— Не откажусь. Можно просто двойной эспрессо без изысков, — он докурил и сразу же достал вторую сигарету. — Извини, что отобрал у тебя койко-место.

— Извинения приняты, — Ян поставил перед ним чашечку с дымящейся черной жижей. — Хотя я бы все равно не стал спать в одной постели с Яной. Если честно, я думал, вы только к вечеру соизволите проснуться. Ты куда намылился в такую рань?

— Пообщаться с семьей, — он залпом проглотил кофе и в пыль растер в пепельнице окурок. — Нужно прояснить наши взаимоотношения раз и навсегда.

— И ты пойдешь к ним один? — Ян недоверчиво поднял бровь. — Тебе прошлого раза не хватило?

— Без моего согласия они мне ничего не сделают. Как минимум, я на это надеюсь. В любом случае, нужно хотя бы попробовать, иначе я окончательно в себе разочаруюсь. Я и так наворотил дел, за которые меня стоило бы не кофе поить, а прибить медленно и мучительно.

— Как сказал один наш знакомый заклинатель духов, к сожалению уже покойный, мы все совершаем ошибки, о которых потом жалеем всю жизнь. Не ты первый, не ты последний. Так что не смей себя грызть и не вздумай решить, что не достоин Яны. Оставь это право за ней.

— Значит Шаман мертв, — Тод покрутил в пальцах незажженную третью сигарету. — Жаль. Что случилось?

Ему и правда было жаль старика. Жнец помнил Шамана еще совсем юным. Как и его учителя и тех, кто был до него. Все шаманы старались дружить с высшими силами, а один не в меру дружелюбный подсадил Тода на иглу лет триста назад. Все они были его клиентами. Кроме этого. Интересно, на что старик променял тихую смерть во сне?

— Пожертвовал собой, спасая ученика, — Ян налил себе чашку эспрессо и проглотил, как горькое лекарство. — Так что Город временно остался без Шамана. И ты тоже. Надеюсь, ты сможешь обойтись без него какое-то время.

— Старик все рассказал?

— Нет. Сказал, что это только твое дело. А я не считаю нужным лезть к тебе в душу. Мы не настолько близки. Ты взрослый мальчик и сам в состоянии решать, что тебе нужно.

— Кажется, это мне больше не нужно.

— Тебе виднее. Кстати, как долго ты ходил с клеймом договора?

— Почти две недели.

— И молчал. Похоже, насчет взрослости я поторопился. Почему ты ничего не сказал нам? Я бы легко тебя от него избавил.

— Не хотел вас втягивать. Думал, что сам разберусь. Если честно, надеялся, что Шаман не соврал и начальству сейчас не до моих проступков.

— Думал он, — буркнул Ян. — Тоже мне мыслитель. Ты уж постарайся больше так не делать. Семья для того и нужна, чтобы друг другу помогать. А мы, вроде как, одна семья. И вообще хорошенько запомни то, что я тебе скажу, — Ян выпрямился и грозно скрестил на груди руки. — Если ты еще раз обидишь Яну, сломанными ребрами не отделаешься. Даже если умудришься сдохнуть, чем безусловно ее расстроишь, я достану тебя из любой преисподней и лично оторву тебе голову.

— Придется встать в очередь, — ухмыльнулся жнец. — Перед тобой будет Янка. Видимо, желание меня обезглавить у вас семейное. Кстати, о семье. Ты случайно не знаешь, где Оле?

— Убежал сразу после вашего ухода. Выпил кофе и умчался в ночь. Сказал, что ему нужно срочно переодеться и бежать исправлять последствия его выходки. Что он и так засиделся.

— Так и знал, что он только и ждет, когда я отвернусь, — вздохнул Тод. — Оле пытался убедить меня отпустить его, как только очухался. Но я решил, что ему нужно хоть немного выдохнуть. Кошмары рассеялись когда он пришел в себя, так что хуже уже не стало бы. Но он считает, что должен хоть как-то улучшить психическое состояние горожан. Раз уж сам довел их до паники.

— Видимо, у вас семейное неумение прощать себя за ошибки. Поумерили бы вы свой юношеский максимализм.

— Не получится. У Оле так уж точно. Таким уж он уродился: вечный подросток с завышенными требованиями к себе и безграничной привязанностью ко мне. Его не изменить. Разве что он сам этого захочет.

— С ним точно все будет в порядке?

В ответ жнец лишь кивнул, поблагодарил за кофе и направился к выходу, спиной чувствуя непривычно тяжелый взгляд Яна. Что-то в демиурге изменилось. И дело было не в отделении от Янки. Он стал холоднее и жестче. Интересно, чем Ян его вчера так саданул? От удара голыми руками чары бы не развеялись. Тут явно была какая-то магия. Нужно будет потом спросить. Но сначала он закончит с делами.

Отель, где поселились его так называемые сестры и брат, поражал безвкусной роскошью. Мрамор, лепнина, ковры, мебель в стиле барокко, пасторальные пейзажи на стенах, хрустальные люстры. На пустой парковке у входа красовались красный «Хаммер» Войны и черный «Бентли» Голода. Рядом с ними байк Смерти смотрелся мягко говоря скромно. В коридоре Тода встретил рыжий Жнец в военной форме, дежуривший у двери «семейного» люкса. Все как всегда. Война не считала своего прихвостня равным и ему была уготована роль лакея. Увидев его, рыжий сначала ехидно улыбнулся. Но улыбка сползла с конопатого лица, когда их взгляды пересеклись. Жнец уставился на Тода с немым вопросом «Как?» и попытался преградить путь к двери.

— Отойди. И не мешай. Иначе распылю на атомы. Ты мне никогда не нравился.

Рыжий испуганно попятился. Видимо, было во взгляде и голосе Смерти что-то, что заставляло поверить: распылит и не поморщится. Тод едва заметно ухмыльнулся и распахнул дверь номера.

— Братик, ты вернулся! — Чума отшвырнула в сторону девчачий журнал, который листала с ногами сидя в кресле, и вскочила навстречу Смерти.

— Сядь на место, — сухо бросил он, даже не повышая голоса.

Чума озадаченно замерла, склонила голову набок и вопросительно прищурилась. На ее кукольном личике не осталось и следа бурных девичьих эмоций. Война, сидевшая в соседнем кресле, оторвалась от полировки ногтей и смерила Тода любопытным взглядом золотистых глаз. Всадники расположились в гостиной номера в мягких креслах вокруг журнального столика. Война в центре, справа от нее Чума, слева — Голод. Живописная компания, ничего не скажешь. Компания, в которой он всегда чувствовал себя лишним.

— Где мои вещи? — спросил он, усаживаясь прямо на стол, чтобы держать всю компашку в поле зрения, и сложив руки на рукоятке зонта.

— Ну надо же, — вздохнула Война — как быстро ты вернулся в чувства. Наверняка не обошлось без посторонней помощи. Кто это тебя так разукрасил? Неужели твоя мятежная богиня распускает руки?

За ночь рана на скуле зарубцевалась, утром Тод отодрал наклеенный Янкой пластырь и свежий шрам вызывающе алел на бледной коже.

— Это вас не касается. Я пришел забрать свои вещи и попросить вас больше не лезть в мою жизнь. А лучше всего вообще не попадаться мне на глаза. Иначе я за себя не отвечаю. Уезжайте из Города и больше здесь не появляйтесь.

— Зачем ты так, братик? — Чума снова натянула маску любящей младшей сестры. — Мы же одна семья!

— Моя семья это мой единственный брат Оле, моя любимая женщина и ее вторая половина, — он уверенно смотрел в черные глаза Чумы. — А вы лишь кучка маньяков, одержимых желанием уничтожить род людской. И чем они вам так не угодили?

— И ты еще спрашиваешь? — искренне удивилась Война, кокетливым жестом убрав за ухо прядку кроваво-красных волос. — Да они же совсем от рук отбились! Посмотри на них! Человечество зашло в тупик. Они топчутся на месте, променяв мечту о покорении космоса на смартфоны и виртуальную реальность. Они спасают обреченных, называя это гуманизмом, и не способны принять законы эволюции. Они борются за толерантность, но не готовы терпеть тех, кто не разделяет их мнение. Они не доверяют собственным лидерам, откровенно поддерживают врагов, называя это свободой слова и демократией. Да они вообще ничему не верят! Если завтра на Землю рухнет метеорит, половина не поверит в его существование, а другая обвинит во всем заговор тайного правительства или пришельцев. И это не считая тех, кто решит извлечь из этого выгоду, наплевав на всех. Хотя таких и без метеоритов полно. Я уже не помню, когда последний раз отдыхала. Задергали своими бесконечными разборками. То ресурсы делят, то территорию, то бодаются из-за какой-нибудь глупости. А что они творят с планетой, с экологией, с природой? Человечество обречено. И мы лишь хотим прервать его агонию. Разве это не милосердно?

— Даже если это и так, — жнец обвел собравшихся тяжелым взглядом, — даже если человечество действительно заслуживает смерти, это решать не тебе. И не мне. И даже не нам четверым вместе. Они имеют право сами вершить свою судьбу. Даже если их действия приведут к вымиранию вида или уничтожению планеты, что вряд ли. Мы не должны в это вмешиваться. И уж тем более, не имеем права ускорять процесс.

— А разве не для этого мы созданы? — вмешалась Чума. — Разве Всадники Апокалипсиса не должны устроить человечеству перезагрузку, когда посчитают, что время пришло?

— Мне похрену, кто и для чего нас создал. Но пока я возглавляю нашу веселую компашку, этого не будет. Считайте, что люди под моей защитой. И если кого-то наверху такая ситуация не устраивает, пусть скажет мне об этом лично, а не через вас. Желающие меня сместить, могут попробовать хоть прямо сейчас.

Ну да, так и есть. Смерть не просто один из Всадников. Он главный из них. Первая и самая неотвратимая из сил разрушения. Если войну, чуму и голод еще можно победить, то от смерти не уйти никому. И даже этим троим вместе взятым в бою против него не выстоять. Теперь он это помнил. Помнил, как осознал себя вместе с появлением на свет первого человека, как встретил сначала Голод, потом Войну и наконец Чуму, как они менялись и развивались по мере развития человечества и постепенно постигали свое предназначение. И как он разбил себя на осколки, создав жнецов. Разных, для разных целей. Теперь он помнил, почему сам стал таким, какой есть сейчас. И откуда взялся Оле. Заклятие отобрало у него чувства, зато вернуло память.

— Я начинаю жалеть, что мы вернули тебе память о себе, — нахмурилась Война. — Ты стал неуправляемым. А так хорошо все шло. И все бы получилось, если бы не вмешался этот несносный божок. Интересно, как ты запоешь, когда они с тобой наиграются?

— Так вот кто вдолбил Шаману эту идею. — Тод тяжело вздохнул и невольно поморщился от тупой боли в ребрах. — Если такое произойдет, это будут мои проблемы. И они коснуться только меня, а не всего человечества. А если кто-то из вас навредит моим близким, я лично вас уничтожу. И пусть потом меня наказывают, если посчитают нужным. Мне будет уже плевать. Возражения есть?

Он внимательно посмотрел на каждого всадника, остановившись на Голоде. Тот молча сидел в кресле, невозмутимо почитывая свежий номер «Форбс». Грузный чернокожий мужчина лет пятидесяти на вид. Как всегда, безупречный черный деловой костюм, черная рубашка, черный галстук, начищенные до блеска черные туфли, блестящая лысина и гладко выбритое лицо.

— Что? — Голод поднял на жнеца безразличный взгляд глубоко запавших светло-серых глаз. — Мне все равно. Куда все, туда и я. Как по мне, люди и без нашей помощи отлично справляются. Новости почитай, если не веришь.

— Жалкий трус! — рявкнула Война и в ее холеных руках сверкнул меч. — Выходит, только у меня здесь есть яйца?

Она вскочила с кресла, босая, в красной шелковой пижаме, с распущенными волосами. Полуторник смотрелся неуместно в руках этой роскошной ухоженной женщины, такой обманчиво хрупкой на вид. Она замахнулась и жнецу пришлось рухнуть спиной на стол, чтобы увернуться от удара. Хорошо хоть зонт уже был в руке. Он подставил его под лезвие меча, от удара разлетелись искры. По правде говоря, Тод надеялся на мирный исход переговоров — драться в таком состоянии было не лучшей идеей. Но Война, как всегда, решила оставить за собой последнее слово. Сцепив зубы и стараясь не выдать своей слабости, он оттолкнул женщину и вскочил со стола. Столик отлетел в сторону, отправленный в полет метким ударом босой ноги с ярко-красным педикюром. Получилось что-то вроде ристалища в окружении кресел.

— Дерись как подобает, а не отмахивайся от меня зонтиком! — прорычала Война, замахиваясь мечом.

Как же Смерти не хотелось менять форму оружия! Он не умел пользоваться мечом, а коса требовала размаха и больше свободного пространства. Они просто разнесут весь номер к хренам собачьим! Война нападала грубо и прямолинейно. По-другому она просто не умела. Он уворачивался, при каждом движении получая приветы от сломанных ребер. На четвертом или пятом увороте снова заскрежетали кости. К тому же из-за повязки было тяжело дышать. Чума забралась в кресло с ногами, закрыла лицо руками и громко верещала на высокой ноте. Голод просто отодвинулся подальше вместе с креслом, отложив журнал. Распахнулась дверь, рыжий жнец хотел вмешаться в драку, но был послан в два голоса и ретировался, закрыв за собой дверь. Теперь, как минимум, сюда не вломится персонал отеля. Меч Войны свистел у Тода перед лицом. Кажется, она пыталась тупо и безыдейно отрубить ему голову. Он неуклюже отбивался зонтиком с каждым движением теряя самообладание и покрываясь холодным потом от боли и усталости. Ян был прав — он идиот, что сунулся сюда сейчас и в одиночку. Несмотря на кажущуюся хрупкость и неумелость, Война была сильным и выносливым бойцом. И выглядела жутко: растрепанные волосы, вздувшиеся вены на руках и шее, перекошенное яростью лицо, горящие глаза. Хорошо, хоть пена с клыков не капала.

Однако, сила не всегда решает исход битвы. Особенно битвы со Смертью. Очередной удар нашел свою цель. Зонт выпал из онемевшей руки. Тод зашипел, когда меч обрушился на правое плечо, рассекая ключицу, и застрял в кости. А потом схватил Войну за руки, пытавшиеся вырвать лезвие из его плоти, и улыбнулся самой милой из своих улыбок. Презрительное недоумение на лице женщины сменилось ужасом, когда она поняла, что он делает. А он продолжал улыбаться, вытягивая из нее жизненную силу. Кожа Войны покрывалась морщинами, волосы седели, тело увядало. Вскоре ее руки ослабли и меч выпал из мгновенно затянувшейся раны на плече — остался только свежий рубец на коже и окровавленный разрез на одежде. Ребра тоже срослись. Тод отпустил постаревшую лет на пятьдесят женщину и та обессилено рухнула на колени. Посмотрела на свои руки и жалобно, отчаянно завыла. Похоже, она поняла, что произошло. Жуткая, бесчеловечная способность отнимать чужую жизнь, чтобы подлечить себя. Способность, которой он никогда до этого не пользовался и считал, что никогда не воспользуется. Ему стало противно, захотелось срочно помыться или хотя бы вымыть руки. Вместо этого жнец аккуратно поднял меч и положил его в пустое кресло. Пошевелил правой рукой, проверяя работоспособность плечевого сустава и мышц, поднял с пола зонт.

— Еще желающие есть? — спросил Тод, в упор глядя на переставшую скулить Чуму. Ответом была тишина, нарушаемая только тихими всхлипами Войны. — Видимо, нет. Где мои вещи? Отдавайте и выметайтесь из Города. А мне пора домой, меня семья ждет.

— Посмотри в шкафу у двери, — глубоким басом прогудел Голод, возвращаясь к чтению журнала. Жнец благодарно кивнул в ответ.

Окровавленную мантию с дыркой от клинка он оставил на полу номера. Надел куртку, застегнул поверх перевязь для зонта, взял в руку шлем и вышел в коридор. Рыжий караулил под дверью. Смерил его негодующе-трусливым взглядом и поспешил проведать госпожу. Тод успел выйти из отеля и дойти до припаркованного байка, когда рыжий его нагнал.

— Да как ты посмел сотворить с ней такое! — голос низкорослого диктатора сорвался на визгливый крик. — Я убью тебя, мразь!

— Попробуй, — с тяжелым вздохом ответил Смерть, поворачиваясь к рыжему лицом.

Личный жнец Войны стоял шагах в пяти, целясь в него из револьвера. Каждый из них сам выбирал форму своей косы и рыжему нравился огнестрел. Он предпочитал «снимать» клиентов издалека, желательно со спины. Жнец взвел курок, но палец на спусковом крючке нервно дрожал, будто ему не хватало сил для нажатия. Рыжий побагровел от натуги, поддержал оружие второй рукой, тихо и грязно выругался, но крючок не двинулся с места.

— Что, не можешь? — Тод подошел вплотную, позволил холодному стволу упереться в грудь, защищенную лишь тонкой футболкой и парой слоев эластичного бинта. — И не сможешь. Потому что ты всего лишь часть меня и никогда не сможешь мне навредить. Как бы не пыжился. Если подумать, я был тем еще гадом, когда вас создавал, и неплохо подстраховался на случай бунта. Ты ничего мне не сделаешь. Более того, ты даже не сможешь сопротивляться, когда я, к примеру, отберу у тебя оружие, — он вынул револьвер из послушно разжавшихся пальцев рыжего жнеца, — или сломаю тебе руку.

Ярко-голубые глаза рыжего округлились от ужаса, кости предплечья звонко захрустели, правая рука согнулась под неестественным углом. Рыжий вскрикнул, прижимая покалеченную руку к груди, и попятился, невнятно бормоча про «бесчеловечных чудовищ». Смерть с кривой ухмылкой смотрел ему в глаза, вращая на пальце взведенный револьвер. Ну да, куда страшнее, когда жестокие поступки совершает кто-то, от кого этого совсем не ждешь.

— Не волнуйся, через недельку заживет. Если не будешь дергаться. Знаешь, я бы мог легко тебя убить, — устало вздохнул Тод. — Но мне чертовски не хочется потом выполнять и твою часть работы. Мне своей хватает выше крыши. Возвращайся к Войне и помоги ей смириться с произошедшим. Должна же от тебя быть хоть какая-то польза. И постарайся больше не попадаться мне на глаза.

Он швырнул рыжему револьвер. Рыжий на удивление ловко поймал ствол здоровой рукой, глянул ему за спину и как-то недобро ухмыльнулся, пятясь в сторону отеля.

— Что за фигня тут происходит? — голос Оле дрожал то ли от испуга, то ли от злости. Близнец стоял у него за спиной и сверлил брата тяжелым взглядом.