— Шаст? Ты куда собрался?

Антон оборачивается, уже стоя на выходе из опен-спейса, и вместо ответа указывает Димке на сигарету, которую держит в зубах. Димка хмыкает.

— У тебя собес через семь минут.

Антон отмахивается, отвечает, не вынимая сигареты:

— Успею, — и в два быстрых шага достигает двери.

Дальше — узкий коридор, лифты, прибытия которых неизвестно сколько придется ждать, так что Антон решает сбежать по лестнице. Пока перелетает по три ступеньки за шаг, в сотый раз перечисляет в голове: переговорную он забронировал, резюме распечатал, требования заказчика к соискателю — как официальные, так и не очень — выучил наизусть. То есть оставшиеся семь минут до собеседования делать ему все равно было бы нечего, кроме как маяться по помещению из-за накатившего мандража. А это не способствует рабочей атмосфере, так что Антон коллегам, считай, одолжение делает.

По тому, как его колотит, можно подумать, что Антон новичок, но на самом деле он тут четыре года, просто этот проект за последние пару месяцев все нервы ему истрепал. Он уже на какой только кривой козе не пытался подъехать к заказчику: предлагал кандидатов из разных структур; мужчин и женщин; постарше и помоложе; с портфолио из жилых комплексов, государственных учреждений и индивидуальных проектов в самых разных классах от мега-люкса с золотыми унитазами до самого экономного эконома. Все им, сука, не то.

Один слетел на первом собеседовании с заказчиком: рубашку неправильно застегнул, соответственно, невнимательный и неаккуратный, мимо. Второй, понимаете ли, слишком узкоспециализированный, нет гарантии, что справится с чем-то вне своего профиля. Третий слишком часто меняет компании — ненадежный. Даже четвертый — а точнее, четвертая — идеальная по всем параметрам, не подошла, хотя ее в один голос нахваливали оба эйчара. Не то чтобы Антон не понимает, почему так вышло, но легче ему не становится.

А кушать, простите, хочется, причем не одному Антону, но и его кошке. И за квартиру надо чем-то платить. В который раз вселенная напоминает, насколько хуевая это тема, сидеть почти на голом проценте, пусть и немаленьком. Повезло, что он парочку простых проектов быстро закрыл, а то, наверное, вместе с Крысой жрал бы ее дорогущий корм.

Короче говоря, новый кандидат, встреча с которым назначена на половину двенадцатого, это Антонова последняя надежда; и, если и он заказчику не подойдет, Антон сам припрется к их эйчарди с криком «хули ты из себя строишь, ты же не строитель».

С такими мыслями миновав скучающего охранника, Антон выходит на улицу.

Погода стоит волшебная: в конце удушающих майских пролились дожди и оставили после себя тепло, солнышко, белоснежные клубящиеся облачка и свежесть, чувствующуюся даже в загрязненном столичном воздухе. Голубизна неба отражается в медленно высыхающей под ногами луже. Антон немного приходит в себя, делает вдох, делает выдох, бросает быстрый взгляд на часы. У него есть еще шесть минут — за глаза.

— Извините, — сбоку раздается незнакомый голос, — огоньку не найдется?

Антон поворачивается. Рядом с ним стоит высокий мужчина в костюме с неподожженной сигаретой в пальцах и доброжелательно улыбается.

— Конечно, секунду, — Антон отвечает, все так же не вынимая свою сигарету изо рта, и лезет в карман брюк.

Он тоже сегодня в костюме, собес все-таки.

Вот только нервяк — а еще две чашки кофе, выхлебанные залпом с утра пораньше, — дает о себе знать: руку конкретно потряхивает. Когда Антон достает зажигалку, то ли запястье сводит судорогой, то ли мышцы на секунду забывают слушаться своего хозяина, то ли слишком скользит вспотевшая кожа. Либо что-то из этого, либо зажигалка внезапно приобретает сознание и решает, что лучше свести счета с жизнью, чем потакать чужой никотиновой зависимости. В любом случае, как-то неловко прокрутившись в Антоновых пальцах, она подскакивает в воздух при попытке взять себя крепче, совершает тройное сальто — и дельфинчиком ныряет прямиком в лужу у Антоновых ног.

Негромкий «бульк», пара мелких брызг в разные стороны, и вот уже дурацкая рожица на розовом корпусе показывает Антону язык из-под слоя грязной воды. Ну охуеть теперь.

— Извините, — Антон устало вздыхает, поднимая на незнакомца несчастный взгляд, — руки не из того места. А может, это знак, что надо бросать курить.

Мужчина издает истеричный смешок.

— Оно, может, и надо, но и так мало радостей в жизни, — сказав это и понимающе улыбнувшись, он лезет в карман пиджака. — Держите.

И протягивает Антону свою зажигалку.

Антон не сразу соображает, что тут не так; поблагодарив, поджигает сигарету, затягивается. И только вернув зажигалку владельцу, тормозит, хлопает глазами пару раз и выгибает бровь.

— Так у вас была?

— А, — мужчина отводит взгляд. — Ага. Была, получается.

Бровь выгибается еще сильнее.

— Тогда, эм, — Антон прокашливается, наблюдая, как мужчина закуривает, — моя вам… зачем?

Антон присматривается к незнакомцу — тот кажется вполне адекватным. Костюм у него хороший, Антон бы поставил, что дорогой, сидит по фигуре; аккуратная укладка, гладко выбритое лицо, единственное кольцо-печатка на безымянном пальце. Он чуть старше, сложно сказать насколько, и явно хорошо зарабатывает. То есть, если и промышляет воровством, то вряд ли в настолько мелких масштабах как отжимать жиги у случайных прохожих.

— Может, я про нее забыл, — мужчина пожимает плечами. — А может, — неожиданно поднимает на Антона веселый взгляд, — просто захотел к вам подойти, и мне нужен был повод.

Вот это заявочка.

Антон затягивается, не отводя от мужчины взгляд. Тот и сам продолжает упорно смотреть в ответ, обворожительно улыбаясь. Блаженный какой-то.

— Давайте я вам новую куплю, — продолжает говорить, так и не дождавшись реакции. — Жалко.

Нарисованная рожица все так же кривляется Антону из лужи, когда он вновь переводит на нее взгляд.

— Жалко у пчелки, — отвечает глубокомысленно.

Незнакомец разочарованно цокает, видимо, сочтя это за окончательный отказ.

— Простите за беспокойство, — и точно — едва ли пару раз затянувшись, собирается уходить.

— Да не извиняйтесь, — Антону неожиданно становится его жаль. — И не принимайте на свой счет. День просто… бешеный.

— Понимаю, — тот сразу же оживляется. — Если честно, у меня тоже. Вы здесь работаете? — он кивает на возвышающийся за их спинами бизнес-центр.

— К сожалению, — Антон усмехается. — А вы?

— Я на встречу.

Мужчина пристраивается рядом, снова светит своей улыбкой, как будто и не прекращал. Антон вспоминает, что он, вообще-то, ничего не имеет против знакомств с объективно привлекательными людьми. Даже если люди эти слегка странноваты.

— Что у вас произошло такого, если не секрет? — незнакомец забавно наклоняет голову вбок.

Имя бы у него спросить.

— Ничего из ряда вон. Навалилось просто. Знаете, как это бывает: заказчик ебет начальника, начальник ебет меня, — Антон усмехается, сам не зная, зачем все это рассказывает.

— А вы?

— А мне некого. У меня только кошка, — вырывается само по себе, и, не сразу осознав, как это звучит, Антон чувствует, как краска приливает к щекам. — Бля, не в этом смысле…

— Я понял, — мужчина смеется. — Уверен, с кошкой у вас сугубо платонические отношения.

— Ага, как у раба и рабовладельца, и из нас двоих рабовладелец не я.

Мужчина смеется снова, и Антон ловит себя на том, что ему нравится этот смех: мягкий такой, окутывающий. И чужое лицо, испещренное мимическими морщинками, ему нравится тоже. Антон добивает сигарету до фильтра и снова глядит на часы.

— Вы не подумайте, что я пытаюсь от вас избавиться, но мне пора идти, — Антон сам не знает, зачем оправдывается.

— Да ничего, — незнакомец затушивает свою. — Вообще-то, мне тоже.

В бизнес-центр они заходят вдвоем, и Антон сразу идет к лифтам, пока мужчина подходит к охраннику. Бежать по лестнице вверх — это уже слишком, ни ради какого проекта Антон на такие подвиги не готов; поэтому он нажимает на кнопку и молится циферке на табло, чтобы уменьшалась скорее. Каким-то невероятным образом действительно успокоившись в компании этого чудика, Антон теперь серьезно рискует опоздать.

Лифт прибывает ровно в тот момент, когда «этот чудик» становится рядом.

— Вам какой? — Антон спрашивает, первым влетев внутрь, будто это что-то изменит.

— Шестой.

Антон кивает и нажимает всего одну кнопку — ему туда же.

И ведь ничего не щелкает. Ни когда мужчина называет этаж, ни когда, выйдя из лифта, он следом за Антоном сворачивает налево, ни даже когда подходит к тому же офису. Без задней мысли придержав незнакомцу дверь, Антон кидается к секретарше у стойки.

— Душа моя, — вы не подумайте, никакого нарушения рабочей этики, к Наде тут все так обращаются, потому что Наденька золотко, — мой еще не пришел?

Она поднимает на Антона незаинтересованный взгляд.

— К твоему счастью, нет.

Антон облегченно выдыхает, хотя в затылке уже начинает зудеть, что непунктуального кандидата привередливый заказчик точно пошлет. Это при условии, что кандидат вообще придет, а не сольется.

Бля, бога ради, лишь бы не слился.

— Здравствуйте, — к стойке тем временем подходит и незнакомец. — А я на собеседование.

— На какую позицию? — Наденька сразу расцветает приветливой улыбкой.

Мужчина улыбается ей в ответ.

— Руководитель строительных проектов.

Антон цепенеет.

Да вы прикалываетесь.

— Антон Андреевич, — за певучестью Наденькиного голоса заметен сдерживаемый смех, — это, получается, к вам.

``

Собеседование длится сорок три минуты, и за это время Антон семнадцать раз ловит себя на мысли, что хотел бы провалиться сквозь землю. Он не знает, чей офис находится этажом ниже, но ему наплевать — все лучше, чем неловкость, сковывающая все тело.

Собеседование длится сорок три минуты, и Антон уже на автомате задает кандидату вопросы — те же, что и всем предыдущим, — пока сам все пялится в его резюме. У Арсения Попова с Хэдхантера в портфолио и «Самолет», и «Капитал»; и жилье, и коммерция; и комфорт, и элит. Арсению Попову с Хэдхантера сорок лет, у него вышка инженера-строителя, а на каждой серьезной должности минимум пять лет стажа. Арсений Попов с Хэдхантера, как ни посмотри, идеальный кандидат.

Собеседование длится сорок три минуты, и все это время всамделишный Арсений Попов выглядит нашкодившим, но уверенным, что не попадется, озорником. У него хороший костюм, аккуратная укладка, гладко выбритое лицо, единственное кольцо-печатка на безымянном пальце — и бесенята, пляшущие в светлых глазах. Антон не может этого объяснить, но так же выглядит Крыса, когда какую-нибудь хуйню вытворит, уверенная, что ей не попадет, потому что Антон сердобольный.

Рука рефлексом пишет какие-то заметки в блокноте, а сам Антон по окончании сорокатрехминутного собеседования не помнит из ответов Арсения Попова решительно ничего. Он помнит только, как ему за его позор стучали по башке молоточками воображаемые гоблины, а Арсений Попов смотрел так, будто каждого из них послал лично. И еще — как он сжал Антонову ладонь, прощаясь, и промурлыкал, что будет ждать звонка. Не обратной связи, не новостей, не ответа. Его реплика не звучала как заинтересованность в должности, она звучала как требование лично к Антону: позвони мне, позвони, а не то в три часа ночи вылезу из твоего шкафа.

Антон сидит за столом в опен-спейсе и добрый час пытается разобрать, чего он там понаписал, усиленно игнорируя эти воспоминания. Наденька по его просьбе занимается переделкой хэдхантерского резюме Арсения Попова под шаблон их компании, так что времени вагон — ебала та еще.

В заметках Антона, обобщив, написано, что Арсений Попов просто пересказал ему это свое резюме. В голове у Антона: чужая хулиганистая улыбка, игривые интонации, плавная жестикуляция и протянутая зажигалка.

Не закроет Антон этот проект. И вообще, давно пора уходить в инхаус, где стабильный оклад, реальная перспектива карьерного роста и отсутствие вечного балансирования между Сциллой в виде заказчиков и Харибдой в виде непосредственного главы отдела строительства их компании. У Антона за четыре года здесь накопилось немало серьезных проектов, плюс полезные связи и понимание бизнеса — с руками оторвут.

— ­­­Как прошло? — Димка показывается из-за своего монитора напротив.

Антон переводит взгляд со своих заметок на начатое письмо заказчику о новом кандидате, а потом — на свою ладонь, все еще помнящую рукопожатие.

— Я курить, — говорит вместо ответа.

И уходит.

О том, что зажигалки-то у него теперь нет, Антон вспоминает только в лифте. Тяжело вздыхает. Так-то до табачки двадцать шагов, но удручает сам факт — вселенная на него обозлилась. Ко всем прочим радостям жизни начинают слезиться глаза и чесаться нёбо; и если в тридцать два года у Антона внезапно обнаружится аллергия на цветение, это будет финиш.

Ну хоть погода все еще хороша.

— А вот и вы, — слышится уже знакомый голос откуда-то сбоку. — Боялся, что не дождусь.

Антон поворачивается — Арсений Попов стоит на том же месте, такой же ухоженный и такой же лыбящийся.

— Обещал же, — поясняет.

И протягивает Антону на раскрытой ладони желтую зажигалку со смешной рожицей в больших очках.

``

Антон не особо понимает, как оказался с этим чудиком в баре после работы. Вообще все, что произошло после начала их собеседования, у него в воспоминаниях как в тумане, но это особенно. То есть, Антон помнит, конечно, как Арсений ему это предложил, и помнит, как согласился, но почему, зачем, чем он думал — не-а.

Кошельком ты думал, Антон, в котором почти ничего не осталось, и той частью мозга, которая хочет пива.

(Еще Антон не помнит, в какой момент Арсений Попов стал просто Арсением).

Антон оправдывается перед совестью тем, что неформальные отношения как с кандидатами, так и с работниками компаний-заказчиков начальством приветствуются — это же потенциально полезная связь. Ответное ехидство внутреннего голоса, что под неформальными отношениями не подразумевается бессовестный флирт, он игнорирует. В нем уже около полулитра пива, и принципы рабочей этики потихоньку отступают в окопы. На их место приходят мысли проще и приземленнее: Арсений настоял, что заплатит, а путь к сердцу Антона, который не закрыл ни одного серьезного проекта за два месяца, лежит через спонсорство.

— Как тебя вообще занесло в строительство? — Антон спрашивает о том, что с самого начала этого вечера вертится на языке.

Арсений не выглядит как инженер-строитель, максимум — руководитель маркетингового отдела, а скорее владелец собственной конторы по дизайну интерьеров; и это если хоть как-то попытаться подвязать его к недвижимости. У Антона даже это с трудом получается. Арсений вообще не видится ему ни в офисе, ни на стройке, слишком у него летящая, несобранная натура.

Бля, заказчик его точно пошлет.

— Давай не о работе, — Арсений мягко улыбается и изящным жестом заправляет за ухо прядь волос.

Антон пожимает плечами — да с радостью. В печенках она уже.

— Часто ты сомнительные тактики пикапа применяешь на первых встречных? — он спрашивает, отхлебывая из своего второго бокала за вечер.

Арсений поджимает губы, прокручивая свой первый, пустой едва ли на половину.

— Ты мне поверишь, если я скажу, что это было впервые?

Антон усмехается.

— Учитывая, насколько это было неловко, да.

— Но ты же повелся.

— Но я же повелся, — вздыхает Антон.

— Кстати, — Арсений делает глоток, прежде чем поставить локти на стол и наклониться к Антону чуть ближе, — а почему?

В ответе Антон не сомневается.

— В душе не ебу. Ты какой-то… — он взмахивает ладонью, будто пытается выловить нужное слово из воздуха, — эдакий.

Удивительно, но Арсения это, похоже, устраивает. Он весело наклоняет голову к плечу, улыбаясь шире, и по его лицу красиво ползут мимические морщины. На самом деле, Антону куда более странным кажется, что такой человек захотел его подцепить.

Об этом он спрашивает чуть позже, и Арсений, допивая свое первое пиво, говорит, что на Антоне просто отлично сидит костюм. Антон не верит этому ни на секунду, но в нем уже два с половиной бокала, а это почти что литер, так что ему до пизды. Жаловаться он еще будет на то, что понравился красивому мужику, ага, щас.

Наконец немного отпустив тяжелую рабочую неделю, Антон обнаруживает, что с Арсением и говорить прикольно. Чувство юмора у него, как и он сам, странноватое — некоторые шутки заставляют замереть и задуматься, как вообще он до такого допер, — но Антону это чем дальше, тем больше нравится. Может, ему чего-то такого и не хватало в его рутине: чудака, который тупейше подкатит прямо на улице, а потом будет сыпать хитровыебанными каламбурами.

Антон расслабляется. Он пьяный не в том смысле, что не контролирует происходящее, а в том, что отпускает свои загоны. Не похуй ли, что у них друг к другу должен быть в первую очередь деловой интерес. Не похуй ли, что Арсений какой-то немножко тюкнутый. Не похуй ли, что вообще непонятно, как он считал, что Антон ему не въебет за такие поползновения. Не похуй ли? Похуй.

С Арсением смешно и на удивление — очень комфортно до неестественности, будто они знают друг друга лет десять как минимум. Арсений красивый. Арсений платит.

(Да, ну, шутка, Антон не настолько отчаялся).

Но то, что красивый, — правда.

Арсений кладет Антону ладонь на колено — пошлость, звенящая пошлость, — и Антон уже в той кондиции, когда его не волнуют условности, и он позволяет себе просто чувствовать себя хорошо. Место Арсений (явно не просто так) выбрал с лояльной к таким проявлениям аудиторией, так что Антон и сам вскоре обнаруживает за собой небывалую тактильность. Он подмечает где-то на периферии сознания, что под костюмом у Арсения слаженная спортивная фигура; а вот волосы жесткие, но желание прикасаться к ним от этого не убывает.

А там слово за слово, и пора разъезжаться, и встает вопрос, на сколько адресов вызывать такси.

— Мне кошку кормить, — говорит Антон.

— К тебе, получается.

Получается, что к Антону.

``

Это, наверное, отходняк от нервов, помноженный на алкоголь и затянувшееся одиночество, потому что в день знакомства звать кого-то домой — вообще не в стиле Антона. В его стиле тупить полгода, не понимая намеков, а потом глупо хлопать глазами на заявление, что его уже заждались. А вот не надо ждать, надо брать на себя инициативу.

О, какое хорошее словечко для резюме Арсения: инициативный. Заказчикам должно понравиться.

Как ни странно, Антону совсем не неловко. Может, потому что всю дорогу в такси они шутят шепотом и хихикают, как школьники, толкаясь локтями; а может, это он от Арсения заразился — тому понятие неловкости незнакомо в принципе. Он ужасно лохматый под конец поездки, поплывше улыбающийся; когда они вываливаются из машины и доходят до Антонова подъезда, Арсений не стесняясь берет Антона за руку. Либо по ебалу ни разу не схватывал, либо наоборот — когда-то в прошлом сильно приложился головой.

Но во дворе тишина, их никто не ловит с поличным, будто весь мир кинематографично замер, оставив их наедине. Арсений почти всем весом облокачивается на Антона в лифте. Антон не против.

— Ща аккуратно, — он говорит, подойдя к квартире. — Крыса у меня эмигрантка.

В подтверждение его слов, стоит Антону приоткрыть дверь, как морщинистая морда высовывается в проем и перебирает лапами в попытке пропихнуть остальную тушку.

— Домой давай, — командует Антон. — Ты думаешь, тебя там кормить будут?

Кошка не мяукает, а скорее скрипит, как курильщица с сорокалетним стажем, и, смирившись с очередной неудавшейся попыткой побега, ковыляет вглубь квартиры. У нее внушительный живот, который при отсутствии шерстяного покрова делает животное похожим на ходячую мошонку.

— Красавица, — беззлобно усмехается Арсений, наблюдая, как Крыса разваливается посреди коридора.

— Горгулья, — с нежностью отвечает Антон.

Крыса отзывается еще одним скрипучим мявком и бочонком перекатывается на другой бок.

Разуваясь, Антон обнаруживает, что абсолютно устойчив. Он, конечно, и не ожидал сильного опьянения, но чувствует себя не просто не бухим, а почти что трезвым, просто чуть-чуть свободнее обычного — и это кажется влиянием скорее Арсения, чем алкоголя.

— Эм. Проходи, короче, располагайся, — Антон чешет в затылке, оглядывая прихожую. У него умеренно прибрано, но целенаправленно к гостям он все-таки не готовился. — Щас я троглодита этого покормлю и буду весь твой.

Звучит как-то… как-то. Особенно учитывая контекст. Но Арсений только кивает, разувается, ровняет деловые туфли по двери и интуитивно находит ванную — ай какой молодец.

Крыса тем временем подскакивает и своими хрипами подгоняет Антона к кухне.

— Да я понял уже, что ты тут оголодала. Несчастное животное, некормленое, непоеное, неглаженое, всеми забытое и брошенное, да?

Крысин скрип в ответ Антон расценивает как «да».

— И давно она у тебя?

Антон оборачивается — Арсений уже стоит у стены. Снял пиджак, остался в брюках — еб твою мать — с подтяжками и рубашке. Антон даже не прячет, что залипает на нем ненадолго; что же с ним стало за последние пару часов.

— Ага, — Антон почесывает морщины на кошачьей холке, пока Крыса грызет свой корм, не обращая на него никакого внимания. — Родителям друзья отдали котенка, когда я был еще перваком. А в итоге она так ко мне привязалась, что с собой в Москву пришлось привезти.

Арсений прыскает в кулак.

— Очаровательно.

Кошка ест, Антон идет мыть руки.

Когда он выходит из ванной, Арсений так, кажется, и стоит на том самом месте, где Антон его оставил: нелепо замер в проходе, только позу сменил, сложив руки на груди. То ли всецело поглощен наблюдением за Крысиной трапезой, то ли какое-то стеснение ему все же не чуждо.

Антон встает в шаге от него, не совсем уверенный, что теперь делать. Он незнакомцев домой никогда не водил, ему и в отношениях улавливать, когда и как надо склонять взаимодействие к постели, всегда удавалось с трудом. А в таких ситуациях как принято себя вести? Что говорить? «Извольте в постель» или «ну че, пошли трахаться»? Может, хоть чаем сначала Арсения угостить, или это будет совсем смешно?

И тут Антон вспоминает, что у него стоит бутылка вина — подарок на день рождения от директора отдела промышленности, — слишком хорошего, чтобы всосать в одного, а повода кого-то позвать как-то до сих пор не представилось. Антон моментально чувствует себя увереннее, а Владиславу Николаевичу мысленно шлет огромную благодарность.

— Вина? — Антон спрашивает, со спины заглядывая Арсению через плечо.

Арсений чуть поворачивает к нему лицо, так что носом Антон почти утыкается в чужую скулу.

— Не откажусь, — его голос ниже и чуть хрипит.

Антона немножко торкает.

А вино и правда отличное: красное сухое, но пьется совсем легко. У Антона небольшая, но вполне презентабельная съемка, где помимо спальни есть объединенный с кухней небольшой зал, и на угловом диване, который сюда вместился с грехом пополам, Арсений смотрится хорошо. Он закидывает ногу на ногу, руку на спинку и весь принимает вид экспоната, на который Антон пришел посмотреть.

Антон смотрит, ему не сложно. Приятно даже.

Еще бы так сильно не хотелось чихнуть.

Какой-то малоосмысленный диалог идет легко, вино пьется неторопливо, Крыса мирно дремлет на полу. Антон с Арсением постепенно сдвигаются на диване ближе, возвращаются прикосновения, а в чужой голос — явные нотки флирта. Снова становится спокойно и как-то интуитивно понятно, что надо делать: поправить Арсению воротник рубашки, коснуться его волос, закинуть руку на плечо. Не отводить взгляд и не отворачиваться, когда чужое лицо замрет в сантиметре. Прикрыть глаза, когда Арсений подастся вперед.

Арсений классно целуется.

Мягко, медленно; он ведет, но не давит и чуть ли не мурчит, когда на его щеку ложится Антонова ладонь. Кажется, сдерживается, кажется, ему хочется по-другому — Антон будто чувствует от него внутреннюю вибрацию и слышит нетерпение в коротких вдохах. И он не против, он уже и сам понимает, что осторожность себя исчерпала; Антон перемещает ладонь на чужой затылок и целует настойчивей под глухое удовлетворенное мычание. Только вот, стоит ему скользнуть пальцами ниже, к воротнику рубашки, как с ковра доносятся знакомые звуки.

Блять.

Антон так быстро спрыгивает с дивана и хватает Крысу, твердо намеренную наблевать на светлый ковер, что Арсений, видимо, даже осознать произошедшее не успевает. Когда Антон, стащивший кошку на паркет, поднимает на него лицо, Арсений так и сидит боком, подняв одну руку, которая секунду назад лежала на чужом плече, и только глазами хлопает. Крыса блюет. Арсений поворачивается на звук.

— Сорян. Ковер просто стирать потом, — пытается оправдаться Антон.

Арсений смотрит на него пару секунд, а потом внезапно роняет голову себе на грудь, закрывает лицо ладонями — и смеется.

— Блять, ну и как это называется? — он чуть ли не всхлипывает. — Сука.

— Извини?..

— Тебе-то за что извиняться? — Антону в чужом голосе слышна истерика.

Когда Арсений поднимает на него взгляд, и правда сложно понять, смеялся он только что или плакал.

— Ты там это… в порядке? — Антон осторожно отпускает Крысу, которая с извержением своего недавнего ужина уже покончила и теперь принимается обратно его поглощать.

Арсений вздыхает, поднимаясь с дивана.

— В полном, — он подходит, чтобы наклониться и потрепать Антона по волосам. — Убирайся давай, я иду в душ.

``

Когда Антон касается языком внутренней стороны чужого колена, Арсения аж подбрасывает. Когда Антон ведет носом по внутренней стороне бедра, Арсений с силой закусывает губу и резко выдыхает, сжимая в кулаках простыни.

— Не так? — Антон уточняет на всякий случай, приподнимаясь на локтях.

— Так, с-сука, — шипит Арсений, зажмурившись. — Именно так.

Антон опускается обратно, вдыхая запах собственного геля для душа с чужой кожи вместе с терпким запахом тела. Пахнет Арсений классно.

И наощупь он классный — хочется мять, как глину, оставляя слабые, безболезненные отметины и вслушиваясь в реакцию. Реагирует Арсений активно. И голосом, и одними шумными вдохами, и выгибаясь навстречу, и елозя, и крепко цепляясь за Антоновы плечи и волосы, то выше его подтягивая, то толкая обратно вниз. Не столько руководит процессом, сколько будто и сам не знает, чего ему надо, и хочет урвать все и сразу. Антон пытается его немного угомонить, поглаживая бока и шепча интуитивно, что все успеется — целая ночь впереди.

Арсений чуть-чуть затихает. По крайней мере, позволяет Антону выстроить собственную последовательность действий.

Она у Антона не то чтобы есть, точно не заготовленная, ему просто хочется с чувством, с толком, с расстановкой. Вот он и подтягивается, чтобы Арсения поцеловать, глубоко и долго, пока ведет ладонями вниз по его груди, увеличивая нажим. Касается сосков, легко царапает по контуру мышц, шире расставляет чужие ноги, чтобы самому усесться устойчивее и видеть больше.

Арсений заполошно дышит, гнется, смотрит из-под ресниц. Красивый. И он, кажется, правда действует на Антона гипнотически, потому что иначе Антон не может объяснить, почему он, один большой загон в человеческом обличье, сейчас настолько спокоен.

Арсению нравится, когда языком — где угодно. Он урчит от размашистых движений по груди и шее, открыто — и явно немного наигранно — стонет, когда Антон снова добирается до его бедер, а когда он кончиком разглаживает паховую складку, Арсений издает слабый скулеж — искренней, а от того тише. Вкуса кожи почти что нет — чем Антон скорее разочарован, — как и волос. Как будто Арсений знал, что произойдет, еще до их встречи у бизнес-центра.

В эти мысли Антон не погружается.

Помня, что язык это беспроигрышный вариант, Антон плашмя лижет уже потяжелевший член вдоль; бедра Арсения вздрагивают под ладонями, и он безотчетно сжимает Антона ногами.

— Горловой не обещаю, — предупреждает Антон.

У него хер знает сколько никого не было, а с мужчинами в целом было не так уж и много. Но Арсению, кажется, и не нужны никакие подвиги: он отвечает сбивчивым полушепотом, и Антон узнает нетерпение скорее в интонации, чем в словах.

Он наконец обхватывает губами головку, пуская слюну и изучая контуры языком. Арсений дышит тяжелее, тянется к Антоновым волосам руками, но не сжимает, а только осторожно, почти ласково мнет. Антон пропускает глубже, для удобства закинув одну Арсову ногу себе на плечо. Как может невпечатляющий навык восполняет самоотдачей: сосредотачивается языком на головке, пока по натекшей слюне дрочит плавными движениями; и это работает — Арсения постепенно размазывает по простыни.

Даже чересчур хорошо работает. А может быть, у Арсения какая-нибудь повышенная чувствительность, потому что он резко натягивается всем телом, а следом отталкивает Антона от себя как-то слишком быстро.

— Р-рано, — хрипит Арсений.

Антон с ним согласен, но они немного о разном.

А Арсений уже тащит его повыше и не останавливается, даже когда Антон оказывается напротив.

— Если ты посвятишь меня в свой план, нам будет проще координировать движения, — Антон бы сам себе дал медаль за способность к таким сложным формулировкам, когда собственный член уже откровенно ноет.

Арсений фыркает, закатив глаза.

— Встань коленями по обе стороны от моей головы, обопрись о что-нибудь, дальше я разберусь.

И куда делся тот недобитый джентльмен, который обхаживал Антона весь вечер?

Конечно, вслух Антон возмущаться не собирается. Он принимает указанную позу, крепко взявшись за деревянное изголовье кровати и даже попытавшись его расшатать для верности, — изголовье остается на месте, Арсений довольно хмыкает.

— Обещаю горловой, — он говорит, прежде чем опереться на одну руку, а второй, не церемонясь, направить Антонов член себе в рот.

Антон секунды полторы думает о том, что это наверняка неудобно: моментально затекут шея и плечи, рука устанет, контроля над ситуацией никакого. Может, еще полсекунды думает о том, какой Арсений потрясающе контрастный. И там дай бог еще секунда на «лишь бы ладошка не соскользнула с гладкого дерева». Дальше — в голове только какая-то мешанина из «о» и «а».

Руку Арсений убирает почти сразу, заведя ее Антону за спину для собственной опоры; и так же почти сразу плотно обхватывает губами и берет наполовину, прикрыв глаза. Антон шипит сквозь зубы — ему многовато, ему бы потише на первых порах, — Арсений послушно соскальзывает, не выпустив только головку. Кружит языком, куда плавнее насаживаясь обратно. Антон отпускает одну руку, чтобы погладить его по мокрым волосам; сам не знает, жест это поощрения или обыкновенной нежности.

Как бы ни воспринял его Арсений, ему нравится. Он мычит, пуская легкую вибрацию, и чуть сильнее подается вперед.

Пальцы Антона так и остаются в чужих волосах; и по мере того, как Арсений наращивает темп — насколько это возможно в его положении, — Антон все чаще ловит себя на том, что сжимает их в кулаке. Заставлять себя отпускать с каждым разом сложнее — Арсений поймал волну, осознал, что и как, и Антона постепенно захлестывает. В какой-то момент он сдается, зарывается в пряди на затылке, и Арсений воспринимает это по-своему: он останавливается, выгибается сильнее, а ладонью соскальзывает с Антоновой спины ему на бедро.

Антон смотрит вниз, встречается с чужим поплывшим взглядом. Арсений ничего не говорит — только похлопывает Антона по ноге.

А.

Аа-а.

Антону немножко страшно вытворять такое с почти незнакомым человеком. Но когда он совсем осторожно толкается в первый раз, Арсений — прямо с членом во рту — умудряется так сурово на него зыркнуть, что страшнее становится за себя. Антон выдыхает, крепче фиксирует чужую голову и толкается сильнее.

По крупицам тает самоконтроль, и Арсений не помогает, вцепляясь в Антоново бедро до боли всякий раз, когда Антон пытается отстраниться. И он сдается. Двигаться начинает резко, размашисто, жмурится, вслушиваясь в стиснутые, но довольные стоны снизу; сильнее сжимает чужие волосы в кулаке; с трудом удерживается второй рукой, которая, да, скользит; низко стонет, чувствуя, как раз за разом погружается в узкий жар. Всему телу становится горячо, ноги дрожат от напряжения, и Антон уже вдалбливается — другого слова и не подобрать.

За пеленой перед глазами Антон замечает, как Арсений сжимает собственные бедра. Соображает, что помочь самому себе Арсению нечем, но и сам ничего не может с этим поделать, точно не сейчас. Ему бы хотя бы поймать момент, чтобы вовремя вытащить.

И, вообще-то, Антон ловит. Вообще-то, Антон пытается. Но Арсений его не пускает, впивается ногтями в ногу, подается головой вперед, и Антон уже просто не в состоянии сопротивляться; он кончает, вдавив Арсения носом себе в лобок.

Оседая, Антон с огромным трудом заставляет себя лечь рядом, потому что силы мгновенно покидают тело, а координация разбита вдребезги. Спустя бог знает сколько, с трудом восстановив дыхание и цельную картинку перед глазами, Антон соображает, что он тут, вообще-то, не один; но когда тянется было рукой вниз, обнаруживает, что Арсению… и не надо?

— Ого, — Антон комментирует, глядя на брызги спермы на чужих животе и ногах.

— Ого, — Арсений вторит хрипло.

С уголка губ у него тоже течет. Но он не обращает на это никакого внимания, пластом лежит на спине и прикрывает глаза.

— Я сейчас… сейчас, — Арсений говорит, все еще спотыкаясь о вздохи. — В себя приду и… душ. И домой.

— Я тебя не прогоняю, если что.

— Еще бы ты меня прогонял.

Они лежат так, пока не отступает духота в голове и в воздухе, влажные простыни не начинают неприятно холодить кожу; и пока Крыса не начинает ломиться в дверь. Тогда Арсений садится. Оборачивается.

— Было круто. Спасибо, — он вытирает след на лице большим пальцем, пошло облизывается и улыбается с этой своей хитринкой.

Только вот в его взгляде всего на секунду Антон улавливает тоску.

``

В оба выходных дня Антон просыпается распухшим и истекающим соплями. И если сначала как-то выходит отмахиваться от очевидного вывода усталым «да ну нет», то, когда в понедельник он не может открыть слипнувшиеся глаза, приходится сдаться. Реально аллергия.

В аптеку перед работой Антон идет как на плаху. Но делать нечего, сопли настолько забили голову, что не получается думать вообще ни о чем; еще и Крыса Антоновых громоподобных чихов каждый раз так шугается, будто настал Судный день. Таблетку антигистаминного Антон запивает из бутылочки воды, купленной в соседнем продуктовом, и тоскливо закуривает, дожидаясь, когда отпустит. Аллергии вообще могут появиться во взрослом возрасте? Еще и на растения, с которыми Антон бок о бок уже лет пять.

— Херово выглядишь, — сообщает Димка вместо приветствия.

— И тебе доброе утро, — гундосит Антон.

— Да ну не кисни. Че там эрпэшник твой?

Антон мученически стонет. О том, что Арсений это не просто мужик, с которым случилось что-то абсолютно спонтанное, но и часть работы, он за выходные совершенно забыл. Ну, делать нечего, надо открывать рабочую почту.

А вот и письмо от заказчика. Все-таки есть у инхауса минус: там все даже в пятницу реально сидят до шести и даже в понедельник реально приходят в десять. Не то что у них тут, где пришел раньше начальника, значит, не опоздал, и корпоративы два раза в неделю.

— Зовут? — Димка снова высовывается из-за своего монитора.

— Зовут, — тускло откликается Антон.

— Так супер!

Антону почему-то совсем не радостно.

В их… свидании, так это назовем, было что-то совсем не из Антоновой жизни. Чудное и легкое, ярким пятном посреди рутины; после него втискивать Арсения — Попова — в набившие оскомину рабочие рамки кажется кощунством. Как если бы Алиса не последовала за Белым Кроликом в нору, а поймала его и заставила работать бухгалтером. Бред же? Бред.

Антон чувствует себя извергом, у которого нет ничего святого, но ведь и квартплата из воздуха не появится; так что нехотя, но он пишет Арсению, чтобы согласовать собес.

Собес согласовывается. А за ним и второй.

Эйчары поют Арсению дифирамбы, начальник бубнит похвалу, развалившись за своим монитором, а Антон только мрачно смотрит на их с Арсением переписку, где о том, как сошли с деловых рельс их отношения, не напоминает вообще ничего. Не убивается конечно, но жалеет как человек, склонный жалеть обо всем, на что решимости не хватило. У Антона вся биография состоит из таких вот «не»: не рискнул бросить учебу, чтобы с другом попытаться в юмор; не пригласил понравившуюся однокурсницу на свидание; не разорвал отношения до того, как они окончательно превратились в вереницу скандалов; не прыгнул с парашютом на дне рождении друга; не попробовал серфинг, дайвинг, керлинг и еще миллион других -инг.

Теперь, вот, еще и один Арсений.

Полторы недели, за которые он окончательно становится не более, чем очередным пунктом в послужном списке, проходят тяжело и уныло. Антон пьет антигистаминные и читает статьи, подтверждающие, что он такой не один: то ли осины, то ли тополя, то ли хвойные, то ли все сразу в Москве в этом году как будто разом мутировали, вызвав неожиданную аллергическую реакцию у кучи людей. Там что-то типа нескольких тысяч официально зарегистрированных случаев, а СМИ уже раздувают про новый ковид. Не было, блин, печали.

А потом от заказчика приходит окончательный ответ: Арсений Попов не кандидат, а влажная мечта любого работодателя, но, к сожалению, он не прошел проверку службы безопасности. Задолженность у него по кредитке, судимость или аккаунт в какой-нибудь не такой соцсети, не уточняется, — просто нет и все. Когда Антон дочитывает, ему хочется выйти на перекур через окно.

Он смотрит в монитор. Смотрит на Димку, который стоит у кулера. Оборачивается и смотрит на пустое кресло начальника. Утешения не находит нигде, молча встает и идет к лифтам.

На улице высекает огонь из желтой зажигалки со смешной рожицей. Сил нет даже на то, чтобы от души выматериться на ситуацию — у него за сегодня было уже семь звонков по другой позиции и три собеседования. Антон устал. Пора уходить в инхаус или хотя бы в отпуск.

— Огоньку не найдется?

Антон еще до того, как оборачивается, ловит себя на том, что улыбается во весь рот.

``

— Флэт уайт, пожалуйста. А тебе что?

— Латте с карамелью. И я плачу.

Не то чтобы у Антона резко появились лишние деньги, но содержанцем становиться он пока не намерен — слишком сильный удар по самолюбию.

— Антон.

— Хуйтон. Я в не настолько бедственном положении, чтобы не быть в состоянии заплатить за кофе, — он отодвигает Арсения плечом и прикладывает карту к терминалу под скучающим взглядом бариста.

Антон даже не врет: он все-таки не совсем дурак, чтобы не иметь сбережений и считать копейки всякий раз, когда наступает проектная засуха. Да, старается не шиковать, но сто сорок рублей по его кошельку не ударят.

Кофейня находится в фойе то ли театра, то ли музея, абсолютно безлюдного, если не считать тетеньки за стойкой с билетами, кудрявого бариста с кучей пирсинга в ушах и самих Антона с Арсением. Тут прохладно, светло, витая лестница ведет вверх, в то-ли-музей-то-ли-театр. Арсений стоит в огромной футболке и узких джинсах, в ожидании своего кофе раскачивается на подошвах ярких кед, разом потеряв пару десятков лет — если бы не морщины, Антон, честно, дал бы ему двадцатку. И в Арсении нет ни капли пафоса, которым так и пасло в первую встречу. И волосы у него в художественном беспорядке. И заметна трехдневная щетина.

— Ты пялишься, — замечает Арсений, глядя вперед себя.

Антон кивает — он и не прятался.

— Есть такое.

Арсений все-таки поворачивается. Знакомым жестом чуть наклоняет голову.

— Хочешь что-то сказать?

— Да нет, — чуть задумавшись, отвечает Антон. — Наверное, просто рад тебя видеть.

Арсений насмешливо поднимает брови и чуть-чуть улыбается.

— У тебя же рабочий день? — он спрашивает, уже когда они выходят из кофейни и сворачивают в противоположную от бизнес-центра сторону.

— Будем считать, что я ушел на обед.

— Так это тебя покормить надо.

— В офисе торт, — отмахивается Антон. — И шампанское.

— В честь чего это?

— Бог его знает. Владиславу Николаевичу не нужен повод. Он вполне может сказать что-то типа «коллеги, а вы в курсе, что сегодня день цветных карандашей?» — Антон как может пародирует интонации вечно веселого дородного мужика, и Арсению, кажется, нравится — он смеется. — И вот, пожалуйста, корпоратив.

— То есть, вы каждый день бухаете?

— Ну не ка-а-аждый, — Антон тянет, вызывая только больший смех.

— Я понял. Консалтинговая компания по подбору персонала это на самом деле прикрытие для клуба анонимных алкоголиков.

— Ты нас раскрыл, — Антон цокает, скосив на Арсения взгляд.

Тот на ходу по-котячьи щурится теплому майскому солнцу.

Антон не спрашивает, ни почему Арсений ушел тогда, ни почему вернулся, ни про проверку; честно — ему страшно спугнуть второй шанс на этого человека. Или, скорее, второй шанс на что-то по-настоящему необычное и увлекательное, принявшее человеческую форму. Не то чтобы Антон суеверен, но наполовину в шутку все-таки думает, что он Арсения наманифестил.

Они гуляют вдоль шумных улиц, и ни футболка, ни лохматость, ни небритость не забирают у Арсения ни капли его чудизны; и все же он становится немножко ближе — и своим светлым образом, и даже манерой речи. К моменту, когда они, сделав приличный круг, возвращаются к бизнес-центру, Антон даже не помнит, что у него вообще еще есть работа, а тем более — что она связана с Арсением. Не тем, который озорливо морщит свой нос, стоя чересчур близко для проходного двора, а тем, который Попов.

Антону все сильнее кажется, что у них нет и не может быть ничего общего, у этих Арсениев.

— Свободен после работы? — Арсений без спроса выхватывает у Антона сигарету, чтобы разок затянуться и сразу вернуть.

Почему-то Антон от этого чуть краснеет ушами, хотя они переспали буквально пару недель назад.

И почему-то, хотя на календаре среда и завтра рабочий день, Антон отвечает:

— Как ветер.

``

Кажется, ни разу за все годы жизни в Москве Антон столько одним махом не проходил.

Километров десять навскидку — вроде не впечатляюще, но, когда ты офисный планктон в мегаполисе, испещренном линиями общественного транспорта, в голову не приходит устраивать подобные прогулки. Особенно если не с кем.

Ну, у Антона теперь, видимо, есть.

Километров десять, и за спиной остаются офисы, проспекты, яркие вывески и веранды ресторанов; а сменяют их тишина густого лесопарка, дорожки, выложенные плиткой, и водная гладь, отражающая небо, медленно уходящее в сизый — тягучесть уже почти летнего заката заставляет забыть, насколько грязная на самом деле Москва-река. Стеклянный купол станции метро на мосту отражает последние солнечные лучи. Крутой склон покрыт невысокой травой. Антон вдыхает и не верит, что ему в черте города так легко дышится.

— Я хотел сводить тебя на настоящее свидание, — говорит Арсений, глядя одновременно вперед и в никуда.

Антон ждет продолжения, но его не следует; Арсений все смотрит и смотрит в пустоту, сникший и выпитый, неясно из-за чего. Хочется его как-то утешить, но Антон понятия не имеет как — он же вообще ничего не знает об этом человеке. Казалось бы, рекрутер должен быть профессионалом в добыче информации; только вот все, что он на Арсения официально и неофициально нарыл, и Арсений, стоящий прямо сейчас совсем рядом, абсолютно друг с другом не стыкуются.

В голову Антону приходит только одно.

— Ну, считай, сейчас мы на настоящем свидании, — он старается звучать бодро и пододвигается на полшажка ближе, едва задевая своими чужие пальцы.

Арсений мрачно усмехается, но прикосновение возвращает.

Медленно угасает небо, и зажигаются фонари. Свежеет воздух. Огни фар на противоположном берегу сливаются в сплошные линии, если прищурить глаза. Арсений хмурится, загруженный чем-то своим, а Антон уличает момент, чтобы зацепиться с ним одними мизинцами. Арсений вздрагивает и поджимает губы.

Может, Антону просто надо закрыть гештальт. Может, это больше про него самого, чем про Арсения. Может, Антону просто нужно убедить самого себя, что он способен на что-то такое, из ряда вон. А что нужно Арсению, Антон не совсем понимает, но Антону кажется, дело тут тоже совсем не в Антоне.

— Расскажи что-нибудь, — тихо просит Арсений.

Антон хмыкает.

— Мне Крысу надо кормить. И таблетки я дома забыл. Щас обчихаюсь.

Арсений звучит еще тише:

— Поехали к тебе, получается.

Антон полноценно берет его за руку.

— Получается, что ко мне.

``

Антон без сил падает на подушки, и буквально через секунду Арсений, не слезая ни с его бедер, ни с члена, всем весом опускается сверху. Арсений ни разу не перышко, но Антону совсем не хочется его с себя скидывать; так что Антон обнимает его и гладит ладонями по мокрой спине.

— Ого, — на этот раз первым подает голос Арсений.

Антон откликается глухим:

— Ого.

Арсений в итоге скатывается с Антона сам, но только для того, чтобы свернуться в креветку рядом. Бормочет:

— Пять минут.

— Ты реально домой собрался? Я тут взвешиваю теоретические плюсы и минусы сна в использованном презервативе.

— Рак жопы, — грозно отвечает Арсений. — Снимай.

— Да сниму, понятное дело, — Антон кое-как находит в себе силы перевернуться на бок. — Я к тому, что, ну. Ты понял.

— Да понял, — Арсений устало улыбается, но после этого сразу вздыхает. — Все сложно.

— Так я тебя и не под венец зову.

Снова.

Антону снова видится эта тоска в чужом взгляде, только на этот раз Арсению не хватает то ли сил, то ли времени ее спрятать; и она растекается, так что Антону аж в груди колет. Все, похоже, и правда сложно. Антон только не понимает, почему Арсений выглядит настолько печальным именно рядом с ним.

— Я бы хотел уснуть вместе, — Арсений шепчет.

Как будто сам не определился, хочет ли, чтобы Антон услышал.

— А потом, как в лучших романтических драмах, я проснусь, а тебя не будет? — Антон говорит это шутя, но чувствует в горле вязкий комок тревоги.

Арсений не отвечает. Пододвигается ближе и прячет лицо у Антона на груди.

Антон зарывается в Арсовы мокрые волосы, прижимая его к себе. Крыса начинает ломиться в дверь. В носу зудит — надо сменить таблетки.