Этот мир одновременно и похож на тот, первый, и существенно отличается от него.

Здесь — множество титулов, громких имён, тесных костюмов и накрахмаленных юбок. Огромные залы с живым оркестром, мелодии вальса, важные разговоры о политике и торговле за массивными дубовыми дверями.

Костя здесь — Константин Романович, наследник фамилии, приближенной к императорской семье, что накладывает на него определенные обязательства и ответственность. Вернуться в подобную обстановку даже приятно, вот только теперь он не король, а всего лишь один из тех лордов, что когда-то лебезили перед ним самим в светлых комнатах Реленийского дворца.

Это... Оказывается сложным. Уступать, идти на компромиссы, склонять почтительно голову. Хорошо, что воспоминания возвращаются постепенно к тому моменту, как подобные жесты въелись намертво в подкорку с самого детства.

Отчего-то при мысли, что он в каком-то странном отражении этой реальности стал на место самого Вани, делается одновременно и смешно, и тепло. Тоже воспитывается с детства рядом со дворцом, знаком с наследником престола и вынужден терпеть его выкрутасы. Вот только одна проблема — самого Вани рядом опять нет.

В голове с каждым месяцем смешивается все больше воспоминаний: серый промышленный город со светлой квартиркой на втором этаже, где все расставлено по своим местам, светлый пёс-поводырь, тихий смех по утрам и тепло объятий. Высокие стены дворца, тень королевского сада, мягкие губы и широкие плечи.

Он не знает, станет ли путать жизни, когда их станет больше. Пока всё еще понятно очень чётко — та жизнь, где был его мальчик с серыми глазами, стала первой. Там все началось. И продолжается сейчас.

Костя просто хочет знать, всегда ли ему теперь придется жить в страхе не встретить Ваню вновь. Ждать встречи, искать, провожать взглядом каждую похожую фигуру. Ему уже девятнадцать, отец принимается активно намекать на женитьбу, и Косте приходится изворачиваться ужом, чтобы не выбирать себе невесту из обширного списка дочерей аристократов.

В этом мире у них двоих вряд ли получится повторить прошлую жизнь, спокойную и размеренную. Здесь — презрительные разговоры о мужеложцах и изменах, четкая иерархия положения женщин и мужчин, куча правил и душащий этикет. Скукота. Ваня, выросший в такой среде, наверняка вдолбит эти правила себе в голову и будет плохо идти на контакт. Будто Костю это остановит. Главное, чтобы сам Ваня был в наличии, все остальное приложится.

На очередном балу тягомотно до безобразия. Костя танцует с несколькими барышнями, не беря, впрочем, ни одну из них на повторный вальс, чтобы не дать никаких намёков, после чего удаляется в сторону напитков, увиливая подальше от взгляда отца. Все равно вечером не отвертеться от поучительных речей.

В этом углу по большей части тихо и спокойно. Дамы стоят, обмахиваясь от духоты веерами, слуги подают им напитки, а кавалеры скучающим взглядом просматривают кружащиеся в пируэтах пары. Наверняка с досадой думают, что они — следующие. Уйти бы, но ещё слишком рано, и Константин подавляет рвущийся наружу зевок, чувствуя большую потребность закурить. Единственная привычка, переходящая с ним из мира в мир.

— Константин Романович, добрый вечер!

Натянуть на лицо благожелательную улыбку, повернуться, приветственно кивнуть одному из министров. Немолодой вредный мужчина с острым взглядом останавливается рядом, за ним идёт спутница в неброском платье нежного кремового цвета. Костя знает этого мелочного ублюдка. Наверное, из всего совета императора этот — самый отвратительный. Слухи о том, как он обращался с первой женой, сведя в конечном итоге её в могилу, только-только утихли при дворе.

Константин привычно натягивает на лицо улыбку, отвечая:

— Какой замечательный бал, Ваше Сиятельство.

— Да, бал неплох, — мужчина оборачивается чуть назад, чтобы взять под руку продолжающую стоять позади девушку, и Константин переводит на неё взгляд, — первый наш совместный вечер с будущей супругой. Вы не знакомы?

Последующие слова раздаются будто бы из-под глубины. Словно он стремительно уходит на дно, теряя последний кислород. Давит на грудь громадная толща, воздух застревает в глотке. Ответ механически слетает с губ:

— Не знакомы.

Он может только стоять и смотреть. Потому что волосы девушки — цвета пшеницы. Глаза — небесно-голубые, почти прозрачные в свете многочисленных свечей. Её взгляд вежливо нейтрален, а губы сжаты, искривлены в неестественной улыбке, которую она пытается выжать из себя явно через силу.

Константин не знает, как, но он понимает всё еще до того, как называют её имя.

— Иоанна Дмитриевна, внучка нашего общего знакомого. Приехала в столицу только пару месяцев назад, — собеседник не скрывает довольной улыбки как жадный до выгоды купец, сумевший торгом сбить цену на породистую лошадь, — мне повезло одному из первых встретить столь нежный цветок в этом зачахнувшем саду.

Девушка присаживается в классическом приветственном реверансе с тем же нейтральным лицом, словно не о ней сейчас говорят, как о неодушевленном предмете, и Костя заторможенно отвечает поклоном.

Этого не может быть.

Просто. Не может.

Но так и есть. Константин просто чувствует. Понимает. Видит Ваню в выражении лица, замечает в опущенном взгляде. Она кажется такой хрупкой здесь, стоя рядом в пышной юбке и с уложенными в причудливую прическу локонами.

Она такая красивая. Всегда, в любой вселенной.

Костя не помнит, как отвечает на светский диалог. Как вежливо общается привычными, въевшимися в подкорку фразами. Все оставшееся время он не может оторвать глаз от стоящей безмолвно подле мужчины девушки. Она молода. Значительно моложе будущего супруга.

Боже. Будущего супруга.

Косте плохеет от одной этой мысли. Он не может позволить этому случиться.

Не может же?

Вопреки своему первому желанию уйти с бала поскорее, Константин остается почти до самого конца. Следует тенью за парой, с неприязнью провожая взглядом каждый жест министра рядом с девушкой, и испытывает огромное желание просто схватить её в охапку и унести отсюда в какое-нибудь теплое и хорошее место. Где ей будет светло и приятно. Где они смогут узнать друг друга. Где он сможет привыкнуть к ней, а она — к нему, потому что такого вот финта от вселенной Костя вообще не ожидал.

Иоанна уезжает в одной карете с будущим мужем. Из слухов, расползшихся по всей зале словно скользкие ужи, Костя узнает, что свадьба через пару недель. Так скоро. Вот и почему он постоянно избегал разговоров с этим козлом и не узнал раньше?

Костя не спит всю ночь и весь следующий день не может найти себе места. Ему нужно что-то сделать. Как-то все исправить. Он не может позволить ей прожить жизнь рядом с этим ублюдком.

Она — его. Точно так же, как и он должен принадлежать ей.

Как в горячечном бреду Константин пытается найти выход, но он не находится. Не в этом месте, полном условностей, правил и предубеждений. Каждый вариант — верный путь к жалкой смерти не только его самого, но и её тоже.

В конце концов, через несколько дней он находит себя в небольшой комнатке отдыха, в которую дамы могут отходить, если им стало дурно. Такие есть во всех богатых домах, есть и здесь. Константин, наплевав на осторожность, незаметно пробирается сюда во время приема в доме зажиточного дворянина, устроившего званый ужин. Он подстроил все так, чтобы они были вдвоем. Он не может потерять её, даже не попытавшись.

Она в более простом платье светло-голубого оттенка. Лента такого же цвета заплетена в светлые волосы, в руках — томик стихов. Женские руки тревожно перебирают страницы будто бы в ожидании чего-то плохого. Услышав шум вошедшего, она оборачивается, и Константину почти физически больно видеть в голубых глазах ярко вспыхнувший страх.

— Константин? — тихий мелодичный голос, непонимание на лице, — что вы здесь делаете? Нам нельзя-...

— Я знаю, что нельзя. Просто-... Ты любишь его?

На чужом лице мелькает недоумение, которое быстро сменяется равнодушной маской строгости. Ох, Ваня, здесь ты прячешь боль точно так, как и раньше. 

— Не думаю, что вы можете задавать мне такие вопросы.

— Не любишь. Он ужасен, верно?

Она не отвечает, отворачиваясь, и Костя делает медленный маленький шаг вперёд, к ней, пока канат, накрепко закрепленный в груди, тянет ближе с невыносимой силой. Он сдерживается. Пытается сдерживаться. Она отступает назад, крепко сжав в руках томик и прижав его к груди. Голос её чуть дрожит, проговаривая:

— Уходите.

— Не бойся меня, — подойти ближе, коснуться судорожно сжатой ладони, осторожно потянуть её на себя, глядя сверху-вниз, — я не сделаю ничего плохого.

Тонкое запястье, бледная кожа. Ощущая, как ему позволяют, он медленно подносит ладонь к лицу и касается её губами. Запах пергамента и сладковатого парфюма. Мягкая кожа и сорванный ритм дыхания.

Он мог бы окружить её любовью. Подарить всю нежность, что сейчас выливается через край, расплескиваясь на дощатый вымытый пол. Уберечь от этого лицемерного мира. Покупать новые книги, водить на конюшню и в один из вечеров вручить коробку с пищащим внутри комком меха. Он мог бы-...

— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.

Это странно и наверняка пугающе для неё, когда на вторую встречу незнакомец творит подобное. Но в ответ нет страха или отторжения. В ответ — слезы в светлых глазах и слабое покачивание головой.

— Увы, не в этой жизни, Константин, — тепло руки исчезает, она отворачивается от него к окну, проговаривает пусто и бесцветно, — а теперь вам пора. Что бы ни творилось в вашей голове, я желаю вам удачи.

Разговор окончен. Дальше — лишь стена молчания. Он знает, что пробить эту стену не в состоянии. После двух жизней рядом — уже знает. Константин смотрит на неё в последний раз и уходит так же незаметно, как вошел.

Он напивается впервые в этой жизни тем же вечером. Находит повод не идти на свадьбу через несколько дней.

Печальная новость о кончине второй жены министра во время родов настигает Константина спустя восемь месяцев на одном из собраний. Проговоренная вскользь, она вскрывает его одним резким движением, вынимает все, что еще билось живым внутри, и оставляет только пустоту.