Каждый день в школе магов был для Рипто суровым испытанием.

На уроках было относительно спокойно. Преподаватели дисциплину на своих занятиях держали крепкую, не давая разгоряченной толпе юношей и девушек устраивать балаган в аудиториях и классах. Однако никакой железный контроль не мешал ученикам тайно перешептываться или переписываться между собой, а также творить дичь под партами, в надежде что никто не заметит. Например, пускать заклинания исподтишка, обстреливать из трубочек пожеванной бумагой или еще чем-нибудь малоприятным и полученным в результате неудачного зачарования, подкидывать пауков и сколопендр, закидывать за ворот неизвестные порошки и многое другое на что была способна фантазия скучающих подростков, ровно в тот момент, когда учитель отворачивался к доске, склонялся под преподавательский стол или быстро ретировался в кладовую, чтобы разжиться дополнительными материалами для урока. Миг мог длиться от силы десять секунд, но за эти секунды ученические столы превращались в щиты, а по помещению начинали летать шальные чары и метательные предметы. Поднималась волна воздуха, поджигались конспекты, ронялись тела, намокали вещи - и все в гробовом молчании с редким шипением и писком.

Рипто знал, что у него не плохо развита интуиция, но с подобным безумием она стремительно прогрессировала в глубокую паранойю. Хрупкие базовые щиты ставились на автоматизме, порой наслаиваясь друг на друга, поглощая урон и отправляя подарочки обратно адресату. Это требовало большого количество сил и концентрации, поэтому не всегда у ящера был шанс выйти из массовой потасовки в целости. Тут в половине случаев спасала обычная мышечная реакция, позволяя перекатами и перепрыжками перемещаться между партами или отбивать снаряды книгами на манер бейсбольной биты. Но бывали и плохие дни, когда ни сил, ни возможности уцелеть не было совсем.

Приходилось огребать и, сжимая зубы до скрипа, глотать рвущийся из горла бешенный рык. Чтобы ни в коем случае не показать этим гиенам, что они его задели и вывели на эмоции. Не просто засмеют, а вывернут душу наизнанку и уничтожат все самое ценное. Динозавр видел, что происходило с теми, кто не мог скрыть чувства за фасадом вежливого интереса. И видел, как в итоге бедолаг вынимали из петель или соскребали с земли, чтобы передать бездыханное тело родственникам. Конечно, подобное происходило редко и травлю в большинстве случаев жестко купировали наставники и директор школы, не желающие получать откаты за чужую слабость и проклятья от семей пострадавших. Однако жертвы издевательств были и будут быть, пока школа находится под патронажем текущего руководства и ученики в нем проживают на полном пансионате практически годами, не покидая этих душных застенок даже в качестве поощрения.

Нужно было как-то выживать и приспосабливаться. Причем всем.

Хрупкий и порой мнимый порядок в школе не мешал тем же преподавателям тешить собственное эго и пытаться деморализовать учеников, за счет жесткого и придирчивого опроса по пройденному материалу, порой давая задания, сильно опережающие текущую программу, а потом выливать ушат помоев, называя своих подопечных бездарностями и пустой тратой времени, и наказывать при любом удобном случае. Особенно местные преподаватели не любили пришлых и наглых стипендиатов, таких как Рипто. Потому с таких мало что можно получить в плане материальных ценностей, что бесило меркантильных особей, занимающих руководящие должности в школе помимо педагогических.

Были учителя, с языка которых буквально сочился яд и презрение, когда им удавалось уязвить юного колдуна в незнании или недостатке магии. Особенно зверствовал профессор Преобразования, на котором динозавр откровенно не блистал, едва держась на уровне слабого середнячка. Превращать одно в другое было весьма энергоемким занятием, поэтому ящеру не всегда хватало сил на подобные манипуляции с материей и к концу пары с него могло семь потов сойти, а этого все равно могло быть недостаточно даже для оценки "удовлетворительно". К тому же сухая занудная теория разительно отличалась от практики, разобраться в том какую вербальную формулу нужно подкрепить жестом или невербальным посылом тоже бывало далеко не просто, а профессор давал материал весьма скупо и сжато, отчего ночевать перед контрольными приходилось в библиотеке. Динозавр ходил на занятия по Преобразованию, как на войну, где на кону стояла не только его честь и гордость, но и будущий диплом. Бои шли с переменным успехом.

Много вопросов к Рипто было и у мастера Чаровника, на чьем предмете динозавр сиял словно начищенная до блеска монета, от чего наставнику приходилось самому закапываться в науку, чтобы найти как можно более заковыристые задания для подобного уникума. Создавать чары с нуля и придумывать новые заклинания для Рипто было столь же легко как дышать, даже его скудный резерв позволял развернуться его воображению на полную катушку, выдавая конструкции плетений, которые по логике своей не должны были работать, но они работали, чем ввергали мастера в благоговейно-перепуганный транс. Ящер до конца не мог понять, как именно к нему относятся на этом предмете: вроде бы и не хвалят, задавая тонны свитков и внеклассных проектов, лишь бы он взвыл и начал просить пощады у вцепившегося в него мастера-чароплета, а в тоже время ставят в пример, дают дополнительные уроки, подсовывают разрешение на узконаправленную литературу и выставляют на всевозможные конкурсы, где проигрыш смерти подобен. Это был единственный предмет, где Рипто был на первом месте не только на своем курсе и потоке, но и в общем зачете школы.

Более очевидно недолюбливал юного колдуна зельевар на Практической Алхимии, ибо выучка Зарока не давала тому повода докопаться до его зелий, хотя очень хотелось поставить "зазнавшегося чужака" на место, посему преподаватель не гнушался красть случайные и успешные рецепты динозавра, выдавая их за свои и открещиваясь от обвинений уязвленного и оскорбленного Рипто, как от надоедливой мухи. Иногда ради удовлетворения плохого настроения и скверного характера в ход шли банальные подставы, когда в котел летело что-то неучтенное и приходилось с криком "Ложись!" прятаться от последствий демарша зельевара. А потом еще получать розги от Мастера-наказаний и драить котлы после всего потока в качестве отработок за собственный недогляд. Рипто приучился отлавливать летящих в котел саботажников еще на подходе, и ему было все равно от учителя или от сокурсников летела подстава, он отправлял посылки обратно ловким пассом запястий. Из-за этого о хорошем качестве зелий речи и не шло, но свое "средне" за практику, ящер считал маленькой победой над противным учителем. Потому что Рипто откровенно отрывался на алхимической части предмета, где квалификация зельевара откровенно давала трещину, ибо убедить всех в том, что он разбирается в минералах и драгоценных камнях лучше всех, вызывало только тихий смех и снисходительные взгляды. Комиссия для сдачи практики по алхимии это только подтверждала.

Ритуалист жестко осаживал разбирающегося в предмете Рипто, не давая ему ни единой возможности продемонстрировать свои умения и знания, всегда ставя его в конец очереди на практику и пытая вопросами до потери голоса на семинарах. За свое "отлично" ящер бился с не меньшим остервенением, раз за разом доказывая посиневшему от проживания в темных подземельях замшелому старику, что подмастерье он готов получить хоть сейчас, стоит только подписать соответствующую бумагу и назначить день защиты. Но этот день так и не наступал, несмотря на поджатые губы и холодные глаза ритуалиста, медленно и со скрипом выводящий в его табеле высший бал по предмету.

Откровенно же глумился над динозавром преподаватель Полетов, впрочем, как и остальные сокурсники на этих занятиях. Не у него единственного не было крыльев, но из-за этого недостатка приходилось отрабатывать невозможность посещать занятия вместе со всеми бесконечным натиранием наград в подсобке или полировкой инструментария местного завхоза в компании таких же бескрылых отщепенцев-стипендиатов, как и он сам.

Остальным учителям было сугубо индифферентно как и насколько хорошо поспевает за материалом Рипто, но никто не упускал момента попустить пришлого и ткнуть того носом в недостаточный объем Ядра и в неумение правильно контролировать магию.

Многие считали ящера выскочкой, ибо по знаниям в теории он обходил большинство и мог без труда систематизировать большие пласты знаний. Пресловутые домашние эссе у него были одними из лучших на потоке, а конспекты, написанные летящим разборчивым почерком, частенько становились причиной для воровства и открытого конфликта, настолько подробными и понятными в освоении они были, что приравнивались к местным сокровищам.

Что-либо своровать у Рипто было сложно: он не хуже драконов охранял свои записи, покрывая обложки тетрадей и ткань школьной сумки защитными рунами, напитанными его кровью, чтобы ни одна тварь даже прикоснуться к ним не могла без вреда для себя. В его комнату в общежитии тоже не могли пробиться без боя, ибо там динозавр развернулся на полную катушку, навешивая все что можно и что условно нельзя, рискуя сам пострадать от неправильно сработавшего заклинания. Он был готов поступиться своим здоровьем, потому что одного единственного раза, когда его комната подверглась разгрому и расхищению, ему хватило. Вновь собирать по всей школе спрятанные и заколдованные вещи ему не хотелось, как и снова лишаться одежды, которая дорого ему обошлась, впрочем, как и всё необходимое для обучения.

Рипто отдал всё что у него было из ценностей за одну лишь возможность обучаться в этой школе, чтобы получить заветный пергамент с золотым теснением и большой печатью, дающий ему право носить гордый титул мага и начать путь восхождения к следующей ступени магии.

Финансы у динозавра были весьма скромны, если не бедны. Он подпольно толкал ингредиенты, за которыми ночь лазил в оранжерею Герболога и в подземелья Монстроведа, брал с досок объявлений просьбы на обмен товарами и их изготовление, или помогал местной библио-даме в храме знаний и книг. Но всего этого едва ли хватало чтобы докупать канцелярию и личные вещи, поэтому приходилось ужиматься и экономить на всем. Несмотря на общеизвестный факт, что за его спиной никто не стоит и он сам обеспечивает себе образование, не было ни единого существа, которое не гнушалось что-нибудь сломать или отобрать у него при любой возможности. А также при попытке вернуть свое вывести на конфликт.

Подобный способ обратить внимание Рипто очень нравилось местным драконам. Группа из шести пубертатно-конченных и сексуально-недопонятых подростков-переростков буквально преследовала и терроризировала динозавра. Уж очень их забавляла его травля, они могли целый день гонять его из башни в башню, а также по всем подземельям и коридорам, даже двери общежития их не останавливали. Но более всего их шакальная натура проявлялась, когда они зажимали его в укромном углу и могли делать с ним все что угодно. Пусть колдовство вне классных комнат отслеживалось и наказывалось, однако драконы были сильнее щуплого невысокого динозавра. К тому же шестеро на одного.

Приходилось драться, в отчаянной попытке вырваться из оцепления. Редко получалось обвести дурней и выскользнуть на свободу, чаще ящера избивали или заколдовывали. После целого дня на занятиях, без обеда и выжатый магически он мало что мог противопоставить сразу шестью существам с большим резервом. Бить его им быстро надоедало, а вот превращать в мяч и швырять через пол коридора, было весьма занятно. Были попытки заставить прогнуться и делать за них домашнюю работу, но ящер всегда их посылал, после чего проводил ночь подвешенным верх ногами или в пыльном узком шкафу, откуда самостоятельно выбраться не мог. Обычно его находил под утро и, конечно же, расколдовывал Мастер-наказаний, знавший все закоулки школы и постоянно их осматривающий на предмет таких вот жертв, но после освобождения динозавр непременно получал удары по рукам и отработку за нахождение вне общежития после отбоя. Жаловаться на драконов было бесполезно, на их "невинные шалости" руководство закрывало глаза, кроме откровенного членовредительства. А когда факт попадания Рипто к знахарю доказывал причастность этих шестерых, назначенные им наказания они воспринимали как повод для еще большего прессинга ящера, предъявляя ему новые претензии. Замкнутый круг насилия.

Проблемы у Рипто всегда начинались сразу же после того, как замолкал школьный колокол, оповещающий о перерыве на обед.

Обедать в общем зале было опасно для здоровья. В зале стоял перманентный шум, что-то где-то взрывалось, кто-то громко смеялся, рыгал или кашлял. Тут царила обманчивая анархия, за которой следил не самый приятный персонаж в школе - Мастер-наказаний. Все знали за какие нарушения этот внушительный мужчина-грифон вмешивался в происходящее и никому не хотелось, чтобы подобное происходило. Поэтому на обеде были лишь завуалированные угрозы, своеобразные вызовы на дуэли и тихие предупреждения. Конечно же, ни один обед не мог обойтись без "веселых розыгрышей": подножки и толчки, резкие удары по подносам, подбрасывание магией посуды и провизии - всё в рамках "случайности".

Но основной причиной, по которой в зале Рипто не засиживался, а хватал что-то на бегу и скрывался прочь, так это то, что там смело могли что-то подлить в кружку или же зачаровать выбранную и вкушаемую еду. Однажды безобидная куриная ножка превратилась в стекло. Прямо у него во рту. Когда он ее жевал. Под веселый хохот шутников он еле успел добежать до знахарки, не захлебнувшись кровью по пути, та потом долго поила его противным и горьким зельем для восстановления языка и ротовой полости. А чтобы перечислить то огромное количество разнообразных неучтенных добавок, которые могли оказаться в стакане с напитком, не хватило бы целого свитка: от безобидных, по типу перекраски кожи, до весьма неприятных, на манер гнойных нарывов по всему телу. И даже острый нюх не всегда улавливал очередное зелье, поэтому динозавр зарекся пить что-либо в присутствии других сокурсников. Где находилась кухня он прекрасно знал, поэтому всегда мог подкрепиться или прихватить перекус без вреда для здоровья. Местные поварята-големы были очень сердобольными и добрыми к ученикам, посему давали любое угощение пока главный повар этого не видел.

Все чаще Рипто игнорировал обеденный зал, на первой скорости стартуя из кабинетов в сторону библиотеки, где и засиживался до отбоя, если у него больше не было занятий. За год он успел выучить маршрут, при котором его выловить в коридоре одного было весьма тяжело. Правда достававшие его драконы с упорством баранов искали возможность с ним пересечься и поразвлекаться. Им мозгов хватало только для использования следящих и поисковых чар, если не удавалось отследить ящера при помощи обоняния и зрения. Рипто умел быть незаметным, смешиваясь с толпой и тенями коридоров, путая след и маскируя запах зельями, сваренными на коленке для подобных манипуляций. Сбрасывать с себя следилки и закрываться от чар помогали руны, которые он усилено изучал на факультативе и в любую свободную минутку.

Многое приходилось изучать самостоятельно, в особенности как защищаться и скрываться, потому что на занятиях по Магическому дуэлингу, Рипто было откровенно скучно. Бестолковый и нудный свод правил для вызова и проведения боя по дуэльному кодексу вгонял его в ярость, потому что это могло пригодиться только против вышестоящих по рангу и определенных магических рас, а вот с теми, кто с тобой на одной ступени и ниже драться придется любыми способами. Это понимали все, даже учителя, но ничего не меняли в устоявшемся за годы предмете, делая его бесполезным.

Большинство натаскивали на боевке дома родичи или наставники, передавая мастерство магической битвы и вкладывая базовые движения рукопашного боя. Азы магбитвы Рипто преподал Зарок, правда, из-за специфики используемых практик, в усеченном формате. У некромантов свой стиль и способ боя, рукопашной драке там не могло быть места. От чего динозавру приходилось очень много импровизировать и пользоваться тем, что многие считали недостатком: свой рост и телосложение. Юркими и быстрыми движениями он выворачивался из захватов и наращивал дистанцию с противниками, будучи легче и гибче своих обидчиков, он мог протиснуться и проскользнуть в недоступные для преследования места, чем и пользовался большую часть времени. Если успевал скрыться, конечно.

Перебежками, петляя меж коридоров, запрыгивая в тайные узкие проходы и скрываясь в темноте, Рипто добирался до библиотеки, где мог наконец спокойно выдохнуть. Библиотеку цербером охраняли дамы почтенного возраста, которые без труда могли скрутить любого ученика за нарушение правил пользования храмом знаний и передать в ждущие руки Мастера-наказаний. У динозавра с этими женщинами неопределенного возраста и вида были прекрасные отношения, которыми он активно пользовался. Ему, как прилежному стипендиату, выделили стол и закрепили именно за ним. Бонус подобного был в том, что никто не мог отыскать этот стол без разрешения самого Рипто и тем более что-то сделать с оставленными книгами и записями. Его личное рабочее место.

И единственным существом, знавшим о его тайном месте, скрытом между шкафами с книгами от любопытных глаз и закрытом от посягательства магией недоброжелателей, была белоснежная ящерка, прямо сейчас сидевшая там и читающая книгу по чарам.

Анитти.

Они познакомились случайно в этой самой библиотеке. Девушка умудрилась обнаружить его личный стол, который без какого-либо противостояния пустил ее за рабочее место. Рипто хотел было ее прогнать, уже открывая рот чтобы выдать что-то малопристойное и очень оскорбительное в адрес покусившейся на ЕГО личное пространство, но воздух застрял в горле, когда глаза выхватили катящиеся по щекам горькие слезы. Анитти пряталась от обидчиц и в чужой безопасной зоне попросту плакала, надеясь, что ее никто не видит. А Рипто видел и не нашел в себе сил прогнать ее, отчего попросту сбежал в общежитие, давая ей время прийти в себя и флегматично ожидая, что больше он ее никогда не увидит. Динозавр не выносил вида женских слез, попросту не зная, что делать в такой ситуации и как их остановить. Быть причиной слез тоже было не приятно, если не хуже отвращения на девичьих лицах.

Девушек в школе было на порядок меньше, чем парней. Большая часть уже была с кем-то помолвлена или имели статусную магическую родню, посему на безродного практически нищего Рипто мало кто из прекрасного пола обращал внимание. А если внимание и было, то выяснить в чем причина заинтересованности было невозможно - девчонки вечно бегали стайками, о чем-то перешептываясь и хихикая, а стоило только начать приближаться или вопросительно смотреть, как тут же отворачивались и делали вид что заняты. Поэтому девушек Рипто не понимал.

Но они его привлекали, чисто в физиологическом плане. Он же все-таки подросток и гормоны вклинивались в холодный рассудок с каждым днем все сильнее. Не понимание логики и паттернов поведения девушек не мешали ему наслаждаться их формами и движениями. Плавными, покачивающимися и колыхающимися движениями. И жадно ловить любое их внимание к себе, интерпретируя буйной фантазией как душе угодно.

Анитти стала исключением.

На следующий день после внезапной встречи, Рипто снова обнаружил ее на своем месте, спокойную словно горное озеро и далекую от этого бренного мира. В этот раз она заметила его приближение и у них завязался разговор.

Интересный и очень продуктивный разговор, где избегалось все личное и потаенное.

Рипто понравилась легкая и непринужденная беседа, ведь не нужно было шипеть ругательства или скрывать тонну сарказма и иронии. Просто и без подоплеки, перемежая все не злыми шуточками. Анитти первая попросила продолжить общение, и динозавр не отказал.

Девушка почти всегда была одна, молчалива и незаметна, невзирая на ее особенность в виде альбинизма. Юная, угловатая, еще не распустившаяся, хрупкая и нежная. На первый взгляд она могла показаться забитой и закрытой, но после нескольких месяцев не прерывного и тайного общения, Рипто был твердо уверен, что это все маска для ее соглядатаев, от которых она и пряталась за его столом. Когда они скрытно гуляли по школе в последние минуты перед отбоем он отчетливо видел твердость и решимость в этой на вид хрупкой девушке. Ее смех был громким и звонким, а мечты смелыми и дерзкими. Ящерка многое знала и умела, но никому не рассказывала об этом. Кроме него. Она показала ему самые простые детские заклинания, которыми ее развлекала дома няня и которые никогда в своей жизни не видел брошенный с самого рождения динозавр.

...И как завороженный он следил за пестрыми огненными бабочками, переливающимися всеми цветами, которые он только мог себе вообразить. При этом жадно прикипая к светлой и мечтательной улыбке на чужих притягательных губах...

Эти смешные меняющие облик и цвет огоньки в глазах ящера были воплощением самой Анитти, которую старательно ломала и уничтожала собственная семья. Кулон, казавшийся украшением, был ошейником, чтобы она не сбежала из школы и не смогла отказаться от будущей свадьбы. Анитти ненавидела смотреть на себя в зеркало, ибо глаза неизменно находили кулон, и пальцы в бессильной злобе царапали плоть в бесполезных попытках снять его. От этого ее внешний вид мог быть слегка небрежным: из тугой белоснежной косы выбивались волоски, бледное и заспанное лицо, с неизменными тенями под глазами, неумелый и смазанный макияж, скрывающий розовые пятнышки-веснушки и осыпающаяся тушь с белых ресниц. Она разрешала ему помогать с наведением красоты, параллельно раскрывая некоторые девичьи премудрости и отвечая на множество вопросов о женской натуре.

Ящеру же, после подобных просьб и более детального рассмотрения девушки, все чаще казалось, что она невероятно прекрасна и стала бы еще красивее, если бы ее розовые глаза перестали бы быть столь печальными и далекими. Но тактично держал язык за зубами и каждый день торопился попасть в библиотеку, чтобы встретиться с ней снова. И желательно без следов от встреч с драчливыми драконами, ибо попадать в руки Анитти, взволнованно пытающейся помочь, не хотелось. Одного случая испытания на нем новых знаний по целительству, ему хватило.

Рипто! Опять? Как они тебя догнали?... За что в этот раз? ...Какие же сволочи, боги! Как же мерзко, что всем плевать на то, что они творят! Гиены зубоскалящие! Да не дергайся ты! Я недавно выучила заживляющее заклинание. Сейчас будешь как новенький! ...Да не ори! Я не дура, сам дурак!

Привычно кивнув библиотекарше в качестве вежливого приветствия, Рипто широким шагом преодолел помещение по диагонали, петляя между шкафами и занырнув за тяжелый гобелен. Возле небольшого окна с видом на бесконечные остропикие горы, слегка припорошенные снегом, стоял тот самый личный стол, а посеребренная сфера невидимым щитом закрывала его от постороннего взора и слуха, превращая место в размытое неприметное марево. Темное резное дерево, повидавшее многих учеников на своем веку, крепко стояло на своих ножках, уверенно выдерживая несколько стопок толстых книг и размещая на себе кипу исписанных листов и свитков. Два стула без поручней было придвинуто к нему, один из которых к приходу ящера привычно не пустовал.

— О, ты сегодня без прицепа, — по-доброму пошутила Анитти, склонив голову на плечо и весело прищурив глаза, быстро осматривающие Рипто на предмет повреждений. — Наверное, потому что сегодня особенно быстр, мой друг. Это успех!

Рипто на это лишь фыркнул, горделиво приосанившись и расправив усталые плечи, после чего шумно приземлился на свободный стул, сбрасывая с плеча свою почтальонку. Несколько тетрадей и карандашей перекочевало на стол, а руки привнесли чуть больше хаоса в бумагах, выискивая нужные записи среди наваленной макулатуры.

— Этим дурням все еще невдомек, как я так быстро исчезаю из аудиторий, — он не врал, оторваться от замешкавшихся по его злому умыслу преследователей было слишком легко, ему даже не пришлось маскировать запах, который удачно был поглощен огромной волной ароматов от несущейся на обед толпы. — Они будут искать меня до самого ужина, на который я, опять же, не пойду. А потом им надоест, и они отвянут до завтра.

— Тебе надо полноценно питаться, а не перехватывать остатки на кухне, — нахмурила тонкие брови ящерка, снова переводя взгляд с книги на динозавра. — Ты ужасно худой.

Рипто был бы рад набрать нужную его возрасту массу и наедаться до отвала, как того требует вечно голодный желудок, однако многое унести из кухни он не мог, а в общем зале никогда не чувствовал себя в безопасности, чтобы хоть что-то из предложенного положить в рот. Случай со стеклом каждый раз вставал в памяти, вызывая фантомные боли и дикий страх, ведь он действительно чуть не захлебнулся кровью, которую даже сплюнуть не мог из-за осколков, впившихся в нежную плоть рта и языка. Бонусом его пытались проклясть на его собственной пролитой во время спринта к знахарю крови, но спас его вновь знахарь, проведший малый ритуал отсечения плоти, пока он валялся в отключке от кровопотери.

Вспомнив все это и кое-что еще Рипто скривился от замечания подруги.

— Я не хочу снова пить зелья для того, чтобы восстановить ротовую полость, — беззлобно отозвался на высказанный комментарий по поводу его внешнего вида ящер, недовольно щелкая языком в конце. — К тому же, Музыкант меня удушит струной от своей любимой арфы, если я попаду в жаркие объятья нашего лекаря перед финальной репетицией.

Вот уж кто обожал динозавра, так это учитель Музицирования. Тот вцепился в него не сравни сильнее мастера-чаровника, услышавший в еще не раскрывшемся до конца голосе Рипто проблески таланта к пению. Ему еще не доставались сложные партии и арии, однако преподаватель упорно готовил его связки к следующему этапу. Само же "юное дарование" согласилось на участие и обучение в обмен на уроки фортепиано, что привело учителя в еще больший восторг. Музыка нравилась Рипто, собственно, и петь ему нравилось, только вот смешков от этого становилось все больше и их обидность шкалировала в весьма болезненную сторону.

— Это будет действительно потеря, — искренне опечалилась Анитти. — Пусть у тебя еще не сломался полностью голос, но он и без этого очень красив.

Подруга несколько раз пробиралась на репетиции и смущала его восторженным хлопаньем ладошек, когда заканчивался прогон его части выступления. Учитель не любил не желанных гостей, но девушке позволял приходить и смотреть, а на резонные вопросы Рипто почему, неизменно отвечал, что, когда она рядом, ящер старается намного лучше и сильнее.

— Ты вот сейчас звучишь точно так же, как наш Музыкант, — скулы обожгло огнем, отчего динозавр поспешил скрыть это за поднятыми листами с конспектом лекции.

— От этого факт твоего таланта не перестанет быть правдой, — попытка спрятать смущение только развеселила девушку, и та потянулась к своей сумке, чтобы чем-то зашуршать. — Но я все же припрятала для тебя мясо. Как знала, что ты сразу же примчишься без нормального обеда.

На стол легли аккуратно завернутые в пергаментную бумагу хорошо прожаренные куриные ножки, пряностью трав щекоча аппетит и вызывая волнительный вой живота.

— Ты спасительница, Анитти, ты в курсе? — руки моментально вцепились в предоставленную еду, отправляя ее в рот, отчего Анитти лишь звонко рассмеялась и спряталась за книгой, чтобы дать ему спокойно перекусить.

Уже не в первый раз девушка-ящерица приносила ему провизию в библиотеку, рискуя быть наказанной за подобное нарушение правил. И Рипто был ей глубоко признателен, хоть и не мог до конца принять эту заботу. Они едва ли год как знакомы, но от этого занимать меньше места в его голове Анитти не переставала. С каждым днем она отвоевывала все больше пространства в его чертогах разума, приходя не только наяву, но и во сне. Она заставляла его задумываться о высоком и прозаичном, отчего все чаще он засыпал в объятиях с томиком романтических стихов. Его это жутко нервировало и вгоняло в краску, ибо не получалось проанализировать происходящее без подоплеки чувств, которые стопорили судорожно работающий мозг всякими нелепостями и глупостями.

Например, мыслями о том, что ему хотелось распустить ленту на кончике косы, чтобы скрученные пряди распались на более мелкие и постепенно перемешались между собой. Было интересно прочувствовать гладкость и мягкость волос девушки. Порой ему нестерпимо желалось коснуться ее бледной ладони, утешительно сжать тонкие пальцы и невесомо, на грани вульгарности, поцеловать нежную кожу...

...Кожу хрупких запястий, каждый аккуратный пальчик, сгиб острого локтя, покатое плечо. Сорвать с шеи ненавистный помолвочный кулон и стереть жуткие отметены от попыток сорвать навязанный ошейник губами, а после подняться выше. К подбородку, щекам и наконец-то губам...

Чтобы глаза цвета самой яркой шпинели посмотрели на него из-под полуопущенных белых ресниц с небывалой нежностью.

Ему хотелось защищать ее. Быть ее опорой и надеждой.

Он хотел, чтобы она стала его невестой, а не противного вонючего старика, попросту купившего себе будущую жену у недальновидных и циничных родителей.

Многие считали альбинизм Анитти проклятьем, в то время как Рипто думал, что это благословение.

Как же она была прекрасна в его глазах.

Управившись с едой, он незаметно для себя впился в хрупкий силуэт напротив и уже добрые пол часа откровенно пялился на девушку, с самым блаженным видом, на который только способен. Мысли в голове в этот момент гуляли только глупые и лишенные здравого смысла. А когда последняя и самая приторно-сладкая мысль сформировалась, она была решительно настроена прозвучать в слух.

— Знаешь, ты мне очень... — как-то без его особого участия едва слышно выдали губы, обрываясь на самом тяжелом и значимом слове по первому же повороту головы Анитти.

Ты мне нравишься. Даже больше! Мне кажется, я люблю тебя, хоть не уверен до конца, что это именно то чувство, а не жадное эгоистичное желание проходящего пубертат подростка.

— Что-что? — часто захлопала белыми ресницами девушка, отрываясь от только что написанных ею строк и переведя взгляд на него.

От внезапного осознания ЧТО ИМЕННО только что он чуть не ляпнул, кожа на лице вспыхнула, словно рядом развели костер. Язык внезапно прилип к небу, а в груди скручивался жгучий шар неловкости и затаенного страха. Рипто показалось, что у него голова задымилась от резкого перемыкания внутри бестолковой черепушки.

— НИЧЕГО! — слишком громко было сказано даже для их отделенного от всех стола, из-за чего откуда-то послышалось недовольное шипение библиотекарши, вынесшей первое предупреждение.

Резко согнувшись, так чтобы за поднятым учебником невозможно было увидеть его поменявшего расцветку лица, Рипто судорожно втягивал воздух сквозь зубы, надеясь как можно быстрее согнать охватившее его с кончика рога до пальцев ног чувства. Точнее это был дикий микс из неуверенности, страха, сомнений и смущения, но понимания "какого дракла он творит" не предвиделось в обозримом будущем.

Он же обещал себе быть осторожным и последовательным, так откуда это взялось?! Почему каждый раз, когда эмоции рушат мосты логики и подозрения, он ведет себя столь глупо?! Почему так легко ей доверяет и верит? Только потому, что они оба изгои в своих кругах, которых гнобят только за того, что они вообще есть? Или из-за той легкости, с которой они прогуливаются под темными сводами школы и неспешно беседуют? Анитти ему нравится только потому, что она единственная, кто обратила на него внимание, как на парня? А он вцепился в нее по какой причине?

...Блестящие от слез бесконечно печальные розовые глаза, часто смаргивающие соленую влагу, быстро стекающую по щекам и шее...

...Звонкий радостный смех, сопровождающийся веселым маханием хвоста и косы, в такт задорному раскачиванию на стуле...

...Взволнованные касания к его коже, в неловкой и неумелой попытке унять боль от ушибленных ребер...

...Громкие хлопки маленьких ладошек и слова поддержки, откуда-то из темноты пустого зала...

Ты очень умный. Мне нравится с тобой разговаривать. Ты, наверное, первый за долгое время, с кем я говорю так свободно. Я могу прийти сюда еще?

Можешь, Анитти. Тебе можно всё.

Кое-как успокоившись и выпрямившись, динозавр попытался отвлечься от навязчивых мыслей и заняться тем, за чем он, собственно, пришел в библиотеку, а именно домашним заданием. Какое-то время они молчаливо работали над своими листами, сверяясь с книгами и конспектами. Неизменно их пальцы сталкивались, когда они хватались за один и тот же справочник, лист или пресловутый ластик. Неловко смеясь и улыбаясь, они по очереди уступали друг другу, выжидая, когда нужное освободится и появится возможность воспользоваться без стеснения соседа по столу. Рипто старательно избегал любого случая посмотреть на Анитти, а если та и спрашивала что-то, то взгляд его смотрел куда-то за нее.

Потому что он бы снова позорно залип, впитывая ее образ и каждую черточку, делающие девушку столь привлекательной. От подобного усилия грудь рвал тяжелый вздох каждые пять минут, словно приходилось таскать тяжелую ношу и сбросить ее не было возможности. Носить взбалмошное сердце, желающее оказаться, как можно ближе к ящерке, было безумно сложно.

Но, в который раз, его отвлекла от сосредоточенной работы та самая девушка, сидевшая напротив. Она неуловимо подалась вперед, Рипто краем глаза приметил, что ящерка к чему-то тянется, поэтому спешно ретировал глаза обратно на текст, но тут же выронил перо из пальцев, когда ее тень закрыла часть написанного, а уха коснулся ласковый и теплый шепот.

— Ты мне тоже... — слова стрелами вонзались куда-то в едва вздымающуюся грудь, пробивая ее насквозь и заставляя сердце взволновано ухнуть в пятки.

Быстро вскинув голову, чтобы поймать глаза напротив и убедиться, что услышанное действительно не галлюцинация, губы вновь сработали раньше, чем логичная мысль успела окончательно сформироваться, и очередная спонтанная реакция была выдана без какой-либо запинки.

— Что-что? — его еще не огрубевший до конца голос внезапно дал отчетливого петуха, от чего лицо тут же по цвету сравнялось со спелым томатом.

Вместо ответа Анитти пронзительно на него посмотрела, не сводя круглых зрачков, окантованных волшебной шпинелью.

Долго смотрела, будто проверяла на прочность и смелость. Что было в такие моменты в этих светлых глазах, ящер не мог понять. Вопрос? Просьба? Мольба? Толпящиеся в голове мысли мешали разобраться, пока колотящееся сердце отсчитывало секунды до полного поражения в сегодняшней битве.

Он не готов сказать подобные весомые слова в слух! Он НЕ готов! Он ещё не проверил и не учел всё, что могло бы помешать ему быть с ней! Не придумал план, как украсть ее из коварных старческих рук! Слишком многое на кону! Их жизни и судьбы! Она ведь совершенно не знает, что он за существо, что за тварь внутри него. Она не может ждать от него ничего! Особенно прямо сейчас!

Потому что ему нечего дать кроме самого себя. И своего сердца.

Рипто отводит глаза и стыдливо прячется за обложкой книги, выставляя ее в качестве позорного щита, заталкивая обратно вырвавшиеся желания и буйство чувств.

— Тебе показалось, — с печальной улыбкой на едва улыбающихся губах, наконец отозвалась девушка.

Анитти же медленно скользила по помещению опустевшими глазами и вернулась к записям, пока ящер пытался понять и осознать правильно ли он поступил, смолчав именно сейчас. Когда шанс у него только что был прямо в руках, бери - не хочу! А может ему снова померещилось то, чего быть не может. И он сам себя обманывает.

Головой Рипто понимал, что мало какая девушка в этой школе найдет его привлекательным или хотя бы достойным своего внимания. Однако сердце все еще волнительно ловило каждую улыбку и взгляд белоснежной, словно первый снег, девушки. Грудь горячим обручем сдавливали чувства, требовавшие выхода. Анитти была с ним невероятно мила и добра, незримо заботилась и успокаивала. Рядом с ней было так безмятежно, но в тоже время могло быть нестерпимо холодно. Будто на короткий миг она исчезала где-то далеко, где ящер не мог ее достать и вернуть назад, однако смотря в эти мгновения в ее глаза, он бы и не стал ее возвращать. Ибо настоящее было не в разы хуже приближающегося будущего, которого девушка страшилась. Как и с каждым днем прикипающий к ней душой Рипто.

Из-за его отказа, неприятный холодок давал о себе знать, от чего они молчали до самого отбоя. Динозавр провожал ящерку до женского общежития, невзирая на возможность попасться Мастеру-наказаний или ожидающим его хулиганам. Та уже давно перестала его отговаривать не рисковать попусту, но всю дорогу Рипто видел, как она едва заметно улыбалась, то и дело поглядывая в его сторону, отчего затаившиеся в груди чувства испуга и неловкости отступали. На прощание они желали друг другу спокойной ночи. Анитти напоследок ловила его взгляд и уже открыто улыбалась, махая рукой до тех пор, пока не скрывалась в полутьме прохода на женскую половину общежития. Он махал в ответ и губы дрожали от желания растянуться по всему лицу.

Путь до своей комнаты смазывался в сознании сияющим образом Анитти ласково улыбающейся именно ему. И только ему.

Возможно, в следующий раз, Рипто удастся сказать этой девушке что-то важное для них обоих, что изменит их жизнь навсегда.

И, возможно, он услышит четкий и желательно положительный ответ.

Ему очень хотелось в это верить.