Юсин не могла перестать касаться кроваво-красной скорлупы.

Каждый раз проходя мимо импровизированного гнезда в углу ее целительского кабинета, она неизменно клала на яйцо ладонь и, до тех пор, пока не чувствовала живого отклика из недр, не прерывала касания. Девушка-динозавр постоянно боялась вновь ощутить безжизненный холод и бессильное отчаяние от того, что ее ребенок снова не выжил. Она знала на что шла, когда соглашалась на брак с драконом-полукровкой. Прекрасно просчитала шансы на удачную беременность, последовательно проводила ритуалы, строго следила за здоровьем, однако от душевной боли это её все равно не спасало. Юсин отдала бы душу за каждого погибшего малыша, что не сумел дорасти до вылупления, так и оставшись навеки в непроглядной тьме яйца и слившись с ним в единое. В те страшные моменты ей казалось, что слезы никогда не кончатся, душа разорвана на лоскуты, а в сердце на вечно воткнули очередную толстую ледяную иглу, от которой муки только усиливались. Лишь разделявший ее страдания супруг сглаживал эти ужасные минуты и прилагал все усилия, чтобы выкорчевать злосчастные иглы, даря всю любовь и нежность, на которую способен.

Если бы не её Ипилин, она бы не справилась. Юсин как никогда благодарила покровительницу за этого мужчину, что всегда был на её стороне. Он не прогибался под напором и взрывным характером своей женщины, но аккуратно сглаживал горячность любимой и ненавязчиво направлял кипучую энергию в более мирное русло. Ипилин никогда не давал ложных обещаний и клятв, но делал всё что в его силах чтобы выполнить их, поэтому дав брачную клятву он был абсолютно серьёзен и намеревался делить с ней любые тягости и невзгоды.

Дракон покорил сердце Юсин одним лишь категоричным ухаживанием за ней, вопреки доводам воспитывавших его старейшин и недовольства её отца. Он мог свободно выбрать любую из сестер главы, которые были намного привлекательнее и сильнее Юсин. Ипилин не обратил взора на старшую сестру-воительницу Мону, за которой бегало пол деревни, холодно скользнул взглядом по мудрой Сае, ставшей самой юной старейшиной за много лет, мягко проигнорировал Нару, самую младшую из дочерей главы. Он с самого начала выбрал и глядел только на Юсин: самую низкорослую, худую и угловатую из сестер. Как позже признался ей супруг, он влюбился в ее красивые колдовские глаза, которые не покидали его мыслей с самого первого взгляда в них.

Ипилин пренебрегал своей общиной ради их ещё маленькой семьи, погрузившись в тягости былого могучего клана Рефо с головой. Отец Юсин принял в семью навязанного договором зятя не сразу, но наблюдая, то трудолюбие и упорство, граничащее с невыносимым упрямством и дикой педантичностью, с которым Ипилин старался на благо деревни и Юсин, потеплел к пришлому юноше, и тот стал чуть ли не правой рукой главы деревни. Большая загруженность не мешала хитрому дракону уделять своё урезанное свободное время супруге, ухаживая и одаривая женщину, как в первые дни их непростых отношений. Сестры дразнили влюблённых супругов за затянувшийся конфетно-букетный период, однако знали меру своим подколкам, ведь сердцем понимали, что после таких ужасных потрясений и потерь, им это необходимо.

Но сейчас все было по-другому. У них наконец-то получилось!

Пусть очень маленькое, пусть странноватой расцветки, но живое яйцо!

Золотые искорки загадочно мерцали на ребристой поверхности яйца, предупреждая родителей о том, что малыш внутри уже на данном этапе роста обладает зачатками магии, и она так же ему необходима для здорового развития. Поэтому Юсин использовала любую возможность, чтобы пустить тонкую нить магии внутрь плода, дабы с улыбкой почувствовать, как юная смешная искорка отвечает ей с большим энтузиазмом. Для неё эта детская, едва заметная, энергия звучала, как самый прекрасный и звонкий колокольчик, в котором ей слышалось заветное и долгожданное "мама", а супруг клятвенно заверял, что он отчетливо слышит "папа".

Они были в затаенном предвкушении. Оба давно мечтали о ребенке, с надеждой приносили в дом игрушки и вещи для малыша. Давно заготовленная комната ждала нового члена семьи уже очень давно. Даже спорили перед сном насчет имени, подтрунивая и шутя друг над другом. Юсин хотела назвать дочь Кумико, а сына Дейки, как заведено в их клане. Ипилин же хотел что-то близкое ему и его общине, например, Пелагия и Рэм. К соглашению они так и не пришли, до звона посуды обсуждая животрепещущий и актуальный вопрос, каждый раз расходясь во мнениях друг с другом и с собственными решениями. Хотя по хитрым глазам мужа, женщина догадывалась, что с имя наречением еще будут неприятности и дрязги, ведь одной покровительнице известно, как пройдет само рождение.

Перенеся несколько детских смертей, Юсин теперь не желала покидать ребенка, поэтому взяла яйцо с собой на работу. Даже в инкубатор отказывалась отдавать на время приемов пациентов, ведь внутренний страх еще раз потерять дитя никак не желал ее покидать. Приходящие за лечением жители деревни поздравляли с прибавлением и с добрыми улыбками интересовались кто у нее появится. Женщина хотела девочку, а муж мечтал о сыне, а сканирующее заклинание не давало точного ответа, ибо их "искорка" тактично пряталась от него, оставляя родителей с неопределенностью. Ипилин уповал на свою интуицию и твердо был настроен на сына, заражая подобным энтузиазмом жену.

Кстати, о супруге.

Рано утором Ипилина срочно вызвал к себе глава клана, и Юсин нервно перебирала вещи в своем кабинете в гудящей от голосов больнице, дожидаясь возвращения мужа с новостями. Отец в последнее время был плох, здоровье стремительно покидало его, однако при этом глава не терял хватки и бодро управлял поселением, готовя его к атаке.

Одна из старейшин предвидела нападение, поэтому все жители до исступления работали, укрепляя стены, заготавливая зелья и натачивая лезвия орудий. Самое страшное было в том, что никто не мог понять откуда ждать удара и от кого. Покровительница молчала и не реагировала на дарственные подношения или молитвенные катрены. Союзная община Аямарт не отзывалась на призыв о помощи. Отосланные гонцы в ближайшее к Яростным Пустыням торговое место, чтобы нанять группу наемников для обороны, так и не вернулись. Складывалось впечатление будто их изолировали и оборвали все связи, от чего нервное напряжение в поселении только возрастало.

Громкий взрыв прокатился по всей деревне. Черный столб дыма взметнулся в полуденное небо. Воздух всколыхнуло эхо голосов. По воздуху пронеслась рябь расколовшегося магического барьера.

Резко стало тихо. Словно время замерло.

Но неритмичный и отчаянный перезвон боевого колокола разорвал гнетущую тишину.

Все пришло в стремительное движение.

Пространство наполнялось страшными звуками: хрустом деревянных стен, свистом стрел, звоном клинков, вспышками магии...

И неестественным животным ревом в купе с влажным звуком разрываемой плоти.

Юсин слышала все это, жадно вглядываясь через окно в сторону главных ворот. Оборонительные стены горели, охранявшие их воины лежали на песке, пропитывая его кровью, но страшнее было то, что сквозь ворота активно кто-то рвался внутрь. Летели щепки и куски бревен от накала ударов, превращая сооружение в труху.

К воротам подтягивались бойцы, загораживая и без того скупой вид, а огонь спешили потушить, таская от колодца ведра с водой.

Юсин дернулась к выходу, запальчиво порываясь присоединиться к остальным и помочь с огнем, но стоило ей только открыть дверь, как в больницу стали стаскивать пострадавших. Тех кто выжил при взрыве.

Оторванные конечности, ожоги и кровотечения. Женщине некогда было думать, она впала в транс и металась от одного раненного к другому, вместе со своими коллегами целителями. Её главная задача сейчас - спасти, как можно больше жизней.

Меж тем шум усиливался, чужеродный вой нарастал, преобразовываясь в утробное рычание. В воздухе пахло дымом и кровью.

Очень быстро поток иссяк несмотря на то, что битва явно еще продолжалась. Отступившая от своего последнего пациента Юсин вернулась к себе, проверяя сохранность яйца, а после снова шагая к окну.

Лучше бы она этого не делала.

Деревня горела. Ворота были разбиты. Тел павших соклановцев на улице было несметное количество.

От тела к телу метались неясные тени, под гротескными лапами оставляя кровавые следы и разгорающееся с новой силой пламя.

Не стихнувший перезвон мечей и доспехов стал лишь громче. Все потому, что борющиеся отступали в глубь деревни, стремительно приближаясь к больнице.

С ее наблюдательного пункта Юсин согнал звук приближающихся к ее дверям торопливых шагов.

— Юсин! — муж влетел внутрь помещения подобно каменному валуну, сметая все на своем пути.

Он был весь в крови, но явно не своей. От бега в тяжелых доспехах и с оружием, дракон часто и глубоко дышал, отчего его грудь ходила ходуном. Ипилин застыл всего лишь на несколько секунд, визуально проверяя все ли с ней и ребенком хорошо, после чего заметался по комнате.

— Что происходит? — голос женщины невольно дрогнул от столь неприглядного вида, однако больше всего пугали его глаза.

Помутненные паникой, широко распахнутые от испуга, и видевшие что-то действительно ужасное.

Пока она только озвучивала вопрос, Ипилин спешно заставлял проход всей мебелью, которая была в доступе. Сдвинул шкафы, роняя с них книги, и рывком перетащил стол, сверху нагромождая это странное построение стульями. Кушетка для пациентов перекрыла окно, а большие кашпо с цветами подпирали импровизированное заграждение.

— Что ты делаешь? Зачем эта баррикада?

— Чтобы задержать их, — заканчивая свои манипуляции с предметами интерьера отозвался дракон.

— Кого?

За дверью тут же раздались истошные крики других целителей и пациентов. В ответ на возгласы и мольбы о пощаде, стали раздаваться хлопки огненной магии и уже знакомый рев неизвестных созданий. Груда мебели грузно громыхнула под натиском с другой стороны. Жалобно звякнуло оконное стекло, разлетаясь в мелкое крошево.

— Ипилин! Что вообще твориться?! — отпрянув как можно дальше от дверей, женщина стремительно подхватила свое дитя на руки и прижала к груди.

Искорка привычно отозвалась на касание, сбивший с мерной пульсации, и теперь следовала в такт взволнованно стучащему сердцу Юсин.

— Ворота взорваны! Враг уже внутри! Милая, быстрее! — осторожно, но требовательно подхватив локоток супруги, Ипилин повел ее к дальнему углу комнаты. — Нет времени! Бери ребенка и уходим!

В этом неприметном углу находился один из спасательных туннелей, ведущий за пределы деревни, о котором знали только глава и его семья. Дверь во второй раз испытали на прочность, по ту сторону не стихал бой. Крики не замолкали ни на минуту, а кровь начала просачиваться даже в это помещение. Кушетка из последних сил держалась под ударами, хотя черные смолянистые когти остервенело ее царапали и рвали.

— Раз враг внутри, почему ты не с остальными? Как они смогли прорваться к больнице? — не унималась непонимающая ровным счетом ничего Юсин, вырвавшись из хватки мужа.

— Этих чудовищ слишком много! — озлобленно прошипел Ипилин, бесцеремонно срывая гобелены и картины, дабы отыскать спрятанный рычаг. — Кто еще в состоянии сражаться, борется за своих любимых, давая им шанс убежать! Эти твари не щадят никого!

— Мы должны пойти помочь отцу и сестрам! — заупрямилась женщина, но увидев, как по всегда улыбчивому лицу мужа, пробежала глубокая тень, она содрогнулась от догадки. — Ипи! Что с ними?! Где моя семья?!

— Их скорее всего уже нет в живых, — его голос едва был различим за общей канонадой звуков, но Юсин его услышала.

Она задохнулась от накативших ужаса и горя, ее словно с головой накрыла неминуемая волна, гонимая бушующим морем. Руки сильнее положенного сжимали яйцо, жадно впитывая его тепло и считывая быстрый перестук энергии. Перед наполненными слезами глазами проносились лица родных: сильная Мона, справедливый отец, тихая мама, ласковая Нара и умная Сая, еще маленький братец Эрмис. Тети и дяди. Племянники. Друзья и коллеги. Их семьи.

Девушка не хотела верить. Не могла поверить. Но кровь, капающая с доспехов мужа, не врала, как и скребущие двери когти.

Их больше нет.

— Ты врешь, — давясь рыданиями прошептала Юсин, спешно стирая влагу с щек.

Тем временем дракон отыскал рычаг и с силой потянул за него. Тяжелая каменная плита медленно проступила и стала отъезжать в сторону являя их взору пыльный и старый проход. Очень узкий и низкий, в котором можно было пройти на полусогнутых ногах. Ипилин очень странно и долго на него посмотрел, заглядывая внутрь, и явно что-то для себя решив, после чего полностью обратил всё своё внимание на жену.

— Я видел своими глазами, — теплые ладони мягко легли на плечи, слегка сжав и быстро отпустив. — Глава и Мона были еще на ногах, когда меня отослали за тобой. Но этих гадов слишком много и ничто их не берет! Ни лезвие, ни магия. Мы оказались не готовы.

Эхо жуткого хруста выбило воздух из обоих супругов.

Эти твари добрались до инкубатора. Где были яйца. Женский голос стенал на высокой октаве, умоляя пощадить нерожденных.

Но этот голос вскоре стих, утонув в щелканье челюстей и в поскрипывание когтей о пол.

Затихал перезвон мечей, словно уступая и прогибаясь под напором превосходящей силы.

Ипилин вновь с силой потащил супругу к единственному спасению, пока та не закричала и не осела на пол от опустошения. У нее началась банальная истерика и пока дракон пытался ее поднять и привести в чувства та с неведомой до сели яростью вцепилась в горло его доспеха и начала трясти мужчину. Второй рукой она продолжала прижимать к груди яйцо, вплетая в него свою магию, дабы оно не чувствовало той бури на ее душе.

— Где твои? — сквозь слезы шипела Юсин, гнев кипел в крови сильнее ее горя. — Где подмога? Почему они не здесь?

— Её не будет! — вспылил в ответ на упрямое нежелание жены просто сделать как он просит.

— Они обещали! Они клялись! — продолжала надрывать связки женщина. — Договор! Они должны!

— Они нас бросили! Предали! — взревел Ипилин, рывком поднимая ее на ноги и толкая в проход. — Звезды тебя раздери, женщина! Нужно спасаться! Хотя бы ребенка вытащить из этого ада!

Неожиданный мощный удар снес заграждения, отправляя их в полет в сторону этих двоих. Ипилин среагировал на опасность, рывком уходя из-под основного массивного удара разлетевшейся в щепки двери и частей мебели, утаскивая за собой супругу и закрывая ее собой. Несколько более мелких кусков дерева больно ударили дракона по спине, но тот сильнее сцепил зубы и прижимал Юсин к своей груди. Та в свою очередь принялась вливать магию в мужа, дабы нивелировать урон.

Едва пыль осела, в комнату что-то зашло...

Юсин не понимала, что она видела. Словно обретшие плоть темнейшие кошмары скалили желтые зубы, и горящие потусторонней белизной глаза выискивали жертв. Их когти были обильно облиты кровью. Кровью ее клана.

Твари походили на густой черный туман, изредка принимавший форму волка с весьма ощутимыми настоящими зубами. Первая же тень с воем напрыгнула на Ипилина, целясь в шею, но дракон отбил летящую в их сторону тушу мечом. Влажный хруст потонул в удвоенном вое спешащих присоединиться к бою собратьев дезориентированной твари. Металл оружия вибрировал от быстрых и размашистых выпадов своего владельца, пока он же сдерживал натиск врага, давая супруге возможность наконец-то нырнуть в спасительный туннель.

Юсин протиснулась без труда, ожидая, когда муж присоединится к ней и они побегут прочь.

Дракон же, ловко увернувшись от когтей, во второй раз дернул за рычаг, и каменная плита стала медленно закрывать проход. Отрезая его от нее.

— Ипилин! — не в силах рвануть вперед она отчаянно вскинула руку пытаясь дотянуться до него.

— Беги! — коротко обернулся к ней занятый боем супруг. — Я все равно не пролезу, а так хоть выиграю время!

Он действительно не поместился бы. Не с его широкими плечами и большим торсом.

— Но...

— Беги и не оборачивайся, любовь моя! — Ипилин обернулся всем телом, полноценно на нее посмотрев, и улыбнулся нежно и солнечно.

Как она любила его улыбку. Светлую, мягкую, игривую. Любую.

Он был словно солнышко, когда смотрел на неё и улыбался.

Её солнышко.

Юсин запоздало поняла, что это последний раз, когда она его видит живым. Что это было их прощание.

Плита с грохотом встала на свое законное место, приглушив звуки сражения по ту сторону толстой стены.

Туннель был очень старым и пыльным, но хорошо освещен свечами, давая понять, что глава деревни сознательно готовил пути к отступлению, велев заранее осветить проходы.

Юсин спешно скользила меж вырубленных путей, избегая ловушек и быстро отыскав выход. На своем пути она никого не встретила.

Тяжелый люк вынудил девушку на короткий миг выпустить яйцо из рук, но она очень быстро взяла его обратно и выбралась на поверхность.

Вокруг было бескрайнее золотое море.

Горячий песок под туфлями едва различимо скрипел, после полутьмы подземного туннеля слепя своим искристым светом. Где-то вдалеке виднелись утонувшие в песках остатки древнего города, похороненного под толщей этой растянувшейся на много миль безжизненной земли. Редкие кактусы одиноко возвышались над землей, отбрасывая редкую и вожделенную для такой местности тень. Барханы застыли подобно гигантским волнам, устремляясь ввысь и пряча от взгляда миражный горизонт. Опалённый жгучим солнцем ветер свободно гулял по этим просторам, заметая любые следы, которые только появлялись, и игриво создавая золотистые волны.

Вокруг не было ни души. Ни дикого зверя, ни одинокой птицы. Ничего.

Юсин бежала. Ей отчетливо слышался вой где-то далеко позади. Пусть чудовища отстали на много миль, но они все еще следовали за ней. Будто ведали, что кто-то пытается скрыться от их клыков и когтей.

Искорка в руках обеспокоенно пульсировала и тянула к земле.

Женщина очертя голову неслась по пустыне, окружённая бескрайним безразличным морем. Ноги, утопающие в песке, сами вели ее куда-то вперед, но вот куда именно, ей и самой было неведомо. Спертый тяжелый воздух окутал ее хрупкий силуэт плотным пологом, сквозь который нужно было пробираться силой, чтобы куда-либо сдвинуться. Или чтобы вздохнуть полной грудью.

Время как будто застыло, замыкаясь в бесконечный повторяющийся цикл.

Как долго она бежала - неизвестно, однако жажда и усталость стремительно отбирали ее силы. Каждый шаг был на грани падения, когда женщина преодолевала песчаные возвышенности, с трудом начиная восхождение на склон. С которого она скатывалась по колким песчинкам, и вновь вставала на шаткие ноги.

Очередной подъем и с полого бархана, Юсин открылся вид на растирающуюся во все направления пустыню, бесконечным ковром укрывшая землю до самого горизонта. Собираясь осторожно спуститься, ее глаза приметили что-то смутно знакомое.

Храм. Наполовину погребенный в песок. Покрытые сетью трещин каменные стены и колоны гласили, что это некогда величественное здание было местом для воззвания к покровительнице и проводнице мертвых.

Запальчивая идея огненной стрелой пронзила разум, а ноги уже несли ее к каменным ступеням.

Здание словно было опрокинуто на бок, поэтому преодолевать провалы и разрушения внутри храма было не в разы тяжелее, чем передвигаться пешком по горячему золотому морю. Основной ритуальный зал сохранил остатки былого величия и свою возможную целостность, изредка каменные поверхности были занесены песком и пылью. Старые своды тянулись высоко вверх, пропуская сквозь прорехи горячий ветер и знойное светило.

Юсин рухнула на колени в самом центре наклоненного в бок зала, не размыкая рук на яйце и вытягивая его вперед.

— Госпожа, повелевающая Серыми пределами! Хранительница Сансары! Стражница границ мироздания! Дарующая и наказывающая! — голос едва прорывался сквозь свист и шорох, однако заклубившаяся вокруг женщины энергия впиталась в каменные символы круга, высеченного прямо в полу. — Даю себя! Всю без остатка! Моему ребенку! Все что я есть забери, но защити и не обдели мое дитя! Кровь, плоть и магия! Отними, чтобы одарить!

Вихрь ледяного воздуха взметнулся к потолку, закрывая Юсин от света и погружая помещение во тьму. Как только мрак окружил женщину, а холод стал взбираться по коже прямо к яйцу, темноту развеял серебристый туман. Дымка мягко обернулась вокруг Юсин, образуя щит и освещая сотканный ритуалом мрак.

Женщина же все это время повторяла ранее прозвучавшие слова, вкладывая в каждое свою магию и душу. Говорила иступлено, быстро, трясущимися руками продолжая удерживать свое дитя перед невидимым взором вызываемой сущности.

— Все мое пусть станет его, — присоединился к её мольбам потусторонний голос мужа, образ которого соткался из белоснежной дымки вокруг. — Сумрачная Госпожа, отплачу верной службой какой пожелаешь и не будет мне перерождения покуда сама не велишь.

«Только равноценный обмен. Жизнь за жизнь.» прогремело эхо, прижимая к земле от весомости сказанного и силы обладательницы права совершить подобное.

— Его? — задушено переспросила женщина своего мужа, пытаясь коснуться.

Но увы, ее рука прошла сквозь него. Его уже нет.

— Сын, — со столь любимой улыбкой отозвался тающий образ супруга.

Закусив до крови губы и задушив в горле крик боли, Юсин с новой силой вскинула руки, крича и запрокидывая голову.

— Сыну наши дары! Сыну нашу защиту! Сыну все что у нас есть! Да будет так! Мы так сказали! — дрожащими губами закончила воззвание женщина.

«Дары нельзя. Они должны уйти с тобой.» не соглашалась с её решением сущность, но размеренный и безэмоциональный голос в клочья разорвал яростный крик Юсин.

— Требую! — магия рванула навстречу ледяным потокам, отгоняя их подальше от рук и пытаясь подстроить под себя. — Как последняя из клана Рефо! Как верная последовательница Ладасин Ци Бэндзай! Все моё станет его! Требую отдать сыну! Всё!

Юсин упрямо вскинула голову, чтобы разглядеть в клубящейся над ней тьме насмешливые зелёные глаза, смотрящие на неё с любопытством и тяжёлым раздумьем. Она просила яростно, жестко, но отчаянно, готовая покорно принять свою участь и всей душой желая спасти последнюю частичку мужа от гибели. Их бесценное единственное дитя.

«Да будет так.»

Потусторонний голос заструился по воздуху , а ледяная вспышка подтвердила принятие клятв и слов, прозвучавших под этими каменными сводами.

Перед глазами замелькали картинки. Инструкция от Госпожи. Обещанное спасение.

В ее руках.

И время стало утекать как вода.

Стоило ритуалу завершиться, как в зале вновь появился дневной свет, но потревоженные выбросом энергии стены, стали дрожать и осыпаться.

Юсин услышала, как позади с грохотом рассыпались каменные своды зала, пока она мчалась к выходу. Арка, через которую она сюда попала, обвалилась перед её глазами. Но женщина ловко сориентировалась и выбралась через ближайшее окно. Приземлившись на колени она не ощущала боли от падения на колючий песок.

Вой за спиной зазвучал громче. Юсин продолжила бежать, но теперь ноги знали точный путь.

Выбежав на середину пустого караванного пути, остановившись чуть поодаль от протоптанной дороги, она судорожно стала закапывать яйцо. Так тяжело было оставлять его здесь, но это был единственный шанс. Госпожа уверила, она обещала отвести беду, взяв плату с обоих родителей.

Сухие губы в последний раз прикоснулись к скорлупе, прося прощение и чувствуя, как дорогая и любимая искорка тянется к ней, не желая расставаться.

Магия клубилась, тяжелый шаг преследователей все приближался и нарастал.

Юсин сморгнула слезы и загребла больше песка, погребая свое дитя в песках пустыни. И стремительно побежала прочь.

Слезы душили вновь, каждый вдох царапал иссушенное зноем горло.

Глаза не видели куда она неслась по барханам, но уши все еще слышали идущих по ее следам.

Она не осознавала, что бежала, не зная усталости в налившихся свинцом ногах. Не понимала, что давно наступила ночь.

Не чувствовала, что распадалась с каждым шагом, трескалась словно глиняная фигурка под тяжелыми ударами ветра.

Она давно не слышала стука сердца, перестала ощущать колючий ветер в лицо, и ее грудь не вздымалась от вздохов.

Но Юсин бежала...

Бежала...

Как можно дальше...

Из последних сил...

Ведя чудовищ в никуда.

И лишь безмолвная пустыня ведала куда унесло этот некогда прекрасный цветок, обернувшийся в пыль...