«Ну что, герой, наспасался?» — я мысленно укорил самого себя и бросил взгляд исподлобья на Валана, стоявшего в десяти шагах от меня. Он был хмур, обозлён и рассержен, но глаза не отвёл, встретившись с моими, разве что презрительно дёрнул губой. И я его прекрасно понимал: видеть перед собой приевшегося служку-водоноса и знать, что это Герой Аэлерда, Второе Копьё такой себе расклад. На все расспросы чертыхающегося Мара, оставшегося снаружи, когда гвардейцы графа бросились на помощь, Валан лишь раздражённо огрызался. И не потому, что дорожил нашей дружбой, которой и в помине не было, а из страха перед Тейрраном дер-Керром, лично обратившегося к нему. Тот ужас и благоговение, с которым Валан рухнул на колени перед подошедшим к нему дэвом, поразили меня, едва стоящего на ногах и судорожно пытавшегося понять, что сделать, чтобы не раскрыть себя и Ашрея. Я смотрел на эту картину преклоняющегося перед живым богом человека, который никогда бы в жизни не подумал, что до него коснётся могущественная сущность, и в какой-то момент перестал дышать. Тогда я думал, что холодные, тёмные глаза Тейррана дер-Керра испепелят каждого в этом коридоре, с таким ярящимся гневом они смотрели на склонившихся в почтении гвардейцев, на безымянного рыцаря, скулящего из-за руки, на старика. Ласково огладив мою опухшую щёку, это существо с презрением взглянуло на моего соперника, прижимавшего к себе вывихнутую конечность, и я ощутил удушливое желание мести. Нет, оно не было моим, я даже не думал о чём-то подобном, оно физически ощущалось, исходило тяжёлой аурой от возвышающегося над поверженным рыцарем Тейррана, и когда он простёр ладонь с растопыренными пальцами, я выкрикнул, сам того не понимая:

      — Не надо!

      Он вздрогнул, голова резко повернулась в мою сторону, и на каменном, похожем на молочный мрамор лице родилась лёгкая улыбка. Рука, грозившая принести смерть, исчезла. Тогда-то он, как почувствовав, заметил притихшего, тяжело дышавшего Валана, подошёл к нему, взглянул на его широкую спину, сгорбленную у ног, и коротко приказал подняться на ноги. Властный голос, с которым Тейрран дер-Керр раздавал команды, никак не вязался с той необычайной лаской, которую он проявлял к Ашрею, и это постепенно подкрепляло мои робкие догадки. Теперь становилось ясно, почему мой благородный рыцарь так не желал моей встречи с этим созданием, почему ничего о нём не рассказывал, и главное — вспоминал так часто и много. Я бы хотел улыбнуться, хлопнуть Ашрея по плечу и сказать, как же ему повезло, но меня била крупная дрожь, а страх сковал руки и ноги так, что я не мог пошевелиться. Но какой бы ужас ни овладевал моим сознанием, я подавил желание вернуть контроль Ашрею и забиться в самый далёкий и тёмный угол асшах’гехара. Мне нужно спасти Эсвейта, пусть это будет моим последним делом в этом мире, но я постараюсь сделать хоть что-то хорошее, сторговать за жизнь мальчишки свою собственную. Дай Ашрею тело — и он просто отвернётся и забудет. Я так не мог.

      Пока я судорожно решал, что делать, Валан поднялся. Он оказался немногим ниже Тейррана дер-Керра, ещё и сжавшись перед его ликом, не поднимая глаз. Его руки дрожали, он весь выглядел жалко, а стоило чужим пальцам взять его за подбородок и притянуть ближе, как по вискам и шее заструились капельки пота. Валан покорно подался вперёд, зажмурился, ожидая боли и даже смерти, но вместо этого его уха коснулось чужое дыхание — дэв что-то сказал ему, что останется тайной между ними, отчего стражника затрясло.

      Поэтому он смотрел на меня тяжёлым взглядом, сложив руки на груди, а на его скуле наливался желтизной синяк. В горле мучительно першило. Я хотел воды, но с собой её не было, а каждый мой взгляд Валан встречал стеной отрешённости и глубокой задумчивости. Ничего не оставалось, кроме как ждать, сидя на голой земле под стеной темницы понурив голову.

      — Это моя вина! — крикнул Тейррану дер-Керру первое, что пришло мне в голову. — Я хотел выкупить пленника, вот и всё.

      На губах появилась нервная улыбка. Видел ли её кто-нибудь в едва освящённом коридоре? Человек — или, сказать точнее, дэв — заинтересованно выгнул бровь, не сводя с меня пронзительного взгляда, от которого хотелось скрыться, будто от неминуемо приближающегося клинка, что должен был проколоть меня насквозь.

      — Выкупить? — тихо переспросило божество.

      — Он всего лишь мальчишка.

      — Господин, тот, о ком он говорит, аль’шира, мятежник, — вмешался старик, заламывая пальцы.

      — Это не даёт права лишать его жизни! — рявкнул в ответ я, изрядно испугав Инру Фарра, что тот охнул и вжал голову в плечи.

      — Приказ императора…

      — К херам собачьим этот приказ!

      Гневно раздувая ноздри, тяжело дыша, я утёр с губ красную слюну, не сводя яростного взгляда со старика, а после перевёл на Валана, чьё лицо побелело и исказилось в гримасе неподдельного ужаса. Так получилось, что когда до меня дошло, кто являлся императором и кто стоит передо мной, я уже успел испортить всё, что мог, и теперь пожинал плоды своей собственной дурости. И с чего я взял, что Ашрей должен быть любимчиком единственного наследника? Я хотел сказать что-то ещё, но вместо этого услышал голос молчавшего Тейррана дер-Керра:

      — Оставьте нас, — он коротко кивнул мне и мягко улыбнулся. — Ты тоже, Ашрей. Покажите этого пленника, господин Фарр.

      Представлять реакцию Ашрея на всё это я не то, чтобы не хотел, — боялся, и чувствовал себя мальчишкой, ждавшего наказание отца. Тейррана дер-Керра и его милости Инры Фарра всё ещё не было, хотя солнце с зенита медленно склонилось к западному горизонту. Я вертел в пальцах травинку, в мою сторону недобро зыркали стоявшие у входа гвардейцы, безымянного рыцаря с вывихнутой рукой уволокли прочь под гнусный смешок Мара, подмигнувшего мне. Спустя ещё час скрипнули петли двери, и, жмурясь от солнца, полоснувшего привыкшие к тьме глаза, вышел Тейрран дер-Керр. Он прошёл мимо меня, взъерошив кончиками пальцев чёрные прядки волос, и я понял, что нужно последовать за ним. С лёгким охом поднялся, отряхнул выпачканные в пыли штаны, и поспешил за дэвом, так и не оглянувшись на Валана. Он тоже не провожал меня взглядом, а лишь сплюнул, стоило мне пройти мимо него.

      Я следовал за Тейрраном, пока мы не оказались в уединении посреди графского сада, где среди аккуратно подстриженных ветвей фруктовых деревьев проглядывалась знакомая мне каменная беседка. Покровитель Ашрея остановился, и в свете угасающего солнца я впервые смог разглядеть его лучше, заметив, насколько сильно гнетущая тьма подземелья исказила его холодную красоту с правильными чертами тонкого лица. Он действительно напоминал эльфа, о которых так модно было писать: горделивый, статный, стройный, гибкий, отрешённый, но в то же время в синих глазах дэва была забота. Я разглядывал его так пристально, что вызвал неподдельное беспокойство, отразившееся на лице дэва, хотел дотронуться до длинных гагатовых волос, тяжёлыми локонами спадавших на спину и плечи, рождавших память о каком-то весьма важном моему сердцу человеке.

      — Что это было, ке’нея?

      Я сглотнул, прищурил заплывший глаз, когда изящные пальцы коснулись подбитой скулы. Господи, любой жест, любую часть тела этого божества можно, даже нужно было восхвалять.

      — Он просто мальчишка, — вновь повторил я, будто эта фраза всё должна была объяснить и лишить меня дальнейших расспросов.

      — И поэтому он нуждается в твоём милосердии?

      Я поджал губы и с трудом выдавил:

      — Да.

      — Только потому, что он младше?

      — У него впереди вся жизнь, зачем губить её?

      — А у других, ке’нея?

      Я нахмурился. Разговор приобретал странный поворот, становилось некомфортно, до отвратительного страшно и стыдно, будто я сделал какую-то ошибку, о которой даже не догадывался. Пальцы сжались в кулаки, позволяя собрать всю храбрость, чтобы ответить. Но только ответ был на удивление не таким, какой я задумывал:

      — Я… я не знаю…

      И стыдливо опустил голову. Ладонь дэва ласково прошлась по волосам, затылку, легла на загривок, заставляя сделать шаг ближе и почувствовать свежий аромат моря, защекотавший нос. Это было странно и непривычно, но я закрыл глаза и медленно втянул его, запоминая.

      — Я распорядился перенести его в твою комнату, — тихо заговорил Тейрран, и я едва не задохнулся от удивления. — За ним будут присматривать, пока он не поправится. Что ты намерен с ним делать дальше?

      — Я… ещё не думал…

      — Он мятежник, враг империи, ему не будут здесь рады.

      — Если он будет свободен, то может идти, куда захочет.

      — Например, обратно, к Эорану.

      Я медленно поднял глаза на лицо Тейррана и не нашёл там ни намёка на шутку или насмешку, он задавал простые, но такие логичные вопросы, будто тыкал иглой в болевые точки тела. Правильного ответа не находилось, разве что солгать, но стоило ли так делать перед божеством, которое это видит?

      Дать свободу Эсвейту, что мог заново променять её на меч? Правильно ли это? Может, стоит его оставить при себе, пока он не смирится и не отречётся от своих товарищей? А смог бы я, попади в плен, чтобы потом быть выкупленным своим же врагом из подобной жалости? Решился бы отречься от родины, от её менталитета, от веры и мыслей о ней, чтобы принять чужую культуру благодетеля?

      Я не знал, как быть. Оказывается, за простым желанием спасти скрывалась куда более серьёзная проблема, о которой даже не подумал. Но что теперь делать, когда желанное уже в руках, а решения так и нет?

      — Как только указ будет исполнен, — тихо заговорил Тейрран и подался вперёд, чтобы прижаться своим лбом к моему. — Мы вернёмся домой, ке’нея.

      Ке’нея… «Моё сердце», так называло Ашрея это божество, и от этого слова шло тепло, которое предназначалось отнюдь не мне, но почему-то я хотел поверить хотя бы на мгновение, что тоже заслуживаю им быть. Интересно, как отвечал на эти слова Ашрей, что он делал в таких случаях, когда они оставались наедине, недосягаемые для чужих глаз? Отдавался в объятия или же продолжал себя вести как каменный истукан, чьё сердце окаменело вместе с кожей? Я же боялся сделать что-то не так, зародить хоть одно семя подозрения, что в этом теле отнюдь не драконий рыцарь, а кто-то совершенно иной и чужеродный этому миру. Поэтому стоял не шевелясь, едва дыша и позволяя касавшемуся меня дэву вести разговор и действовать, но неизвестность нервировала, а вместе с этим я всё больше искал поводов уйти, но не мог их найти.

      Пытаясь отвлечься и успокоить бешено стучащее сердце, я перевёл взгляд с синих, похожих на ночное небо глаз Тейррана вниз, и упёрся на губы, чьи уголки застыли в нежной улыбке, адресованной Ашрею. И я сглотнул вязкий ком, появившийся в пересохшем горле, когда ощутил, как жар от возникших стыдливых мыслей опаляет низ живота и растекается там, заполняя нутро. Невольно подался вперёд ещё немного, словно хотел обнять его. Мозолистые, с росчерками мелких шрамов широкие ладони осторожно легли на талию дэва и ощутили под лёгким чёрным шёлком рубахи крепкое, натренированное тело вместо болезненной худобы, которую я почему-то представлял. Сделал глубокий вдох, решаясь на безумство, и заскользил по бокам на спину, в то же время прижимая горячее тело дэва к себе и утыкаясь носом под ухо, зарываясь в чёрные волосы. Шёлк холодил фаланги пальцев, растекался под ними, пока Тейрран не оказался в плену рук, обнимавших его, и тогда я зажмурился, физически ощущая, как гнев божества разъедает плоть и превращает в прах кости.

      — Что случилось, маленький волк, — шёпотом спросило божество, но я не видел молний и слепящего огня, когда открыл один глаз из любопытства. — Столько лет ты не позволял себе подобного.

      — Я…

      — Оно всё ещё болит? — ладонь легла на левую часть груди, где загнанно билось ошалевшее сердце.

      — Да.

      — Каким бы большим ни было желание залечить эту рану, увы, душа не в моей власти, ке’нея.

      Он мягко касался кожи, смотрел глазами, наполненными бескрайним теплом и любовью, что я просто тонул в этом всём, ощущая, как изголодавшееся по прикосновениям и чужой близости тело начинает откликаться. Я сжал объятия сильнее, отчего лицо Тейррана на мгновение исказилось болью, когда мои руки стиснули его бока. Моё дыхание участилось, под кожей разгорался настоящий пожар и мысли путались столь сильно, что уже не мог уловить их ход, не отводя глаз от чужих губ.

      Янмехе арьху ке’нея, Тейрран, да освети тьму на пути, моё сердце. И я робко коснулся чужого рта и ощутил мягкость губ. Тейрран не сопротивлялся, он оставался в моих руках застывшим изваянием, и я, не отвергнутый божеством, углубил этот неловкий поцелуй, касаясь кончиком языка сухой кожицы, заскользил по ней, оставляя слегка влажный след, прихватил нижнюю губу, неторопливо пробуя чужой вкус. Я почти не дышал, прислушиваясь к каждому звуку, к каждому движению, но меня не останавливали. Аромат фруктов и моря кружил голову, тепло чужого тела распаляло пожар внутри моего, желавшего большего, чем скромный поцелуй, которым я медленно наслаждался, не получая ничего взамен.

      Я закрыл глаза и погрузился во мрак…

      …Меня грубо выдернуло из звуков, запахов, тепла почти зашедшего солнца во тьму, где яростно потрескивал костёр, выплёвывая снопы золотисто-алых искр, будто сыпал проклятьями на мою голову. Он ярился, дрожал, грозился превратиться в настоящий пожар, и моя обнажённая кожа почти плавилась от этого жара. Я отступил на пару шагов назад и сел, дожидаясь Ашрея.

      Он явился довольно скоро, с непроницаемой маской холодного гнева, где пылали глаза, будто осколки костра, едва успевшего угаснуть. Его рот напоминал прямую линию, слегка подрагивал от сдерживаемой ярости, ладонь сжимала клинок меча, и это заставило меня насторожиться. Таким он не был даже при нашей первой встрече, даже когда я разбил тот чёртов кристалл из любопытства, и когда узнал обо мне и Эсвейте. Он был не просто зол, в настоящем бешенстве, и над чёрным морем заплясали зарницы.

      — Я доверился тебе, Вацлав! Поверил в твою рассудительность! И какой же монетой ты отплатил! — каждое слово он выплёвывал с презрительной ненавистью.

      — Я его не просил, Ашрей! — вскочил на ноги, попытался переступить костёр, как пламя взвилось и разрослось на добрый метр, ограждая меня от драконьего всадника. — Я только сказал…

      — Хаста! Ты предал меня, опозорил, когда я дал тебе то, чего ты так хотел — чувство быть живым!

      — Ашрей!

      — Теперь я понимаю, за что тебя изгнали из обители богов. Я разрываю наш договор, ты останешься здесь.

      — Но Эсвейт…

      — Мальчишка отправится на эшафот.

      — Послушай! Ашрей!

      Он хотел уйти, бросить меня в этой тьме, я уже видел, как он поворачивается спиной, опустив голову, и не мог поверить в услышанное. Что оставалось делать, как не попробовать всё объяснить? Не захочет слушать — заставлю, даже силой.

      И я, отойдя на несколько шагов, разогнался и проскочил через завесу огня, обжигая кожу, чувствуя нестерпимый жар. Приземлился на ноги, тут же сгруппировался и сделал кувырок, чтобы вскочить и кинуться на исчезающего Ашрея и повалить на чёрный песок. Он попытался ударить меня локтём, выкарабкаться из плена, я же придавливал своим телом и принимал все его удары в надежде поймать руки и зафиксировать. Мы катались по берегу, разрывали песок, шипели и сдавленно рычали, когда Ашрею всё же удалось ударить меня в челюсть локтём и скинуть. Я мотнул головой, приходя в себя, попытался дёрнуться и едва не напоролся на обнажённый клинок, направленный в мою сторону. Успевший встать раньше меня, драконий рыцарь не торопился пускать его в ход.

      — Пожалуйста, Ашрей.

      — Ты не понимаешь, какой ценой ахади выкупил этого мальчишку. Никогда не поймёшь и не захочешь. Ты думаешь, что всё даётся просто так, а ты волен брать и расплачиваться предательством? Ты ведёшь себя в моём теле так, будто оно твоё, будто волен касаться любого, кого захочешь, словно дорвался до шлюх.

      — Я понимаю, я был не прав…

      — Твои слова не дороже ослиного дерьма, Вацлав.

      — Я ошибся, признаю. Я не думал, что всё станет таким… сложным. Я просто хотел помочь ему, спасти. Я обещал!

      — И это единственное обещание, которое ты выполнил, — Ашрей скривился и презрительно сплюнул. — Ценой других.

      — Я не знал!

      Мне не ответили.

      Что я чувствовал в этот момент? Стыд, конечно же. И страх. Но не от того, что меня убьют или Ашрей мне больше не доверится, я боялся, что навсегда потерял шанс вернуться в мир живых, а не гнить во мраке. Мне нужно было что-то предпринять, как-то договориться, пойти на любые уступки, лишь бы не оставаться здесь.

      — Дай мне просто ухаживать за ним, быть рядом хотя бы немного. Я обещаю, что не покину комнату или шатёр, или где ты там ещё будешь, без твоего разрешения. Не заговорю ни с кем, ни до кого не дотронусь, — я протянул к нему раскрытую ладонь и упёрся ею в кончик меча, протыкая кожу. — Если мои слова для тебя ослиное дерьмо, то уж крови ты должен поверить.

      Ашрей смотрел на меня, не мигая, и во тьме, скрывавшей его, горели лишь два янтарных кусочка пламени. Он коротко взмахнул клинком и сталь распорола ладонь едва ли не до кости, выпуская кровь. Я закусил нижнюю губу, сжал пальцы на запястье, не давая себе одёрнуть раненую руку, когда к ней прижалась чужая — рана к ране, смешивая нашу кровь в клятве.

      — Это не доверие, Вацлав, — властно проговорил Ашрей, и от этого голоса я вздрогнул. — Это твоя цепь.