Когда бабушка Янхэ пришла в дом с вестью о появившемся фарри, никто не поверил ей.
Больше трёхсот лет безымянная деревушка, спрятанная меж двух утёсов, проживала свою унылую жизнь, наполненную сетями, рыбой, маленькими лодочками на пенистых спинах волн и голосами ребятни, искавшей среди морских камней жемчужины. На неё не обращали внимания ни Морская Госпожа, ни великая Солвиари, даже время текло так, будто не замечало старые прохудившиеся домишки с соломенными крышами, стоящие на деревянных стержнях. Люди уходили в море за рыбой или отправлялись в последний путь, стремясь там, в диких водах, найти единение с Госпожой, отдавая свою душу и последний вздох. Здесь жили десять поколений рыбаков, на дни рождения дети получали сети и удочки, а после весёлой гурьбой бежали по берегу и толкали друг друга в солёные воды Шарийского моря.
Никто и никогда не видел живого бога даже на расстоянии тысячи шагов. Забытая всеми часть отдалённого от крупных портов шинбаада никогда не привлекала внимания ни демонов, ни богов, даже тех, что касались своими ногами земли. И вот в семью Китара и Вартры принесли весть — добрую или худую, но грандиозную для такой маленькой деревушки.
— Фарри? — недоверчиво переспросил отец, и выглядывавший из комнаты Ашрей кивком поддержал его. — Ты верно спятила, Янхэ. Спутала его с чернопёрым грифом.
— Я говорю тебе, Китар, это истинный фарри. Боги направили его к нам, не иначе.
— Откуда такая уверенность?
— Идём со мной, сам убедишься в моих словах, — старуха отвернулась, когда отец упёр руки в бока и фыркнул, явно не желая никуда идти.
— Я схожу, отец, — на худое плечо притаившегося Ашрея легла широкая ладонь старшего брата, что наблюдал за всем позади любопытного мальчишки и теперь с решимостью на загорелом лице вышел вперёд.
— Завтра нужно пораньше выйти в море.
— Я помню, отец. Если бабушка Янхэ ошибается, я тут же вернусь.
— А если это правда фарри? — тихо спросила сонно растиравшая глаза Хазви. — Дедушка рассказывал, они могут превратить человека в камень. Я не хочу, чтобы Сейра превратился в камень.
— Тебе пора спать, завтра и так много работы, — отмахнулся от неё нахмурившийся Сейра.
— У тебя тоже, — отец устало потёр шею и всё же сделал шаг к двери, за которой его дожидалась старуха. — Ашрей, уложи сестру. Я сам посмотрю, что там за фарри.
Когда они вернулись назад в деревню, Китар вёл под уздцы статного вороного скакуна, покорно вышагивающего по непривычному ему песку и гальке, а в седле был молодой мужчина, склонивший голову так, что его растрёпанные чёрные волосы закрывали лицо, не давая любопытным взглядам рассмотреть лучше. Дети, так и не лёгшие, как им сказал отец, стояли на пороге, поджимая пальцы ног на тёплых от дневного света досках. Их лица были сонными, уставшими, но никто не хотел пропустить возвращения Китара и его рассказ, кого же на самом деле увидела старуха. Сейра, как старший, ждал у старой, почерневшей от влаги и времени ограды, на которой сушилась залатанная сеть. Мать, беременная очередным ребёнком, осталась в доме вместе с совсем уж маленькими близнецами, которые обеспокоенно жались к её ногам, поглядывая в маленькое окошко.
Отец молчал, его заросшее тёмной бородой с ранними сединами лицо было суровым и даже недовольным, и никакого почтения при виде бога он не испытывал, будто вместо благодати старуха заставила принести в деревню проклятье. Он подвёл коня к Сейре, передал ему поводья, и юноша недоверчиво повертел в пальцах, разминая добротную кожу. Тихо заржав, лошадь попятилась, стоило чужой ладони появиться перед её носом, и Китар бросил косой недовольный взгляд на виновато пожавшего плечами сына. Большие мозолистые ладони отца безжалостно сминали плотную ткань чёрного мундира с золотыми пуговицами, когда осторожно стаскивал незнакомца с седла. Тот не шевелился, покорно отдаваясь в чужие руки, и тогда Ашрей увидел две стрелы, торчавшие в спине всадника. Их древко было толстым и коротким, короче, чем нужно для лука, и красные оперения зловеще смотрелись на черноте мундира.
— Только глянь, отец, — Сейра присвистнул и огладил изгиб седла, прошёлся по эмблеме, вытисненной на боку, подержался за переднюю луку с блеском в глазах. — Это настоящее сокровище!
— Сними его и спрячь в доме.
— Если продадим, то можем жить безбедно до скончания жизни!
— Тейх’ва! — рявкнул мрачный Китар, и Сейра испуганно одёрнул ладони. — Ни один торговец не купит у тебя отмеченное символом императора. Разве что в награду получишь топор палача. Отведи коня за дом, найди ему зерна и не забудь привязать.
Сейра кивнул и потянул за собой сопротивляющегося скакуна, мотавшего головой и упирающегося в песок, не желая заходить в провонявший рыбьими потрохами и солью двор, но всё же сдался и поплёлся за человеком. Отец, перекинув руку всадника через свою шею и придерживая за пояс, тихо позвал Ашрея, но тот не решился подойти. Он смотрел испуганными глазами на чёрную фигуру и хотел сбежать в дом, если бы в спину не упиралась стена, а сбоку не стояла Хазри. Его позвали ещё раз, настойчивее, и в голосе послышалось раздражение. Злить отца никто не хотел, он хоть и редко наказывал, но так, что урок запоминался накрепко, и сейчас Ашрей метался между страхом перед настоящим фарри и просьбой отца. И второе победило, стоило Китару повысить голос и позвать сына в третий раз. Мальчишка медленно ступил на усыпанный гладкой галькой песок и неуверенно пошёл к отцу, чтобы помочь ему довести всадника до дома, придерживая с другой стороны. Ашрею хотелось оставить этого незнакомца на берегу, чтобы волны унесли его к Морской Госпоже, ведь он всё равно мёртв, его грудь не вздымалась от дыхания, а лицо было слишком бледным. Он поморщился от щекочущей щёку пряди, свисавшей вниз грязной водорослью и пропитанной запахом крови, и покрепче взялся за ремень всадника.
Они уложили фарри на кровать Сейры, отчего тот недовольно скривился и сложил руки на груди — теперь ему придётся спать на полу или выгнать младшего брата, чего Ашрей не хотел. Поглаживающая живот Вартра стояла позади всех и ничего не говорила, доверившись мужу, что аккуратно разрезал ткань мундира ножом и откинул в сторону. Ему принесли чистую воду и тряпицу, а собравшиеся вокруг дети наблюдали за его руками, что едва касались чернеющих от засохшей крови ран.
— Что с ним возиться? — тихо проворчал Сейра. — Он уже мёртв.
— Разве боги умирают? — прошептала державшая Ашрея за руку Хазви.
— О, милая деточка, ещё как умирают, — старуха сидела на низком колченогом стуле у изголовья кровати, опираясь на толстую палку, что служила ей тростью. — Много веков назад была страшная битва, что вспыхнула между богами. Они убивали друг друга, и их мёртвые тела падали с неба вниз подобно звёздам.
— Прекрати, старуха. Твои легенды лишь пугают детей.
— А не ты ли любил их слушать, Китар? Так и спешил к моему покойному мужу за очередной сказкой, чтобы потом слоняться по берегу в поисках волшебных колец и забытых монет.
— Ими не набить живот, Янхэ, а упорным трудом можно.
Обнажённая спина всадника дрогнула в глубоком вдохе, возвращая в бессознательное тело жизнь, и Ашрей увидел, как на повёрнутом в его сторону лице открылись глаза и невидяще смотрели прямо на него. Новый приступ страха сковал тело, задеревеневшие пальцы с безжалостной силой сдавили хрупкие пальчики сестры, что та тихонько завыла от боли, вырвав ладошку из его хватки.
— Гнилое нутро Морской Госпожи, — выругался изумлённый Сейра, отлипнув от стены и подавшись вперёд. — Ожил!
Незнакомец подтянул к голове руки, с трудом опёрся на кровать и попытался подняться, но устало рухнул обратно, придавленный ладонью отца.
— Не вертитесь.
— Боитесь прирезать не с первого раза? — хрипло, с мрачным смешком ответил фарри, а его взгляд продолжал удерживать на месте Ашрея.
— Что отсеку что-нибудь лишнее, — в тон ответил Китар и его пальцы сомкнулись на шее незнакомца, не давая дёрнуться, хоть тот уже не делал попыток встать. — Будет больно. Терпите.
Ответом ему был всё тот же смешок, будто существо, лежавшее под ножом отца, смирилось. Ашрей не хотел смотреть на то, как отец ломает древко каждого болта, чтобы потом коснуться светлой кожи фарри остриём грубого ножа, ему хотелось выскочить из дома, но вместо этого он стоял, как пришпиленный, не осмеливаясь отвести глаз от бледного лица, едва видневшегося из-под спутанных волос. Кончик железа выпустил первую каплю крови, такой же, что текла в венах у самого Ашрея, у его отца или сестры, углубился и распорол кожу до самой раны. Такой же надрез отец проделал с другой стороны и приложил тряпицу, мгновенно потемневшую от крови. Он сполоснул нож и вытер испарину со лба, задумчиво глядя на спину фарри. Старуха, сидевшая рядом, только охала и шептала молитву, к ней прильнула Хазви, глядя во все глаза на то, как кусает губы всадник, сдерживая болезненный крик. Его длинные пальцы впились в набитый соломой матрац и стискивали его с удивительной силой, что слышался хруст высохших соломок. Ножом и пальцами Китар расширил рану на спине фарри и схватил обломанный наконечник болта, пытаясь осторожно вытащить из мышцы.
— Ашрей, помоги!
Мальчишка встрепенулся и непонимающе посмотрел на отца, открывая рот, чтобы спросить, чем же ему помочь. Он не умел обрабатывать раны, а уж вытаскивать стальные наконечники тем более, но всё же робкими шагами приблизился к кровати, когда его отпихнул Сейра и тут же схватил незнакомца за ноги, мешая тому дёргаться от новой вспышки боли. Ашрей шмыгнул носом, потирая ушибленное плечо и попятился в сторону матери, затем развернулся и убежал на улицу, больше не желая видеть не сводящего с него глаз фарри.
К тому времени, когда вся деревня прознала о всаднике, прошло не больше двух дней, если бы Китар не взял со старухи Янхэ обещание держать язык за зубами, о фарри узнали бы буквально на рассвете. И эти два дня незнакомец сидел у окна, одетый в грубую отцовскую рубашку и в свои чёрные штаны. Его старые, пропитанные кровью повязки меняла Вартра, наносила целебную мазь, которой пропах весь дом, смешиваясь с рыбьим запахом, а после накладывала широкие листья дайвы и перетягивала спину и грудь новыми полосками ткани. У ограды Сейра отгонял любопытных соседей, желавших поглазеть на некоего всадника, прибывшего к ним в деревню на красивом скакуне, они пытались зайти под невинными предлогами и уходили ни с чем, провожаемые строгим взглядом отца. Ашрей же сбегал из дома с рассветом и возвращался с закатом, не желая встречаться с непрошенным гостем. В отличие от него, Хазви была бестрашной и любопытной, и всякий раз, когда удавалось закончить домашние дела пораньше, она приходила к фарри и расспрашивала его обо всём. Он отвечал ей с задумчивым видом и никогда не прогонял прочь, как бы сильно ни надоедала ему девчушка.
На третий день незнакомец назвал своё имя. Тейрран. Во рту оно перекатывалось камешками и вырывалось рычанием акава, его было непривычно, но приятно произносить, но Ашрей продолжал упорствовать и избегать встречи с фарри. Однажды он подошёл к Сейре и спросил, когда чужак покинет их дом, на что тот лишь пожал плечами и погнал латать прохудившиеся сети вместе с отцом. Ему хотелось вернуть прежнюю жизнь, до того, как старуха увидела этого чужака и решилась прийти именно к отцу, ведь могла попросить кого угодно.
— Ашрей, — позвала его мать, откидывая в сторону потроха рыбы, что лежала перед ней на столе с распоротым животом. — Возьми чистые повязки и перевяжи рану.
— Пусть это сделает Сейра, — насупленно ответил Ашрей, присев на стул и не поднимая на полноватое лицо матери глаз.
— Сейра отправился в город продать утренний улов, а я, как видишь, пока не могу.
— Я не хочу к нему подходить.
— Боишься?
— Нет.
Ашрей поджал губы и уткнулся в сгиб локтя носом, избегая взгляда Вартры, что ласково улыбалась его макушке. Она отложила нож, вымыла руки и нагнулась к сыну, нежно поглаживая по спине и загривку, пока тот недовольно сопел, делая обиженный вид.
— Мой храбрый акав, — её пальцы подбирались к затылку, зарывались в неровно обрезанные прядки чёрных волос и вновь скользили вниз. — Разве славный рыцарь не поможет оказавшемуся в беде?
— Его все называют богом, так почему он не исцелит сам себя и не уйдёт из деревни?
— Бывает такое, что боги способны на многое, но не на всё.
— Тогда что это за бог?
Губы матери коснулись тёмной макушки:
— Боги — те же люди, пусть и далёкие от нас. Они так же любят, плачут, им так же больно, просто помимо своих забот, они заботятся ещё и о нас. Ведь кто, как не Морская Госпожа, посылает в сети вашего отца рыбу, а милость Солвиари одаривает солнцем. Поэтому и мы должны заботиться о них.
Ашрей тяжело вздохнул, повернулся к улыбающейся Вартре и неуклюже обнял, прижимаясь к большому животу щекой. Он всё ещё не хотел встречаться с фарри, но слова матери приободрили его, и теперь взявшаяся из тёплых слов женщины храбрость заставила Ашрея взять бинты, ковш с чистой водой и мазь и отправиться в комнату, где его встретили синие глаза Тейррана. Он смотрел на него, и на искусанных губах появилась мягкая улыбка. Сейчас Ашрею он показался не страшным, а даже наоборот — красивым и добрым божеством, случайно оказавшимся среди бедняцких лачуг с покосившимися оградками и прохудившимися лодочками. Мальчишка вдохнул полную грудь воздуха, шумно выдохнул, решаясь на первый шаг. Нога пересекла порог, застыла на мгновение и всё же ступила на пол. Второй был легче, как и последующие. Деловито подойдя к кровати, Ашрей попытался всё положить и не разлить ковш с водой, что держал в одной руке, чувствуя, как из пальцев выскальзывает пиала с мазью.
Рука фарри метнулась к мальчишке и придержала вываливающиеся из хватки Ашрея вещи.
— Осторожнее, Ашрей, — от собственного имени, сказанного певучим голосом фарри, внутри болезненно сжалось и покрылось коркой льда. — Красивое имя, что оно значит?
Мальчишка пожал напряжёнными плечами, стараясь не смотреть в разглядывающие его глаза, в которых плескалось чистое любопытство.
— В одной из древних рукописей упоминался великий воин и король одного из касрийских племён. Его тоже звали Ашрей, — фарри стянул с себя рубаху, оголяя торс, и теперь Ашрей видел намокшие от крови повязки, под которыми были две уродливые раны, постепенно затягивающиеся струпьями.
Забравшись с ногами на кровать и устроившись на коленях позади чужака, он осторожно развязал узел и начал разматывать бинт, опасаясь прикоснуться к чужой светлой коже. На ней не было ни единого шрама, кроме тех, что оставили арбалетные болты, она была чистой и гладкой, а ещё весьма приятной — это Ашрей ощутил, когда потерял равновесие и навалился на охнувшего от боли фарри.
— А ты тяжелее, чем кажешься, — с весёлым смешком поддел его чужак, за что у уха раздалось обиженное сопение мальчишки. — Наверное, очень много помогаешь отцу и брату?
Ашрей не ответил, осторожно нанося вонючую мазь на раны и втирая её в кожу. Пальцы фарри внезапно попытались перехватить его ладонь, и мальчишка от неожиданности отпрянул, стукнувшись затылком о стену.
— Так боишься меня?
— Рыцари ничего не боятся.
— Рыцари? Вот как. Мечтаешь стать одним из них, Ашрей?
Ему не ответили, и фарри продолжил:
— Почему именно рыцарь? Твой брат — рыбак, твой отец — рыбак, твой дед и прадед тоже были рыбаками.
— Рыцари убивают чудовищ и находят много сокровищ.
— Только из-за этого?
— Нет, — Ашрей убрал мазь в сторону, омыл пальцы в ковше и, обтерев о штаны, начал накладывать повязку. Выходило у него плохо, и поэтому он раздосадованно пыхтел, то разматывая, то снова пытаясь затянуть потуже.
Его поднырнувшую под мышку руку бережно поймали и большой палец чужака, надавив на пальцы Ашрея, заставил выпустить конец бинта и раскрыть ладонь полностью. От неожиданности мальчишка задохнулся, замерев и боясь пошевелиться, когда из уст чужака раздался короткий задумчивых смешок. Он водил подушечкой пальца по линиям на ладони, поглаживал их и осматривал мозоли на фалангах, а после выпустил из плена. Свою работу Ашрей закончил в молчании, собрал грязные повязки, ковш и мазь и спешно покинул комнату, совершенно не понимая произошедшего, но ещё сильнее не желавший впредь подходить к странному божеству.
На самом деле, никакое божество этот фарри не напоминал и даже близко не был на него похож. Его раны затягивались, пусть и чуть быстрее, чем у того же Ашрея, что умудрился порезаться об остриё ракушки, когда гулял по берегу вдали от деревни, но он ни разу не использовал магию, о которой так много ходило легенд и сказок. Старуха Янхэ говорила, что истинные фарри могли создавать хлеб из пыли и возводить целые города из грязи и камня, но ничего подобного оказавшийся в их деревни чужак не делал. Но зато он впервые за пять дней вышел под ласковые лучи солнца, довольно щурясь и вглядываясь в далёкую ровную полосу горизонта. Отец предыдущим вечером сказал, что гостю становится лучше, но не торопился прогонять — закон гостеприимства свят для каждого хозяина. И Ашрей вновь почувствовал тоску по прошлому.
С появлением фарри на улочках деревни и у берега во время прилива, Сейра только и делал, что недовольно ворчал, как старый кассра, лишившись внимания большей части юных девиц, что теперь засматривались на чужака, а некоторые даже заводили с ним разговор. Над этим посмеивалась вся деревня, ещё больше обозлив молодого рыбака, но взамен он получил дозволение оседлать скакуна и испробовать седло, на котором восседал императорский зад. За это Сейра готов был простить фарри всё или практически всё, как надеялся Ашрей, недовольно следя за чужаком на расстоянии.
Ему казалось, что из всех, кто жил в деревне, фарри следил именно за ним, Ашреем, и сбегал за околицу в своё укромное место. Маленький чистый от камней и тины пятачок песка, окружённый каменной породой, служил ему тренировочной площадкой, на которой он оттачивал удары увесистой веткой, когда-то найденной на берегу. Сколько историй существовало в мире про рыцарей, Ашрей слышал их все и с раннего детства решил, что его манит не яркая гладь моря и провонявшие сети, а пение стали и битвы. Настоящие рыцари убивали чудовищ и всегда приходили на помощь, они находили сокровища в пещерах и древних замках, и скорее всего их семьи никогда не голодали и не ловили рыбу.
Он крутился, разрубал веткой воздух, делал выпады и побеждал воображаемых тварей, представляя себя настоящим героем сказаний. Пусть он не чувствовал тяжести начищенных доспехов, но зато весьма ловко управлялся с оружием. Вот бы найти настоящий меч, и тогда он покажет своим друзьям, а особенно лопоухому Фиссу, на что способны настоящие рыцари. Ашрей сделал последний выпад, ткнув тупым концом ветки в скалу и вытер катящийся с покрасневшего лица пот.
— Что это было? — раздался насмешливый голос, заставив мальчишку испуганно подпрыгнуть и резко обернуться. — Какой-то местный танец?
Синие глаза чужака хитро прищурились. Он сидел на валуне, сложив ладони на согнутом колене, и оглядывал залившегося краской мальчишку с головы до пят.
— Покажешь с самого начала?
Но вместо этого Ашрей лишь отшвырнул ветку и стремительно бросился наутёк, в сторону деревни, на бегу стирая злые слёзы.
Даже дома он избегал встречи с чужаком, ел свою порцию, сгребал циновку, на которой спал, когда Сейра прогнал с кровати, чтобы самому её занять, и уходил на задний двор, где засыпал под открытым небом. Обида костью торчала в горле, не давая выдавить ни одного слова в сторону фарри, а тот будто не замечал этого, продолжая изредка приходить к заветному месту и молча наблюдать за тренировкой, чтобы уйти до того, как его увидит мальчишка. Его следы Ашрей замечал, возвращаясь домой, злился ещё сильнее, но как прогонишь того, кто так тихо подкрадывается и так незаметно исчезает?
Как-то раз, когда мышцы горели под разгорячённой кожей, а пот градом катился по лицу и шее, и Ашрей потянулся за бурдюком с тёплой водой, он заметил вновь наблюдавшего за ним фарри. Тот протянул ему кожаный мешок, от которого исходила прохлада, приятно покалывающая уставшие подушечки пальцев, и Ашрей, буркнув слова благодарности, откупорил горлышку и жадно припал к нему, заглатывая холодную воду.
— Пей осторожно, — чужак смотрел, как двигался едва заметный кадык на шее мальчишки, как крупные ручьи стекали по подбородку вниз, падали на острые ключицы, торчавшие под загорелой кожей, как фыркая и довольно улыбаясь Ашрей оторвался от воды и теперь растирал ладошками грязь на лице, пытаясь вытереть капли. — Почему ты не играешь с другими?
— Потому что они лишь дурачатся, как глупые дети.
— А разве ты не ребёнок?
— Ребёнок, — Ашрей по-волчьи посмотрел на склонившего голову фарри. — Но я стану рыцарем.
— Чтобы убивать чудовищ и находить сокровища.
— Чтобы защитить семью. Но и сокровища не помешают, — тихо добавил мальчишка, возвращая бурдюк, но фарри лишь отрицательно покачал головой.
— Это хорошая мечта, но так тебе никогда не стать рыцарем.
— Почему?
— Дай тебе меч, он будет такой же бесполезной палкой, что ты сейчас держишь в руке. Даже танцуй свой странный танец с восхода и до заката каждый день, рыцарем ты не станешь.
— Тогда как?
— С помощью учителя.
Ашрей задумчиво потёр шею:
— Но в деревне нет никого.
— Зато полно рыбаков. Может, тебе оставить эти мечты и стать тем, кем ты должен быть?
Ашрей не ответил, но с тех пор он больше не приходил тренироваться, но всякий раз замечал, как туда изредка направлялся фарри, будто надеялся встретить мальчишку.
— Ашрей! — с берега ему помахала низенькая черноволосая девчушка, привлекая внимание. Старые заштопанные штаны, подпоясанные толстой веревкой на животе, скорее всего носил один из её старших братьев, а может даже отец. — Айда к нам!
— Давай, спускайся со своего насеста! — вторил ей ещё один голос.
— Это дозорный пост! — хмуро ответил мальчишка, взъерошил волосы и начал спускаться с каменного валуна, подточенного со всех сторон морскими волнами и ставшего едва ли не гладким отвесным куском скалы. И всё же он ловко находил трещины и цеплялся за них, спускаясь и поднимаясь.
— И кого ты высматриваешь на нём? — стайка ребят весело окружила Ашрея, протянула к нему руки, касаясь голых плеч и спины, хлопала и шутливо толкала.
Он не ответил, лишь искоса бросил взгляд туда, где стояла одинокая фигура фарри, наблюдавшая за пенящимися волнами, в которые окунал ноги, пока смотрел в сторону горизонта. В такие моменты Ашрей испытывал жалость напополам с грустью, ему хотелось подойти к чужаку и разделить необъяснимую тоску, но он быстро прогнал это наваждение и отвернулся.
— Пойдёмте играть в Круг Кассры?
— А может поищем Зуб Имейры? В прошлый раз мы не всё обыскали, — пухлощёкий Сакив поднял с песка камешек, почистил его, подул и швырнул в воду.
— Не, в прошлый раз моего брата чуть в море не смыло.
— Так никто не говорил, что нужно заплывать за Клыки.
— Давайте в Круг!
— Да, в Круг!
— Ашрей?
— Ладно.
Они нашли палку и нарисовали небольшой круг на мокром песке и все встали внутрь него, потеснившись, но не выходя за границы. Ашрей встал между Сакивом и Ядзу, что в отличие от остальных девочек носила короткие волосы и предпочитала выходить с братьями в море и таскать сети, нежели сидеть дома с матерью и сестрой, учась потрошить рыбу и варить похлёбку. Они все обнялись, создавая живой круг и Ашрей начал отсчёт.
— …тахра, кахрэ!
И в мгновение, когда с губ сорвалась последняя цифра, на него обрушилась сила, сдавливая с двух сторон, пытаясь вытиснуть с круга, выпихнуть прочь, но он упирался пятками и цеплялся за своих соперников, балансируя между толкающимися телами. Сакив взвыл от боли, покачнулся назад, выпуская пояса товарищей, смешно взмахнул руками и грузно плюхнулся на песок, обижено сопя.
— С твоими размерами можно всех нас выгнать из круга! — прокричал Фисс, у которого вдоль плеча шёл тонкий шрам — порезался об острый камень, когда на спор бросился в беснующуюся от шторма воду. — Почему ты такой слабый, толстяк?
— Прекрати, — одёрнул мальчишку Ашрей и протянул руку покрасневшему другу. — Ты наступил ему на ногу.
— Это не запрещено правилами!
— Но это нечестно.
— Тоже мне рыцарь, — Фисс выпятил костлявую грудь и упёрся руками в бока, вздёрнув подбородок. — Поменьше слушай эти глупые сказки сумасшедшей старухи! Нет никаких рыцарей! И драконьих всадников нет! Это всё ложь!
— Фисс, хватит, — Ядзу попыталась его успокоить, но вместо этого раскрасневшийся мальчишка лишь оттолкнул её двумя руками, повалив на песок.
— Не смей! — рыкнул рассерженный Ашрей и тут же бросился на товарища, схватил за рубашку, поднимая к небу, но тут же получил удар по голени.
Боль вспыхнула внутри кости, в глазах потемнело и, выпустив Фисса, мальчишка тихо завыл, припав на колено. На него налетели, замолотили по телу неуклюжие кулаки, пытавшиеся добраться до лица, пока Ашрей защищал голову руками и выжидал.
— Фисс!
Мальчик остановился с занесённым кулаком и в ту же минуту Ашрей подался вперёд, обнимая ноги товарища, и повалил на песок, как подрубленное дерево. Они катались из стороны в сторону, песок сыпался в глаза, нос и рот, кулаки болезненно лупили по рёбрам, молотили по плечам и лицу, когда из разбитого Фиссом носа не хлынула кровь, заливая рубаху.
Ашрей вернулся домой побитым и расстроенным. Он и раньше проигрывал в драках, но сегодня было особенно обидно и горько. Слова, которые выкрикивал Фисс, преследовали его, жаля сильнее кулаков, и понурив голову, Ашрей сидел на стуле, молча выслушивая недовольство отца и насмешки старшего брата, пока мать утирала лицо мокрой тряпкой. А когда все заснули, тайком выбрался на берег, чтобы, уткнувшись носом в колени, слушать пение волн и наблюдать за далёкими звёздами.
— Вот ты где, — рядом на камень опустился фарри и поднял глаза к усеянному маленькими серебристыми точками небу. — Когда мне одиноко, я тайком пробираюсь в сад и всю ночь наблюдаю за ними.
Он протянул к далёким звёздам руку, словно хотел собрать целую горсть, но вместо этого поймал дыхание ветра.
— Тогда мне кажется, что все проблемы становятся настолько маленькими, что даже смешно волноваться из-за них. Как можно чувствовать себя одиноко, когда над нами столь необыкновенная красота?
— А тебе бывает одиноко?
— Иногда.
— А друзья?
— У меня был друг, но мы больше не общаемся.
— Почему?
— Слишком по-разному смотрим на мир.
— Разве это мешает дружить?
— Нет, конечно же нет.
— Раз так, то, когда вернёшься, обязательно помирись с ним.
— Хорошо.
Чужая рука опустилась на тёмную макушку мальчишки и шутливо взъерошила волосы, заставляя Ашрея недовольно заворчать и выскользнуть из-под чужой ладони. Он утёр нос кулаком, метнул недовольный взгляд на улыбчивое лицо фарри, и замер, затаив дыхание. В серебряном свете луны, нависшей над ними огромным круглым глазом, сидело настоящее божество, чья холодная красота походила на каменные статуи, покоившиеся на дне моря, недалеко от торчавших из воды Клыков. Едва дыша, Ашрей робко протянул пальцы к длинным, разметавшимся по спине и плечам прядям чёрных волос, тяжёлым каскадом спускавшихся к земле, и взволнованно сглотнул.
Он любил смотреть, как Вартра каждое утро расчёсывала костяным гребнем длинные локоны, как скользили меж зубцов шёлковые пряди, а после пальцы матери ловко делили их и заплетали в тяжёлую толстую косу. Он считал, что нет никого красивее Вартры, и когда придёт время привести в дом невесту, он найдёт похожую на неё девушку, чтобы любоваться уже её волосами. Но сейчас все мысли занимал чужак, случайно забредший в деревню и, подобно шторму, принёсший хаос в размеренную жизнь Ашрея. Они сидели в молчании, слушая мерное дыхание моря и плеск накатывающихся на берег волн, ласковый ветер принёс запах соли и тины, забрался за ворот рубашки, щекоча холодными касаниями кожу мальчишки. Ашрей передёрнул плечами, поёжившись, и подтянул колени к лицу, тут же обнял и уткнулся в них носом.
— Замёрз? — тихо спросил фарри и из глубин его тёмных глаз на Ашрея смотрела притаившаяся первозданная тьма, заставившая мальчишку вжать голову в плечи.
Сдавлено промычав и мотнув головой, Ашрей отвернулся.
Его сестра нашла бы тысячу вопросов и тысячу поводов оказаться подле фарри, слушая его истории с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. Однажды она поделилась с Ашреем секретом, что хочет стать невестой чужака, и обиженно отвернулась, когда брат рассмеялся, развеселившись такой шуткой. Даже Сейра, недовольно ругавший пришлого незнакомца, простил ему внимание всех девушек в деревне, красуясь перед ними на спине гордого скакуна. Фарри будто знал, чем подкупить каждого, чтобы понравиться, даже не брезговал работой, вместе с отцом вытаскивая из лодки полные сети, а после развешивая на рогатках под солнцем. Он помогал матери и вместе с Сейрой чинил прохудившуюся крышу и стены дома старухи Янхэ, без магии, а как все — молотком и гвоздями. От него перестало пахнуть кровью, он носил отцовские рубахи и штаны, его сапоги, размокшие и потерявшие прежний дорогой вид теперь лежали под порогом. Это не было божеством, каждый раз повторял себе Ашрей, наблюдая за чужаком, и всё больше злился, когда люди в деревне продолжали называть его таковым.
Но сейчас фарри выглядел так величественно и в то же время одиноко, что вся злость на него растворилась в душе мальчишки.
— Почему ты не возвращаешься? — слова вырвались сами и Ашрей тут же прикусил язык.
— Я не знаю, где нахожусь и как далеко от дома.
— Сейра каждое утро ездит на рынок в Госхо, — тихо проговорил мальчишка и выдохнул. — Там много торговцев, кто-то обязательно тебе скажет, как попасть домой.
— Ты единственный, кто так желает моего возвращения.
От этих слов Ашрей покраснел и стыдливо отвернулся. Он и правда хотел, чтобы отец сказал гостю уходить, чтобы тот забрал с собой этого трижды проклятого коня у Сейры, чтобы Хазви перестала мечтать войти в его дом невестой. Но почему-то сейчас он стыдился этих мыслей, сказанных чужим голосом.
— Хочешь, я расскажу тебе один секрет, Ашрей? — фарри хитро улыбнулся, пригнувшись к мальчишке, и сгрёб одной рукой, прижимая к себе, чтобы прошептать у самого уха. — Рыцари и правда существуют, как и драконьи всадники. Они все защищают империю.
— И я стану одним из них.
— Так ты не смирился с моими словами?
— Нет! — Ашрей подскочил, сжимая кулаки и горделиво выпятил грудь, глядя на удивлённое лицо фарри. — И не собирался! Я стану рыцарем, даже если придётся стереть руки и ноги в кровь, даже если у меня не будет учителя! Я научусь!
Он замолчал, когда пальцы чужака взяли его сжатый до побелевших костяшек кулак.
— Нет, — с улыбкой сказал фарри. — Я научу тебя.
На следующее утро и утро следующего дня они уходили прочь от деревни, где впервые Тейрран показал изумлённому и испуганному Ашрею ту самую магию, о которой рассказывала старая Янхэ. Как в его руках в сполохах, искажаясь и изменяясь из простой коряги появился деревянный меч, который он протянул мальчишке. Тот взял не сразу, всё ещё не веря в случившееся, смотрел с открытым ртом на руки фарри, ожидая, что видение развеется и это вновь будет старая, высохшая ветка, прибитая волнами к берегу. Но тяжесть в ладони говорила о другом, и Ашрей с широкой улыбкой взмахнул крест-накрест своим новым оружием и рассмеялся. Такой же Тейрран создал себе, огладил деревянный клинок пальцами и крутанул, выписывая восьмёрку. Он был строг, когда заставлял повторять раз за разом одно и то же упражнение, когда своим мечом легко ударял по неправильно расставленным ногам и сгорбленной или слишком прямой спине. Ладони мальчишки саднили и болели, свежие мозоли Тейрран обрабатывал той же мазью, что и свои собственные раны, рассказывая о великих битвах и почты забытых королях прошлого. Нетерпеливый, горячий Ашрей всё больше рвался пойти в атаку, перестать слушать наставления о правильных шагах, о защите, о движениях, его глаза горели настоящим пламенем энтузиазма, когда фарри выходил к нему, поддавшись на уговоры скрестить мечи. И всякий раз оказывался на песке, глядя, как над ним нависает качающий головой чужак, едва скрывая улыбку.
Его протыкали, рубили на куски, отсекали голову и дважды лишали ног, но Ашрей вновь вскакивал и бросался в бой, крича и пытаясь достать своим неуклюже танцующим в воздухе клинком уворачивающегося от него Тейррана. Тот продолжал поддразнивать уколами:
— Лёгкое, печень, желудок, — объявлял каждый раз, когда больно тыкал тупым концом деревянного меча в чертыхающегося Ашрея. — Ты больше похож на взбесившегося вепря, чем на рыцаря. Твой герой сэр Дикий Кабан? Тогда передай ему моё почтение, таких неуклюжих рыцарей ещё нужно поискать.
Лишённый меча, что выбили из рук мгновением раньше, Ашрей в последний момент заметил описавший полукруг клинок фарри, припал к земле, пропуская над самой головой и не думая, с затуманенными от злости взором бросился прямо на смеющегося чужака, налетел, сбивая с ног, и повалил в чёрные волны, рыча и впиваясь в запястье зубами до самой крови. Стискивая челюсти, сопя от натуги, мальчишка сжимал замолчавшего фарри в объятиях, пока солёные воды ласкали их, накатываясь и недовольно шумя.
Первое, чего испугался Ашрей, когда злость ушла, — гнева своего ахади. Он боялся заглянуть в глаза и увидеть там раздражение, ярость, ненависть — что угодно, но вместо этого его мягко столкнули на мокрый песок и Тейрран молча осмотрел свою рану.
— Ты очень отчаянный, — заключил он, поднимаясь из воды на ноги и протягивая замершему мальчишке ладонь. — Безрассудный, горячий и совершенно непослушный, настоящий маленький волк. Но из тебя с твоим-то усердием выйдет хороший рыцарь.
Фарри вдруг опустился на одно колено, поравнявшись с ничего не понимающим мальчишкой, прижимавшим к себе деревянный меч. Его рука легла на худое плечо, покрытое синяками, слегка сжала, когда Ашрей попытался отвести взгляд:
— Я скоро покину деревню, Ашрей, — от этих слов захотелось взвыть. Перепачканное лицо мальчишки вдруг исказилось, когда на глазах выступили слёзы, которые он пытался сдерживать. — И больше не вернусь. И за эти чудесные дни я хочу отблагодарить каждого в твоей семье. Скажи, что ты хочешь, Ашрей? Может, настоящий меч или тот самый кинжал, что вы с друзьями ищите на дне моря?
Мальчишка молчал, сглатывая слёзы и шмыгая, развернулся и, вырвавшись из рук фарри, побежал, чувствуя, как предательство Тейррана обжигает сердце. Не разбирая дороги, не слыша голосов, Ашрей просто бежал вперёд, чтобы, когда уставшие ноги начали заплетаться, рухнуть на землю и тихонько завыть.
Они больше не тренировались, а через день деревню накрыла огромная величественная тень чёрного дракона, парящего над соломенными крышами домов, из которых повыскакивали испуганные рыбаки с детьми и жёнами. Тейрран прощался с каждым, а счастливый, самодовольно улыбающийся Сейра и вовсе держал под уздцы подаренного ему скакуна. Единственным, кто не вышел из дома, был Ашрей, забившийся в самый дальний угол и не выпускавший из рук деревянного меча. Он молчал, когда заскрипели старые половицы под сапогами фарри, и отвернулся, стоило подкравшемуся чужаку присесть рядом, ласково взъерошив волосы.
— Ты злишься на меня, Ашрей?
Мальчишка кивнул, зарываясь носом в сложенные на коленях руки.
— Мы не в силах менять судьбу, маленький волк. Даже мне было предначертано оказаться здесь, хоть я и сопротивлялся, уведя коня на север, а дорога привела сюда, на юг.
— Почему, ты ведь бог, — едва сдерживаясь, протянул мальчишка, утирая слёзы. — Боги умеют всё, они самые могущественные. И ты можешь остаться здесь, отец не будет против, а мама с Хазви будут очень рады.
Губы фарри дрогнули в печальной улыбке, когда пальцы мальчишки вцепились в его рукав с такой силой, что отодрать их можно было вместе с тканью или отрубив руку.
— Ох, ке’нея. Наверное, я самый ничтожный из всех богов, которых тебе довелось увидеть, но я не могу остаться здесь, даже если это то, чего я хочу. У богов, даже таких, как я, есть обязанности, которые нельзя отвергать. Как и у тебя есть свои перед родителями, братьями и сёстрами. Я буду хранить эти дни в своём сердце, Ашрей.
Ладонь легла на мокрую от слёз щёку Ашрея, нежно огладила и исчезла, чтобы мальчишка, не успевший разочарованно выдохнуть, оказался прижат к груди крепкими объятиями. Тейрран шутливо боднул его, не позволяя вновь расплакаться, но новая влага блестела в глазах мальчишки, впившегося в фарри подобно клещу, не давая подняться.
— Я знаю, чего хочу, — неожиданно выпалил Ашрей со всей серьёзностью глядя в синие глаза.
— Всё, что угодно, маленький волк, но не остаться с тобой.
— Нет, — мальчишка мотнул головой и вновь заглянул в светлое лицо фарри.
Тейрран удивлённо вскинул брови и пригладил взлохмаченные волосы Ашрея в ожидании просьбы.
— Забери меня.