— Император… что? — кончик языка Галлари взволнованно скользнул по тёмным губам, вычерченным тёмным контуром на слишком — даже для дэва — светлом лице. Он был потрясён, сбит с толку и недоверчиво косился на Рейске и Балту, словно они должны были что-то знать. — Умер?

      Мальчишка шумно втянул воздух, раздувая широкие ноздри, и молчаливо кивнул, всё ещё скрюченно стоя перед яримом, упираясь руками в колени, будто нелепо кланяясь. По его красному лицу скользили капельки пота — бежал со всех ног, щёки пылали алым, а глаза лихорадочно блестели, то и дело пробегая с одного изумлённого лица на другое. Подумать только, он стоит перед божествами, видит их так близко, может рассмотреть сколько переливающихся в свете дах’аджаров драгоценных камней на прекрасном платье дам и камзолах господ, увидеть Первого Меча — героя Шейд-Рамала, на которого так хочет быть похожа часть мальчишек, а другая грезит оказаться под командованием Первого Копья. Он тоже был здесь, стоял дальше от остальных, стискивал плечо незнакомого дэва, а уж прислуга знала в лицо каждого, кто посещал Каш’Ар-Цад. И все они сейчас смотрели на служку недоверчиво-удивлённо, ожидая, что тот звонко рассмеётся и скажет о нелепой шутке. Но он лишь шумно дышал.

      — Мало того, что вы устроили всё это представление, так ещё…

      — Не стоит столь скоро бросаться обвинениями, ал-Тамир, — поморщился фа-Нисс. Его голос напоминал два скрипучих жернова, пытавшихся размолоть пустоту вместо зёрен. — Уверяю вас, наши намеренья никак не касались императора.

      — Что же вы молчите, лорд-командующий?! — взвился Галлари, сведя тонкие брови. Его лицо напоминало прекрасный лик бога войны, где чёрные глаза пылали гневом, а губы кривились в презрении. — Зовите своих людей, арестуйте предателей!

      — Не глупите, Галлари, — Первый Меч лязгнул железной перчаткой о стол, привлекая внимание. — Императора охраняют Вороны…

      — Так он тоже предал ярим?

      — Ярим? — холодно переспросила Рейске, стиснув пальцы на рукояти меча. — Вы настолько преисполнились слабостью императора, что теперь вообразили себя главной властью империи?

      — Вы сами заявили, что император болен, а наследный принц исчез, — в разговор вступил Аберас нор-Керр, молча взиравший на всё с самого начала, затерявшись за спинами леди ал-Тамир и Галлари ав-Кориса. — Но даже с учётом ваших ошибочных предположений насчёт санхеры Тейррана, ярим — единственная высшая власть Шейд-Рамала после Кеврана дер-Керра.

      Он холодно улыбнулся, разведя руки.

      — Соглашаясь с санхерой Галлари, призываю вас, лорд-командующий, выполнить свои прямые обязанности и схватить бунтовщиков. Столь печальные новости весьма сильно пошатнут империю, особенно в столь мрачное для всех время. Ярим должен решить как действовать дальше.

      — А как же наследный принц? — ядовито спросила Яссира нор-Кейллах. — Не слишком быстро вы забыли о его существовании?

      — Так же, как и вы, — ничуть не смутившись парировал нор-Керр, переведя мрачный взгляд с Рейске на вжавшегося в Первое Копьё Асира. — Вижу, привели кандидата на так кстати освободившееся место? Не скажу, что ваши амбиции были неожиданностью для меня, но чтобы пойти столь грязным путём…

      — Жалеете, что я опередила вас и здесь?

      — О, — чёрные брови Абераса нор-Керра удивлённо взлетели вверх. — Так мы с вами соревновались?

      — Империя истекает кровью, а всё, что вы сейчас делаете — делите власть, на которую у вас нет даже права! — вдруг рявкнула Рейске, импульсивно поддавшись вперёд и ударив сжатой в кулак ладонью о край стола, лязгнув сталью перчатки. — Вы все будете заключены под стражу до выяснения обстоятельств смерти императора! Без исключения!

      — Позволю напомнить…

      — Заткнитесь, Аберас! — рыкнула лорд-командующий. — Каждый из вас угрожает целостности империи, а я поклялась не только защищать её, но и хранить от таких, как вы!

      — Вот как, — он усмехнулся. — А вам не кажется, что вы не от тех её решили защитить? Я тоже не наблюдаю среди нас Скаада и его Воронов.

      — Примите мои извинения, что заставил ждать, санхера Аберас.

      Рейске вздрогнула, изумлённо распахнула глаза, видя, как за спинами столпившихся вокруг стола дэвов и людей стягиваются тени, становятся не просто полупрозрачными образами из тьмы, но обретают форму из клубящегося мрака. Она чувствовала мощь, обрушившуюся на плечи каждого присутствующего в зале, как её прижимало к каменному полу, давило невидимыми руками, грудь и горло сжало на выдохе и воздух на мгновение перестал поступать в лёгкие, а сердце забилось о рёбра в ужасе. И эта мощь растекалась от возникшей в дверях фигуры.

      Тейрран предстал перед всеми столь внезапно, как появившиеся за спинами ярима Чернопёрые, холодно смотревшие на всех через костяные маски, и среди них Рейске узнала ту, что столько дней искала в тенях дворца, в тайне надеясь на новую встречу. Пятый стоял позади Первого Меча, опустив голову и цепко следя за каждым движением Балты, явно держа наготове клинок, спрятанный за плащом. Каждый был под присмотром, любое движение могло закончиться быстрой расправой, и напряжение, появившееся на лицах каждого присутствующего, говорило о тех же мыслях. Первое Копьё теперь не стискивал плечо Асира — завёл за спину, прикрывая рослой фигурой, медленно скользнув ладонью к своему мечу, но взметнувшийся клинок стоящего рядом Ворона упёрся в железный воротник доспеха, предупреждая.

      Чёрные тени, о которых шептались с опаской и суеверием, приветственно склонили головы, стоило Тейррану приблизиться к едва дышавшей Рейске, и вновь стали неподвижными силуэтами тьмы, цепко впиваясь бесстрастными глазами в черноте провалов. Даже Пятый, чей взгляд лорд-командующий ощутила на себе, потерял интерес, дыша в затылок напряжённому Балте. Первый Меч осторожно сжимал и разжимал пальцы, то и дело тихо звякая пластинками перчатки, раздражая фа-Нисса, чьё сморщенное лицо стало ещё противнее из-за собранных складок. Его люди, что должны были охранять двери, стояли на коленях, схватившись за горло в попытках втянуть воздух, округлившиеся в ужасе глаза едва не лезли из орбит, а с раскрытых губ стекала скопившаяся слюна. Жалкие и никчёмные перед силой настоящего бога. Рейске отвела взгляд и ощутила, как ладонь Тейррана легла на плечо.

      — Вижу, ярим не теряет времени даже в столь скорбный для всех нас день, — синие глаза наследного принца блеснули лёгкой искрой веселья. — Уверен, каждый из вас выражает здесь исключительное волнение за судьбу подданных империи, что живут на её землях. Поэтому ли, помимо знакомых лиц, вижу новые?

      Его бровь изогнулась в вопросе, но каждый ощутил яд, с которым говорил Тейрран, чья ладонь уже не покоилась на наплечнике, а скользнула вниз и за спину принца. Он неторопливо обошёл стол, остановился у Первого Копья, взглянув на высунувшегося из-за спины ат-Троу Асира, и, коротко улыбнувшись ему, продолжил прогуливаться по залу, пока не оказался перед пустующим троном отца. За ним наблюдали все, следили за каждым движением, ловили каждое слово, пытаясь предугадать что на уме у непредсказуемого принца, но никто не осмелился возразить, когда он, поднявшись по трём небольшим ступеням, повернулся ко всем лицом и заявил:

      — Леди нор-Кейллах, огласите цель созыва, как наследный принц Его Императорского Величества, я представлю своего умершего отца, — он тонко улыбнулся. — Если нет возражений.

      — А смерть императора… — подал голос сжавшийся фа-Нисс, волком глядя исподлобья за дэвом.

      — Не беспокойтесь, тело отца уже готовят к погребению, как того велит обычай. Его ждёт достойная церемония, на которую вы, господин фа-Нисс, к сожалению, не сможете попасть, как и леди нор-Кейллах.

      — Позвольте, но почему? — впервые на старом лице казначея промелькнула тревога, он взволнованно оглянулся на ат-Троу, ища поддержки, а после на молчавшего Балту, но оба встретили молчаливую просьбу о помощи равнодушием.

      — Видите ли, империя переживает не самые лучшие дни: её границы терзают мятежники, а сердце пытаются вырезать предатели. Я более, чем уверен, что присутствие Первого Меча, Копья и Щита Империи — необходимость, которая нужна для полного понимания ситуации. Каждый из них несёт ответственность за военные успехи Шейд-Рамала и сохранность людей, проживающих на его территории. Но что здесь делаете вы, фа-Нисс, да ещё с солдатами?

      — Это мои личные…

      — Хотите сказать, что лорд-командующий не достаточно хорошо выполняет свои обязанности? У вас есть причина так думать? — синие глаза Тейррана опасливо сузились, пронзая встревоженного старика.

      — Нет, наследный принц, конечно же нет…

      — У меня тоже нет причины думать, что вы решили покрасоваться новой формой своих солдат, господин фа-Нисс, но то, что представляли угрозу яриму, вполне. Вы будете заключены под стражу за измену…

      — Измена?! — фа-Нисс дёрнулся вперёд, гневно кривя рот и багровея. — Единственный, кто представляет угрозу всему — ты, недалёкий щенок! Ты и эти чернопёрые крысы, что верховодят тобой, словно иссохай! Кормишься из рук Скаада, будто приласканный пёс; позволяешь им то, что никому из здесь присутствующих не дозволенно! Может, поэтому они и предали империю, а ты лишь марионетка, которую Первый Ворон усадит на трон и заставит исполнять свои желания?!

      Он всё больше и больше распылялся, переходя на крик, разносившийся над сводами зала звенящей яростью, сжав кулаки и выплёвывая в лицо возвышавшегося дэва, краснея от злости и прилившей к щекам крови. Но никто не осмелился ни остановить фа-Нисса, ни поддержать, лишь бледнеющее лицо Яссиры нор-Кейллах говорило Рейске о страхе. Она не смотрела ни на казначея, ни на Тейррана и остальных, а перед собой, лихорадочно перебирая пальцами край стола, то и дело бросая взволнованный взгляд на Асира. Тот стоял за Первым Копьём с удивлённым лицом, не понимая происходящего, но беспокоясь за матушку, что не могла подойти к нему и успокоить. Один раз он попробовал отойти от Драйгана, но тот крепко схватил за плечо и вновь заставил уйти за спину, чем привлёк внимание стоящего рядом Ворона.

      — Насколько твой брат был великим, настолько же ты никчёмен! — последние слова фа-Нисса отгремели эхом и растаяли в тяжёлом молчании.

      Рейске сглотнула, посмотрела на спокойное лицо Тейррана и прикусила губу, ожидая приказа схватить старика и увести прочь, но вместо этого принц медленно спустился по ступенькам, ступая тихо, неторопливо, словно хищник, которому не нужно преследовать добычу — она испуганно замерла перед ним, ожидая своей участи. Его руки были заведены за спину, в них не было ни кинжала, ни ножа — Тейрран всегда относился к оружию прохладно, — но зато в нём самом кипела энергия, которая растекалась по залу, продирая холодом каждого присутствующего.

      — Хорошая попытка, — принц мягко улыбнулся. — Правда, способная разгневать гордеца. Вы весьма хорошо осведомлены в моих успехах, фа-Нисс. Но чего вы желали этим добиться? Отвести подозрение от своих товарищей по плащам и маскам, думая, что мне неизвестно что творится внутри собственной империи? Хотите быстрой смерти? Ведь каждый знает, что Вороны весьма искусны в пытках и, попав к ним, вы вряд ли сохраните тайны, даже самые постыдные. Но измена — это не быть недовольным, прикрывая себя за благородством целей, фа-Нисс. Измена — это обворовывать казну, думая, что никто не замечает неловких схем, по которым часть налогов уходит в ваш карман, а не на нужды народа. Это покровительство контрабанды, работорговли и Чёрного Рынка. Вы не хуже Воронов знаете с кем ведёт дела Мятежный Герцог, за что получаете собственную выгоду. Не только золотом. Конечно же нет. Вы стали благодетелем нескольких тайных домов удовольствия, чья прибыль заметно оттягивает ваш карман и карман вашего брата. Кстати, сколько драгоценных шкур, похищенных детей и неучтённых товаров найдут Вороны в трюмах его кораблей? Последние несколько лет он даже не пытается скрываться.

      Рейске перехватила взгляд Первого Меча, судорожно дёрнув щекой. Тот пронизывал побледневшего старика ненавистью, которая становилась всё более ощутимой, будто правда, о которой так спокойно говорил Тейрран, впервые ему открылась. Впрочем, такое вряд ли хочется рассказывать союзникам, подумала Рейске, делая шаг в сторону казначея и сжимая рукоять меча. Фа-Нисс дрожал, сжимался под колким взглядом синих глаз, кривясь от ужаса и презрения, не пытаясь заискивать — помилования за подобное преступление ждать не приходилось, даже бежать он не мог.

      — Вас следует казнить, фа-Нисс, но сколько ещё интересных тайн вы можете рассказать, — губы принца растянулись в хищном оскале, обнажая ровный ряд белых зубов. — Я говорил вам, какие Вороны в этом мастера?

      Он не делал ни движений, не отдал приказов, но подле замершего фа-Нисса, чьи ноги всё же подогнулись, появилось двое Когтей, подхватившие под руки старика, а после столь же бесследно исчезнувшие из зала, заставив некоторых удивлённо переглянуться. Ропот прошёлся волной. Показательный театр Тейррана вновь разжёг тлеющие угли страха перед Чернопёрыми, заставляя вспомнить почему каждый вглядывался в тени даже собственных комнат. Вороны были везде, они ведали не только внешней разведкой, но и следили за делами внутри империи. Любое действие было известно им, а значит Скааду. И все, кто думал, что принц позволяет Воронам руководить страной, ошибались? Рейске нахмурилась.

      — Что на счёт леди нор-Кейллах, — нарушил тишину Тейрран. — Я вынужден отослать вас и вашего сына в крепость Марид в целях безопасности моего племянника.

      — Хотите убрать меня из ярима? — глаза разгневанной нор-Кейллах вспыхнули гневом. — Боитесь за своё положение?

      — Боюсь, что происходящее дурно скажется на вашем сыне. Ему нужна мать, которая будет рядом, — он встретил её натиск спокойно, позволив уголкам губ мягко изогнуться. — Это лучшее, что вас может ожидать, кузина. Не пренебрегайте.

      Лицо Тейррана вновь стало серьёзным, он обвёл притихших задумчивым взглядом и остановился на Балте, упиравшегося кулаками в столешницу. Тот ответил с вызовом, мрачно сжимая губы и хмурясь, но промолчал.

      — Первый Меч, — тот выпрямился, расправив плечи, готовясь достойно встретить свой приговор, — Первое копьё, лорд-командующий, Аберас нор-Керр, Галлари ав-Корис, Второй Ворон — останьтесь, остальных прошу покинуть зал.

      Драйган удивлённо переглянулся с Балтой, тот покачал головой, но выдохнул с облегчением, когда за его спиной исчезла тень Ворона. Как и другие.

      — Какая честь встретить клинок Второго Ворона, — с усмешкой прохрипел ат-Троу, когда Асира вывела леди нор-Кейллах, что сопровождали двое Чернопёрых. Он склонился к оставшемуся рядом с ним Ворону.

      — Ваша снисходительность может стоить нового шрама, — с улыбкой в словах раздался мягкий женский голос за маской, заставляя ат-Троу удивлённо отшатнуться. — Недооценивая врага, вы позволяете ему иметь козырь в рукаве.

      Обнажённый клинок шутливо скользнул по стали нагрудника, не оставив даже царапины, когда Ворон легко переместился клубящейся тенью ближе к Тейррану, с улыбкой следящему за Первым Копьём.

      — Все, кто остался здесь, теперь представители нового императорского совета. Ярим, как отражение мира, не способен проявить себя надлежащим образом в период войны, как не способен придти к единому мнению, имея ограниченный интерес к ситуации в целом. Поэтому я посчитал верным решением переосмыслить его существование, нацеленное на военную политику.

      — Значит, империя выступит против мятежников? — Балта невесело усмехнулся.

      Тейрран покачал головой:

      — Как только пройдёт церемония прощания с моим отцом, а после коронация, я инициирую переговоры с ар-дел-Варреном, их исход и будет решающим, — он поджал губы. — Нельзя отправлять людей убивать своих соотечественников, им нужно дать врага, что угрожает благополучию. Вы, как генерал, знаете это, Ангаран. На этом всё.

      Дэв отвернулся, вслушиваясь в удаляющиеся шаги новых советников, с грустью разглядывая пустующий трон — великолепная работа мастера, чьё имя осталось где-то в архивах Императорской Библиотеки, оставленное на пыльном пергаменте, если существовало до сих пор. Даже Тейрран, ведавший большинством тайн истории и мира, не мог сказать точно кому принадлежала столь искусная работа: массивный, позолоченный, с инкрустированными симметричными осколками дах’аджаров мягко сияющие в полутьме приближающихся сумерек и сверкающие при дневном свете; его подлокотники оббиты мягким бархатом, как и спинка, морды львов с раскрытыми пастям устремляли свои янтарные глаза на каждого, кто стоял перед императором, а массивный дракон вздымался над головой, обвивая трон. Четыре массивные лапы цепко держали императорское место, а хвост обвивал подножье, пока раскрытые крылья, вздымались за спиной правителя. Сколько историй ходило по дворцовым залам и коридорам, сколько из них вышло в свет и разнеслось с торговцами, шарлатанами и странствующими савваритами, чьи песни пропитала одна легенда: в час острой нужды, когда трон займёт нечестивец, императорский дракон оживёт. Огромный, застывший в камне и золоте реликт, призванный поддержать власть законного наследника, дремлет и лишь редкий гул, доносящийся из утробы статуи напоминает о древнем сказании.

      Но это была лишь одна из множества сказок, не самая любимая у Тейррана, но обожаемая Алекрисом, мечтавшим покорить небеса на спине императорского кассры, внушая врагам трепет. В своём благородстве и величии он смотрелся бы на троне куда лучше, нежели младший брат, слишком далёкий от борьбы с непокорными вассалами и завоевателями из диких земель, изредка терзающих приграничье. Только вот перед застывшим в металле драконом стоял Тейрран, а за его спиной, набираясь смелости разлепить губы и сказать хоть что-то, Рейске, неловко лязгнув сочленениями доспеха, сделав шаг к нему.

      — Это была его любимая история: великий Импалитар-кассра стряхнёт свою темницу с могучего тела и вновь наполнит гигантские крылья ветрами Солвиари, дабы взмыть живым знаменем перед врагами Шейд-Рамала. Он всегда мечтал о войне, где мог бы показать мастерство клинка и пылкий нрав, о благородных сражениях. Истина сильно бы разочаровала моего брата, — уголки губ дрогнули в грустной улыбке и Тейрран перевёл взгляд на застывшую рядом Рейске.

      — Где ты пропадал весь месяц? Что случилось с теми, кто отправился с тобой в Аэлерд и почему нашли только наёмников?

      — А остальных? — лицо дэва посуровело.

      — Только искалеченные тела Чернопёсьих и следы ишракассов. Первый Меч предположил о битве между аль’ширами Сейбара и твоего отряда, но их меньше десятка и вряд ли способны так легко одолеть людей Авераха.

      Лорд-командующий вдруг сделала резкий шаг к Тейррану и сжала плечи, заглядывая в синие глаза, ища в них ответы, которые он держал в себе и ни с кем не желал делиться. Как же им не хватает Алекриса, его задорного и весёлого нрава, способности объединять вокруг себя столь разные взгляды на мир и создавать с их помощью крепкий союз. Чтобы он сделал сейчас? Как далеко бы зашёл Тейрран, придерживаясь каких-то древних законов, если бы подле императора был старший брат? Может, ничего и вовсе не было?

      — Скажи что происходит, прошу! — её пальцы непроизвольно сжали крепкие мышцы, отчего тень боли скользнула по лицу принца. — Одни говорят, что ты не более, чем марионетка Скаада, другие только и ждут твоего промаха, а ты появляешься так же внезапно, как и исчезаешь! Будь здесь Алекрис…

      — Но его нет, — тихо перебил её Тейрран. — Он умер, Рейске. И ты знаешь по чьей вине это произошло, но винишь того, кто не причастен к этому.

      Его пальцы легли на острый подбородок лорда-командующего и крепко сжали, не позволяя вырваться из цепкой хватки.

      — Я знаю твою боль, как знаю насколько сильна любовь к моему брату и какая ревность сжигала всё то время, что он не замечал. Ты видела великолепие Алекриса, искала тепло в его доброте, но он давал это чужим объятиям, предпочитая этих жалких, хрупких людей, которые просто вспышки искры в его бесконечно долгой жизни. Почему ты не сказала ему о своих чувствах? Я видел, как ты страдала, и твои заплаканные глаза, когда он находил очередное увлечение. Хранить такую верность тому, кто даже не догадывается о подобной жертве, — настоящий подвиг.

      — Может, ты бы понял меня, если бы не нашёл собственное увлечение в этом безродном мальчишке, — Рейске презрительно скривилась. — Мы оба оказались в ловушке чувств, которые вручили тем, кто не понимал их. Только твои я разглядела слишком поздно, и теперь ты смотришь на этого щенка таким же взглядом, что когда-то на меня. Он действительно достоин этого?

      — Как был достоин Алекрис, — пальцы Тейррана скользнули по гладкой коже подбородка и исчезли.

      — Так где ты был?

      — Навещал старых союзников, — пальцы Тейррана легли на край стола и прошлись по контурам границы. — Если ты хочешь обвинить в произошедшем — не стесняйся, моё чувство вины безмерно.

      — Ты знаешь что с ними могло произойти?

      — Догадываюсь, — его взгляд потемнел. — Ты замечала, что на всех картах, что мой отец приказал обновить после падения Канкадии, Шайдара нет, но никто не осмелился тронуть этот стол? Словно молчаливый укор его доверчивости…

      — Канкадия пала из-за гордыни.

      — Из-за неё ли. Ты действительно веришь, что среди казнённых Алекрисом детей было новорожденное божество?

      — Причём здесь Шайдар, когда у наших ворот армия мятежников? — Рейске теряла терпение; разгорячённая произошедшим кровь бурлила, требовала выплеснуть скопившееся раздражение, и Тейрран, охотно ускользавший от её вопросов, так и манил это сделать. — Пока Эоран отступил, но сколько времени ему потребуется, чтобы собрать новую армию? Тем более, не все довольны твоими действиями и часть так или иначе поддержит его и лишит нас снабжения и людей. Ты подумал об этом? Или твой план в том, чтобы сжигать каждый непокорный город вместе с его людьми?

      Кулаки непроизвольно сжались, звякнув пластинами металла стальной перчатки, когда вылетевшие в гневе слова растворились под высокими сводами зала. На какое-то мгновение Рейске забыла, что перед ней теперь император, а не мальчишка, которого она знала всю непомерно долгую жизнь, что он в праве бросить её в темницу лишь по одному желанию, утешая своё самолюбие, раненое её раздражением. И лорд-командующий прикусила щёку изнутри, не отводя блестевшие от бушующего внутри гнева глаза.

      Пауза затянулась, заставляла нервничать, пока Тейрран изучал свирепое лицо девушки, задумчиво скользя по нему, будто находясь мыслями где-то далеко. И после выдоха, ответил:

      — Шейд-Рамал — это не жалкие существа, облепившие столицу и сосущие из неё соки, Рейске. Это сердце в каждом из наших братьев и сестёр. Твоё, моё, даже леди нор-Кейллах. Все дэвы — Шейд-Рамал. И пусть все эти земли поглотит огонь войны, это не изменит того, что наш народ выстоит и отстроит новую империю на костях прежних ошибок. Как это было, как это будет.

      Рейске отпрянула, глядя широко распахнутыми глазами на величественную фигуру Тейррана, простирающего руку над горами и реками империи, будто настоящее божество, готовое утопить всё в крови во имя собственной веры в нечто незримое. Каким мягким был его отец, верящий в свою судьбу хранителя и покровителя слабых людей, таким же жестоким был стоявший перед ней дэв, которого, как она думала, прекрасно знала. Лишённый поддержки старшего брата, не имевший друзей более, чем она и Алекрис, Тейрран даже не пытался проникнуться ценностями предыдущего императора, так легко говоря о смертях тысяч людей. А ведь когда-то он обещал вместе с братом построить великое будущее, как для своего народа, так и для «слабых и никчёмных». Так вместо того, чтобы винить одного, он винит всех людей в гибели Алекриса?

      — Тебе просто плевать на них, — голос подвёл её, предательски осип, дрогнув в испуге.

      — У каждой причины есть исток, и чаще всего он заключается в человеческой жадности, мести, глупости. Всё, для чего они созданы богами — занимать новые земли, плодиться и убивать друг друга. Удачно эволюционировавшие звери. Уничтожь порядок и их охватит первобытная жажда доминирования друг над другом, где сильные пожирают слабых. Сколько веков должно будет пройти, чтобы они вновь вспомнили о законах и порядках? Чтобы после их возвеличивания вновь кричать о оковах, мешающих их свободе. Отец принял первых поселенцев под своё крыло из жалости и собственной доброты, а они увидели в нас настоящих богов. Нашли кому можно поклоняться и кто ответит на эти молитвы, кто даст пищу, когда придёт голод, кто сотворит дома, когда над головой только небо. Отец не захватывал эти земли, не пролилось ни одной капли крови на чужих границах — они сами шли к стенам Шей’теарха. С мечом или молитвами, но шли. Потому что здесь добрые божества, потому что безопасно и слабые могут жить, паразитируя на заботе сильных. Доброта привела к тому, что теперь они командуют божествами, а мы зависим от них.

      — И ты хочешь…

      — Со смертью Алекриса и отца Шейд-Рамал стал моим наследием, Рейске. И мои мысли и желания останутся только мыслями и желаниями. Империя нуждается в защите и это долг, который я беру на себя со всеми последствиями за собственные решения. Не ради этих зверей, но ради моего народа, ради нас. И сейчас мне нужна твоя поддержка, Рейске, как никогда прежде, — он тепло улыбнулся и на мгновение перед ней предстал Алекрис, протягивающий ладонь, чтобы увлечь в очередную весёлую авантюру. — Будь рядом со мной.

      Дыхание сбилось от волнения, окрасившего щёки в пунцовый, как и кончики ушей, выдавая охватившее сердце смущение вместе с трепетом. Весь гнев, что готов был излиться бурной рекой, исчез, позволяя словам Тейррана проникнуть в душу и поселить в ней зерно доверия. И впервые Рейске посмотрела на него не как на надменного и жестокого ребёнка, не готового взять в руки бразды правления, а на того, кто даже против собственных желаний готов отдать всё для сохранения наследия. И её пальцы неуверенно коснулись кожи раскрытой ладони, скользнули по ней и сжали, принимая свою роль в новой эпохе Шейд-Рамала. Сердце трепыхалось от волнения, колотилось о рёбра, когда Тейрран благодарно стиснул латную перчатку.

      — Шакта, — на одном выдохе, шёпотом. — Рейске.

***

      Когда Муарт принял дар герцога ар-дел-Варрена, он знал, что его жизни будет угрожать опасность, что ему придётся выполнять поручения куда сложнее, чем взламывать замки и красть кошели из карманов рыночных зевак. Но не настолько, чтобы оказаться пойманным двумя Когтями, теми самыми, что сейчас сидели напротив него и неспешно перекидывались фразами, изредка перебивая друг друга в особенно горячие моменты спора. Они пришли вместе с Седьмым и по его приказу нашли Муарта в Дорсаре и заставили передать сведенья Мятежному герцогу, прижав к стене и грозясь отрезать палец вместе с кольцом. Теперь же спустя месяц они оказались в походном лагере, чувствуя себя хозяевами, расхаживая между раскинутых у стен крепости шатров и по этажам, то и дело ухмыляясь, как только им попадался Муарт. И в этих улыбках не было дружелюбия — насмешка, которая злила и стыдила, она словно говорила «Какой из тебя Ворон, нищая крыса, лишь тень величия, которой не должно существовать». И Муарт всё больше стремился доказать обратное, выполняя поручения герцога Эорана с той идеальной скрупулёзностью, к которой его приучил Старый лис. Он заслужил доверие ар-дел-Варрена, его запомнили генералы, пусть и не стремясь показать этого — много чести для бывшего воришки, — но уважение в глазах Когтей так и не появилось.

      Нужно было забыть это, оставить в прошлом, ведь куда простой крысе тягаться с теми, кто живёт в тенях, но обида жалила не хуже яда найяды, отравляя собственным бессилием. Иногда они исчезали, когда приходило время выполнять задание, что им дал Седьмой Ворон, — его Муарт видел лишь однажды, когда тот по-хозяйски заявился в кабинет герцога, будто к себе домой, — а после возвращались и вновь проводили время в безделье. Они начинали тренировки за два часа до восхода солнца, завтракали, медитировали, проводили свободные часы за делами или отправлялись в Паралл, что располагался в трёх часах пути от Марадийской крепости, а после вновь оказывались в лагере и словно искали встречи с Муартом, чтобы в очередной раз искоса бросить полный презрения взгляд и одарить насмешкой.

      Он тоже начал вставать до зари и тренироваться, пытаясь овладеть силой кольца, чувствуя, как магия в нём медленно заполняет вены и артерии, каждую клетку организма. Постепенно эта связь усиливалась и сила тьмы, заключённая в холодный камень, всё быстрее реагировала на мысли, всё чётче исполняла желания и приказы, принимала формы того, что представлял Муарт. Он видел в этом нечто удивительное и хранил этот секрет от тех, кто удостоился таких же колец, но не утруждал себя изучением тайной силы. Они были непроходимыми тупицами, чтобы до подобного додуматься, Муарт знал каждого счастливчика, отобранного герцогом и его командиром, но не он. Наставник часто говорил ему о пользе учения, настаивал постигать науки, даже те, что могли бы никогда не пригодиться, и Муарт жадно поглощал их, следуя мудрым словам. И теперь он каждый раз благодарил Старого лиса и возносил молитву к Солвиари, шепча всем ветрам, которые окутывали старые стены Марадии.

      Сегодня он встал особенно рано, чтобы успеть дойти до своего секретного места до того, как чернота с востока начнёт выцветать, чтобы уступить новым краскам пришедшего утра. За холмом, на котором стояла крепость, простиралась долина, на северной части которой расположился янивар, заняв пригодные для жизни постройки, переделав под казармы и склад. Ещё несколько небольших возвышений были заняты хариссарами и ратмирскими ведьмами, откуда каждую ночь доносились музыка и нестройное пение. Муарт слышал, как шептались солдаты, что любой, увидевший пляски этих кощунников, лишится души и станет таким же уродцем, какими были колдуны и ведьмы из далёкой северной страны. Были ещё и племена северян, часто затевающие драки, раздражённые долгим бездействием армии. Они устраивали потасовки, турниры, выплёскивали свою ярость в тавернах и за кострами, калеча и, что бывало, хоть и редко, убивая кого-то из людей Высокорождённых. Наёмники, такие же, как и люди Крысиной королевы. Он же уходил на восток, огибая старые курганы, давно разрушенные и скрывавшие в себе тайны далёких времён, где никто не бывал, боясь призраков. Там он соорудил себе простой манекен, на подобии тех, что были на тренировочной площадке в крепости, крепко обвязал соломой и даже попытался изобразить лицо, нарисовав на холщовом мешке глаза, рот и нос. Получилось довольно сносно и даже похоже на одного из тех Чёрнопёрых ублюдков. И сегодня Муарт хотел отточить свой навык создавать оружие из тьмы кольца. Он однажды смог это сделать, когда отчаянно нуждался в оружии в замен выбитого одним из телохранителей барона, который так невовремя вернулся в свой кабинет. Тогда руку обжёг холод и тяжесть рукояти дымчатого ножа приятно легла в ладонь, позволяя рефлексам тут же отреагировать и загнать лезвие в шею крепышу, впившемуся в горло вора. Первое убийство на службе у герцога, но одно из немногих за небольшую жизнь — когда на кону собственная, с чужой считаешься редко. Старый лис учил не поднимать оружие без причины, а убивать — без нужды, люди нехотя расстаются с вещами, но куда сложнее — с собственной жизнью и ради неё они могут творить невероятное. И Муарт старался придерживаться этого правила.

      Он осторожно спустился с покатой спины холма, цепляясь за выступающие камни, очутился внизу, спрятанный вздымающимися курганами, и сбросил на траву сумку с припасённым ужином — завтракал он на вершине одной из насыпи, встречая рассвет. Он улыбнулся манекену, по-дружески хлопнул по мягкому плечу и втянул полной грудью наполненный ароматом мокрой травы воздух:

      — Давно не виделись, Ирме.

      Это имя носил его старый недруг, что в детстве задирал его и отбирал жалкие крохи, следуя старому правилу: «Сильный забирает всё». Ирме был слишком наглым, вздорным и хитрым, но при этом сильным и настолько обаятельным, что многие спускали ему с рук мелкие пакости. Вокруг него всегда вились прикормыши, готовые убить по одному только приказу, с которыми он делил девок и добычу, забирая себе добрую половину, а остальное отдавая остальным. Он был настолько уверенным в собственной неуязвимости, что очень сильно удивился ножу, что вогнал Муарт, когда они встретились вновь на очередном задании гильдии. Это было первое убийство из мести, и единственное, за которое он не чувствовал вины. Этот ублюдок должен был умереть, но ему постоянно везло, будто его одарила поцелуем Ясноокая. Теперь же он расплатился за это сполна.

      — Готов продолжить? — Муарт отсчитал двадцать шагов от Ирме, развернулся лицом и встал в стойку, концентрируя мысли на тьме, клубившейся в кольце.

      Камень запульсировал, отзываясь приказу. Чёрный дым заструился, затанцевал вокруг пальца, обволок кожу раскрытой ладони, сгущаясь в её центре и начиная принимать форму ножа. Уже появились очертания рукояти, широкого лезвия, дым почти сформировался, когда концентрацию нарушил весёлый голос:

      — Маленькая крыса точит зубы?

      Муарт испугано вздрогнул и дым рассеялся, вызвав смех сидящего на крыше кургана Когтя. Тот смотрел на него с открытой улыбкой на молодом лице, и маленькие колечки в уголках губ сверкнули в свете затухающих звёзд. Фарсирец. Только они любили так украшать свои лица, уши и тела.

      — Лучше, чем у остальных, но хуже, чем у самого несмышлёного Птенца, — его смех был звонким, как перелив колокольчиков, он и петь умел — Муарт как-то слышал его исполнение в таверне, когда вернулся поздно ночью с задания. — Стоит тебя отвлечь и вся угроза исчезает вместе с твоим свирепым взглядом, баччи.

      Муарт глянул исподлобья на нежеланного свидетеля и утёр нос кулаком, пытаясь сделать вид, что надоедливого Когтя не существует, но тот будто специально отвлекал его своими насмешками, заставляя дрожать от гнева и обиды.

      — Если король может научиться пасти овец, то пастух не способен править королевством, баччи. Для этого нужны тренировки и знания. Ты даже пастухом никогда не был, так, мелкий помощничек, путающийся под ногами.

      Крупная дрожь пробежалась по телу и кольцо призывно отозвалось на бурлящую ярость, тьмой стекаясь к сжатым пальцам, протискиваясь внутрь кулака, формируя рукоять лука. И в одно мгновение Муарт развернулся к смеющемуся Когтю, вскидывая руки, в которых уже было оружие и натянутая тетива со вложенной дымчатой стрелой. Он резко отпустил её и та ушла по широкой дуге в небо далеко за спину притихшего человека. Тот перестал смеяться, недоверчиво покосился за плечо, затем на сопевшего от злости и унижения паренька, в чьих руках волшебное оружие распалось на чёрные струйки.

      Вот сейчас его просто прирежут прямо на месте и никто не узнает кто это сделал, подумал Муарт, вздрогнув от шороха сапог на примятой траве спрыгнувшего вниз Когтя. Убегать бесполезно — нагонит. Уйти в тень? Найдёт, в одной крепости живут, не говоря о том, что охотники из Когтей куда лучше, чем можно представить. И Муарт, шумно вздохнув, приготовился к боли, собираясь с силами в случае опасности если не дать отпор, то хотя бы убежать до того, как его убьют. Он смотрел исподлобья на стройную фигуру приближающегося фарсирца, следил за каждым шагом, застыв на месте и чувствуя, как страх ползёт от приросших к земле ног к сердцу, наполняя тело льдом. Кровь стучала в висках вместе с единственной мыслью «Бежать!». Надо бежать, пытаться это сделать до того, как в руке убийцы сверкнёт кинжал. И он правда появился, блеснул холодом и, рассекая воздух по широкой дуге, полоснул кончиком по щеке вора. Выступила кровь, скопилась бисеринками и прокатилась вниз, но тело осталось стоять на месте, оглушённое страхом.

      — Тебя никто не учил не пытаться убить разговаривающего с тобой человека? Это, как минимум, невежливо, — бесцветные глаза Когтя впились в самую душу, не мигая, и в них отражался свет последних звёзд. — Я же не угрожал тебе, баччи, зачем ты вынуждаешь меня делать тебе больно?

      Муарт шумно сглотнул, чувствуя, как по спине стекает маленькая капля холодного пота. Фарсирец был так близко, что он чувствовал жар его тела даже через рубашку, как мерное дыхание касается раненой щеки, что можно было разглядеть серебряные колечки на нижней губе и множество подобных украшений на ушах. Горло обнимала сплошная чернильная тьма, щупальцами заходя на всю нижнюю челюсть. Он гипнотизировал своим видом и мощью, исходящей от гибкого тела, будто змея, приманившая несчастную мышь.

      Муарт испуганно зажмурился, когда рука Когтя поднялась вверх, краснея от собственной слабости и стыда, и предательски вздрогнул под чужой ладонью, лёгшей на затылок, зарываясь в отросшие пшеничные волосы. Лёгкая брезгливость прошлась по лицу фарсирца, но сменилась самой милой улыбкой, которую Муарт мог видеть в свою сторону. Он приоткрыл один глаз и с ужасом увидел, как лицо Когтя приблизилось к нему и тёплый язык прошёлся вдоль щеки, стирая кровавую дорожку. Внутри что-то ёкнуло, сжалось и тут же сменилось приятным нытьём. Подобное он чувствовал в объятиях одной воровки, что сама решилась сделать его мужчиной, но в самый важный момент Муарт струсил и сбежал. Он никому не говорил об этом — засмеют же, да и сама девчонка держала язык за зубами, отпуская невинные шутки, не без удовольствия наблюдая, как вспыхивают светлые щёки. И теперь тоже самое пугающее чувство. Мозг лихорадочно твердил про побег, а тело предательски отозвалось сорвавшемся с губ полувсхлипом-полустоном. Чужие пальцы сильнее сжали волосы, пока вторая ладонь сжала бок капканом, не позволяя теперь вырваться. Муарт хотел что-то сказать, отпихнуть от себя что-то задумавшего Когтя, но ослабшие от ярких ощущений руки предательски дрожали, упираясь в чужую грудь. Бок вспыхнул болью от сильных пальцев и ухо обожгло дыханием:

      — Хаста, баччи, — язык оставил влажную дорожку по хрящу, зубы прикусили мочку, вырывая новый стон.

      — За… зачем… — Муарт захлебнулся от новой волны наслаждения, стоило чужим губам коснуться нежной кожи на шее, а зубам прихватить её.

      — Ты выглядишь одиноким, даже сидя в кругу своих товарищей, — фарсирец нашёптывал слова, перемежая всё короткими поцелуями, покрывая шею, и щекоча её тёплым дыханием. — Разве тебе не хочется тепла?

      — Не знал, что Когти не только убийцы, но и шлюхи, — острая боль, пронзившая кожу, заставила Муарта болезненно вскрикнуть и дёрнуться в чужих объятиях.

      Его резко оттолкнули, но не выпустили из рук, крепко сжав запястье, развернули спиной и толкнули в заросший травой курган лицом. Муарт охнул, морщась от боли, попытался воззвать к силе, но его руку вывернули и заломили, как в тот раз, когда он и Коготь впервые встретились. Он снова остался безоружным и жалким, придавленный чужой силой и мастерством.

      — Я хотел провести наш разговор в более приятной атмосфере, баччи, но твой язык говорит о любви к принуждению.

      Разомлевая от ласк душа вдруг подёрнулась холодом и пустотой от чужих слов, впившихся гвоздями в тело, причиняя боль. Почему-то на какое-то мгновение простой воришка подумал, что может быть интересен не из жалости, а за свои успехи, навыки и хотя бы красоту. Но даже здесь его обманули, пытаясь использовать. И от этого было слишком горько.

      — С этого момента ты будешь докладывать мне, что ты делаешь для герцога, куда он отсылает тебя и что хочет получить. Всё, баччи, не утаивая. А взамен ты будешь проживать свою жизнь простой крысы, как и раньше.

      Ладонь Когтя ласково легла на шею и слегка сжала, выпытывая ответ. Муарт завозился, но любое движение отзывалось болью в стиснутой в беспощадной хватке руке.

      — Ты уже сдал его один раз, второй раз будет легче, — Коготь говорил мягко и хотелось ему верить, но действия говорили об обратном, и к этому Муарт прислушивался охотнее, чем к увещеваниям.

      Его убьют в любом случае, откажись сейчас или узнай герцог о предательстве, но зачем Воронам что-то знать, разве ар-дел-Варрен не говорит им о своих планах, как союзникам? Не доверяет им? Боится? И зачем им нужен Муарт, раз он такой ненадёжный?

      Его неожиданно развернули, но не выпустили из хватки, оттого Коготь оказался настолько близко, что вжимался в шумно сопящего вора, но ничуть не смущался непристойной близости. Позади лишь крутой склон кургана, руки за спиной, как и чужие, что их держали, а перед ним спокойное лицо человека, которому чужды какие-то чувства. Чернопёрые не ведают ни любви, ни скорби, ни жалости — идеально выдрессированные убийцы, взращённые с малых лет.

      — Или ты хочешь что-то ещё за своё участие? — изумился от собственной догадки фарсирец. — Золото? Титул? Любовь?

      Он вновь обнажил зубы в улыбке и в ней не было привычной надменности, но неподдельная теплота, о которой так мечтал Муарт, ловя чужой взгляд. Мягкая, заботливая, которая встречала бы его возвращение и провожала, придавая сил. Ласковые руки, изучившие тело и знавшие как расслабиться после выматывающего задания, когда плечи, спину и ноги покрывали синяки. Он сам мог найти деньги, а титулы пусть достанутся тем, кто их так жаждет, но вот любовь… Муарт зажмурился и покачал головой.

      — Может, тебе по душе Кожедёр? Он тоже заставляет людей молить богов о пощаде, но вряд ли это то, что ты хочешь, — костяшки пальцев заботливо прошлись по щеке, и холодные глаза продолжали приковывать Муарта. — Я бы не хотел этого, баччи. Ты умён и дисциплинирован — настоящее сокровище для Воронов, как жаль, что слишком поздно быть Птенцом, может, мы бы с тобой стали братьями.

      Муарт недоверчиво нахмурился: неподдельное сожаление пронизывала весь монолог фарсирца, будто он был расстроен несправедливой судьбой, что хотелось поверить.

      — Я не хочу умирать, — тихо прохрипел Муарт, облизнув сухие губы. Сердце так и билось о рёбра, а тело колотило дрожью. — Я боюсь смерти. Но вы всё равно убьёте меня…

      Коготь прижался лбом ко лбу Муарта и мягко ответил:

      — Нет, Муарт, я защищу тебя, — и прильнул в осторожном поцелуе к чужим губам, не желая спугнуть и без того напряжённого воришку, что замер, боясь даже дышать, пока его рта касалось чужое тепло.

      Он ответил не сразу и робко, всё ещё опасаясь предательства и ножа в бок, а ещё собственной неуклюжести, ведь откуда взяться опыту, если пробовал целоваться в детском возрасте со старой подругой и не по своей воле. Но его не торопили, не причиняли боли и терпеливо позволяли вести там, где он совершенно не понимал, что делать, но доверчиво тянулся к новым для себя ощущениям, волнами захлёстывающими с каждым новым поцелуем. Он не знал имени Когтя, не понимал для чего понадобился Воронам, но поверил, ведь упоённый близостью, ощутил, как в ладонь вложили нечто маленькое, впившееся краями в сжавшиеся в кулак фаланги.

      — Теперь ты под моей защитой, баччи, — фарсирец шутливо боднул притихшего Муарта. — Я верю в тебя.