день 3. все, что осталось [гоголь]

бумага шумит на ветру противно-громко, точно чащоба в шторм, но николаю совсем уж не хочется запереть наконец окно. холод пальцами длинными трогает кости болезненно, но гоголь расслабляется от этого невероятно легко, падая поглубже в память.


диканька холодная. и не тот это холод, когда кожу хоть тронь, затрещит инеем, нет, нет, этот холод сквозь нее ступал да прихватывал за ребро псиной, голодной до костей. и все грыз, с наслаждением добираясь до легких, да колол их, гадая: лопнут ли? так мария, улыбаясь, сжимала его глотку, не давая вдохнуть. так он сам задыхался среди тел, покрытых белой простынью. руку на отсечение дает, одно из легких уж измялось невероятно. хотя бомгарт бы в спор вступил, николай васильич, не выжил бы ты, будь это правдой. а коля все так же прав, не выжил он дважды.


некоторым хватило одного раза.


диканька холодная, недоступная для чужих рук и взглядов, отказывается от внимания. полицмейстер, смотрящий волком, бегущие резво в дома бабы да дети, глядящие как на лесное чудище. графиня – снежинка, тающая на ладони, да за ней ледяная гора лжи. холод трупов. холодный покой доктора, ножом идущим по тонкой коже. холодная улыбка якова, несмотря ни на трупы, ни на кипящую злость николая.


грела только горилка да костер, где его собирались сжечь. остальное оставляло лишь простуду.


бумага летит со стола, гоголь чудом успевает ее схватить, уже не помня, что писал на ней, оглядывает, цепляется взглядом за чужие, слышанные когда-то слова. да, помимо холода были слова.


чужие истории, о мертвом ребенке, о дуэли, о черте, что подарил туфельки, о ведьмочке, о шинели. гоголь вплетает каждое словечко в канву повестей, складывает мозаику. сохраняет каждое лицо, будто бы ведя летопись.


но важнейшее, что удалось ему сохранить, – обещание, тихо прошептанное могиле да на замок закрытое в сердце.


александр христофорович, приоткрывая ненадолго ледяной свой гроб, в котором с петербурга был захоронен, вложил в юношеские ладони принципы. николай в жизни не выкинет обещаний, никогда не солжет. всегда острым пером обругает мерзотную правду окружающих людей, все наружу вытащит.


гоголь захлопывает ставни. и опять в комнате лишь холод и слова. все, что сохранить вышло.