Бедняжка все это время просидела в углу, боясь вздохнуть, боясь пошевельнуться, с одной лишь мыслью о предстоящей смерти. Она не упустила ни единого слова из разговора матери с Тристаном, и все муки матери находили отклик и в ее сердце. Она чувствовала, как трещала нить, которая держала её над бездной, двадцать раз ей казалось, что вот-вот нить эта порвется, и только сейчас она вздохнула наконец свободнее, ощутив под ногами опору. В эту минуту до нее донесся голос, говоривший Тристану:

— Рога дьявола! Господин начальник! Я человек военный, и не моё дело вешать колдуний. С чернью мы покончили. Остальным займётесь сами. Если позволите, я вернусь к отряду, который остался без капитана.

Это был голос Феба де Шатопера. Нет слов, чтобы передать, что произошло в душе цыганки. Так, значит, он здесь, ее друг, её защитник, её опора, её убежище, её Феб.

Эсмеральда рванулась было к окошку, но Гудула отпихнула её обратно в угол. Резкая боль пронзила голову цыганки, и она поморщилась, тихо простонав.

— Что это у тебя за шум, старуха? — Тристан заглянул в оконце.

— Я молюсь, монсеньор, чтобы эту проклятую цыганку поймали! Чтобы в Аду её жрали черти, как она сожрала мою доченьку! — Гудула вложила в эти слова все оставшиеся силы. — Вот, смотрите, только башмачок остался от моей доченьки!

И когда вретишница потянулась за ним, Тристан раздражённо сплюнул на землю:

— Вот же полоумная баба! Только время наше тратит!

И он приказал отрядам, разыскивавшим цыганку, оставить вретишницу и заняться Двором Чудес и другими злачными местами, где та могла бы прятаться.

Только когда перестали различаться голоса солдат, Гудула позволила дочери вылезти из угла. Они крепко обнялись, и вретишница шептала ей слова любви и молила о прощении за все злые слова в её адрес. Теперь всё будет иначе, думала Эсмеральда.

До ночи они просидели в углу, боясь попасться на глаза стражников. Но только когда спустились сумерки, они начали размышлять, куда они могут пойти. Выйти из Парижа сейчас невозможно и ещё нескоро ворота откроют, во Двор Чудес тоже пойти нельзя. Оставалось или надеяться на удачу, или оставаться здесь и дальше.

Эсмеральда вдруг с ужасом осознала весь ужас её положения.

Никто не придёт.

Феб считает её колдуньей и не хотел её искать, не потому что любит, а потому что не его это дело. Гренгуар из тех людей, кого нужно спасать, а не от кого ждут помощи. На Квазимодо надежды мало, ведь он вряд ли покинет Собор. А оставался ещё и архидьякон, приволокший её к виселице. Кто знает, быть может он тоже рыскает в поисках её?

— Ваше Высокопреподобие! — всплеснула руками Гудула, увидев знакомую фигуру неподалёку.

Архидьякон обернулся, и Эсмеральда чуть было не вскричала от ужаса.

— Нет, матушка, только не он! Только не этот человек! Он хотел повесить меня!

— Этот человек — рука Провидения! Он вернул тебя мне!

Тем временем священник приблизился к Крысиной норе, и Эсмеральда добровольно отпозла в знакомый угол.

— Ваше Высокопреподобие! Как же я смогу отплатить вам! Вы вернули мне дочь!

— Дочь? — медленно переспросил он, и от звука его голоса кровь Эсмеральды застыла.

— Да, та цыганка, которую вы привели мне, — это моя доченька! Моя дорогая доченька! Цыгане украли её.

— Значит, она жива?

В его голосе Эсмеральде послышалась надежда. Он что, не зол, что она жива? Или просто рассчитывает добиться того, чему помешал Квазимодо?

— О, конечно жива! Жива! Но повсюду стража, нам некуда идти…

— Я помогу.

— О, спасибо вам! Ваше Высокопреподобие! Как же мне отплатить за ваше…

— Ничего не нужно. Вылезайте.

Гудула дёрнула Эсмеральду за руку и выволокла к решётке.

— Главное, чтобы ты спаслась.

— Я не пойду с этим человеком!

— Я не причиню тебе вреда, клянусь всеми святыми, — спокойно сказал архидьякон.

— Скорее, доченька, скорее!

И Эсмеральда, которую колотило от ужаса, вылезла из Крысиной Норы, оперевшись на священника. Затем он помог выбраться Гудуле.

— Мы переправимся на лодке, я оставил её неподалёку.

Он снял с себя плащ и накинул на плечи Эсмеральды:

— Вас не должны видеть. Если что-то случится, я скажу, что вы — один из причетников. А теперь молчите.

На их общее счастье они достигли лодки, а потом и мыса Террен незамеченными. Там они проскользнули в потайной вход, и священник привёл их в один из двухэтажных домов. Внутри всё оказалось просто и даже как-то бедновато. На первом этаже располагалась кухня, небольшая столовая и вход в погреб. А на втором этаже — две спальни и комнатке с большой лоханью.

Архидьякон отнёс во вторую спальню простыни, наволочки и одеяла. Через полчаса все трое обитателей дома спали.

Так прошло несколько дней. Священник не подходил к Эсмеральде, не заглядывал в их спальню и вообще словно пытался стать незаметным. И она немного успокоилась.

А вот Гудула стала чахнуть, что испугало Эсмеральду не на шутку. Она старалась сама помочь матери, но ничего не получалось. И в один из вечеров решилась попросить о помощи священника. Он поговорил с Гудулой, что-то посмотрел, а потом вышел, тихо притворив за собой дверь.

— Её жизненные силы на исходе. Боюсь, она и недели не проживёт.

— Она больна?

— Нет. Столько лет она провела в том каменном мешке, и всё, что её держало на этом свете, — желание обрести вновь тебя. Теперь же…

— То есть… — Эсмеральда почувствовала, как колет в носу, — я убила её?

— Господь милосердный, что за глупости! — Фролло приложил руку ко лбу. — Разумеется, нет. Ты исполнила её молитвы, её сокровенное желание! Не бери на себя лишнего.

Вечером, когда они легли спать, Эсмеральда положила голову на плечо матери. Та вновь говорила ей о Реймсе и наследстве от какого-то дядюшки. Но вдруг спросила:

— Что ты думаешь об этом священнике?

— Он ужасный человек, — твёрдо ответила Эсмеральда.

— Жаль… Жаль, что ты так думаешь. Он мог бы хорошо о тебе позаботиться, когда меня не станет.

— Матушка!

— Послушай меня, детка моя, — строго сказала Гудула. — Может быть, тот красавчик в доспехах и выглядит куда привлекательнее, но с ним ты повторишь мою судьбу. А это последнее, чего я хочу для тебя.

Гудула вкратце поведала ей историю своего падения, и Эсмеральда не могла поверить своим ушам. Как же может её мать быть таким человеком?

— Так что подумай хорошенько, хочешь ли ты превратиться в это, — она ткнула в себя. — Или выбери этого попа, и до старости бед не будешь знать.

— Вы предлагаете мне стать его любовницей? Ни за что! А как же брак? Кем были бы наши дети!

— Ох, и глупая ты пока ещё! А ты думаешь, этот твой красавчик-вояка женился бы на тебе? Не-ет, женятся они на дамах в шёлковых платьях, а к нам ходят по ночам, как воры.

Эсмеральда собралась возмутиться, но вспомнила, как Феб расхохотался, когда она попросила его обучить её вере, чтобы они могли пожениться. Неужели матушка права?..

Не прошло и недели, как Гудула умерла, ночью во сне. На следующий день Фролло позвал Квазимодо, и они куда-то увезли её тело. Фролло обещал проводить Эсмеральду на её могилу, когда всё утихнет. Тем более, что в Париже жители уже позабыли про всю эту историю, да и стражники её толком не искали. Тристан-Отшельник пару дней ходил злой, как сотня чертей, но поделать ничего не мог. Оставалось дождаться, когда о цыганке забудет король.

— Почему вы не спасли её? — рыдала Эсмеральда следующим вечером. — Ну почему?..

— Прости, — тихо сказал Фролло, садясь напротив. — Я виноват перед тобой, виноват перед Жеаном…

Его голова рухнула на руки, он весь сгорбился, и в этот момент выглядел действительно стариком. Сердце Эсмеральды впервые кольнула жалость к этому человеку.

— Кто это — Жеан?

— Мой младший брат, — глухо отозвался Фролло. — Его убили в ту ночь. Ему было столько же лет, как тебе.

— Мне жаль… Вы поэтому такой тихий все эти дни?

— Не только, — он наконец немного распрямился и помотал головой. — Я думал о тебе. О том, что произошло по моей вине и чего едва не произошло. Это не простительно.

Эсмеральда напряжённо его слушала.

— Я не смею надеяться, что ты согласишься остаться здесь. Поэтому я принял решение, что я дам тебе сто турских ливров, чтобы ты могла уехать и начать жизнь заново. Кажется, твоя мать говорила, что у тебя есть какие-то родственники в Реймсе…

— И что я буду там делать? — грустно усмехнулась Эсмеральда. — Я ничего не умею, кроме танцев. Я бы хотела уехать, но куда? И чем я буду зарабатывать на жизнь? Я не могу…

— Если ты останешься, я клянусь, что не трону тебя и пальцем без твоей на то воли, — голос Клода дрогнул. — У тебя будет всё, чего ты пожелаешь. Позволь мне искупить вину!

Эсмеральда закрыла лицо руками. О, что она готова сделать! Отдаться своему палачу! Она безумна… Но у неё больше нет выбора.

— Хорошо.