Дверь громко захлопнулась.

Клод осел на лавку и, подперев лоб рукой, глубоко вздохнул. Какой же он глупец… Только совершенный глупец сделал бы это. Он сам, своими руками всё разрушил.

Эсмеральда ушла. Он отпустил её. Она ушла и никогда, никогда сюда не вернётся. Она так ненавидела его, боялась, но потом она научилась это скрывать, и он почти ей поверил. Она хорошо играла свою роль. И вот теперь её нет.

Клод прошёлся по столовой, потом по кухоньке с остывающим очагом. Поднялся на второй этаж и в спальне увидел смятые простыни на её постели, её гребень на столике и старые шоссы, которые она носила только дома. Это всё, что ему осталось. Клод рухнул на кровать. Ему и этого не положено — даже желать этого уже грех. А они провели столько ночей вместе, что и не сосчитать.

Он лежал не шевелясь, пока спина и руки не затекли, но такой роскоши, как свободное время, у него почти не было. Он не может забыть о своих обязанностях: о приходах, поручениях епископов, финансовых отчётах… О Жеане, в конце концов. И, возможно, если удастся отвлечься от воспоминаний, то вечером он посвятит пару часов алхимии.

С того дня жизнь потекла так же, как и до августа 1481 года, когда в Париж пришли цыгане. Клод Фролло стал тем же угрюмым священником, перед которым трепетали все, кто встречал его на пути, и которого за глаза проклинали и называли чернокнижником. Но его и прежде это не заботило, он не утруждал себя тем, чтобы вслушиваться в сплетни торгово. Но до него доходили слухи, бродившие среди священников Собора и в окружении епископа, дескать, любовница сбежала, вот он и злой. Фролло каждый раз до боли сжимал кулаки от негодования: как они догадались?

Несколько промозгло холодных дней многих свалили в постель с лихорадкой. Клод держался дольше, но и его в итоге постигла та же участь. Жар почти сошёл за три дня, но слабость и головная боль позволяли разве что отойти в нужник и за разбавленным вином. К удивлению Клода Жеан навещал его каждый день, принося с собой горячую еду, и заваривал ему нужные настои. Нет, болезнь брата никак не повлияла на его шутливость, и Клод обнаружил, что благодарен ему за это. Он бы, наверное, не вынес, если бы тот вздумал кудахтать вокруг него как наседка.

За дверью послышался тихий женский голос, потом Жеан что-то сказал и хлопнул дверью. Быть может, это кто-то из монахинь?

— Можно?

От звука этого голоса Клод застыл на месте. О нет, это не монахиня!..

— Входи.

Эсмеральда зашла и сняла плащ.

— Я узнала, что вы больны…

— Ты опоздала. Я почти здоров. Зачем ты пришла?

— Я хотела помочь…

— Тогда уходи, мне не нужна твоя помощь.

—...и извиниться. Я ушла, бросила вас… Мне казалось, так будет лучше. По крайней мере мне. Но я ошиблась.

Она глубоко вздохнула и села на стул к его постели.

— Я думала, что смогу жить, как раньше, я такая глупая! Я поступила беспечно, но мне было стыдно это признать. А потом я узнала, что вы больны, и прибежала сюда.

Клод задумчиво слушал её, не отрывая взгляда от её лица. Кажется, она не обманывает… Поверить вновь?

После долгой паузы он сказал:

— Ключ от дома в верхнем ящике.