Алый Рыцарь

…На второй день его странствий начался сильный дождь. Тогда королевского рыцаря приютил у себя его собрат, служивший лорду западных земель — так себя обозначил хозяин черного замка, на который Кэйа наткнулся, когда шел через лес. И, хотя монахи, у которых он остановился в первый вечер, наказали ему идти точно на запад и не обманываться дворцами и деревнями, промокший до нитки и изрядно проголодавшийся Кэйа не мог устоять перед соблазном провести ночь в тепле и сытости. Так и произошло; хозяин щедро накормил его и предложил для ночлега лучшие покои, и Кэйа, пьяный от вина и снеди, не увидел в этом предложении ничего дурного.

Он крепко заснул, но снились ему странные сны. В них он стоял в центре необъятного поля, а его сапоги то и дело вязли в тяжёлой, болотистой почве. Он наклонил голову и понял, что земля утопает в крови, а небольшие бугры, которыми было испещрено это поле, были телами павших рыцарей, поросшими мхом. А вдалеке, в нежном холодном зареве стоял человек, и доспех его был полностью окрашен кровью. 

Рыцарь стоял к нему лицом и молчал. Кэйа не стал ни подходить, ни привлекать к себе ещё больше внимания; ему оставалось дождаться окончания своего странного сна. 

Когда он проснулся, хозяина уже не было в замке. Старая горбатая служанка сказала, что каждый день он уезжает по делам и возвращается к вечеру, но сегодня обещал вернуться раньше, чтобы не оставлять своего гостя скучать. А пока ему в развлечение был предоставлен замок от библиотеки до кухни, и весь день Кэйа провел в безделье и праздности. Он с удовольствием бы отправился дальше, но дождь сделал его узником просторных каменных комнат.

Хозяин вернулся к нему, когда небо ещё не потемнело. Он опять явился весь мокрый от дождя, но его доспех, ещё вчера сиявший от чистоты, как будто побагровел, то ли от ржавчины, то ли от чего ещё. Тогда Кэйа счёл это за игру огней и тени. В этот день хозяин был радостен и широко улыбался, и с таким настроением они сели ужинать.

Всё оставшееся время он развлекал его, читая книги у камина. Его голос был столь тягучий и мягкий, что Кэйа увлекся, забылся, и в этот вечер превратился из рыцаря в простого мальчишку, который весь день носился по замку, а под вечер утомился и попросил кого-то старшего почитать ему. И, хотя сегодня он выпил гораздо меньше вчерашнего, но всё равно чувствовал, как щеки поддевает жар от взгляда хозяина замка, но вместе с жаром внутри поднималось ощущение непомерной тревоги перед тем, чего его голова никак не могла ему объяснить. 

Рыцарь читал ему сказки, и Кэйа не заметил, как задремал, а затем и вовсе провалился в глубокий сон и уже не смог увидеть или почувствовать, как поднимают его из кресла и несут в свои покои. На второй день ему снова снилось гиблое место, снился его рыцарь, и в этот раз его меч, окроплённый кровью, был обнажён, но сам он не двигался. Кэйа вновь решил не испытывать судьбу.

На утро следующего дня все повторилось: Кэйа оказался предоставлен сам себе. Он решил потратить своё время с пользой и привести в порядок оружие и кольчугу. Так, с мечом и точильным камнем, нашел его вернувшийся хозяин. Его доспех, ранее белый, побагровел еще сильнее; увидев, что Кэйа точит меч, он широко улыбнулся и спросил, не собирается ли рыцарь вызвать его на поединок. Кэйа тоже улыбнулся, взглянул ему в глаза и ответил, что не собирается; он уже давно не участвовал в турнирах, предпочитая сидеть подле короля и отмахиваться от дерзких вызовов юнцов, только вчера закончивших молиться перед своим посвящением в рыцари. Хозяин замка же выглядел крепким, сильным; Кэйа чувствовал, что он точно будет бить со всей силы, и очень живо представил, как легко слетают с плеч головы его врагов. 

Они вновь отужинали; хозяин хвастался дичью, которую поймал во время сегодняшней охоты, а рыцарь льстиво отвечал ему на его хвастовство. И снова они пили, снова веселье охватило трапезную залу, как если бы она была наполнена людьми, и Кэйа отчетливо слышал музыку, хотя не видел ни одного скрипача. Он и сам рассказывал истории о своих приключениях, ведь прожил уже долгую жизнь и хранил их немало на своей памяти; где-то он приукрашивал, и в тот же самый момент, когда ложь слетала с его языка, его собеседник разражался диким, громогласным хохотом и уличал его в ней, и частенько это доходило до жарких споров. Но потом слуги подливали им вина, и двое мужчин успокаивались на некоторое время. К концу вечера Кэйа чувствовал, будто знает его уже всю свою жизнь, и, стремясь выразить свои чувства, но не помня точно, как, он нагнулся к хозяину и дважды поцеловал его, на что тот рассмеялся, поднялся и под руку повел Кэйю к его покоям. 

На третью ночь ему приснился тот же сон; тот же рыцарь стоял уже совсем рядом, и его красный доспех ловил на себе рассеянный в облаках солнечный свет, и, хотя Кэйа не мог видеть за шлемом его лица, в голове у него родилась веселая, пьяная мысль. Кэйа опустил взгляд и увидел в своей руке остро заточенный меч.

Он громко, чтобы слышали мертвые, вызвал на поединок странного рыцаря из своих снов. Поднялись в небо острия мечей.

Они дрались ожесточенно и долго; рыцарь не боялся ранений, наносимых ему кэйиной рукой, и совсем не уставал, Кэйа же, пускай и во сне, ощущал себя как никогда живым и бодрствующим, и вскоре руки стали его предавать, а ноги подкашиваться. Он не чувствовал боли от ран, но с каждой каплей крови, покидающей его тело, становился слабее, а его соперник - сильнее, будто он черпал из нее свои силы.

Наконец Кэйа упал на колени от слабости и опустил руки. Он хотел взмолиться и попросить о пощаде, но гордость не позволила ему этого сделать. И во сне, этом чудном, странном сне он видел, как высоко поднимается окровавленный меч и как легко незнакомый рыцарь отрубает им его голову. 

В этот момент он проснулся и не сразу понял, что находится в комнате не один. Рядом с ним в кресле сидел хозяин замка — стало быть, слишком долго длился их бой, слишком долго Кэйа спал. Он взглянул на его доспех и ужаснулся, увидев, что от белого цвета на нем осталось лишь одно маленькое пятнышко, расположившееся в центре латной груди. 

Он знал эту легенду – легенду о рыцаре в кроваво-красных доспехах, об Алом Рыцаре. Все её знали, потому что все, кто хоть раз поднимал свой меч на поле брани, будь то турнир или битва за своего господина, чувствовали металлический привкус крови во рту. 

Из неё-то он и родился. Из крови, пролитой в честь чужого имени, из сломанных хребтов и разорванной плоти, из ржавых кольчуг и лат, оставшихся лежать на равнине, из меча, пронзившего ребра, на котором вороны молятся за упокой, из голубки, такой светлой и чистой и так бессердечно клевавшей ресницы вокруг мертвых глаз. Здесь он и был рождён, и весь мир был ему матерью, вскормившей его чужой кровью. И потому он сам был как кровь: кровью окрашен был его доспех, кровью лились его волосы по ветру, когда тот блуждал в кудрявых прядях, кровавой крапиной, как от точного удара клинком в шею, пестрели на лице веснушки, брызгами крови летел его смех.

Только теперь узнал Кэйа в хозяине замка Алого Рыцаря, только теперь понял, что каждый день тот уходил не охотиться, а забирать себе каждого, кто посмел бросить ему вызов и неизбежно проигрывал. Он вспомнил, что во сне от своей бравады потерял голову, но и сейчас не бросился ему в ноги и не взмолился, и не просил о пощаде. А рыцарь сидел, опершись о рукоятку своего меча, и смотрел на него. Затем он выпрямился и звонко ударил себя по груди, по тому месту, где еще оставалось белое пятнышко. 

– Я берег его для одного человека, – так звучал его голос, – Для пьяницы, труса и лжеца, но не нашел в своём замке ни первого, ни второго, ни третьего. Поэтому я сохраню его. Мои руки всегда должны быть омыты кровью, но я сохраню его и вновь через год найду тебя, и окажу тебе честь, вызвав тебя на бой, такую же, какую оказал мне ты. – После этих слов он улыбнулся, нагнулся и дважды поцеловал его. 

В тот же день прекратился ливень, и Кэйа смог отправиться дальше. Он не знал, можно ли было посчитать такой исход везением, или же милосердие Алого Рыцаря было скорее проклятием, но, отойдя от замка на пару миль и обернувшись, чтобы еще раз окинуть взглядом свое случайное пристанище, он обнаружил лишь густые заросли на том месте, где еще три дня назад радушно встретил его щедрый хозяин.