Константин не спал вторые сутки. После обсуждения планов и новой информации, он сперва просто долго ворочался на кровати, окутанный зимней мглой, потом искренне жалел о том, что не переспал с Валерой – в том взбудораженном состоянии это было бы особенно приятно. Потом начал привычно перебирать то, что следует сделать завтра и то, что уже было сделано. Когда закончились и эти мысли, и мозг был опустошен до дна, с этого дна начала подниматься вся грязь и муть.

Голову заполнили тревожные мысли о сакральном смысле происходящего, о том, что теперь он долго от этого не отмоется, что Мраку было очень страшно умирать и очень больно перерождаться, что Макс – его всё это время дома один, и рядом нет ни его, ни Ивана, а Наталия тоже занята на работе, и страшно было не то, что с ним что-то случится, но то, что он может почувствовать себя одиноким или вовсе ненужным – Константин, кстати, так ни разу ему и не позвонил. Чем дальше, тем глубже Константин погружался в холодную бездну мыслей, которые мало чем отличались от нечисти – тоже тратили силы, делали больно и имели силу только ночью и в моменты слабости.

Он вспомнил, что если пытаешься заснуть дольше пятнадцати минут – уже не заснешь, вышел на кухню и поставил греться чайник.

Аналитик нашла его, когда свист чайника робко надрезал тишину. Константин вдруг отчётливо услышал её дыхание и почувствовал её страх.

— Я не слышала, как вы спустились. — Выдохнула она дрожащим, горячечным полушепотом.

— Я тихо хожу, — хмыкнул он негромко, а потом добавил: — Спрашивай.

В темноте, смешанной с лунным светом, её бледное лицо выглядело размытым, снежным, будто бы светящимся изнутри.

— Что... что вы сказали мне в нашу первую встречу?

Константин задумался на секунду, но быстро вспомнил, о чем речь.

— Сказал, что у тебя классная грудь? На тебе был такой топ, что я не смог не отметить, прости. — Он пожал плечами, будто бы в этом не было ничего такого, хотя сам едва заметно ухмыльнулся.

Она сейчас наверняка подумала, что настоящий Константин ещё будет хуже какой-нибудь твари, но он знал – нет, конечно, не хуже. Из всего разнообразия нечисти и аномалий лучше него могут быть только инкубы, и то, ещё в какой парадигме смотреть.

Она молчала, и Константин, не выдержав, спросил:

— Что случилось? Не меня же ты так испугалась?

— Там... я видела в окне. И датчики...

Константин резко встал и пошёл в гостиную. Страх был заразнее простуды, и инкубационный период его составлял от доли секунд до пары минут, после чего он овладевал всем телом и мыслями.

Показатели аномальной и ПСИ почти что зашкаливали, хотя Константин ничего такого не чувствовал – но мог ли он сейчас доверять своему чутью? Казалось, в последние сутки оно у него перевернулось с ног на голову.

Можно ли работать "в поле", если у тебя нет чутья?

Он всмотрелся в окно. Чёрная линия леса на секунду заворожила его, и он не сразу заметил дорожку следов – и это были следы босых человеческих ног, а не зверя. Под окнами было натоптано, и, Константин понял это, коснувшись стекла – окно дрожало.

Константин нервно сглотнул, не в силах отвести взгляд от леса и от дорожки следов.

— Константин...?

— Ложись спать, — сухо ответил он, а потом дом резко тряхануло.

Аналитик не удержалась на ногах – то ли от испуга, то ли от резкого толчка, и Константину инстинктивно подхватил её, прижал к себе. И, ах, — с сожалением подумал он, — это была бы замечательная возможность, если бы его мысли уже не были заняты одним кудрявым врачом.

В дверь поскреблись. Константин почти что почувствовал усилие, с которым аналитик проглотила вскрик, не издав ни звука. Почти что в следующую секунду Константин уже сыпал соль из голубого пакета прямо на порог, и на подоконники, и ещё надо бы на второй этаж, где заодно разбудить Ивана...

У Константина не было шансов уснуть этой ночью.

***

Утром он долго звонил знакомым охотникам в надежде на то, что кто-то приедет, но нет – все были заняты, не хотели работать в глуши, отмахивались, мол, неужели вы не разберётесь с парочкой перевертышей? К тому же, чтобы преодолеть завал на дороге, нужны были как минимум снегоходы, если это вообще физически возможно, либо вертолёт, а на вертолёт денег, конечно, не было.

Константин был уверен – случись такое в центре Москвы, и с этим работала бы огромная группа охотников и огромная группа исследователей, и с ними дюжина спецов – врачи, учёные, сектоведы... Но, честно, если бы ему вот так позвонили в девять утра и начали говорить что-то про, господи прости, Нижние Выстюги, он бы тоже послал их в задницу.

В момент, когда Константин уже был готов идти одеваться и отправляться на поиски второго волка, ему позвонил Валера:

— Что? Тебя опять нужно спасать? — Улыбнулся Константин.

— М-м-м, не в этот раз. Хотел сказать, что мне вернули сбежавшего пациента – охотники нашли его полностью голым в лесу. Закрыл его в одиночный бокс.

Ну слава Богу.

— Никогда ещё не был так рад из-за голого мужика. Тогда, получается, у тебя всё под контролем?

— Получается, так.

— Отлично. Звони, если что, всегда рад тебя спасти.

Картинка происходящего полностью сложилась в голове. Теперь вопрос был в другом: что с этим делать? И... стоит ли что-то делать? Хозяин расправится с этой дюжиной желальщиков и успокоится до следующей партии придурков.

Бросить это всё мешало осознание следующих фактов: следующая партия обязательно будет, а начальство Константина, после смерти нескольких человек прочитав в отчёте: «аномалия естественным образом стихла и будет неактивна, пока не будет проведён специальный ритуал», оттрахает его так, что ему ещё захочется оказаться на месте того голого мужика в лесу.

Константин думал, что нужно было пойти к идолу. С Хозяином этим общаются же как раз через этого идола? Больше всего аномалия походила на дух типа вендиго. Непонятно только, мстительный или оберегающий.

А любой дух когда-то был человеком. В данном случае – женщиной. И если так, нужно узнать, что держит её здесь, кроме человеческой веры. И... закрыть гештальт. Найти потомков, перезахоронить останки, сыграть коду сонаты... Впрочем, судя по тому, что Константин видел в книге, она здесь уже не первую сотню лет, и на почве сильной веры приобрела серьёзные силы. В ней может не остаться почти ничего человеческого...

Нет, нет, — поправил он сам себя, — должно было остаться. Она судит людей, захотевших поиграть с ней в эту дурацкую игру, она оберегает детей, но не взрослых – она ещё что-то понимает, что-то в ней ещё живо...

Он попросил аналитика поискать что-то по истории этих мест – хотел понять, как давно здесь обитают люди и что эти люди из себя представляли. Сами собой приходили в голову картинки коренных племён – искры костра, запах сушёных трав, следы на снегу...

От последней мысли по коже пробежали мурашки.

Нет, стоп. Шаманы, какая-то старая история, сон Валеры про больных, упоминание ведьмы о том, что её бабка когда-то кому-то насолила...

Он поднялся к себе и рухнул на кровать. Слабость в теле была кошмарная, мысли в голове распутать было сложнее, чем спагетти, сваренные позавчера, и Константин понимал: нужно поесть и поспать, но ни есть, ни спать не хотелось.

Ваня, который в этот раз дулся на него сильнее, чем обычно (и поделом: дерьма Константин в этот раз тоже творил больше, чем обычно), сдался и перешёл в режим курицы-наседки. Чем помочь, что случилось, знает ли руководство...

На вопрос про руководство Константин рыкнул. Не хватало ещё, чтобы руководство узнало что он (возможно, только возможно) попал под влияние аномалии. Мало того, что его, вероятно, отстранят, так потом ещё и проблемы разгребать придётся следующие полгода. Нет уж, спасибо.

Ваня тяжело вздохнул, вышел из комнаты, вернулся, побрызгал его святой водой.

Ничего не произошло.

— Это ты меня на водобоязнь проверяешь? Я думал, ты и без этого решил, что я бешеный. — Хрипло, равнодушно пошутил Константин.

— Очень смешно, — нахмурился Ваня. — Попробуй отдохнуть. И если не поешь до вечера, я насильно напою тебя куриным бульоном.

От одной мысли об этом замутило.

— Я думаю, дело в твоей ведьме. Помнишь, она упоминала, что её предки здесь как-то накосорезили? Если её условная бабка правда обладала силой, то этой силы могло оказаться достаточно, чтобы породить духа, завязанного на идее, скажем, мести?

— Или прощения. Может, ты и прав. Я поговорю с ней сегодня.

— И да, когда мы пойдём выяснять отношения с аномалией? Мне кажется, она набирает силу.

— Мне кажется, что тебе не кажется. — Ваня выдержал паузу и неохотно, не желая этого признавать, сказал: — Надо идти сегодня ночью.

— Ночью она сильнее, — возразил Константин.

— Да, но днем она вообще на связь не выходит. По крайней мере, так говорят... обращенные.

— Аномалия, активная только ночью. Сука, ничего оригинальнее не встречал.

***

Ноги утопали в снегу, хрустком, как перемолотые кости, и то и дело проваливались в воду – вязкую, тёплую, как кровь, заразную, чумную. Она пенилась по краям, или пена падала с его горячих губ, а он всё продолжал идти, почти что бежать. Страх пульсировал под кожей, гнев не мог найти места в этом теле, перетекал от груди к ладоням и обратно.

Небо над ним стремительно умирало, и он не мог понять, закат над ним или рассвет, время в этом месте не имело смысла. Воздух здесь, тяжёлый, был пропитан гнилью и тленом, и несмотря на жуткий холод, дышать было нечем, и он сходил с ума от жара.

Колени упали в снег. Удивительно, как он не рухнул на землю всем телом, не утонул в тёплой воде, в грязной пене...

Глаза резало от розово-красного света, подернутого морозной дымкой.

Он видел перед собой очертания, размытые силуэты людей, абрисы, углем намалеванные прямо на этом густом воздухе, но не мог сфокусировать взгляд.

Он встал, и тело его наполнилось горячей, как плавленное железо, болью. Он шёл, но силуэты не становились ближе, словно были миражом, лихорадочным бредом.

Громкий звук пронзил вязкую тишину, и внутри у него всё застыло. Он не знал, что это, но тело просило бежать, страх в голове пульсировал, будто бы били в било, кровь его почти что вскипела.

Противник впереди был намного, намного больше и сильнее, чем он. Инстинкты вопили:

Беги-беги-беги.

Он не сдвинулся с места, напрягся, готовый ринуться вперёд.

И ушёл под воду.

Пшеничным золотом перед глазами пронеслись её волосы – длинные, до лопаток, розовым стеклянным блеском – её губы, и он, осколками лихорадочного сознания, понял, что будет дальше.

Тень появляется изниоткуда. Он знает – это за ним, это его ищут за кровь, которую он, охотник, пролил.

И он не успевает вмешаться.

(Ложь. Трус.)

Белая рубашка алеет у него на глазах.

Это из-за него. Её сломали из-за него.

Он готов загрызть самого себя, но не может пошевелиться. Он не может даже закрыть глаза.

Дальше – кашель, от которого внутри все сжимается. Лицо у ребёнка бледное, как фарфор, глаза бликуют синим отражением вечера. Хрустящий блистер из под таблеток находится в ладони.

Не заметил начала болезни.

Но его так долго выпивали до дна...

(Нет. Оправдания.)

Он прижимает его к себе, пульсирующее, горячее, хрипящее чудо. Он помнит, что его потом заберут в больницу, но сейчас ничего не может изменить.

Он проваливается ещё дальше, грязная горячая вода затекает в нос, и он глотает её, зная, что от этого умрет.

Он видит всё бесконечно долго. То, о чем жалеет, то, чего боится. В лихорадочном калейдоскопе бреда он видит, как Макса терзают твари, как Валера постепенно сходит с ума, оказавшись один в темноте – Валера ведь теперь знает, что может в ней водиться. Он видит вещи, о которых обязательно пожалеет в будущем, и всё это тянется бесконечной пыткой.

А потом он просто открывает глаза.

Он открыл глаза, и все это показалось не больше, чем сном – он помнит, что это было просто невыносимо, и помнит разрозненные образы, но ничего больше. Словно прошло не больше минуты.

Его лба касались чьи-то губы.

— Ну вот, — это был Валера, — вы как?

Уже стемнело, сизые сумерки наполняли комнату, и немного отогнать их удавалось только мерклому свету прикроватного светильника. Почему, кстати, он так тускло светит?

— Ты здесь что делаешь? — Резковато, хрипло спросил Константин.

— Мне позвонил Иван, попросил приехать. У тебя была температура под сорок, состояние на грани бреда, обезвоживание... — Валера протянул ему кружку.

Константин взял её, сделал глоток, поморщился.

— Что это?

— Регидрон. Не хмурься. Хотел бы я тебя отравить, не стал бы ждать, пока ты очнешься. — И снова эта врачебная строгость...

Аргумент. С усилием он сделал ещё глоток и поставил кружку на тумбу. Организм отвергал даже воду с солью.

— Ты меня осматривал? — Дурацкий вопрос, учитывая то, что Константин под одеялом был полностью голым.

— Да. Полностью осмотрел и сбил температуру.

— И что? Это... оно?

Валера отвёл взгляд.

Константину вдруг взглянул на него иначе, без любопытства, но с сопереживанием. Такой хрупкий, изящный, как фигурка, выточенная из кости. Такой уставший. Не каждый ведь согласится подорваться с места к одному разболевшемуся мудаку, чтобы потом сидеть с ним несколько часов и поить с ложечки, тем более в такую погоду. Для Валеры же это было что-то само собой разумеющееся. Несмотря на усталость, страх, может, даже обиду.

— Валер, — позвал Константин.

— Ну что ты хочешь услышать?

— Вдруг ты меня порадуешь и скажешь, что это... не знаю, холера.

Константин ожидал, что Валера посмотрит на него, как на придурка, скажет: «сплюньте, я ещё планирую вернуться домой», но тот лишь мрачно хмыкнул.

— Я бы и сам порадовался. Хоть знал бы, чем вам помочь.

— Валер, эти придурки тебя хоть покормили?

— Предлагали, но я не хотел... отходить от вас. А почему вдруг придурки?

— Потому что нужно быть полным идиотом, чтобы дёрнуть врача в такую даль на ночь глядя, зная при этом, что происходит вокруг.

Валера устало вздохнул.

— Если бы эти придурки мне не позвонили, вы бы уже сварились заживо, — сказал он почти что с теплом в голосе. — И я не шучу.

От мысли о том, что можно было никогда не выбраться из котла вины и своих ошибок, стало дурно.

— Спасибо, — искренне, тихо выдохнул Константин.

Валера сначала неуверенно покусал губу а потом, видимо, поддался самому себе и обнял Константина. Осторожно, мягко, он прильнул к горячей коже. Он... боялся. Его наверняка сводила с ума и собственная беспомощность, и то, как он к Константину привязался – для него это явно было в новинку.

Константин вновь почувствовал себя мудаком. Как тогда с Наталией – он обрек человека на страдания, позволив прибиться к себе.

— Я ничего толком не сделал и не смогу. Мне даже молиться смысла нет, у тебя для этого есть специально обученный человек. — Неуклюже пошутил Валера, и Константин прижал его к себе.

Хотелось наговорить ему много всего, что всё закончится и он заберёт его с собой, и они будут жить вместе (ну, почти что), и в конторе место найдётся, и вообще...

Но он не стал. Лгать не хотелось.

Они просидели так какое-то время, а потом Валера неловко поцеловал его и посмотрел прямо в глаза. Он хотел что-то сказать, но так и не решился.

Спустя пару минут к ним всё же заглянул Ваня, и Константин по одному только взгляду понял, что тот рассказал обо всем шефу.

Да и... хер уже с ним, если честно. Может, так правда будет лучше.

— Тебе легче?

— Легче. — Негромко ответил Константин.

— Я несколько часов пытался сбить температуру, но даже здесь твоё упрямство победило.

Или он просто хотел увидеть Валеру.

Ваня смотрел беспокойно, заботливо, хотя и не без раздражения – из-за последних выходок Константина.

— Вань, две просьбы. — Сказал Константин, а потом поправил сам себя: — Нет, одно предложение и один приказ.

— Слушаю, Ваше Величество, — фыркнул Ваня с облегчением, видя, как Константин возвращается в норму.

— Во-первых, покорми Валеру, пожалуйста. Можешь отдать ему мою порцию, я все равно пока есть не буду. Во-вторых... мы же можем собрать идола прямо здесь и никуда не идти, да?

— Да. Мы уже над этим работаем. Тебя, кстати, отстранили от дела, так что лежи и отдыхай.

— Размечтался, ага, — буркнул Константин, но Ваня привычно сделал вид, что ничего не слышал.

— Валерий, пойдёмте на кухню. Всё равно с него нельзя пылинки сдувать, на него это дурно влияет.

— Бесишься просто, что не ты с меня пылинки сдуваешь, — поддел его Константин.

Ваня закатил глаза. Валера неловко вмешался:

— Слушайте, если всё нормально, то я бы лучше вернулся к себе.

И по тому, как Ваня вдохнул перед тем, как заговорить, Константин почуял что-то неладное.

— В такую погоду это маловероятно. Вам лучше остаться у нас.

Захотелось снова задать Ване вопрос, убедиться, что он – это он, но Константин взял в руки телефон раньше, чем успел придумать, о чем спрашивать. СМСка от МЧСников была достаточно красноречивым подтверждением.

— Знаете, а я даже не удивлён, — сказал Константин, — весёлая будет ночка.