Иллиатрэ сидел на колоде и рассеянно тянул руки к костру. Ночь выдалась прохладная, ветреная, звезды особенно ярко сияли на синем небе, затянутом сизо-фиолетовыми разводами облаков. Деревья вокруг лагеря слабо трепетали, словно переговариваясь. Иллиатрэ заправил за ухо волнистую прядь, и на его мочке блеснул серебряный дракон с сапфировыми глазами.
— Красивая серьга, — одобрительно улыбнулся Гейл.
— А? — Иллиатрэ встрепенулся, недоуменно посмотрел на него, но морщина на его лбу тут же разгладилась. — А, серьга. Спасибо. Я сам ее сделал.
Гейл присел на колоду рядом, уперся локтями в колени. Здесь, у костра, было гораздо теплее, но как-то одиноко: воздух плыл от жара, а огонь слепил, создавая ощущение, что за пределами его света нет ничего, кроме всепоглощающей тьмы. Даже звезды тонули в ней.
— Так ты ювелир? Хотя нет, дай угадаю: ты владеешь магией плавления металлов?
Иллиатрэ улыбнулся, и его отстраненное лицо наконец потеплело.
— Ну, «владею» — это сильно сказано. Скорее, у меня было много времени попрактиковаться и довести изделие до совершенства. Так получилось, что лет десять я был… скажем так, изолирован от цивилизации. И пока путешествовал по Подземью, нашел кусок серебра и маленький сапфир. Дальше образ этого дракона пришел сам собой.
— Как и положено истинному творцу, — снова улыбнулся Гейл.
Говорить с Иллиатрэ было приятно, хотя поначалу тот казался высокомерным и скрытным. Впрочем, скрытным он и оставался, что совсем неудивительно: вряд ли бы кто-то вот так сразу доверился без малого незнакомцам.
Гейл и так видел то, о чем Иллиатрэ молчал. Шрам на его лице — темный провал, рассекший правую щеку и зацепивший угол рта — говорил сам за себя о тяжелом пути. Приподнятый подбородок, уверенная походка, прищуренный взгляд, прямая спина — Иллиатрэ из дроу-аристократов, рожденных править и повелевать другими, и явно привык никому не подчиняться. Волнистые волосы, белые и яркие, как расплавленное серебро, тоже признак благородного происхождения, но они неровно и грубо подстрижены до плеч, что для высокородного дроу просто немыслимо. Не что иное, как знак отречения.
Иллиатрэ отказался от связи со своим Домом, перерубил пуповину, что тянулась к прошлому. В нем ощущался надлом, такой же отчетливый, как шрам на лице.
— Больше всего меня расстраивает, — бросил он, глядя в огонь, — что за эти десять лет я пропустил новые магические тенденции. Вдруг какой-нибудь волшебник усовершенствовал заклинания, которыми я пользуюсь, а я об этом не имею ни малейшего представления? Это сводит меня с ума!
— Ты следил за магическими открытиями Поверхности? — искренне заинтересовался Гейл, повернувшись к нему. — Я думал, общество дроу достаточно закрытое…
Иллиатрэ фыркнул. Откинулся назад, и отсветы костра вычернили тенями его подбородок и шею, заметались в глазницах.
— Общество дроу — может, и да, но я — нет. Как волшебник широких взглядов и такого же широкого мышления я понимаю, что, чтобы серьезно заниматься магией, я должен знать, что происходит в магических изысканиях всего мира, а не только Подземья. И вынужден признать, что многие ваши заклинания и эликсиры действительно достойны восхищения.
— О, так поэтому ты так хорошо говоришь на всеобщем? — приподнял брови Гейл. Иллиатрэ кивнул.
— Да, я выучил его, чтобы читать ваши книги, да и просто было интересно. Ну, и с рабами сподручнее говорить, когда они понимают, чего ты от них хочешь… — он беспокойно стрельнул в Гейла взглядом, словно боялся, что сказал лишнее. — Впрочем, неважно. В моих ближайших планах добраться до Врат Балдура и купить книги по современной магии. Если, конечно, личинка к этому времени не выжрет мне мозги!
Он содрогнулся и поморщился.
— Что ж… — протянул Гейл. — Если тебе интересно, то я помню все основные магические теории за последние десять лет. Могу рассказать в общих чертах.
— ПРАВДА?! — на весь лагерь воскликнул Иллиатрэ и так поспешно повернулся, перекинув ногу через колоду, что едва не свалился в костер. Его лицо озарилось широченной улыбкой, а глаза засияли от восторга. Гейл осознал, что впервые видит его радостным — радостным по-настоящему.
— Так, слушай внимательно, — он тоже улыбнулся и переплел пальцы. — Десять лет назад Нимия фон Леттенхоф сделала прорыв в заклинании «Магическая стрела», использовав черный бриллиант как естественный магический усилитель…
— Прости, — поднял палец Иллиатрэ, останавливая его, и вытащил из своего магического мешка пергамент, перо и чернильницу. — Вот теперь продолжай.
Гейл рассказывал и рассказывал, не чувствуя времени, глядя, как вьются под пером Иллиатрэ изящные буквы языка дроу. Он посадил несколько клякс, но не обратил на них ни малейшего внимания, время от времени издавая удивленные или понимающие возгласы, когда что-то из рассказа Гейла казалось ему особенно занимательным.
— Потрясающе! — выдал он, когда Гейл закончил, и поднял на него сияющий взгляд. — Теперь пробелы в моих знаниях заполнены! Я снова могу исследовать магию в ногу со временем!
Он тихо рассмеялся и зажмурился от удовольствия. Душу Гейла охватило тепло. Уже очень давно его никто не слушал с таким вниманием. Уже очень давно ему не хотелось делиться знаниями. Если на то пошло, уже очень давно не хотелось даже выходить из башни…
— Ты чудесный! — выпалил Иллиатрэ, улыбаясь от уха до уха и меряя его по-детски восторженным взглядом. — Ты ничего от меня не требовал, не грубил, а пришел просто поговорить! Ты нравишься Иллиатрэ, Гейл!
— Рад слышать, — снова улыбнулся Гейл. — И ты мне нравишься, Иллиатрэ. Уже давно у меня не было такого интересного собеседника, да и о магии не с каждым можно поговорить.
Как будто исчезли опасности, исчезли иллитидские личинки в их головах и подступающая смерть — остались лишь они двое, искры в ночи, звезды, что перемигивались во тьме, и дружеский разговор.
***
— Нет, это уже издевательство какое-то, — пробормотал Иллиатрэ мрачно, когда очередной торговец в дальнем конце рынка, завидев его, поспешно смахнул товары в магический мешок и исчез среди деревьев, будто его и не было. Другие торговцы выглядели так, словно очень хотели последовать его примеру. — И потом вы удивляетесь, что мы, дроу, терпеть не можем вас, жалких поверхностных червей?
— Возможно, они так реагируют, — хмыкнула Шэдоухарт, — потому что вы, дроу, имеете привычку выходить среди ночи из пещер, нападать на ближайшие поселения, резать там всех подряд, а остальных забирать в рабство?
Иллиатрэ фыркнул. Чем сильнее он хмурился, тем несчастнее выглядели торговцы вокруг. Астарион остановился у ближайшего прилавка, без слов бросил торговцу монету, взял ярко-красное яблоко и вгрызся в него зубами. Вчера вечером выяснилось, что его тело, защищенное магией головастика, не только без проблем переносит солнечный свет, а еще и спокойно реагирует на еду. Когда они собрались у костра, не было никакой возможности отказаться от миски злосчастного супа, который Астарион сам и сварил. Глотая горячее варево, он готовился перетерпеть боль в желудке и рвоту, но ничего не случилось. Нет, разумеется, он не насыщался едой и не чувствовал голода — зато мог вспомнить давно забытые вкусы…
Как будто все муки, что он переносил, став вампирским отродьем, наконец-то кончились. Осталась лишь жажда крови, но с ней вполне можно жить.
— Возможно, мы, дроу, поступаем так в ответ на то, как вы поступаете с нами, и отвечаем ударом на удар!
— Пожалуйста, — выпалил Уилл и остановился, вскинув руки. — Хватит. Это один из тех разговоров, где нет правых и виноватых, а есть только бессмысленные упреки.
— Ага, — усмехнулся Астарион и точным броском отправил яблочный огрызок в плетеную корзину с мусором. — Хуже только спор о том, кто справедливее: Шар или Селунэ.
Иллиатрэ и Шэдоухарт раздосадованно замолчали. Рынок гудел, понемногу возвращаясь к обычному оживлению. Несколько минут они шли в молчании, проталкиваясь сквозь толпу, пока Иллиатрэ не остановился у телеги, заваленной полурассыпавшимися книгами. Облезлые обложки, надорванные корешки, недостающие страницы. Здесь явно нечего ловить — оттого и торговля у немолодого дварфа не шла, — но Иллиатрэ, очевидно, так не думал. Он запустил руку в свой магический мешок, пошарил там немного и выудил небольшую жемчужину. Произнес:
— Эй, старик, отдашь все книги за нее?
Он раскрыл ладонь, и жемчужина засияла в солнечном свете, переливаясь белыми разводами. За нее во Вратах Балдура явно можно было бы выручить больше, чем тележку старых книг.
Дварф сдвинул брови к переносице.
— Откуда мне знать, что она настоящая?
— Понимаю твои сомнения, — прищурился Иллиатрэ. — Ты сейчас наверняка думаешь: да кто в здравом уме отдаст жемчужину за телегу старых книг, которыми я собирался печь затопить, если не продадутся?
Дварф покраснел, напрягся, стрельнул в него взглядом. Интересно, Иллиатрэ прочитал его мысли или просто увидел насквозь?
— Ладно, чтоб тебя, — проворчал он и сгреб жемчужину. — Забирай этот хлам, дроу.
Иллиатрэ фыркнул и прошел мимо него, ступая с достоинством короля. Поправив рукава мантии, взмахнул руками и произнес заклинание. Книги замерцали розово-лиловым светом и исчезли в яркой вспышке.
Дварф пораженно пялился на их маленькую компанию до тех пор, пока они не затерялись в толпе. Уши снова взрезал гомон голосов, вокруг навалилось ощущение чужого присутствия, в нос вонзились запахи пищи, пряностей, благовоний, лошадей и пота. Интересно, что подумали спутники, оставшиеся в лагере, когда перед их палатками из ниоткуда возникла гора старых книг? Это даже немного забавно.
— Ты заключил очень выгодную сделку, — с сомнением протянул Уилл, будто не знал, как относиться к тому, что увидел. — Я, конечно, не Гейл, но среди тех книг было как минимум несколько редких изданий. Пусть и в плохом состоянии.
— Ты считаешь, я несправедливо поступил с ним? — взвился Иллиатрэ, без труда разгадав то, чего Уилл не сказал. — Тот, кто называет книги хламом и бросает их в печь, ничего другого и не заслуживает! К тому же, он уверен, что оставил в дураках меня. Втюхал невежественному дроу старье, которое никто и даром бы не взял! — он хмыкнул и вдруг расплылся в улыбке. — Двести семьдесят девять книг. Вечером в лагере меня ждет рай. И вы все, разумеется, можете брать любые книги, которые вам приглянутся!
— Погоди-погоди, — вклинился Астарион. — Выходит, ты все же читал его мысли?
Иллиатрэ остановился. На его лице отразились явные сомнения, как будто он собирался солгать. Помедлив, он все же полез за пазуху и вытащил потертый круглый амулет, сплошь укрытый письменами на неизвестном языке.
— Эта штука позволяет мне читать мысли усилием воли, не произнося заклинание, но только два раза в день. Но я клянусь, что ни разу не использовал его ни на ком из вас.
По спине Астариона прошелся холод. Стоит ли вообще верить Иллиатрэ в таком вопросе, учитывая, что у них всех полно тайн и они не спешат ими делиться? Будь у него возможность прочитать чьи угодно мысли в любой момент, он бы ею воспользовался (но остальным точно бы не рассказал).
Слишком большой соблазн.
— Вы мне не верите, — вздохнул Иллиатрэ, а его глаза погасли. Он спрятал медальон за отворот мантии и произнес: — Если бы я хотел вас обмануть, даже не стал бы его показывать. Вы — мои спутники. Я узнаю ваши тайны только тогда, когда вы о них рассказываете, и больше никак. Если я влезу к вам в головы, то все рухнет.
…Когда Астарион и Шэдоухарт немного отстали, отделенные от Иллиатрэ и Уилла толпой, Шэдоухарт негромко спросила:
— Как думаешь, он сделал это сам?
И провела рукой в воздухе возле своей щеки — на том месте, где у Иллиатрэ был шрам.
— Исключено, — ответил Астарион. — Это же рана от кнута. При всем уважении, я не утверждаю, что невозможно хлестнуть себя кнутом по лицу, но с такой силой и под таким углом… Почти невозможно. Да и зачем так изворачиваться?
Только тогда он осознал, что сказал, и поспешно выпалил, улыбаясь:
— О, даже не спрашивай, откуда я это знаю. Чего я только не навидался во Вратах Балдура за свою жизнь!
Шэдоухарт посмотрела на него пристально, как будто не верила ни единому слову, но расспрашивать не стала. Знала, что он не ответит или отмахнется ложью, как всегда.
Астарион думал о тех моментах, когда Касадор приказывал отродьям хлестать кнутом друг друга и себя самих. Не властные над собственными руками, они лупили себя по спинам и бокам, истекая кровью, пока не сбивали плоть до костей, но даже безумная воля Касадора никогда не направляла кнуты им в лица — да, все их синяки сходили, а раны затягивались, стоило лишь попить крови, но выбитый глаз или рассеченная бровь могли остаться такими навсегда, если бы не повезло. Тогда соблазнять жертв для Касадора стало бы труднее.
Если даже Касадор так не поступал, что за ублюдок мог поступить так с Иллиатрэ?
***
— Я в раю, — повторил Иллиатрэ дрожащим голосом, лежа на земле среди книг, и закрыл глаза. — Теперь это место стало гораздо лучше!
Между шатких башен из книг проглядывал его шатер, а возле него — складной столик со стеклянными флягами, толчеными драгоценными камнями, перетертыми грибами и пучками трав. Возле шатра в глиняном горшке стояло чахлое растение, спасенное Уиллом из горящей таверны. Иллиатрэ так печально смотрел на беззащитные листки, к которым подбирался огонь, что дрогнул бы даже камень.
Иногда складывалось ощущение, что только так они все и делают, — Иллиатрэ приходит в голову безумная или откровенно абсурдная идея, а они за ней следуют, потому что ничего другого не остается. И ведь до сих пор живы.
Астарион подошел ближе. Наткнулся взглядом на блокнот, исписанный изящным, но неровным почерком Иллиатрэ.
— Можешь посмотреть, — махнул рукой Иллиатрэ и сел на спальнике. Астарион взял его блокнот.
«Магические мистерии Магнуссена» Мантикора Магнуссена — очень даже неплохо, хотя пафос автора отвлекает от сути.
«Как ткать паутину иллюзий» Джаканды Лоу — все понятно, четко, по существу (отличная книга, надо перечитать). Слово «паутина» в названии отталкивает, но мелочь
«Проводники заклинаний» Леоны Огллор — блистательно (свойства черных камней!!! видение через рубин!)
«Как стать чародеем» Патрика Паулсена — автор бездарность и халтурщик, продать
«Танцы с костями» Вильгельма Т. Маттеуса — под обложкой оказался эротический роман. Я не разочарован (особенной похвалы заслуживает сцена оргии), но мне все еще нужна оригинальная «Танцы с костями».
— А ты времени зря не теряешь, да? — хмыкнул Астарион, откладывая блокнот и выуживая книгу наугад из ближайшей стопки.
— Ты даже представить не можешь, как я соскучился по книгам! Мне трудновато читать на вашем языке, я не все слова понимаю, но это не имеет значения! Мне парочка книг даже на языке дроу попалась!
Иллиатрэ сиял. Как, однако, легко его обрадовать. Если бы Астарион раньше знал, то задарил его книгами.
Хотя, конечно, он не мог так поговорить с ним о магии, как Гейл.
— Не могу оторваться от них, — признался Иллиатрэ и поднял взгляд на него. — Прямо как от тебя. И… черт, я не могу перестать так говорить, когда ты рядом.
Он глухо рассмеялся и отложил книгу. К ближайшей стопке был прислонен его посох — гладкое, как ограненное серебро, древко, массивный ледяной кристалл на вершине, от которого ощутимо расходился холод. Древний артефакт — Иллиатрэ собрал его из обломков, что они нашли во время странствий.
— Где ты научился так орудовать посохом? — спросил Астарион, разглядывая белые прожилки на кристалле. — Я имею в виду не магию, а то, как ты им раскидываешь всяких мордоворотов в тавернах.
Иллиатрэ задумчиво нахмурился, словно пытаясь вспомнить.
— Да… был один человек, его звали Маклор. Из зентов. Зенты частенько торгуют с Мензоберранзаном, да и с другими городами дроу — кто бы еще покупал у них столько рабов? В общем, Маклор был всегда злой и отстраненный. Другие зенты позволяли себе вечерами упиваться вином и наведываться в дома удовольствий, а он был предельно собран. Когда с ним кто-то заговаривал, Маклор словно пытался побыстрее от него отделаться. Он был не очень молод по меркам людей — лет сорок пять, а то и больше, наверное. Один раз я увидел, как он в одиночестве тренируется с посохом. Так быстро делает им выпады, что даже движения размываются. Меня это очаровало, и я остановился посмотреть. Когда он меня увидел, я думал, что прогонит, но он сделал вид, что ему на меня наплевать. Не знаю почему, но он и потом относился ко мне чуть лучше, чем к остальным. Может, потому, что я не пытался ему навязываться?
Астарион едва удержался от улыбки. О, вот уж вряд ли. При всех его достоинствах, ненавязчивым Иллиатрэ совершенно точно не был.
— В общем, он учил меня обращаться с посохом и рассказывал о Поверхности, когда было настроение. И разбираться в травах тоже он меня научил — по крайней мере, заложил основы моей страсти к алхимии.
Интересно, какие еще «основы страсти» заложил в Иллиатрэ этот Маклор? Возможно, причина его доброжелательности была очень проста: ему всего-навсего льстило внимание молодого, красивого, неопытного дроу к нему, увядающему, немолодому, угрюмому человеку. Иллиатрэ поймал его взгляд и приподнял брови:
— Нет, Астарион. Его совершенно не интересовала плотская сторона отношений, да и вообще он считал интрижки бесполезной тратой времени и сил.
Астарион с прищуром посмотрел на его грудь, но медальона для чтения мыслей не было: он болтался на посохе, привязанный к древку за шнурок.
— Скорее… он был одинок. Его окружало множество людей, но никто не пытался ни сблизиться с ним, ни понять его. А я…
Иллиатрэ осекся. Его лицо застыло, линия челюсти затвердела. Радостное, но несколько меланхоличное настроение, владевшее им миг назад, истаяло без следа. Он подобрался. Нахмурился. Пронзил Астариона яростным взглядом, словно винил его в собственной откровенности.
— Это давние дела, — выплюнул он и поднялся, чтобы не смотреть на него снизу вверх. — Нет смысла о них вспоминать.
Это явно была жирная точка в разговоре, но Астарион спросил:
— И что потом с ним случилось?
— Не имею ни малейшего представления, — отрубил Иллиатрэ, раздражаясь с каждым мгновением. — Тогда караван зентов ушел, и больше я Маклора не видел. Думаю, он умер от старости. И больше не спрашивай меня о моем прошлом.