Астарион не сдержался. Соблазн был слишком близко, еще и каждую ночь, — вообще-то буквально шесть соблазнов с горячей вкусной кровью, и они постоянно находились рядом, доверчиво спали под боком, словно нарочно подставляясь. Вдобавок, когда они выходили из лагеря, то часто сражались и, ясное дело, часто проливали кровь — да он в жизни столько не видел даже на пирушках Касадора и всерьез сомневался, что сможет долго оставаться при ясном рассудке.
Во-первых, если бы он это не сделал, то рано или поздно сорвался бы в самый неподходящий момент.
Во-вторых, если бы их маленькая компания знала правду, он мог бы не таясь впиваться в глотки врагов, а так столько добра пропадало.
И в-третьих — если бы он так и сторонился человеческой крови, выходило бы, что он до сих пор зависим от больной воли Касадора, а это совсем не так.
Выбрать Иллиатрэ казалось вполне естественным. Все остальные немедля прикончили бы его, если бы что-то пошло не так, а так оставался шанс, что Иллиатрэ, ослепленный своей «великой любовью» к нему, хотя бы выслушает.
Угли костра уже почти погасли, и зыбкая, дрожащая тьма распахнула объятия Астариону навстречу. Он склонился над Иллиатрэ, что спокойно спал, свернувшись на лежаке. Отвел волосы с его шеи и выпустил клыки.
Иллиатрэ повернулся и пронзил его недоуменным взглядом.
Ужас скрутил внутренности. Астарион выругался, поспешно отступил, пытаясь прикрыть рот рукавом, но ситуация была более чем однозначна. Иллиатрэ медленно поднялся. Смотрел настороженно, но совсем не испуганно, не сердито.
— Это не то, что ты думаешь! — выпалил Астарион, успокаивающе вскинув руки. — Ладно, именно то, но я не хотел ничего плохого!
Он объяснил совершенно открыто. Он не чудовище. Он просто ослаб без крови и не сможет сражаться как следует, если ее не попьет. Он собирался выпить совсем немного — ровно столько, сколько потребовалось бы, чтобы восстановить силы.
Конечно же, он, никогда прежде не пивший человеческой крови, в последние дни скованный жаждой, как цепями, сумел бы вовремя остановиться, правда? Но если что-то пойдет не так, всегда есть Иссохший.
Морщина на лбу Иллиатрэ разгладилась. Он скрестил руки на груди и слушал с любопытством, как будто его совсем не волновало, что один из его спутников оказался вампиром. Лунный свет серебристым контуром очерчивал его силуэт.
— Наконец-то, — выдохнул он негромко, чтобы не услышали остальные, и усмехнулся. — Наконец-то.
Его реакция застигла Астариона врасплох.
— Обескровленный кабан в лесу. И то, как ты встревожился, когда мы натолкнулись на гурца… Я знал, что за этим скрывается какая-то интрига, — Иллиатрэ улыбнулся шире. — Ты бы мог просто сказать, что тебе нужна моя кровь. Хотя я понимаю, почему ты скрывал то, что ты вампир.
Мог просто сказать? Вот уж вряд ли! Не все реагируют на такие вещи спокойно!
Не веря своему счастью, Астарион попросил его лечь обратно на спальник. Снова, но уже мягче, отвел волосы с его шеи. Иллиатрэ закрыл глаза, не переставая улыбаться, словно сбывалась его заветная мечта. Это раздражало. Смущало. Притягивало. Такой пряный и свежий запах трав от его одежды…
Астарион не мог больше ждать, не смог бы остановиться, даже если бы захотел. Склонился к нему. Чувствовал жар его тела, пульсацию его крови под блестящей сине-серой кожей. Широко раскрыл рот и впился клыками в жилку, что маняще билась на шее.
Иллиатрэ дернулся, охнул едва различимо и затих. Его пальцы сжались на спине Астариона, царапая кожу сквозь рубашку.
В рот хлынула кровь — и мысли исчезли, залитые ярким белым сиянием. Астарион забыл, как дышать, потерял все, кроме этого потрясающего кисловато-солоного привкуса на губах. С каждым судорожным глотком тело наполнялось силой, а в голове звенело все сильнее.
Не отрываться.
Испить все.
До капли.
Язык сводило судорогой от удовольствия, инстинкты обострились до предела, но остатками сознания Астарион различил что-то еще. Сердце Иллиатрэ стучало, как барабан, дыхание срывались, руки безотчетно скользили по его спине, гладили по волосам. Его кровь, сами его мысли отдавали сладостью вожделения, перед глазами вспыхивали и гасли лица — много мужчин, несколько женщин.
Астарион задохнулся. От его укуса Иллиатрэ чувствовал себя почти так же, как тогда у Абдирака. Возбуждение, боль и дерзость от того, что перешел черту, сплетались в его сознании, взрывались яркими вспышками, обжигали экстазом нервные окончания.
Чужие сильные, чистые чувства потоком ударили Астариону в голову. На миг он увидел себя глазами Иллиатрэ — сплошной взрыв восторга, с таким же благоговением дроу смотрел на солнце. Иллиатрэ видел его по-настоящему — и ему нравилось абсолютно все, что он видел. То, что он испытывал к мужчинам и женщинам, чьи лица всплыли в его сознании, было всего лишь блеклой тенью этой незамутненной страсти, этой…
Любви?
Ощутив деликатные похлопывания по спине, Астарион вырвался в реальность.
— Астарион, хватит, — произнес Иллиатрэ негромко, но твердо. Астарион отпрянул, вытирая ладонью губы. Его сотрясала приятная дрожь, кровь сковывала рот сладостью, а в голове стучали, и стучали, и стучали чужие чувства.
— Прости, — произнес он, едва сдерживаясь, чтобы, обессилев от удовольствия, не рухнуть рядом. — И спасибо за такой ценный дар.
***
Астарион никак не мог выкинуть из головы то, что увидел, то, что почувствовал и вкусил. Раз за разом, глядя на Иллиатрэ, он вспоминал, каким выглядит в его глазах.
Невероятным. Идеальным. Достойным того, чтобы его полюбили по-настоящему.
Вот только это наверняка самовнушение. Та самая похоть, что в таверне внушает пьяным посетителям при взгляде на танцовщицу: вот же она, та, кого ты искал всю жизнь! Астариона мучило смятение. Много кто соблазнялся на его внешность. На его харизму. На саму только мысль о грядущих часах удовольствия с ним. Со временем они превратились для него в смазанную ленту незнакомцев — перемучиться, пережить и выкинуть из головы. Если бы у него был выбор, он никогда бы к ним не подошел.
Но сейчас у него был выбор. А Иллиатрэ не был жертвой для Касадора.
Хотелось отблагодарить его за кровь, за понимание, за доброту, в конце концов. А еще — хотелось прикоснуться к той страсти, которую Астарион почувствовал, понять, что она такое, раствориться в ней хотя бы ненадолго.
Даже если она — просто иллюзия.
***
Астарион целовал Иллиатрэ, медленно, со всей нежностью, на которую был способен. Ожидал, что Иллиатрэ тут же воспользуется долгожданной возможностью, но тот не спешил. Его глаза сияли глубинным, мягким светом. Полуобнаженный дроу, дитя тьмы, среди залитой лунным светом звездной ночи и черных деревьев. Темная серо-синяя кожа, холодная на вид, будто сталь, но на самом деле под ней столько жара, что хватило бы сжечь весь мир. Расплавленное серебро волос. Усмешка, кривая, манящая, полная предвкушения. Разве может быть зрелище прекрасней?
— Чего же ты хочешь? — спросил Астарион с намеком на улыбку, отступая глубже в лес. Иллиатрэ шел за ним шаг в шаг, приминая траву, словно не осознавая, что делает, очарованный и послушный, ведомый обещанием мечты.
— Узнать тебя… — выдохнул он. — Хочу тебя понять.
Астарион проделывал это сотни раз. Обольстить. Перетерпеть. Отвести к Касадору. Ни малейшего удовольствия уже очень давно…
Но сейчас он об этом забыл.
Забыл обо всем.
***
Прохладные пальцы Астариона мягко, едва уловимо скользили по коже Иллиатрэ, вычерчивая узоры на бедре и животе, поднимаясь до ребер. Иллиатрэ хватанул воздух ртом, едва сдерживаясь, чтобы не выгнуться дугой. С его телом творилось что-то странное: казалось, на малейшее прикосновение оно отзывается как на самую страстную ласку. В голове стучала кровь. Трава маревом трепетала вокруг них, стебли впивались в кожу, обжигая и лаская.
Плохая идея. Хорошая идея. Все равно что заливать смертельную жажду вином.
Астарион усмехнулся, нежно и хитро одновременно. Наклонился, поцеловал его. Их языки сплелись, губы плотно сомкнулись.
— У меня есть кое-что, что тебе понравится, — шепнул он и вытащил нож. Клинок блеснул белым в лунном свете, и Иллиатрэ, задыхаясь, с вожделением уставился на него.
— Черт возьми, да, — выдохнул он, так стискивая пальцы, что они погрузились в землю. — Откуда ты?..
Астарион прижал палец к его губам и снова усмехнулся, удовлетворенно и очень, очень похотливо.
— Допустим, за время наших странствий я кое-что о тебе узнал. Ни слова больше.
Он прижал острие к середине груди Иллиатрэ и слегка надавил. Кожу пронзила боль, Иллиатрэ выгнулся, стиснув зубы, чтобы не застонать, чувствуя, как холодное лезвие медленно скользит вниз, слегка углубляясь, а возбуждение вперемешку с напряжением стучало в висках, билось в каждой мышце, выступало кровавым ручейком в порезе. Астарион остановился. Опустил нож. Скользнул по порезу языком, и Иллиатрэ застонал, выдыхая его имя:
— Астарион, Астарион…
В ответ раздался довольный смешок. Астарион выпрямился, его глаза блестели, свободная рука скользнула в штаны Иллиатрэ, сжимая и лаская как раз так, как было нужно. Иллиатрэ зажмурился, тяжело задышал, но полный хитрой насмешки голос вернул его к реальности:
— Эй, это еще не все. Смотри.
Астарион снова поднял нож, дразняще провел по левой стороне его груди, кольнул острием сосок. Иллиатрэ хватанул воздух ртом, по телу будто расползлись холодные жгуты, скручиваясь внизу живота, а Астарион медленно заскользил ножом по его коже, надавливая чуть сильнее, чем в первый раз, и снова припал губами к ране, будоража ее языком, отчего боль пульсировала и горела, шумела возбуждением в ушах. Иллиатрэ запустил пальцы в его волосы, вынуждая прильнуть ближе, и на несколько мгновений потерялся в потрясающей боли и ощущении его близости.
— Твое сердце… так бьется… — выдохнул Астарион, нависая над ним, его взгляд подернула поволока, губы влажно блестели от крови и от того, что он часто проводил по ним языком.
Он закинул ноги Иллиатрэ себе на плечи и вошел. Иллиатрэ выгнулся дугой, задыхаясь и загребая руками землю, а Астарион мощными толчками приближал его к кульминации. Их животы с влажным хлюпаньем скользили друг по другу, ветер холодил разгоряченную кожу.
— Укуси меня… — выдохнул Иллиатрэ. Астарион незамедлительно склонился к его шее, где пульсировала жилка, и впился в нее клыками. Возбуждение пронзило тело, взорвалось под кожей, и весь мир сузился до ощущения двух маленьких сверл, что сладко терзали горло. Кровь, алая жизнь, утекала из ранок в горло Астариона, что двигался не прекращая, сейчас, вот сейчас…
Астарион отстранился и обдал его ухо жарким выдохом:
— Атрэ…
Мир взорвался белым, рассыпался на осколки. Внутрь ударил мощный поток, расползаясь приятным жжением. Иллиатрэ едва не вышвырнуло из собственного тела, сотни солнц запульсировали внутри, а узел внизу живота разошелся потоком на живот Астариона.
Несколько мгновений Иллиатрэ лежал неподвижно, широко распахнув глаза. Астарион все так же нависал над ним, тяжело дыша, его лицо блестело от пота, взгляд казался потерянным — не иначе как миг назад испытал те же ощущения. Иллиатрэ притянул его к себе, снова зарывшись пальцами в волосы. Поцеловал, то отстраняясь, то приникая к его губам. Сейчас, когда возбуждение выплеснулось, порезы на груди и ранки на шее пульсировали особенно острой болью.
— Потрясающе… — выдохнул Иллиатрэ и хмыкнул, закрыв глаза. — Поражаюсь, как ты… угадываешь мои самые темные желания.
***
Иллиатрэ лежал в траве, разгоряченный, беззащитный, все еще тяжело дышащий. Его ресницы трепетали. Астарион дернул углом рта в намеке на усмешку. Он ожидал что, только коснувшись Иллиатрэ, выпадет из реальности, как всегда, предоставив телу повторять заученные действия самому, — но все получилось не так плохо. Он оставался в реальности, поглаживая и целуя Иллиатрэ, вколачиваясь в него, слыша, как Иллиатрэ раз за разом выдыхает его имя, напряженно извиваясь в экстазе. А еще эта игра с ножом… Проклятье, все получилось как-то само собой, словно он на несколько мгновений вырвался из своих цепей.
Астарион предпочел не думать об этом. Поднялся. Надел штаны. На горизонте уже разгорался рассвет.
Удовольствие угасло огоньком на ветру, и теперь на него накатила усталость, не имевшая ничего общего с усталостью тела. Нет, все-таки это было… утомительно.
Уж лучше бы его правда вышибло из реальности, как обычно, хотя это было бы нечестно по отношению к Иллиатрэ. Впрочем, и что с того?
— Эй, Иллиатрэ, — бросил Астарион, оборачиваясь. Иллиатрэ все так же лежал на траве, погруженный в дрему, совершенно обнаженный. — У тебя интересное имя. Что оно значит?
— М-м?.. — Тот приоткрыл глаза. Заморгал, словно с трудом осознавая, где находится. Посмотрел на Астариона с сожалением, явно желая, чтобы тот снова лег рядом и хотя бы обнял, завершая финальный аккорд, но Астарион не пошевелился. — «Илли» — «подземный», «Атрэ» — «владыка».
— Шутишь? — хмыкнул Астарион заинтересованно, поворачиваясь к нему. — Твоя мать, должно быть, очень тебя любила.
Иллиатрэ мгновенно сделался мрачнее тучи.
— Ха! Как бы не так! Она меня ненавидела. Не знаю, что ей стукнуло в голову, когда она придумывала для меня имя. Думаю, просто хотела поиздеваться. Очевидно, что… почти все называли меня… Илли. Ненавижу это гребаное сокращение!
Расслабленное, экстатическое настроение Иллиатрэ сменилось горькой яростью, словно он вспомнил что-то, чего не хотел вспоминать. Проклятье. Астарион повернулся к нему. Без усилия толкнул в грудь, повалил на траву, и навис над ним. Иллиатрэ задышал чаще. Кажется, тяжелые мысли снова вымело из его головы.
— «Подземный владыка», значит? Так вот почему ты так отреагировал, когда я назвал тебя…
Он прижался губами к уху Иллиатрэ и выдохнул:
— Атрэ.
Иллиатрэ под ним охнул, закусил губу и подставил шею, когда Астарион выпустил клыки.