21. Разрушительная мощь

Колнблас — презрительное слово из языка дроу, означает любого гуманоида "не-дроу", особенно касается жителей Поверхности.

Иблит — кстати говоря, то же самое, только гораздо более оскорбительное, в прямом смысле значит "падаль" или "отброс".

«Out of doubt, out of dark to the day's rising».

(«Без сомнений из тьмы к восходу дня», «Властелин Колец»)


Посох мерцает в руках человека, движется неуловимо и расплывчато, как заклинание. Иллиатрэ наблюдает жадно. Так жадно, что забывает об осторожности и не успевает скользнуть в тени, когда человек разворачивается. Замирает. Опускает посох. Произносит:

— Следишь за мной, дроу.

— Нет, — пожимает плечами Иллиатрэ и надменно морщится: ни один поверхностный червь не будет разговаривать с ним свысока, особенно здесь, в Подземье! — Просто наблюдал, как ты тренируешься, колнблас. Захватывающее зрелище, скажу я тебе. У тебя очень плавные движения, — он улыбается.

Человек смотрит на него внимательно, изучает взглядом, словно пытаясь проникнуть в мысли. У него орлиный нос и бледное, в легких морщинах лицо, волнистые волосы до плеч прорезаны сединой. Иллиатрэ явно старше по годам, но для дроу он очень молод, а этот человек по людским меркам давно уже перешел порог зрелости и приблизился к старости.

— Вот как? — тянет человек и едва уловимо улыбается, хотя оттого его холодное, суровое лицо ничуть не теплеет. — Интересно. Твои сородичи обычно меня сторонятся.

— Ты слишком хорош для них, — говорит Иллиатрэ так дерзко, что это граничит с бесхитростностью. Человек со стуком прислоняет посох к стене. Бросает:

— Я Маклор из «Зентарима». А ты…

— Иллиатрэ из Дома Ша'эх.

Маклор улыбается шире.

— Сильное имя. Приятно познакомиться, Иллиатрэ.

Иллиатрэ знал, как это всегда бывает. Знал — за столько-то лет, — но принимать отказывался. Он кипел и взрывался, снова кипел и снова взрывался, и это никогда не прекращалось.

Он не мог получить желаемого, как бы ни пытался, сколько бы усилий ни приложил, словно его прокляли при рождении. Почему? Он искал ответ, но не находил. Оттачивал свои навыки, но ничего не менялось. И кипел, кипел, кипел, пока не взрывался, после чего, совершенно опустошенный, забивался на свой лежак в пещере или спал прямо на полу, едва осознавая, сколько прошло времени…

Однажды, поднявшись под вечер в пещеру на Поверхности из ведущих к Подземью туннелей, Иллиатрэ приник к отверстию между двумя камнями, как делал всегда, желая понаблюдать за местными жителями, но остаться незамеченным. Неподалеку на траве сидели два эльфа — женщина с волнистыми светлыми волосами и маленький мальчик, похожий на нее как две капли воды. Она учила его играть на лютне. Изящный резной инструмент из оранжевого дерева сиял огнем в свете последних солнечных лучей. Женщина улыбалась, смеялась и говорила что-то на незнакомом языке. Руки ребенка неловко, но нежно касались струн, и те издавали гудение или высокий радостный звон, похожий на пение птиц.

Внутри вскипела ярость. Мать и сын, пасторальная картина, ну надо же, как мило! Они и не подозревали, что он наблюдает за ними, стоя в двух шагах, и его охватило желание их убить. Он бы справился за пару мгновений, они бы даже не успели осознать, что происходит. Выжег бы их и все это поле зеленой травы, а потом сломал бы лютню, расколотил в мелкие щепки! Как он завидовал им! И когда осознал это, кипение в груди сделалось невыносимым, но руки и ноги уже будто стягивали невидимые черные веревки.

Какой смысл их убивать? Ему даже легче не станет. Дроу убивали поверхностных червей во славу Ллос, однако… он больше не служит ей. И никогда больше не будет служить.

Женщина запела — тоскливо, но с надежной и гордостью, Иллиатрэ чувствовал это, пусть и не понимал ни слова. Сел на каменный пол пещеры, обхватил руками голову и закрыл глаза. Песня и детский смех звенели в голове, даже когда эльфы поднялись, забрали лютню и пошли прочь.

На землю спустилась ночь, холодная и звонкая, как ледяные кристаллы. Гнев потух, и на смену ему пришло опустошение. Иллиатрэ скользнул пальцами по шероховатой рытвине шрама на лице, едва сдерживаясь, чтобы не разодрать его ногтями. На запястьях и без того горели раны…

Во что, черт возьми, он превратился? Во что все они его превратили? Он жалок. Жалок настолько, что сам это осознает. Год за годом влачит существование в тенях и кипит, кипит, кипит, не в силах остановиться.

Когда же он догорит?

Когда в пещеру скользнули мерзкие щупальца и утянули его на Наутилоид, это стало логичным исходом его жизни.

Однако тогда все только началось. Потому что в первую их ночь в лагере Иллиатрэ впервые почувствовал, как кислотное пламя, бушевавшее в груди, наконец-то успокоилось. Новые знакомые тоже оказались надломлены, хоть он и не смог бы объяснить, откуда это знает. Может быть, надломленные тянутся друг к другу.

Может быть, то, что именно они попали на Наутилоид и смогли выбраться, — это судьба.

На следующий день после одного из боев Лаэ'зель сказала, сурово и прямо, как и всегда:

— Приятно видеть, что ты умелый воин.

Иллиатрэ опешил. Он просидел в пещерах Подземья десять лет. Он не сражался ни с кем в открытую уже очень давно. И, казалось, в нынешнем бою ничего особенного не сделал.

И все же Лаэ'зель назвала его умелым воином.

А потом после боя с поддельными паладинами Тира, который Иллиатрэ распланировал для них всех чуть ли не по шагам, Астарион сказал:

— Хорошо, что у нас в команде есть кто-то умный. С одной Лаэ'зель мы бы точно не выжили!

И послал ей улыбку, сколько обаятельную, столько и издевательскую. Лаэ'зель в ответ цыкнула языком и обозвала его идиотом.

Иллиатрэ смутился, но быстро взял себя в руки, они даже заметить ничего не успели.

Он из кожи вон лез в Подземье, но никогда не слышал ни слова похвалы, даже когда справлялся с заданием безупречно. А теперь… теперь все изменилось. С тех пор как он встретился с этими… с кем? Кем они стали для него?

В тесной тюремной камере Иллиатрэ ощутил, как проясняется голова, словно бриллиант, пронизанный солнечными лучами. Он чуть приподнял подбородок и усмехнулся.

Я вытащу вас. Чего бы это ни стоило. Обещаю.

На двери камеры магический замок, но его можно вскрыть, если немного попотеть. Дальше — добраться до своих вещей: оружия, брони, зелий и свитков, — и Бэйлот Барритил вместе с Дэмиэном перестанут быть для них угрозой. Для них вообще никто не угроза, когда они вместе.

Стая уравновешивала его слабые стороны. Он уравновешивал слабые стороны стаи. Но, чтобы вести их вперед, этого недостаточно.

Сейчас он должен проявить силу.

— Что можно использовать как отмычку? — обратился он к Астариону, вглядываясь в глубину коридора. Никого. Дэмиэн сказал, якобы Бэйлот разогнал всю прислугу. Значит, есть шанс, что они по пути ни с кем не столкнутся. 

— Ты же не думаешь, что замок можно вскрыть какой угодно железкой? — покачал головой Астарион. — Если мы что-то найдем, я, конечно, постараюсь, но ничего обещать не могу…

Иллиатрэ оглядел друзей. Ни доспехов, ни мантий, ни магических мешков. Ну спасибо, что хоть нижние рубашки и штаны оставили.

— Если мы будем сражаться на арене, нам же вернут доспехи и оружие?.. — натянуто произнес Гейл.

— Не думай об этом, — поспешно сказал Иллиатрэ. — Никто не будет сражаться на арене.

Он глубоко вдохнул. Представил себя со стороны: мягкая рубашка, кожаные штаны, босые ноги. На пальцах нет колец, амулета на шее — так тем более. Но…

Рука взвилась к уху, ощупала мочку и наткнулась на изгибы серебряного дракона.

— Ага! — выдал он, торопливо расстегивая серьгу и протягивая Астариону. Вспомнил, как сделал ее: воображение и немного магии, так увлекся, что не заметил, как пролетело время, подумать только. Здорово помогло отвлечься, когда он уже почти опустил руки во тьме необитаемых подземных ходов. И прокол в ухе сделал сам — раскаленной иглой, быстро и решительно.

Это тоже здорово помогло отвлечься.

— Серебро слишком мягкое, — неуверенно ответил Астарион. — Я попытаюсь, но ничего обещать не могу.

Воздух наполнился громким треском — то Лаэ'зель оторвала от своего топа железное кольцо и протянула Астариону.

— Чего только не сделаешь ради выживания, — отрезала она.

— Так… Это уже получше. Теперь мне нужно, чтобы кто-то из вас отвел с замка магическую завесу.

Стая работала сообща. Каждый из них погиб бы, не окажись они вместе. Это вопрос выживания. Близость.

И судьба.

Он был готов за них умереть. И жить за них.

— Выиграйте мне… — протянул Астарион, разгибая серьгу, — хотя бы секунд пятнадцать.

— Секунд пятнадцать? — поднял брови Иллиатрэ. Так и подмывало с идиотской шутливостью спросить, что еще Астарион делает за такое время, но он сдержался и только кивнул.

— Но магия здесь не работает, — вмешался Гейл.

— А нам и не нужна магия. Нужно просто оттянуть завесу, без заклинания, чистой энергией. Придется попотеть, но… что поделать.

В голову лезли воспоминания, как Иллиатрэ точно так же оттягивал завесу с двери кабинета Даскара Фей-Бранча, чтобы подпилить балку и прикончить его. Одно неосторожное движение, малейший магический всплеск — и оповещающее заклинание заорало бы на весь Мензоберранзан и ударило бы его током, чтобы он потерял сознание, а тогда сбежались бы все преподаватели и ученики Сорцере…

Если бы его не убили на месте, то он закончил бы свои дни в яме с драуками — одним из них! Подумать только, так рисковать из-за какого-то Даскара… И ведь даже прикончить его не вышло, какая жалость…

— Давай, Гейл, — бросил Иллиатрэ, и они одновременно потянулись к завесе волей, оттянули в сторону. Руки пронзило такой болью, словно кости раскалились, но он закусил губу, сопротивляясь притяжению изо всех сил. Железный прутик, бывший кольцом топа Лаэ'зель, с едва слышным звоном вошел в замок и заскрежетал там, к нему присоединилась разогнутая серьга. Астарион орудовал ими небрежно, легко и притягательно, как фокусник.

Иллиатрэ считал про себя секунды. Рядом с мучительно исказившимся лицом скрипел зубами Гейл. В ушах нарастало гудение, в затылке все громче стучали барабаны. Эта завеса мощнее, чем была у Даскара… Пять секунд. В глазах расплывались колючие черные пятна. Прутик и серьга то ныряли в замок, то выныривали наружу. Десять секунд. Из носа потекла кровь, теплый металлический привкус обволок рот. Я больше не могу. Не могу. Не…

Иллиатрэ держал завесу, а кровь текла все сильнее.

Замок щелкнул, и дверь со скрежетом отворилась.

— Четырнадцать секунд, — прищурился Астарион с насмешливой улыбкой. — Мой новый личный рекорд. Я… Иллиатрэ, что с тобой?!

Иллиатрэ отпустил завесу, рухнул на колени и завалился набок.

Смог. Все же смог. Удержал…

«Ты бесполезная тварь», — напоследок щелкнул кнутом высокий холодный голос.

Сквозь небытие прорвались голоса. Он застонал. Открыл глаза. Три неясных цветных пятна постепенно превратились в лица Астариона, Лаэ'зель и Гейла.

— Нет… — пробормотал он, еще не вполне осознавая реальность, и оттолкнул чью-то руку. — Не подходите ко мне. Не…

Сознание наконец прояснилось. Он осознал, что полулежит на земле, заслонившись рукой от Астариона, и поспешно выпрямился. Вокруг темнели каменные коридоры, уходя в душную черноту, что едва-едва отступала под тусклым светом факелов.

Проклятье! Он ведь отводил завесу раньше, так почему сейчас потерял сознание?

— Что было? Оно опять вырвалось?..

— Нет, — ответил Гейл. — Ты отключился на пару минут, но ничего не случилось.

Ну, хотя бы так. Это важная деталь, только сейчас не время ее обдумывать.

— Ты несла меня? — обратился Иллиатрэ к Лаэ'зель и поднял брови. — Так гитиянки выносят своих раненых с поля боя?

— Если гитиянки, — выплюнула Лаэ'зель, скрестив руки на груди, — позволил себя ранить, то он уже мертвец. Но да, тебя я немного понесла. Ты еще будешь полезен.

— О, — выдал он, поднимаясь. — Ну, спасибо хоть на том. Мы, дроу, поступаем так же. А еще в бою может очень удачно погибнуть старшая сестра, которая мешала младшей стать Верховной жрицей, или братец, который путался под ногами. Думаю, что мы, дроу и гитиянки, нашли бы общий язык.

— Точно нет, — поморщилась Лаэ'зель. — Моему народу чужды ваши жалкие интриги. Сосредоточься. Не позволяй чувствам к тому жалкому истику затуманить твой рассудок и отвлечь от предстоящего сражения.

— Вот уж спасибо, что указываешь, что мне делать, сам бы я ни за что не догадался!

— Лаэ'зель права, — мягко вмешался Гейл. — Я понимаю, что встреча с Дэмиэном вызвала у тебя неоднозначные эмоции, но если у тебя случится сильный всплеск дикой магии, ты можешь… — его голос дрогнул. — Можешь погибнуть.

Иллиатрэ в ответ лишь фыркнул.

Они бросились вперед по коридору, и сила с каждым мгновением возвращалась в тело, а голова прояснялась. Из дальних комнат все же доносились разговоры слуг, но получилось обойти их стороной или проскочить мимо дверей. Здесь дышалось гораздо легче, чем в камерах: магический барьер висел только там, поддерживать его еще и над коридорами было бы слишком тяжело для любого волшебника. Иллиатрэ на всякий случай пробормотал заклинание перемещения, потом еще раз — ничего. Ну да, если бы пленники могли вот так сбежать, вышло бы слишком просто.

Вскоре они нашли комнату с отобранными вещами — тесную клетушку, грубо выдолбленную в камне.

Иллиатрэ поспешно пошарил в своем магическом мешке. Добравшись до дна, отбросил его, перебрал остальные свои вещи, потом испытующе взглянул на вещи спутников, хотя в глубине души уже понимал, что произошло.

Дэмиэн забрал амулет, потому что знал его важность, потому что Иллиатрэ тогда, множество лет назад, рассказал о его важности.

Он задохнулся от ярости, удушающей, болезненной, вышибающей мысли. Как можно было так опростоволоситься, адова сера?! Первое правило дроу — никому не доверяй! Второе правило — союзники нужны лишь до тех пор, пока тебе полезны! Третье правило — если тебя предали, прикончи самого предателя и всех, кто ему дорог!

И никогда не доверяй проклятым колнбласам, особенно наземникам, потому что они жалкие существа и полагаться на них нельзя!

— Так что мы делаем? — спросил Астарион, а в его голосе послышалось напряжение. — Я выпью зелье невидимости и отвлеку противников, пока вы пробьетесь к выходу?

— А если выхода там вообще нет? — возразил Иллиатрэ. — Вдруг они просто телепортируются сюда?

Он сжал пальцы на рукояти посоха, чтобы почувствовать его привычный, настоящий холод. Выдохнул сквозь зубы. Да кого он обманывает? Одинаково терпеть не мог что дроу, что другие глубинные народы, что наземников.

Сейчас он полагался на своих спутников, и неважно, кто они. Умер бы за них.

Жил бы за них.

Иллиатрэ тряхнул головой и твердо бросил:

— Я отвлеку их, Лаэ'зель выпьет зелье невидимости и зайдет сбоку. Астарион сделает вид, что нападает в открытую, но в последний момент сольется с тенями и скользнет в сторону, чтобы дать Лаэ'зель пространство для маневра. Гейл — на тебе первый удар Магической стрелой того, кто будет ближе стоять. Меня только одно беспокоит — что за короткий посох у Дэмиэна?

Воцарилась тишина, такая гулкая, что слышно было, как срываются вниз невидимые капли в глубинах коридора. Тихо. Слишком тихо. Если они в подземельях арены для гладиаторских боев, сюда должны доноситься хоть какие-то звуки, хотя бы голоса других узников или отдаленные крики зрителей, а ничего, совсем ничего.

— К сожалению, никогда такого не видел, — отозвался Гейл.

— Подобный посох был у гоблинской шаманки, — пожал плечами Астарион.

Разве шаманы — видящие духов и черпающие у них силы, — рождаются не только среди гоблинов и орков? Дэмиэн, конечно, тот еще ублюдок, но вряд ли в его родословной были такие существа. И все же Иллиатрэ насмешливо выдал:

— Ну, вполне логично: если среди его предков затесались гоблины, это бы многое объяснило!

Что ж, ничего другого не остается: придется строить стратегию с расчетом на то, что Дэмиэн — шаман, а значит, они столкнутся с духами и ужасающими видениями. Ну просто прекрасно!

***

Когда Дэмиэн прошел вглубь подземелья, Бэйлот возился с магическим передатчиком для телепортации, вбитым в стену.

— Почему здесь никогда ничего не работает нормально? — бормотал он, обращаясь к себе. Дэмиэн выхватил жезл и размахнулся, целя ему в плечо. Может, Бэйлот уловил его отражение в кристалле, потому что резко скользнул в сторону. Обернувшись, уставился потрясенно, и Дэмиэн процедил:

— Ты проигнорировал нашу договоренность! Ты сказал узникам, что выставишь их на бой сегодня же вечером!

— Договоренность?! — взвился Бэйлот. — У нас не было договоренности! Ты просто пытался подавить мои побуждения и навязать свое решение, рассудив, будто я должен полностью тебе подчиняться!

— И я более чем уверен, что ты опять назвал меня своим «примитивным партнером» в разговоре с пленниками!

Дэмиэн выплюнул заклинание, из жезла вырвались черные колючие побеги теней, хлестнув по стенам, и рванули к Бэйлоту. Тот отшатнулся, но один из побегов обвил его запястье и глубоко разодрал кожу.

— Ай! Посмотри, что ты делаешь, это ли не признак примитивности?!

— Я привел к тебе пленников, потому что мне надоело слушать твое нытье о том, что у тебя нет идей для боев, но ты не знаешь, что такое компромисс, и не понимаешь, что не все всегда будет так, как ты хочешь!

— Ты сводишь свои счеты посредством моих Черных Ям! Или думал, я не пойму? Тебя что-то связывает с тем молодым дроу! Кстати, а тебя не смутило, что его зовут Иллиатрэ?

Дэмиэн резко повел рукой, и черные побеги пеплом осыпались на землю.

— А почему меня должно это смутить?

— Его зовут в честь Иллиатрэ Быстрого-На-Расправу, второго Архимага Сшамата, верного Ваэрону! — выплюнул Бэйлот, растирая запястье. — При этом сам мальчишка — из Мензоберранзана, где, как всем известно, поклоняются Ллос!

— И что? — Дэмиэн раздражался с каждым мгновением. — Это ПРАВДА так важно?! О, погоди, так ты думаешь перевести тему? Не выйдет! К твоему сведению, я заключил с Иллиатрэ сделку: выпустил одного из его приятелей в обмен на информацию об иллитидских личинках.

Его деятельный разум уже разработал несколько планов, как и кому эту информацию продать и что с ней делать самому.

— Выпустил? Что?! Кого?!

— Гитиянки, — отозвался Дэмиэн мстительно. — Вот что бывает, Бэйлот, когда нарушаешь договоренности.

— А я только понадеялся, что ты принесешь хоть какую-то пользу, раз ты привел таких прекрасных пленников, но ты, как и всегда, повел себя как примитивный колнблас!

Дэмиэн сорвался вперед, схватил его за шею и впечатал в стену. Его пальцы впились в горло, раскаляясь с каждым мгновением.

— Эй, ты что?! — прохрипел Бэйлот, тщетно пытаясь вырваться. — Совсем сдурел?!

Губы Дэмиэна растянулись в хищной, нечеловеческой улыбке, из груди раздалось глухое рычание, белки глаз почернели.

— Стой! СТОЙ!!!

Бэйлот почти уже чувствовал смрад своей обугленной кожи и задергался еще яростнее. Вскинув ладони, ударил его в грудь Шоковой хваткой.

Дэмиэн содрогнулся. Разжал ладонь и отступил на шаг. Его внешность снова сделалась совершенно обычной, человеческой, он выглядел потерянным, словно не вполне понимал, что сейчас произошло. И все же произнес:

— Может, выжечь тебе язык, чтобы ты не говорил то, чего не хочешь?

Бэйлот кашлял, держась за горло. Ожогов под пальцами не чувствовал, зато чувствовал, как наливаются синяки. Ухмыльнулся через силу, мысленно отметив этот случай. Сейчас ничего делать не станет, но со временем, когда Дэмиэн забудет, — изобретательно ударит в спину.

— О Ваэрон, я и забыл, какой ты вспыльчивый. И обидчивый.

Глаза Дэмиэна полыхнули, и Бэйлот поспешно поднял руки.

— Ну хватит, хватит. Если ты выжжешь мне язык, кто будет комментировать бои в Черных Ямах?! Толпа обожает мои выступления! И ты тоже — просто признайся.

— Нет, — отмахнулся Дэмиэн. — У меня голова трещит от твоего трепа.

— Тогда почему ты каждый раз возвращаешься сюда, ко мне?

Воцарилась тишина.

— Что такое, дар речи потерял? — язвительно бросил Бэйлот. — Раз так, объясню очевидный ответ. Все предельно просто: я единственный, кто понимает и принимает твою отвратительную натуру. Не морщусь, когда ты в тысячный раз морочишь мне голову мерзкими историями, терплю твои терзанья из-за невзаимной любви к дочери Баала и укрываю тебя в убежище, когда тебе нужно.

Дэмиэн фыркнул.

— Только посмотрите, ну просто святоша! Пафос и пустозвонство, как обычно.

Однако он успокоился, будто внутри от резкого ветра погас пожар. Своего рода манипуляция, разумеется, но и доля истины в ней есть.

— Ну так что? — поднял брови Бэйлот. — Ты нанес мне достаточно ущерба, выпустив гитиянки. Справедливо считать, что остальные участники должны остаться в Черных Ямах!

Дэмиэн очень пристально взглянул на него.

В глубине подземелий раздался грохот — и слава богам, иначе через несколько мгновений они бы точно прикончили друг друга. Дэмиэн даже не удивился. В глубине души чего-то подобного и ожидал и лишь перехватил жезл удобнее. Бросил:

— Я говорил тебе не оставлять пленников в одной камере, но ты настаивал, что они должны «притереться» перед игрой.

— Скорее всего, ты повредил целостность магического покрова, когда выпустил гитиянки!

Дэмиэн скрежетнул зубами, но счел, что перепалка себя исчерпала. Да, беглецы особого ущерба им нанести не смогут, однако к проблеме стоит отнестись серьезно. Очень легко лишиться всего — даже жизни, — недооценив ситуацию.

Иллиатрэ разочаровал его. Сломленный и лишившийся всего, но продолжает рыпаться, как полураздавленный жук. Пожалуй, стоит преподать ему урок. Не убивать, нет, конечно.

Но убить тех троих, что выбрались вместе с ним из камеры.

Хотя нет, так Дэмиэн наживет себе злейшего врага. Мало ли что может произойти: вдруг Иллиатрэ выживет на арене, сбежит, затаит ненависть. Куда эффективнее снова обездвижить всех четверых и переместить в разные убежища, чтобы, когда придет время, им пришлось в Черных Ямах сражаться друг против друга. Это будет их наказанием.

Когда шаги приблизились настолько, что сделались оглушающе громкими, Дэмиэн уже знал, как поступит.

***

Они завернули за угол. Иллиатрэ и Гейл вскинули руки, заклинания вспороли воздух, и в полумрак взвились красно-розовые вспышки.

Дэмиэн выставил магический щит в две стороны, но несколько вспышек врезались в него, и он содрогнулся. Тотчас в него полетел огненный сгусток, на миг заслепив. Астарион бросился ему за спину, быстро, молниеносно быстро…

Все вокруг заволокло душным, вязким воздухом. Медленно, словно во сне, назад отлетела Лаэ'зель, ударилась о стену и рухнула на пол, так и не успев добежать до Бэйлота.

Иллиатрэ пытался пошевелиться, но, казалось, проходили века, а не получалось сделать ни шага.

Дэмиэн схватил Астариона за запястье, обрушил на землю, но тот откатился в сторону и вскочил. Гейл, оказавшийся у стены, вытащил Лаэ'зель из серовато-зеленого магического поля. Ее взгляд тут же вперился в Бэйлота, меч сверкнул белым…

Собрав в кулак всю волю, Иллиатрэ вытянул руку из самого эпицентра замедляющего заклинания и схватил Дэмиэна за ногу.

Голову пронзила молния.

От боли тело раскололось на куски. Задыхаясь, не видя ничего сквозь колкую черноту перед глазами, Иллиатрэ отшатнулся, налетел на стену. Сам не понял, когда успел подняться. В ушах звенел крик — его собственный крик, но через миг он осознал, что кричит кто-то еще, кричит страшнее, отчаяннее, пронзительнее…

Он втянул воздух ртом. Распахнул глаза. Дэмиэн жался к дальней стене, уставившись на свои почерневшие пальцы. Его лицо посерело, по лбу градом катился пот, в широко распахнутых глазах стоял ужас.

Факелы замерцали, словно от ветра. На стенах взвились тени, исчезли и снова взвились. В дыму проступил силуэт, ясно, как никогда: высокая женщина с серо-синей кожей, навевающей мысли о стали, в роскошных белых одеждах…

Нет, вздыбился безмолвный крик в голове Иллиатрэ.

— Нет! — крикнул Дэмиэн, вскинув руку, и Бэйлот решительно заслонил его собой. Их окутала светло-голубая сфера Отилока, не пропускающая урон, но и не позволяющая им самим атаковать изнутри.

Иллиатрэ задохнулся. Женщина мерцала в призрачном пламени, на ее губах играла холодная усмешка. По стенам плясали тени, гудели, зловеще скалились. Из носа Дэмиэна текла кровь, темными каплями срывалась на каменный пол. Что… что произошло? Когда Иллиатрэ схватил его, то хотел ударить молнией, но не успел произнести заклинание, как молния пронзила их обоих. Всплеск дикой магии отозвался на намерение?..

Бэйлот вышагнул из сферы, сделал резкие пасы руками и процедил заклинание — «Слово Силы: Изгнание», шестого круга. Вокруг его ног взвился сияющий золотой круг, воздух затрещал от магической мощи, и силуэт женщины-дроу, раз за разом терзавшей Иллиатрэ, с потусторонним воплем развеялся.

— Она вернется… — пробормотал Бэйлот в пространство, нахмурился и отступил под защиту сферы Отилока. Очевидно, он поддерживал ее без особого труда, а от его угрожающе вскинутых рук веяло мощью. — Поразительно перекрученное проклятие, узнаю почерк.

Лишь тогда Иллиатрэ осознал, что в этот миг была возможность атаковать, а он ею не воспользовался, словно прикипев к месту. Видение силуэта в пламени, ее резкий холодный голос так долго преследовали его, а он… он даже не подумал попытаться изгнать ее, хотя это же очевидно…

— Близко было, — выдохнул Дэмиэн уже гораздо спокойнее, не отрывая взгляда от своих рук, и пораженно объяснил: — Она попыталась в меня вселиться…

— Ворон не считай! — рявкнул на него Бэйлот. — Вечно я вынужден тебя вытаскивать!

Вселиться? Волосы Иллиатрэ встали дыбом, по загривку прошелся озноб. Значит ли это… значит ли это, что какая-то частица ее души до сих пор в мире смертных… преследует его?

Он-то думал, что просто видит галлюцинации.

— Это твоя вина… — выдохнул он, обращаясь к Дэмиэну. — Ты забрал мой амулет! Ты знал, что такое случится!

— У тебя нет судьбы! — выкрикнул Дэмиэн, а его глаза широко, безумно распахнулись. — Ты давно уже должен был умереть, Иллиатрэ! Но вместо этого живешь, уничтожая все на своем пути! Ты как бездна, поглощающая все, что может утянуть!

— Что ты НЕСЕШЬ, провалиться бы тебе а ад?! — заорал Иллиатрэ, до боли сжимая посох. — Ты сам заварил эту кашу, и да, я от тебя раньше что-то не слышал таких слов!

— Тогда все было не так! — выкрикнул Дэмиэн, выпрямляясь. — Я видел серийных убийц! Видел тех, кто ел себе подобных, и тех, кто шил проклятые одежды из человеческой кожи, но такого… Что, черт возьми, ты НАДЕЛАЛ?!

Воздуха перестало хватать, земля ушла из-под ног. Мир обрушился на Иллиатрэ всей своей тяжестью, совсем как тогда, тогда, на ступенях в Мензоберранзане. Может, теперь он умрет наконец?..

Но мгновения текли в никуда, а смерть не приходила — только горло сжалось.

— Я наделал?! Я… наделал?! — голос с болью срывался на хриплый рев. — Ты знаешь, что я наделал, Маклор! У меня лопнуло терпение, и ты прекрасно знаешь почему, если, конечно, тогда был на совсем слеп! Посмотри на ЭТО! — он с отвращением ткнул себя в щеку со шрамом. — Ты говоришь, у меня нет судьбы? Значит, поэтому я НИКОГДА не получаю того, чего хочу?!

Факелы трепетали, белые столпы пламени взвивались к потолку. Подземелье затряслось, каменная крошка посыпалась вниз. Может, в пламени еще проступал силуэт, но Иллиатрэ на нее не смотрел — внутри поднимался гнев, испепеляющий, чистый гнев, собираясь вот-вот пролиться наружу.

— Я думал… — он горько рассмеялся и растянул в улыбке конвульсивно дрожащие губы. — Я думал… тебе было не плевать… на меня. Хотя бы немного. Воспоминания о тебе… придавали мне сил, но сегодня… ты без раздумий завел меня в ловушку. Меня и моих друзей. Ты видел в нас товар. Рабов. Ты такое же ничтожество, как и все они! Ты говоришь, я уничтожаю все на своем пути?! Ну так на, получи!!!

Тело загорелось потоком магии, что с гудением разлилось по комнате. Иллиатрэ вытянул руки, и мощь, повинуясь, понеслась к Дэмиэну и Бэйлоту…

С оглушительным грохотом комната взорвалась. На него посыпались камни, и он неожиданно оказался на полу, закрывая голову ладонями.

Это конец. Он умрет здесь. Он все же умрет здесь…

Чья-то рука сомкнулась на его лодыжке и потянула назад. Миг — над Иллиатрэ полыхнула желтая завеса Сферы Неуязвимости.

Вокруг грохотало. Камни падали на защитный купол и, вспыхивая искрами, отскакивали прочь. Они вчетвером, задыхаясь, жались друг к другу. Ослепительно полыхнув, вверху взорвался магический барьер, что блокировал магию перемещения.

— Меня надолго не хватит! — выкрикнул Гейл.

Иллиатрэ сосредоточился. В голове звенела пустота; он словно со стороны слышал, как произносит заклинание, словно сквозь вату чувствовал, как прижимает друзей к себе и магический поток дергает их вверх, вверх, сквозь тьму, грохот и запыленный воздух…

Содержание