Он появился перед Сонхва в доспехах Королевской Гвардии. На груди его сияла золотая бляха — печать Королевства, которой были удостоены лишь избранные из всех солдат. На торжестве среди праздничных платьев и мундиров он единственный без стыда лязгал тяжёлыми доспехами и оружием, что угрожающе видело на поясе широким мечом. Он оставался в тени весь вечер, пока наконец-то не предстал перед теми, ради кого и был приглашён. Глубоко поклонился, как того требовал этикет. 

Идеальный рыцарь. 

— Я Уён, — представился он, склонив голову перед Сонхва. Матушка Сонхва радостно, но беспокойно улыбнулась и указала рукой на сына:

— Я решила, что тебе не помешает иметь личную охрану… — она склонилась, вкрадчиво произнесла слова, глядя ему в глаза. — Так будет намного лучше, чем постоянно просить солдат куда-то ехать с тобой.

— Понимаю, — улыбнулся Сонхва. Он вновь посмотрел на юношу, что стоял перед ним… Юношу? Мужчину. Сонхва казался в сравнении с ним совсем мальчишкой, пусть на лицо и выглядел чуть старше.

— Мне двадцать два, если Вам интересно, — шепнул Уён, как только королева, поцеловав сына в щёку, удалилась вглубь праздничной залы, увлечённая очередным и совсем не последним кавалером. Сонхва покосился на прислонившегося к колонне Уёна. Его чёрные кудри обрамляли изящное лицо, а об острые его черты можно было порезаться. Зачем ему меч, если его неотразимость лучше всякого лезвия режет? Уён  посмотрел на Сонхва снизу-вверх и улыбнулся широко и бодро, что мурашки пробежали по коже от лёгкости чьей-то души: — Я всего на год Вас младше, не бойтесь.

— Я не боюсь, — покачал головой Сонхва. Он едва отвёл взгляд от острых скул собеседника. — Скорее, некомфортно.

— Не любите, когда за Вами следят посторонние?

— Да, очень не люблю.

Уён облизнулся, а потом вздохнул, устало поправив волосы. Он откинул их назад и потянулся всем телом, чтобы после этого обернуться к Сонхва с едва ли формальным рукопожатием. Увидев же негодующий взгляд, Уён стянул плотную грубую перчатку, оголив потрепанные военным делом руки.

— Тогда позвольте я стану для Вас не посторонним, — он расплылся в широкой улыбке. — Если за Вами будет приглядывать друг, Вы же не будете так нервничать?

— Дружить с собственной охраной…

Уён надул губы и одёрнул руку: «Не хотите — как хотите».

Сонхва почти сразу выставил ладонь. Протянул, как в танце, и сказал:

— Нет. Давай будем друзьями.

— Быстро схватываешь, что с личной охраной лучше дружить, чтобы она не рассказала о побегах, да? — Уён подхватил ладонь Сонхва и крепко сжал. Сонхва вздрогнул и зашипел от силы хватки. Уён засмеялся, но попросил прощения, неловко погладив мозолистой рукой ладошку в шёлковой перчатке.

— Я никогда не сбегаю, — Сонхва отворачивается вновь. Смотрит, как гости кружатся в танцах и поднимают бокалы в честь его здоровья. Это его праздник — очередной день рождения, в который все почему-то считают необходимым радостно поздравлять его с новым годом жизни. Улыбаются, но скрипят зубами, посматривая в его сторону, чтобы вдоволь шептаться и ядовито облизывать губы, перетирая очередную гнусную сплетню. Вся зала — фальш, почему же Сонхва должно быть стыдно за свою каждодневную ложь?

— Вот как, — подытоживает Уён. Он опускает свой бокал на столик, поморщившись от запаха алкоголя. — Ну, надеюсь однажды ты доверишь мне секрет своих побегов.

Уён подмигивает со смехом и отходит ближе к открытому крыльцу. Машет рукой: «Я буду ждать Вас в главной зале, чтобы проводить до покоев!» — убегает, скрываясь в ночи. Слышно только, как доспехи грубо ударяются друг о друга. Сонхва так и слушает этот по-странному приятный звук до тех пор, пока он совсем не затихает.

Сонхва возвращается в шумные помещения, наполненные светом от тысячи подсвечников, и танцует, пока не сбивает ноги.

В эту ночь он не спрыгивает с окна на крышу замка, чтобы спустившись вниз, сесть в телегу к мужику, что готов подвезти хоть предателя, лишь бы тот был готов бросить в ладонь золотую монету. В эту ночь Сонхва не испытывает вины за своё дурное поведение, не стыдится быть сыном и принцем.

Уён встречает его после празднования сразу за дверьми и ведёт самым длинным путём к покоям. Говорит: «Вам бы подышать на свежем воздухе, Ваше Высочество. Лица на Вас нет. Прогуляемся?». Сонхва говорит: «Да».

В эту ночь… Сонхва не стыдно признаться, что он знает, сколько дежурных у ворот из замка. В следующую — не стыдно показать, что выучил дорожку к тихому уголку города. Ещё через несколько недель, когда улыбка Уёна становится чем-то вроде обыденного утреннего ритуала, а звонкий хохот по вечерам во время смены караула тем, без чего невозможно заснуть, Сонхва рассказывает, что знает, где хранятся ключи от потайных дверей и проходов.

Ему кажется, что проходит ещё не больше пары месяцев, когда Уён помогает ему спуститься с окна на крышу, подхватив под талию, бьёт по плечам, приговаривая: «Замёрзнуть можно, Вам бы накидку с собой взять». Сонхва с радостью кутается в неудобный колючий китель, в которой рядит Уёна во время важных приёмов. Уён не знает, где украсть ключи, но кивает охране у ворот на выходе из замка и проводит за руку взлохмаченного подростка. Никто не узнаёт в продрогшем мальчике принца.

Сонхва показывает Уёну, куда нужно спуститься, чтобы дорога, что ведёт вниз, привела к оврагу, сразу за которым в озере плещутся лягушки. Уён ловит ему одну, а потом помогает стянуть с ног сапоги, чтобы можно было босыми ногами плясать по высохшей траве и песку.

— Это и есть ваш секрет, Ваше Высочество? — спрашивает он, когда вдоволь наплескавшись, Сонхва падает на камни и вытирает рубашкой мокрые волосы. Уён сидит у его ног и неумело зашнуровывает обратно сапоги, возится с лентой, с ненавистью буравя каждую петлю.

— Нет, — Сонхва завязывает сам, а Уён внимательно ловит эти движения, нерешительно повторяя пальцами узоры узлов. — Возможно… Я отведу тебя туда однажды. И познакомлю со своими Братьями…

— «Братьями», — тихо ухмыляется Уён и пододвигается так, чтобы посмотреть Сонхва в глаза. — Что за «братья», Ваше Высочество?

— Когда придёт время, — Сонхва щёлкает Уёна по носу. Наблюдая, как он возмущённо кричит и морщится, добавляет: — Вы обязательно встретитесь. Я тебя туда отведу, — чихает. 

Уён скорее кутает его в свою тёплую одежду и не спрашивает больше ничего. 

Идеальный рыцарь для совсем не идеального принца.