Уён злится, и на это у него есть причины. 

Сонхва складывает руки в молитвенном жесте и касается губами окровавленных пальцев.

Он встаёт с колен и ступает вниз по ступеням с пьедестала. Молодой мужчина протягивает ему полотно из шёлка, чтобы вытереть ладони. Сонхва с облегчением стирает с рук влагу и просит подать ему воды.

Кувшин с ледяной водой протягивают Уёну. Он кидает снисходительный взгляд на служку, что подбежал к нему, глядит в широкое горло кувшина на своё отражение.

Поднимает взгляд на застывшего Сонхва. Не дрогнув, разжимает пальцы.

Кувшин разлетается на осколки. От неприятного грохота разбившейся дорогой глины у Сонхва режет уши. Он не может отвести взгляда от разъяренной сцены: Уён брезгливо отряхивает руки, давит сапогами осколки, когда делает шаг к Сонхва.

Первая мысль — бежать прочь от чужого гнева.

Если Уён хочет его наказать — пусть накажет, пусть осудит и изувечит. Душа давно вся в осколках, как тот кувшин, едва теплится без жажды к жизни, всё хочет провалиться в смерть. Вина гложет Сонхва и сковывает сердце. Откупиться, отмолиться — как сделать это, кто поможет ему уравновесить чашу весов его проступков? Быть может, Уён и поможет… 

—  Я же сказал тебе, — хрипло шепчет Уён, встав перед Сонхва так, чтобы смотреть в глаза, — никогда сюда не возвращаться.

...искупить свою вину.

— А иначе? — Сонхва скрещивает руки на груди. Мужчина, подавший ему ткань, скрывается в тени колонны, позади широкой, торжественно зажжённой люстры, что сияет тысячью горящих свечей. 

Глаза Уёна в сиянии огней были тёмными омутами. Сонхва хотел бы в него нырнуть и погибнуть, захлебнувшись в этих водах. 

— Иначе в следующий раз я свяжу тебя и посажу под замок, чтобы ты не мог ни выпутаться, ни сбежать.

Сонхва хочется сделать вдох — и не может, замерев, как трусливый зверёк перед лисом. Уён оглядывает его с ног до головы — дарит кривую ухмылку, заметив кровоточащие ладони.

— Сколько крови тебе надо пустить, чтобы понять, что не было в их смерти твоей вины? — спрашивает он, скинув перчатки на пол. Он поднимает пальцы Сонхва к своему лицу, и это безвольное движение вызывает в нём лишь горький вздох. — Сколько раз тебе нужно наказать себя, чтобы принять это? Их смерть даже не на твоих руках...

— Я прошу прощения за страдания перед Первым, что были причинены по моей вине, — без запинки роняет Сонхва. Заученной мантрой продолжает: — Первый есть прощение. Тело — искупление вины сердца. Истязая тело...

— Они погибли даже если бы ты не был там! — кричит Уён. Его грозный крик собирается мраком у золотого купола храма. Сонхва смотрит на пышное убранство залы и смиренно заканчивает: 

— ...искупи свою вину перед всеми, кому причинил страдания. Я повинен в том и буду просить прощения до конца своей жизни.

— Твоя матушка погибла не за тебя, слышишь? Не из-за тебя! — Уён хватает Сонхва за щёки, смотрит в глаза. 

— Да ну?

Уён смотрит на него, не отрываясь. У него не горят глаза, только руки в кулак сжимаются. Сонхва смотрит за этим неотрывно, ловит каждый миг до того мгновения, как оковы напускной сдержанности спадут. Уён в ужасе — и снова одаривает его взглядом, как в тот день. Не может поверить, не хочет. 

Придётся. 

Сонхва хочется сказать: “Дай мне повод забрать тебя с собой” — он тянет свои ладони к лицу Уёна. Загорелая кожа пачкается в кровавых рисунках. Сонхва ведёт пальм вдоль его щеки и тихо спрашивает, прикрыв глаза, чтобы ушло головокружение: 

— Ты ведь убивал уже, да? — точно откровение. Под золотым куполом слова не слышны. Они остаются между ними, навек закрытые в памяти об этом разговоре. —  На твои руках, как и моих, уже была кровь. Только здесь, Уён, пойми, тебе даруют прощение и спасение.... Ты ведь жалеешь о том, что совершил? Ты можешь получить прощения, заслужить шаг в светлую жизнь после смерти... Монахи тебя научат, помогут, они всем покажут, как!..

— Я не жалею ни о чем, что совершил.

Пальцы Сонхва останавливаются на его щеках. Он хочет убрать руки, но оказывается пойман за запястья. Уён сжимает его руки.

— Если я захочу попросить прощения или вымолить его, — говорит он, — я сделаю всё, чтобы моя жизнь закончилась достойной смертью.

— Я сделаю этот мир лучше! Дай мне время и я покажу!.. — хрипит Сонхва. 

— Оно уже идёт. 

Уён злится — и на то есть причины. 

Он уходит один, измазанный в крови Сонхва, ни обернувшись, ни смазав со щеки разводов. Не говорит ни слова — у Сонхва сердце колет и болит от его молчания. Скажи же что-нибудь, Уён.

Почему ты так разочарован?

Что за идеальный рыцарь, что не верит в своего принца? 

Монах вновь подаёт полотенце и воду. Он шепчет, что скоро придут служители и гости храма... Принцу стоит поторопиться и спрятал лицо от посторонних глаз. Служка проводит принца. Да, принц, мы будем рады стать гостями при дворе на праздновании в честь основании столицы. 

Спасибо, что так благосклонны к нам, принц.

Надеемся, что Вы искупите всю свою вину. 

Мы Вам обязательно поможем

и спасём.