«Большая. Мглистая. Исчезнувшая без

следа. Порфироносная».

(Пауль Целан, «Алхимия»)

Дзынь-дзынь! На Небесах не так много предметов, способных издавать звук, но стоит только развернуть голову в сторону его источника, раздастся куда более естественный звон прямо-прямо над ангельской макушкой. То – золотистые нимбы, вечность сплетенные, вечность созерцающие идеальной глазастой гравировкой все Небеса единовременно.

Ибо помните – за вами пристально наблюдает она. Верховная Архангелица.

Не конкретно в данную секунду, разумеется. Нимбы пусть и невесомо парят своей неизменной парой над головой, но ощутимо давят на виски. Она сжимает их, упираясь локтями в стеклянный стол и ловя мизинцем падающие с носа круглые, золотистые и унизительно маленькие очки.

И только потом еще более давящая статика бесконечного и выбеленного до отвращения кабинета возвращает ее к реальности. Часов нет и не было никогда, то привилегия вечно торопящихся Смертных, вид за панорамными окнами всегда до безумия спокоен, ни облачка, ни тучки, ни листа желтого не влепится в абстрактную высь. Так что понять, сколько времени тут проходит между событиями, сложно, если вовсе не невозможно.

В дальнейшем будем оперировать терминами «позднее», «сейчас», «ранее» без каких-либо пояснений. В одном Небеса от Англии и прочих земных мест неотличимы – время движется вперед по секунде за раз, унося нас все дальше от такого же вневременного создания вселенной.

Ящик отзывов и предложений – прозрачная стеклянная коробка на стеклянном столе – одним своим видом рекомендовал проверять его раз в некоторый промежуток времени. Даже если выглядел он более пустым, чем все небесные бесконечные коридоры – сие иллюзия. После быстрой и ловкой проверки ангелы-секретари (ранее писари высшего ранга), отправляют туда все, что может потребовать внимания их Верховной Начальницы. Со времен отставки Гавриила эта совсем новая должность, выдуманная будто в последний момент, казалась в рядах многих незначительных ангелов очень даже престижной – подумать только, перебирать документы, важные для планов, быть может, и Всевышней в том числе!

Так и сейчас. Новое сообщение метафорически приземлилось ровно на пару десятков непрочитанных с характерным звоном.

Обычно просто от младших по званиям подчиненных – будь то информация для дополнения самого обновленного Справочника О Тварях Демонических, Ходящих Вкруг Земель Священной Да Людской (Будьте Аккуратнее!), или, к примеру, очень скромные жалобы от ангелов, которые чувствуют, что что-то не так, но не знают, попусту ли они беспокоятся, отчеты об инструктажах, предложения о повышении тех или иных ангелов, отчеты с земли, и многие-многие другие неинтересные бюрократические развлечения.

Ни один отчет не интереснее другого. А с земли, о, с земли разве кто знает, к каким архангелам уже взывать? Они либо к Всемогущей со своею болью и любовью обращаются – на «голосовую почту», то есть, к сидящему у себя во всеобъемлющем кабинете Метатрону, либо те, кто считают, что разбираются лучше, претенциозные, но такие отчаянные – к Гавриилу самолично.

Интересно, как ему там, на Альфа-Центавре?

Из стеклянного стола на Архангелицу смотрят в ответ ее незнакомые лиловые глаза. Единственное, что в этом помещении не белое или не серое.

Ее никто не побуждает заниматься бездушной бюрократией. Напротив, Верховным Архангелам объективно мало кто реально может протестовать в этом вопросе – если ты, скажем, какой-нибудь Гавриил лет пять назад. Если ты Азирафаэль, то нос в стекляшку, перо с золотыми чернилами (разумеется, резное, стеклянное, с выцарапанными аккуратно глазами по кругу, как иначе-то) в руку, и вперед.

Негласное Небесное Правило номер один: чем более бесполезно длинным и вежливым (пусть даже из каждой буквы сочится откровенное презрение) будет твой ответ, тем лучше.

Но Азирафаэль никогда не была известна за свое презрение. Поэтому она продолжает отвечать на все очень доброжелательно и уважительно, ведь других Небес Верховная Архангелица не знает совершенно, да и знать не хочет, она бы не поверила, что ей или кем-то еще могут манипулировать во имя неясных ей целей.

На данный момент Азирафаэль живет чуть менее года по людским меркам в своей сенсорной депривации, построенной на золотых чернилах, бесшовной плитке и стекле во всех его видах и проявлениях (иногда приходилось прикасаться к своему телу, чтобы убеждаться в собственной не-стеклянности). Она отправила больше пяти тысяч ответов на разного рода отчеты за это время, наслаждаясь лишь только собственным внутренним голосом (почему-то вслух говорить в одиночестве категорически воспрещалось) и мелодическими перезвонами то нимбов, то новых писем.

«Отправлено! К этому определенно можно привыкнуть, простая, но ответственная работа!» — улыбается Архангелица гордой улыбкой, мысленно себя похвалив и потянувшись за новым письмом. Когда оно уже лежало на столе, и поправлять очки не надо было, чтобы понять простой факт.

С ним что-то было не так. Никто на Небесах не писал ничего таким шрифтом. И на английском. Они бы могли, и это было бы, наверное, нормальным, но такого не случалось ни разу за все «правление» Азирафаэль. Все инструктажи строго советовали писать отчеты на ангелическом «диалекте» для удобства, и все ангелы, как один, поступали именно так.

Поэтому она настороженно вчитывается.

Первое приложение: электронное письмо, отправленное пятого апреля две тысячи двадцать четвертого года, в десять часов сорок одну минуту вечера по лондонскому времени.

Привет? Э-э… Здравствуй, Азирафаэль?

Ты только не волнуйся. Не знаю, как ты, но я всегда знала, что все разыграется в конечном итоге именно так.

Ты в своей короне бессмертия из чистого света и прочего ненужного хлама сидишь и делаешь мир лучше, в объективно правильном смысле. А я, ну, занимаюсь всяким да разным. Коротаю свою вечность, как придется. Сегодня в каком-то средненьком баре в средненьком английском городке – удивлена, что у них вообще есть нормальный такой Талискер. Один хрен, что пить, правда – меня ничего не берет.

Но все нормально. Тут какая-то женщина, Ритцуко, кажись, не дождалась коллеги и поэтому присматривает за мной со своим клубничным дайкири. Она нормальная. Умные вещи знает. И не возражает, когда я сижу как фиг знает кто и не то шучу, не то рыдаю взахлеб – говорит, у нее дочка такая же. Я выдаю, захлебываясь Талискером – «Что, бешеная алкоголичка?». Она так на меня смотрит, будто я, не знаю, на голову только что встала. «Нет, — восклицает, — нет! Очень интересная личность с творческим взглядом на мир!»

Она сейчас слушает, как я это все диктую телефону (надеюсь, ты так медленно пьешь свой дайкири, просто чтобы узнать, чем это все закончится), и, если честно, мне ее немного жалко. Но она не уходит. Выслушала десяток моих пьяных историй про Ритц, навеянных ее имечком, насильно записала мне свой номер в контакты, и, ну, наоборот, себе – мой. Настоятельно убедила по возвращению домой написать ей и все такое.

Может, тебя разозлит, что я выдала ей по пьяной глупости, какая ты всесильная архангелица теперь, и, если захочешь, снизойдешь до простых ты смертных, поменяешь, например, обязательно, проигрываемое в этом баре на британский рок начала двухтысячных или что-нибудь из твоей зубодробительной коротенькой поп-диско эры, которая «была настолько давно, что неправда». Она все равно в это не поверила. (В твою архангельскость, не в твои специфичные музыкальные предпочтения).

Поэтому я тебе и пишу – пусть охренеет.

  А еще – ну ангелица, я надралась Талискером, что мне, кроссворды решать?!

Хотела написать «целую-обнимаю»,

но, знаешь…

Обойдемся простым

«тут была Кроули», лады?

Конец первого приложения.