«Если что, я дома», — диктует телефону в свободной руке Кроули, проезжая на привычных ста пятидесяти в час по дорогам во все том же ночном Лестере и нажимая кнопку отправить, что примостилась прямо под именем «Ритцуко Маруяма из На Запад От Солнца».

Это сообщение очень преувеличивает реальность, в которой оказалась демоница – видите ли, дома у нее так и нет. А унижаться пред прочими чертями, просить «ну пожалуйста, ну верните мне мою несуразно большую квартирку в центре Лондона, платите за нее вовремя» не в ее стиле совершенно.

Поэтому цель очевидна – найти достойную круглосуточную парковку и проспать еще полдня, дождавшись, пока виски выветрится из демонического организма как-нибудь без ее участия. И не загружать никаких кассет в машину – если хоть одна начнет петь про старомодных любовников, Кроули не постесняется вырвать кассетный плеер из обнаглевшей винтажной чертовки. За прошедшие восемь месяцев демоница угрожала всему, что могло ее слышать, но сознанием и возможностью ответить не обладало, как бы она не верила в обратное.

Все реагировали по-разному: растения испуганно опускали ей на рыжую-бесстыжую голову листья, будто поглаживая, телефон, переставший разряжаться еще со дня его «покупки», но иронически держащийся на одном проценте с тех самых пор, загружал любую информацию без доступа к интернету, а Бентли была ближе всего по характеру к хозяйке: она включала «тематическую музыку». В ее представлении это были песни, прослушанные уже до дыр и ассоциирующиеся со всем подряд – и с Азирафаэль включительно.

Под какое-то смутное бормотание с ночного радио Кроули успешно задремывает, раскинувшись на всем переднем сиденье. За окном какой-то паб, встроившийся в старое здание – и реклама космического центра. «Заходите всей семьей», мол. Действительно. А что, если она зайдет?

Просыпается она, ударившись головой об руль – спать, зацепившись коленями за спинку кресла, ей еще не приходилось, но это очевидно помогло скоротать ночь, раз какой-то задорный юноша с радио уже желает всем жителям Лестера доброго утра и рассуждает про топ-пять-популярных-песен-за-неделю. Демоница не вслушивается, сразу же выскакивая из машины, чтобы размять затекшее тело и натянуть очки, ждущие только ее у зеркала.

Кроули никогда не обременяла себя навыком выглядеть так уж убедительно-естественно в среде людей. У нее нет никаких документов, удостоверяющих ее личность, вся ее одежда материализуется с нуля и, будь ее воля, она бы это и не скрывала, ДНК она нигде не оставляет по тем и другим причинам, поэтому, если люди заметят ее спящей прямо в салоне дорогущей винтажной Бентли – нет, не заметят. Никто им не поверит. Нет никакой рыжей готической катастрофы на улицах Лестера, ходящей так развязно и громко, будто у нее по венам течет чистый Талискер.

И, несмотря на все это, чтобы скоротать время, Кроули едет посмотреть, что продают людям в магазинах одежды. Должна же быть какая-то причина, почему Азирафаэль так от этого тащилась, какой-то непередаваемый азарт в перелистывании каталогов с улыбчивыми рисунками людей… По крайней мере, за этим занятием ее можно было застать в книжном магазине под сотню лет назад. Как сейчас люди выбирают себе одежду – у Кроули не было ни малейшего представления.

Но ее благая цель – походить немного по магазинам – обрывается прямо на парковке, когда ей приходит сообщение от Ритцуко. Длинное такое. Прошлая Кроули даже читать бы не стала. Нынешняя любопытствует.

«Здравствуй, Энн. Рада слышать, что ты добралась до дома удачно. Но меня не перестает волновать один момент с нашей вчерашней встречи: твое сообщение твоей бывшей партнерше. Надеюсь, это не породило никаких дополнительных конфликтов. Если породит или уже – помни, извиняться и признавать свою вину искренним образом – более гордый поступок, чем ты можешь думать».

«Ага, поняла», — быстро набирает Кроули, откидывая телефон на пассажирское сиденье и тяжело выдыхая. Она даже не вчитывалась, но уже почувствовала эту слегка насмешливую мысль: «Ох, я только отвыкла от Азирафаэль, а тут японские женщины с клубничными дайкири и витиеватой манерой речи случаются на мою голову. Зуб даю, литературой увлекается».

И потом идет в магазин, чтобы, как оказалось, поглазеть на те переливающиеся рубашки бордовых оттенков и темно-синие, почти черные свободные джинсы – готика в привычном виде поднадоела, ни к чему сразу говорить всем своим видом, какая ты страшная и пугающая демоница. Иногда нужно немного комфорта, – но свои туфли на громких квадратных каблучках и ремень змеиный ни на что она не променяет. Расплачивается щелчком пальцев-пистолетов, даже не вылезая из новой одежды и уже удаляясь под удивленный взгляд девушки за прилавком.

В этом определенно был свой азарт, просто не тот, какой ожидаешь от своей первой покупки одежды – более сдерживаемый, но все равно определенно сравнимый с самым первым в истории людей любопытством. Азирафаэль точно сойдет с ума, узнав, на что она повлияла, считайте, искусила демоницу.

Главное, не пасть жертвой беспощадным и затягивающим кроссвордам, и все будет хорошо.

К слову об Азирафаэль – от нее пришло ответное письмо с типичным для ее действий легким перезвоном на телефоне Кроули, оставленном в машине. 

Второе приложение: электронное письмо, отправленное шестого апреля две тысячи двадцать четвертого года, в шесть часов семнадцать минут вечера по лондонскому времени.

Сие письмо было поистине неожиданностью в моих буднях! Не имею представления, как оно дошло сюда. Но знай одно, Кроули: я рада ответить.

Признаюсь честно: вопреки твоим мольбам, я встревожена. И я не считаю, что стала особенной. Но искренне стараюсь делать что-либо немного лучше. Власть полна жертв и выборов меньшего зла. Моя же – утомительной бюрократии и тягучего одиночества. Об этом можно рассуждать бесконечно, однако необязательно.

Я не желаю своим одиночеством принизить твое одиночество. Напротив, не вижу никаких причин тебе прятаться! Нина, Мэгги, Мюриэль – всех обрадует твоя компания. Но ограничиваться лишь ими ни к чему. Я буду тут, если понадоблюсь, честное слово.

Люди прекрасные существа – это мы поняли давно. Люди удивительны и своевольны, как и мы. И вместе с тем, не как мы. Как нечто, изначально требующее первородного греха любопытства. Что до музыки – быть может, устрою что-то. Тебе остается лишь только выжидать моего вмешательства.

Я не уверена, дойдет ли это письмо. У меня очень внимательные секретари, видишь ли. Их наняли после увольнения Гавриила для меня. Забавно – я Верховная Архангелица, следящая за всеми. И мои письма ежедневно проверяют бывшие писари. Каждое входящее и каждое выходящее – из страха. Я чувствую это, как ранее чувствовала любовь. Прижимая к тебе ладонь в ошеломленном ощущении.

Небось боятся они моих заговоров с кем-либо? Есть в этом что-то искренне неуловимо печальное.

Тут, пока птицы не возненавидят гнезда,

 а черви – яблоки,

Верховная Архангелица Азирафаэль.

Конец второго приложения.