– и так смешно… – не смешно. не смешно, голос внезапно выше, а горло тянет жгутом. не смешно, потому что даже спустя годы песня походит через крепкие стены нервов, заставляя держать слезы. – смешно шипят во мне витаминки.

последнее слово тонут в шуме в ушах и неясном хрипе поломанного к чертям спокойствия. надо допеть. надо допеть и для зала, и чтобы себе что-то доказать. не срываться, как в прошлом, уходя с блядской стойкой от микрофона из-за того, как внутри все крошится. время прошло и триггеры залечены, успокоены. и все равно трещинки.

– и я усну в ванной… – давятся, строки давятся. андрей, зарывшись на мгновения в себе, в попытках успокоиться, оклематься, не замечает звука вокруг, перед глазами плывет едва. а песня виснет в воздухе на паузе.

и будит его то, что его в сторону тянут, вынимая микрофон из пальцев. андрей понимает, что его лицо прячут в плече. а выше, почти над ухом, букер допевает:

– ..комнате с батареей в обнимку!

андрей думает быстро: федор не вяжется в тон песни. 

другой федор подхватывал ее сразу, не ломая канву. другой федор не прятал его слезы в свою толстовку.

андрею хватает тройки секунд, чтобы успокоиться, – привык, – и отпрянуть, перенимая микрофон в руку. а другой не отпускать рукав чужой кофты. игнатьев остается рядом столько, сколько нужно.

//

когда андрей затрагивает причину того, что федя рядом оказался, тот выглядит удивленным:

– я не мог оставить тебя одного.

вот и все. вся причина.