нос жжет от холода, от колючего снега, который все бежит, будто в истерике от чего-то пугающего. бежит и бьется о глупые объекты: дома, машины, лица. выстраивает холмики и поля снега по прежней траве парка.

андрей в шарф кутается сильнее и смотрит искоса на федю, который руками в воздухе вертит, объясняя до мелочей происшествие в баре на днях. наблюдал, участвовал, разгребал. и все искриться весельем, что андрей бы списал краснеющие щеки на эмоции, а не на кусачий ветер. на это смотреть едва больно. и на руки федора, которые не спрятаны хотя бы в карманах. 

андрей под ноги не глядит. на федора глядит. глядит и ноги путаются. ноги путаются, а гололед, едва скрытый снегом, пользуется моментом.

андрей неясный удивленный звук издает, когда нога теряет твердую поверхность, руками ищет опору, а находит только федора, который тоже не особо ожидает подобного. 

сначала андрей чувствует то, как больно уебался локтем. а следом слышит звучное “блять!” совсем рядом. 

андрей поворачивается, садясь на землю, и смотрит теперь на то, как федор, уже поднявшийся, отряхивает руки от снега да едва раскачивает одну ногу, сгибая и недовольно кривясь. андрей глядит виновато – федор же уебался коленом. но федор на это дольше пары секунд не тратит, тут же – к андрею, интересуется, как он сам, ударился? болит? встать можешь? андрей только кивает, под конец едва смеясь.

– я не хрустальный, федь, а еще ты из-за меня сам свалился. хватит.

и падает спиной в снег, обрамляя себя им еще более. федор сверху смотрит почти нежно.

– застудишь все себе. 

– отогреешь, родной.

федя хмыкает смешливо и тянет руку. андрей в ответ, и его вытягивает из снеговой пучины, отряхивая спину, шарф. волосы. андрей перехватывает чужие ладони, хмурясь: холодные и мокрые от снега. сжимает в своих пальцах, дышит на сцепленные пальцы. их же и целует совсем коротко.

– идем домой.