Чуя ничего не помнил с тех самых пор, как сильным пинком был отправлен в колодец. Он даже не понял сразу, что произошло, когда начал стремительно падать. Не помнил и того, как упал – ни боли, расползающейся по телу от многочисленных переломов, которые наверняка должны были последовать, ни собственного приближения к смерти все стремительнее…

Вокруг была только пустота, затянутая, словно вуалью, непроглядным белым туманом. Поначалу он, с удивлением, не ощущая никаких повреждений и боли, просто сидел глядя по сторонам. Может быть, и вправду разбился, упав в колодец? Скорее всего, потому что, упав с такой высоты чувствует себя как обычно, и нет ни единого намека на какие-то повреждения тела. Так просто не может быть. Глубина того колодца наверняка более семи, а то и десяти метров. Значит, все-таки мёртв, и терять уже нечего… Пытаясь преодолеть странные ощущения горечи и осознания, что многого не успел за всю свою короткую жизнь, Накахара ещё раз огляделся и, вздохнув, поднялся на ноги, а затем побрел в напоминающий молоко туман. Сколько он так шёл – неизвестно. Ощущения усталости тоже не наблюдалось. Просто шёл и шёл вперед, а перед глазами была все та же картина – туман вокруг и ничего более, как будто он топтался на месте.

– Твою мать, я больше так не могу!!! Когда это закончится уже?! – заорал Чуя в пустоту и обессиленно упал на землю, не ощущая ни холода, ни тепла – вообще ничего. Какое-то время он так и лежал на земле в позе эмбриона, пытаясь смириться со своей участью, пока его внезапно не окликнули. 

– Эй, какого черта ты здесь?! 

Чуя с удивлением поднял голову и сел, глядя на того, чьи очертания среди тумана становились все чётче. Было все непонятнее, где он сам находится, и что это за парень его возраста, сидящий рядом. Откуда он, черт возьми, вообще здесь взялся?!

– Какого черта молчишь? Я спрашиваю, что ты здесь делаешь?! – пацан повысил голос и уставился на Накахару, сощурив серые глаза. 

– Ты кто? – только и сумел выдавить из себя Чуя, разглядывая незнакомца. 

– Это я тебя хотел спросить. – тот недовольно нахмурился и скрестил руки на груди.

Чуя рассмотрел такую же, как у него, форму пансиона и черный длинный плащ поверх. Видимо, всё-таки жив, и в чертов колодец спустился кто-то из одногруппников, кого Накахара не успел запомнить. Правда, туман вокруг странный, и вообще не слишком всё это напоминает дно колодца, но кто знает, что там внизу…

– Ты разве не мой одногруппник? Я учусь в “Сонной тропе”. Тебя Фукучи отправил за мной?

– Что?!

– Ты сам залез что ли? Меня сюда кто-то столкнул, и странно, что я жив и ничего себе не сло…

– Кто тебе сказал, что ты жив? – незнакомец хмыкнул, и на его бледном лице появилось некое подобие улыбки. – Ты сейчас на грани. Если тебя сюда сбросили, то это сделал, вероятнее всего, тот же, кто отправил сюда меня.

– Ч…чего? В смысле?!

– В прямом. Я мёртв, если так понятнее, а ты ещё не совсем мертв. Звать тебя как? 

– Чуя. Чуя Накахара…

– Вот что, Чуя Накахара, давай очухивайся и вали отсюда, только прихвати с собой и меня. Если уж стал проводником, то помоги сестру найти. Я её так и не нашел. – парнишка отвернулся, тряхнув копной спутанных темных волос со светлыми кончиками. – Пытался, но не успел... 

– Каким, нахрен, проводником?! Какую еще сестру? Что ты, блять, несешь?! Объясни нормально! – рявкнул Чуя, поднимаясь на ноги и отряхиваясь, но мгновенно упал обратно от внезапного пинка незнакомца. – Какого ху…

– Заткнись и слушай. Из-за Тачихары я привязан к этому месту и не могу уйти. И даже через него едва получилось связаться. Спасибо, что какой-то лох нашел колодец и убрал крышку. Из подобных мест хрен выберешься, особенно если уже второй год здесь гниёшь. 

Чуя уставился на своего собеседника ошалевшим взглядом, пытаясь понять и переварить всё, что тот ему говорил. 

– Тачихара?! Хочешь сказать, что он тебя сюда столкнул? Бред какой-то...

– Не корчи идиота. Ты знаешь, кто это сделал. Я пытался показать тебе. Только ты, как проводник, можешь видеть меня и всё, на что я кое-как способен. 

В голове у Накахары задвигались шестерёнки. Получается, он сейчас, если верить словам этого парнишки, всё ещё на дне колодца, и его не нашли. Возможно, весь в переломах и без сознания, рядышком с первым трупом. От этих мыслей Чуя съёжился, сдерживая рвотный позыв. Заметив это, незнакомец хмыкнул:

– Колодец неглубокий совсем. Я ещё был жив, когда очнулся. Чего уставился, кретин? Ты, небось, парой синяков отделался, если не сломал шею о выпирающий на дне камень. Пытаясь чёрт знает в какой раз выбраться, я сорвался со стены колодца. Сил тогда уже не осталось. Я был жив почти трое суток и всё это время находился здесь, но никто меня не слышал, а чертов Тачихара из-за всякой дряни, которую ему Мори скармливал, запечатал дар. Я оказался в двойной клетке. Теперь дошло?!

Чуя коротко кивнул, приходя в ужас от того, насколько тяжёлой и мучительной была смерть несчастного паренька. Даже представлять не надо было, как он страдал, пытаясь выбраться отсюда, и сколько раз карабкался по стене… 

– Я понял. Что значит “проводник”?

– То и значит. – незнакомец подцепил тонкими бледными пальцами левый рукав его рубашки и рванул вверх, обнажив запястье с тонким шрамом от недавнего пореза, полученного на посвящении. – Тебя им сделали. А уж кто – сам мне ответь.

Чуя неверяще уставился на шрам, о котором успел забыть за последние дни и вообще перестал обращать внимание на этот след от царапины. 

– Я только приехал. Устроили посвящение. Тачихара меня столкнул в озеро, а перед этим связал.

– Странно, что ты сейчас за него так заступаешься.

– Я не заступаюсь. Если он не убивал тебя, то я не понимаю, почему ты пытался его убить.

– Ты совсем идиот? Я мёртв, и не могу убить. Я хотел вселиться ненадолго, чтобы всем рассказать, как меня найти и кто меня сюда отправил. Но не смог – я слаб для этого. 

– Но я видел, как ты его душил, а потом…

– Мне помогли. Повторяю для тупых: дар Тачихары в тот момент был ослаблен, и печать больше не действовала с тех пор, как озеро получило отклик и, как следствие, проводника. 

– Озеро? А оно тут причем? – Чуя уже ничего не понимал, в особенности, каким образом тут еще и озеро замешано.

– Ты даже не интересовался историей места, где находишься? Вот дебил. – паренёк вздохнул и коснулся указательным шрама на запястье Чуи. – Скорее всего, это ты получил случайно. Твоя кровь попала в озеро. Его пора кормить. Ты не первый и не последний. Ты можешь слышать и видеть то, что не каждый может. Ну, пока ты жив. И даже разговаривать со мной, находясь на грани. 

– Кто-то перерезал веревки, когда Тачихара меня столкнул. Может, Дзёно? Он был с ним.

– Дзёно? Ты сам-то в это веришь? Ну почему из всех проводником стал такой тупица! – паренек хлопнул себя по лбу. – Дзёно бы тебе ещё и глотку перерезал на радостях. Ты такой тупой, что не видишь очевидного. Твой драгоценный Тачихара подрезал веревки и случайно оставил эту отметину. 

– Но зачем?

– Да он помешан на справедливости, и никак не поймет, что её никогда не существовало. Надеюсь, ты не такой, идиот… 

– Ладно, я понял. Хватит называть меня идиотом! И зачем ты его распотрошить пытался, если он тебя не убивал?! – Чуе уже стало как-то всё равно, что он сейчас на границе жизни и смерти, или на дне колодца и, черт возьми, разговаривает с трупом, точнее, с призраком, пробившимся в его сознание. 

– Да там и шрама не останется – вот увидишь. Тачихара регенерирует, как суперсолдат. Скажи спасибо Мори. Ну а то, что мне немного помогли... Тот, кто гораздо сильнее, несмотря на то, что он тоже по другую сторону жизни. Вселиться я не смог, но смог стать материальным, насколько это возможно. 

– Кто?!

– Не знаю. Я его не видел – он похож на тень, как силуэт. Он сказал, что поможет, если я взамен задержу Тачихару в ослабленном состоянии.

– И помог? Дзёно в карцере когда был… это ты его?!

– Да. Мне дали силу, но совсем ненадолго. Я снова стал слабым и исчез, когда этот его дружок вломился. Здоровенный такой, тихоня. Только он не тот, за кого себя выдает. 

– Хочешь сказать, что Дзёно и Тэтчо вместе действовали, когда тебя… нууу… – Чуя замялся, поскольку было неловко напоминать умершему о том, как тот погиб.

– Именно. Суэхиро вполне по силам кого-то сюда сбросить. Ты так не считаешь? – незнакомец прищурился, слегка склонив голову и глядя будто сквозь Накахару.

– Хочешь сказать, что Суэхиро и меня столкнул?! Но зачем ему?

– Не знаю, он ли – это уже тебе предстоит самому выяснить. Но более чем уверен, что Тэтчо смог бы такое провернуть, если ему это нужно. 

– Но как я докажу причастность этих двоих к твоей смерти?

– Поболтай со свидетелем. Был кое-кто, кто всё видел. Я его заметил, когда с Дзёно собачился. 

– И как мне это сделать?

– Передай привет от Акутагавы. По реакции поймешь. – впервые за все время на лице паренька мелькнула слабая улыбка. – Вали уже, идиот…

Он поднялся, коротко махнул Чуе и направился в клубы тумана.

– Эй! Подожди! Акутагава, мать твою, стой!!!

– Что ещё? – тот обернулся с явным недовольством на лице.

– Как это исправить?! Я не хочу быть проводником! 

– Убей Тачихару. Если сумеешь, конечно. – всё с той же улыбкой ответил призрак и, слившись с туманом, начал в нём растворяться.

Чуя кричал что-то еще, но Акутагава его больше не слышал, став частью тумана, обволакивающего пространство всё больше. Накахара стоял на крохотном участке земли, а туман подбирался ближе. Белые клубы напоминали хищные щупальца, которые собирались схватить и затащить неизвестно куда. Возможно, в пасть чудовища, или… дальше мыслей не было. Темное пятно поверхности, где стоял Накахара, полностью заволокло туманом, который, окутывая уже в панике озирающегося Чую, поднимался всё выше, как огромный белый удав, который целиком проглатывал свою жертву. Когда пространство вокруг заволокло полностью, стало нечем дышать. Накахара захрипел и попытался заорать из последних сил, а затем…

– Малец, ты как?! Живой?! – голос Фукучи резко выбросил на поверхность и вернул в реальность.

Чуя, едва ощущая собственное тело, сумел приоткрыть глаза и вновь зажмурился от яркого света налобного фонаря на голове военрука. 

– Д-да… кажется.

– Угораздило же тебя, идиот! Ну нахрена ты сунулся туда? – бормотал Оочи, поднимаясь по длинной лестнице к поверхности и крепко держа Накахару. Когда вместе с ним военрук выбрался из колодца, Чуя заметил испуганного Эдгара, у которого, кажется, коленки дрожали, и стоящего поодаль Тэтчо Суэхиро. Тот выглядел всё таким же безэмоциональным и равнодушным – как и всегда. Лицо было каменным и не выражало ничего.

– Повезло, что жив остался. Надо это чертово место задраить. – отчеканил военрук.

– Фукучи-сан, извините, я пытался… но он уже упал. Я не успел. – пробубнил Тэтчо, виновато опустив голову.

Всё это выглядело бы естественно, но Чуя заметил то, что ускользнуло от военрука: в тот самый момент, когда Суэхиро говорил, прежде, чем опустить голову, в его глазах мелькнул ледяной зловещий огонек. И вся эта злоба была направлена на еле живого Чую. Страх от осознания того, по чьей милости он рухнул в колодец, расползся по телу тысячами ледяных мурашек. Собрав остатки сил, Накахара тихо прошептал, молясь, чтобы его услышал только Фукучи:

– Он врёт. Это он. Меня…он…туда...

Договорить Чуя не смог – сознание отключилось. Фукучи, понимая серьёзность ситуации, выгнал всех присутствующих из подсобки на улицу, запер помещение на амбарный замок и бросил ключи Мори, сказав проследить тут за всем. Рядом с Мори остался и Фукудзава. Проблем было и так с головой – не хватало, чтобы ещё кто-нибудь упал в колодец и это закончилось куда худшим исходом. 

***

Гоголь едва не снёс дверь в комнату Дазая и Фёдора, влетев туда кубарем, после чего швырнул в Осаму карты, которые, впечатавшись тому в лоб, словно конфетти, с шелестом попадали на пол неаккуратной кучкой.

– На, подавись! И отдай мои косяки. Хрена с два я тебе доверять после этого буду. 

– Коля, какой-то ты нервный, – захихикал Осаму, присаживаясь на пол и собирая карты. Когда все они были сложены стопкой, Дазай убрал их в верхний ящик стола и прикрыл тетрадями. – Будем считать – твои косяки стали платой за аренду и мое молчание.

– Интересно, что сделает с тобой Фукучи, когда узнает, что ты, решив к нам подмазаться, украл карты? Не думал об этом, Гоголь-кун? – с невинной улыбкой спросил Фёдор. – И пытался откупиться косяками. Нам-то всё равно, а тебя даже не в карцер отправят, а в такое место, что будешь настоящий срок отбывать.

Николаю стало не по себе, в особенности от того, насколько убедительно говорил Достоевский. Хотелось поскорее уйти отсюда и больше не пересекаться с этими двоими. Никогда и ни в какой жизни больше. Он уже развернулся к двери, но вопрос Дазая заставил замереть на месте:

– Не поделишься секретом, как ты это провернул? Там же камеры везде. И куда Фукучи так надолго свалил? Он же не поехал на ферму, насколько известно. 

– Чуя в колодец упал, который в подсобке нашли. Довольны?! Фукучи его вытаскивать унесся. Теперь мы в расчете? – проворчал Гоголь.

– Ни фига себе, новость! И ты молчал! – Осаму даже подпрыгнул на кровати. В его голосе было столько радости, будто он сейчас услышал про фестиваль, на котором ему пообещали купить всё, что он захочет. 

– Это ни хрена не смешно. Можете доигрывать свою партию. Только отвалите от меня уже.

– Тебе не интересно, что стало с твоим приятелем? Даже не пойдешь проверять? Плохой ты друг, Гоголь-кун. Жаль, что Накахара-кун об этом не знает. – с ядовитой улыбкой протянул Достоевский. – Мы вот пойдём проверим. Нехорошо игнорировать, когда кто-то попал в неприятности. 

Посмотрев на Дазая, Фёдор пакостно захихикал, а Дазай присоединился к нему с не менее противным хихиканьем. Эти двое напоминали Гоголю довольных гиен. Находиться в их обществе хотелось всё меньше, потому, ничего не сказав, он быстро вышел и поспешил вниз – к подсобке. Сегодня контроля как такового не было, а потому на улицу можно было выйти беспрепятственно. 

Когда он оказался там и почти добежал до подсобки, вынырнув из-за угла здания пансиона, заметил, как Фукучи вышел из подсобки с Чуей на руках, а затем, придерживая находящегося без сознания Накахару, запер дверь в подсобку, возле которой теперь дежурили Мори и Фукудзава. Среди собравшихся Николай рассмотрел Эдгара и, к удивлению, Тэтчо. Странно, что тот не поехал на ферму, а остался здесь. Он и Кенджи – закадычные друзья, и странно, что Суэхиро внезапно отказался. Хотя, вполне возможно, военрук попросил остаться, чтобы слазить в обнаруженный в подсобке колодец. Это вполне себе тянуло на правду. Николай развернулся и побежал обратно, дабы директор и завуч не заметили, но, добежав до запасного выхода из пансиона, был внезапно сбит с ног. Хорошо хоть сухо в этот день было, и форма не запачкалась. 

– Эээй, какого хрена! 

– Что, заволновался-таки за дружка своего? – хмыкнул Дазай. – Да не помрёт он, отвечаю. В общем, ты хорошо справился, так что, пока мы будем играть, постоишь на стрёме. 

– С чего бы это?! Я к вам в батраки не нанимался, уроды! – процедил Коля, отряхивая пыль со штанов. 

– С того, Гоголь-кун, что тебе надо беспокоиться о своем будущем. Напоминаю, что Фукучи, да и не только ему, будет интересно узнать про твой тайник, шантаж Дазай-куна и воровство из кабинета. – оскалился Достоевский. – Так что ты там говорил о батраках? Будем считать, ты нанят. – он похлопал Гоголя по плечу, сопроводив это ехидной усмешкой. 

– Да не парься – будешь делать то, что нам нужно, и никто не пострадает. Особенно ты сам. И вообще, мы же друзья, да? – Дазай улыбался открыто и искренне, будто и правда сейчас являлся его хорошим другом и предлагал свою защиту. 

Гоголь сожалел лишь об одном: зря он считал Осаму неплохим парнем. Очень зря. Нельзя ему было верить с самого начала, а уж теперь, когда он обзавелся соседом-напарником, – и подавно. И, что пугало больше всего, оба были совершенно непредсказуемы. Как ни крути, придётся откупаться и делать всевозможную грязную работу. Но, как бы там ни было, кое-что для себя Гоголь точно решил: друзей он не сдаст и ни на кого стучать не станет, даже если его утопят в чертовом унитазе…

– Хорошо, – бросил он и быстро пробежал мимо парочки шантажистов, завернув за угол. В пансион он зашёл с центрального входа, выискивая взглядом Эдгара, но тот словно растворился. Его нигде не было видно.

Эдгар следовал за Фукучи, но не посмел проронить ни слова. Сейчас лучше всего было молчать, чтобы не вызвать гнев военрука, который вот-вот мог сорваться, за что светил бы, как минимум, карцер. По осторожно следовал за Фукучи до медблока и притаился недалеко от входа – в выемке для пожарного щита, которого там давно не было. 

– Он как, жить будет? – спросил Фукучи, заходя в кабинет, который Йосано в спешке даже не удосужилась закрыть. 

– Не сюда, в процедурную дальше по коридору. Ужас, он весь в грязи!

– Жить-то будет? – повторил военрук приказным тоном.

– Будет, будет. У него пара ушибов, повезло мальчишке. Мог бы шею сломать или позвоночник. Что же Вы плохо следили?! Надо было запе…

– Надо тебе меньше рот разевать. Давай помощь оказывай, а не языком мели, дура в халате! – гаркнул Оочи, топая за Йосано по коридору.

По в этот момент замер в своем закутке, почти перестав дышать. Не хватало, чтобы его злой до предела Фукучи заметил. Тогда хана всему, и вряд ли Рампо вытащит из карцера. Скорее уж сам попадет туда же. Увидев, как Фукучи и Йосано зашли в процедурную, Эдгар замер, прислушиваясь, но слышно было плохо. Рискнув выбраться из своего укрытия, он подошел ближе, чтобы услышать хотя бы часть разговора, и, понимая, что сквозь запертую дверь плохо слышно, приник к ней ухом.

– У него пара ушибов да синяки. Ничего серьезного. Ну и нервное истощение. Сильный стресс испытал при падении. Повезло, что сразу нашли. Отлежится денёк, выспится и придёт в нормальное состояние.

– Понял. 

– Ну раз поняли, то меры примите и закройте уже ту чертову дыру, чтобы у нас больше не происходило подобных инцидентов. Это Ваша, смею напомнить, ответственность! 

– Сама свою чертову дыру захлопни и пацана на ноги поставь! Ишь, раскомандовалась. Свое дело я знаю и во всем разберусь. – от ора Фукучи даже дверь задрожала, потому Эдгар слегка отпрянул.

– Повежливее, – цыкнула Йосано. – И не мешайте мне работать! Покиньте помещение и займитесь своей работой.

Крякнув, Фукучи, видимо уже не желая с ней спорить и огрызаться, пнул дверь ногой. Эдгар едва успел отскочить, дабы этой самой дверью ему по лбу не перепало. Вжавшись в стену, он подождал, пока военрук уйдёт, а затем последовал к выходу. Сомнительно, что его пустят к Чуе, так что оставались другие дела.

Добравшись до общежития пансиона, По намеревался восстановить запись в найденном Чуей дневнике, вот только сейчас пришло осознание, что дневник так и лежит в рюкзаке одногруппника. Хотя, с незнакомым Ацуши, наверное, будет несложно договориться и соврать, что пришёл переписать домашку с разрешения хозяина рюкзака. Вдохнув и выдохнув, Эдгар повернул в коридор, который заканчивался санузлом и, дойдя почти до конца, постучался в комнату с нужным номером, слегка приоткрыв дверь.

– Привет. Можно я войду?

Ответа не последовало. Открыв дверь пошире, По обнаружил, что в комнате никого не было. Лишь затем он вспомнил, что сегодня выходной и, скорее всего, на ферму вместо него самого вместе с Рампо уехал тихий Ацуши. Прикинув, сколько времени в запасе и радуясь такой удаче, Эдгар добрался до рюкзака Чуи и, быстро найдя среди двух учебников и нескольких тетрадей дневник, вытащил и открыл на нужной странице. Вот чего, а ни единого карандаша у Чуи он не нашёл. Зато ручек всяких цветных – вагон и тележка. Пришлось, воровато озираясь, залезть в тумбочку к Накаджиме. Ещё неделю назад Эдгар представит себе не мог, что он на такое способен и, более того, всё это сделает абсолютно добровольно по собственной инициативе. Карандашей у Ацуши обнаружилось внушительное количество. Все они были аккуратно схвачены обычной резинкой, которой скрепляют стопку купюр. Осторожно вытащив один из карандашей и покосившись на запертую дверь, По быстро начал водить грифелем по странице. Его стараниями теперь на темно-сером фоне прорисовывались буквы. Местами очень нечёткие, но понять смысл было можно. Жаль, что восстановить удалось только одну, а на следующих страницах этот номер не сработает. Он даже не успел прочесть первую строку, как дверь предательски скрипнула. Бросив дневник в рюкзак и вытащив оттуда подвернувшуюся тетрадь по математике, По обернулся, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. В двери маячил преподаватель химии Каджи Мотоджиро.

– А что это мы тут делаем?

– И... извините, я это, – Эдгар покраснел от стыда, понимая, что его поймали с поличным. – Чуя мне тетрадь хотел дать, по математике. Но он, Вы сами знаете…

– Да, знаю. Ну, ладно, прощаю на первый раз и ничего не скажу Куникиде-сану. Но, имей в виду, это только на первый раз. Заловлю снова – минус тебе и выговор. – усмехнулся Каджи, подбросив ключи. – Выходи давай. Мне закрыть всё тут надо.

– Спасибо. – пробормотал По, прижимая к себе тетрадь, пряча карандаш в задний карман брюк, прикрывая карман длинным жилетом, и надеясь, что Ацуши не имеет привычки пересчитывать карандаши. 

Выбежав на улицу, По огляделся и заметил, что у подсобки возились директор, завуч и несколько рабочих. Фукучи с мрачным видом держал в руках что-то, завернутое в большой пакет, в какие обычно убирают объёмный мусор. Только что-то подсказывало Эдгару, что там совсем не мусор был. Он даже не заметил, как к нему подошел Гоголь и, не проронив ни слова, остановился и также молча наблюдал. Справа, чуть ближе к колючему кусту, стояли Дазай и Фёдор. Когда они начали перешёптываться, По вышел из своих мыслей, заметил эту болтающуюся рядом парочку и тихо спросил:

– Вы знаете, что там? – он указал на пакет.

– Ну как что? Акутагаву нашли. Точнее, то, что от него осталось. – ответил Осаму с равнодушием, повернувшись в сторону подсобки.

– Нам бы расходиться. Полиция скоро приедет. – добавил Достоевский, дёрнув Дазая за рукав и намекая, что пора уходить отсюда, чтобы не нарваться. 

Осаму кивнул, и оба поспешили уйти, то и дело оглядываясь. Им явно хотелось то ли на труп посмотреть, то ли на дальнейшие действия, но это было плохой идеей даже для таких как они. Понимая, что лучше всего последовать их примеру, По развернулся и собрался было уйти, но его окликнул Гоголь, которого он до сих пор не замечал:

– Подожди! Я тебя обыскался! Не знаешь, как там Чуя?! 

– А, это ты! – По от неожиданности чуть повысил децибелы, затем снизил голос почти до шёпота. – Знаю. Пойдем, по пути расскажу, а лучше давай ко мне или в пятую. Там эти, – он указал на идущих впереди Дазая с Достоевским, – точно не пристанут. Я их побаиваюсь.

– Правильно побаиваешься. – поддержал Гоголь. – Те ещё придурки.

***

Фукудзава и Мори тщательно проверили, чтобы никого из учеников на расстоянии километра у подсобки не было, после чего следили за тем, как Фукучи, вытащив из колодца полуистлевшее тело пропавшего в прошлом году ученика, пришли к единому выводу заварить к чертям этот колодец, заменить пол в подсобке, и не пускать туда учащихся без сопровождения преподавателя. Оочи поддержал их коротким кивком, хмуро глядя на лес за ограждением, после чего ушёл, взяв у Огая ключи от лаборатории. Было ещё много дел. Огай успел сообщить, что пропавшую несколько лет назад девочку, кажется, также удалось найти, но ни в какие подробности не вдавался. Да и в такой обстановке не до разговоров было. Впервые за все время военрук ощущал, как вымотался. И когда отправил труп ученика в один из холодильников старого морга, расположенного в соседствующем с лабораторией помещении, и когда, зайдя в тайный кабинет директора школы, перебирал старые карточки учеников. Что ж, он знал очень многое, но не всё. Кое-что Огай от него скрывал, и как много было этого кое-чего – Фукучи только догадывался, коря себя за глупость отправить Тачихару сюда. Он первым нашёл мальчика с необычным иммунитетом, ещё будучи в то время начальником полиции. Повидал он всякого, но что-то внутри дернулось, когда он обнаружил еле живого мальчишку, прячущегося в морге на территории заброшенной детской больницы (которая, заброшенной лишь числилась на самом деле). Помнится, он наобещал пацанёнку всего и побольше, пытаясь успокоить и уговорить пойти с ним. С трудом, но убедить удалось. Когда Оочи передавал мальчика в зарекомендованный приют при военной академии, полагая, что теперь у бедняги начнется иная жизнь, и возможно, он в будущем проявит себя как хороший солдат, – сильно ошибался. И уже позже совершил самую большую в жизни ошибку, рассказав о найдёныше Огаю. По его вине Тачихара здесь, и снова стал подопытной крысой. Но сейчас надо разобраться с навалившимся, а навалилось всего вагон и тележка.

Полицию решили вызвать позже. Настояли на том Мори и Йосано, желая провести экспертизу и изучить труп, чтобы установить причину смерти. И ещё у старого вояки из головы не выходила фраза рыжего мальца о том, что Суэхиро – самый верный и надежный ученик, врёт. В это с трудом верилось. Его Оочи знал как несколько странного, но очень уравновешенного и исполнительного пацана, с которым вообще никаких проблем не было. Неразговорчивый Тэтчо прилежно выполнял каждое поручение, как идеальный солдат. Да, поговаривали там про его легкую степень аутизма, но дебилом парень никак не был. Фукучи лично протестировал его и выявил, что тот никак не умственно отсталый, а даже обладает полезными для военного качествами. Дабы Суэхиро собственные родители не сбагрили в какую дыру, Оочи отправил его сюда одним из первых, надеясь, что тут всяко лучше, чем в какой-нибудь психушке, где мальчишку уж наверняка инвалидом сделают. С его отцом и бывшим своим сослуживцем Фукучи разорвал всякие контакты. У него, хоть и одинокого, не укладывалось в голове, как можно просто так избавиться от собственного сына. Но, видимо, кому-то важнее репутация... Хотя, кто знает, как бы сам Фукучи поступил, окажись на его месте? Об этом он предпочитал не думать. 

Когда с фермы вернулся Куникида, пришлось живо всех учеников согнать на ужин, а затем разогнать по комнатам. Не хватало ещё, чтобы мешались и добавили новых проблем, когда вся школа тонула в старых. Доппо молча выслушал, затем, сменив Фукучи на вечернем дежурстве по школе, сообщил, что на собрание придёт позже. Ученики, конечно же, не ожидали такого подвоха и, поскольку математика боялись не меньше, чем военрука, смирно сидели по комнатам.

На собрании было решено вызвать полицию рано утром, а уроки сместить по времени. Правда, Мори внезапно переобулся и уже настаивал, чтобы вообще никого никуда не вызывали, да и явно нервничал. В конце концов сошлись на том, что никого вызывать не будут. Если в школе начнут обыск проводить – жди беды. Конечно, Фукучи в тайне хотел, чтобы эту лавочку прикрыли, подозревая, что у Мори не самые добрые намерения, а эти его исследования и вовсе никакого доверия не внушали, к тому же, и сам военрук попал бы под раздачу. Вот и ответ на вопрос о важности репутации…

***

Тачихара подорвался и распахнул глаза. Что ж, повезло отделаться больничной койкой. Снова. Уже осточертел даже вид белых стен и запах медицинских препаратов. Но, оглядевшись, он немного успокоился, поняв, что находится не в лаборатории, а в обычной палате медблока. Что было хуже всего – он совершенно не помнил, как и почему сюда попал. Последнее, на чем обрывались воспоминания, – он почти дошел до комнаты, а дальше сплошной провал. Как ни старался, но вспомнить дальнейшие события не получалось. Зато пищу для размышлений подбросили повязки из бинтов на талии. Осторожно потрогав забинтованную область и не чувствуя никакого дискомфорта, Мичизу размотал и снял повязки. Если там какая рана и была, то от неё почти следа не осталось. Выглядело так, будто рана была минимум неделю назад. О её тяжести говорили лишь полоски швов. Тачихара уже давно не задавался вопросом о том, что с его организмом происходит, и какого черта он регенерирует как какой-то монстр из фантастических фильмов. Раньше, ещё при Эйсе, регенерация хоть и была быстрой, но шрамы оставались. Это что же получается, он теперь уровень прокачал, или Мори на нём что-то испробовал? Сплошные вопросы без ответов…

Покосившись на окно, за которым просматривался пейзаж, состоящий из леса и розовых полосок заката, заметных сквозь деревья, Мичизу затем перевел взгляд на соседнюю кровать. Дзёно мирно спал, положив перебинтованную руку поверх одеяла. Капельницы ему уже, по-видимому, не ставили. Тачихара силился вспомнить, как долго Дзёно здесь находится. Гипс ему точно не скоро снимут, учитывая травму. Словно чувствуя его мысли, Сайгику заворочался и приоткрыл невидящие глаза, затем смешно принюхался, как сонный кот, а по лицу скользнула знакомая улыбка.

– Тачихара-кун… – его голос был непривычно тихим и слабым. – А тебя сюда как угораздило?

– Как и тебя, видимо. Ну, считай, я решил составить тебе компанию, – тихо усмехнувшись, Мичизу почувствовал, как от сердца отлегло. В голове зашевелились воспоминания о душевой. Вот он поскользнулся, ибо придурок Гоголь опять болото там устроил, потом прибрал там, умылся и… 

– Тачихара-кун, тебя что-то беспокоит? Я слышу, как твое сердце ускорило ритм. И не потому, что ты рад меня видеть. Я прав? 

– Не… не думай об этом. Я сам не помню, как тут оказался. 

– Не помнишь? А не врёшь? – Дзёно тихо хихикнул, прекрасно зная, что раскусывать ложь – его главная фишка. Но, при этом, он улавливал, что Тачихара не врет, и действительно чего-то не помнит. – Это он? И к тебе тоже?

– Кто? Ты про что? 

– Акутагава. Он пришёл за мной. И не один раз...

– Дзёно, что за хрень? Он же пропал, его так и не нашли. В том году весь лес прочесали. – Мичизу сам не верил в то, что говорит, а воспоминания начали всплывать, проявляясь в отвратительных, близких к сюрреализму образах. Закрыв глаза, он уловил четкий образ: вот стена длинного коридора общежития, а на ней недописанное кровью имя…

– Тачихара-кун, можешь ненавидеть меня. Но я тогда… я переборщил. Я его ударил, он упал. А Тэтчо сбросил его. В тот люк в подсобке. – продолжил Сайгику, ощущая, что, становится немного легче. До этого момента ни одна душа не знала о том, о чем он решился рассказать. – Я не хотел его убивать. Так само вышло, Тачихара-кун. Он меня спровоцировал. 

– Спрово… Подожди! Ты и правда его убил? Пульс проверил? Ты убедился, что он мёртв? – Мичизу начал догадываться о том, что произошло тогда на самом деле. Он знал, что колодец сам по себе небольшой и неглубокий. И даже те, кто ухитрился попасть туда по неосторожности, отделывались максимум переломами средней степени тяжести. 

– Какая теперь разница? Если его найдут, то меня отправят в место похуже, а я…

Дзёно замолчал и, с трудом приподнявшись и подложив под спину подушку здоровой рукой, попытался затем дотянуться до руки Тачихары. Расстояние между кроватями было довольно большим, потому, когда, желая поддержать, Мичизу ответно протянул руку, сумел коснуться руки Сайгику лишь кончиками пальцев.

– Послушай, ты хотя бы свою вину признаешь. Может, если сам Фукучи расскажешь обо всём, тот в колонию не отправит. Ты ведь даже не знал, жив ли Рюноске. – Тачихара нервно сглотнул, чувствуя, как к горлу подступил неприятный комок. С одной стороны, поздно уже было кидаться на Дзёно с обвинениями, с другой – он и сам ничего не сделал, чтобы найти Акутагаву. Да, когда они были соседями по комнате, не особенно ладили. Рю был угрюмым и замкнутым, часто огрызался, мог даже затрещину влепить, хотя и ответные получал. Но то обычная подростковая ссора – не более. Здесь же серьезное преступление, пусть и по неосторожности. Может, и хорошо, если Дзёно решится на чистосердечное признание. Во всяком случае, он точно жив останется и, возможно, за пределами этого пансиона начнёт обычную нормальную жизнь, о которой самому Тачихаре даже мечтать не приходится. 

– Тачихара-кун, ты меня ненавидишь? – вопрос Дзёно разорвал повисшую в палате тишину.

– Нет, с чего ты взял?

– Даже после всего, что я рассказал? – вопрос звучал недоверчиво.

– Я одного не понимаю, почему вы его в медблок не отправили. Он мог быть жив и просто без сознания.

– Я решил, что он мёртв. Тэтчо предложил избавиться от тела. Я нервничал, ты же сам понимаешь. Не думал, что такое произойдёт. 

– Скорее всего, Рю был жив и оставшиеся дни своей жизни провел в этом колодце…

– Жалеешь его?

– Мне не по себе от мысли, каково ему там было… Это страшно. Не менее страшно, чем якшаться со мной, напоминаю. Поэтому лучше признайся Фукучи и уезжай отсюда. – самым лучшим, как решил Тачихара, будет сказать все как есть. Он до сих пор не особенно понимал, что именно к Дзёно испытывает, а прямо сейчас эти чувства были смешанными. Жаль было Сайгику за его глупость, а Рюноске просто по-человечески жаль, потому что тот по своей глупости неоднократно провоцировал Дзёно, в результате чего доигрался. Только Акутагаву уже не вернешь, а у Дзёно есть все шансы исправиться, если он сам захочет…

– О чем задумался, Тачихара-кун? Я не люблю тишину, особенно когда ты вот так резко молчишь. Это вызывает подозрения. – Дзёно вновь дотянулся до его руки и погладил кончиками пальцев.

– Дзёно, только тебе решать, что делать дальше. Рассказать всё за тебя я не могу, да и не буду. Поступай как хочешь. – Мичизу вздохнул, чувствуя прилив тепла от мягкого поглаживания. – Но если продолжишь молчать и останешься здесь – себе хуже сделаешь. 

– Ты меня теперь жалеешь что ли? – Сайгику тихо рассмеялся. – Забавный ты, Тачихара-кун. Я человека убил, а ты готов со мной возиться. Ммм, знаешь, за это ты мне и нравишься. Такой добрый, наивный, веришь в несуществующую справедливость. – Сайгику прикрыл глаза, продолжая медленно поглаживать ладонь Тачихары. – Я во многом виноват и перед тобой тоже. Но ты прощаешь меня из раза в раз. Так что я не отступлюсь. Мы уйдём вместе. И, что бы там ни случилось, начнём новую жизнь далеко отсюда. 

– Дзёно, со мной ты в ящик раньше сыграешь. И ты сам прекрасно знаешь это. – Мичизу подвинулся к самому краю своей кровати и осторожно переплел свои пальцы с пальцами Дзёно. – Я не хочу, чтобы ты закончил как Джуничиро… или Марк. Спасибо, что Акутагава не на моей совести. 

– Ты ни при чём. Это Мори надо спасибо сказать. – Сайгику слегка сжал его ладонь. – Если бы он из тебя подопытную крысу не делал, все было бы нормально. Хочешь ты или нет, но когда я выйду из медблока и мне снимут гипс, я заберу тебя из этой дыры. И даже не стану спрашивать твоего на это согласия. Тебе здесь не место. – его хватка в этот момент стала крепче.

– Не делай ещё больше глупостей. – Мичизу тяжело вздохнул, понимая, что все его попытки докричаться, как обычно закончились тупиком.

– Самой большой глупостью будет отпустить тебя, или оставить одного, Тачихара-кун, – едва слышно ответил Сайгику, продолжая крепко сжимать его ладонь и улыбаясь своим мыслям. В его голове чётко вырисовывался план побега, и потому каяться в гибели одногруппника означало всё разрушить, а этого он не допустит. 

***

Поговорили Гоголь и Эдгар совсем недолго. Коля тут же успокоился, узнав, что с Чуей вроде как всё в полном порядке. Когда они обсуждали происшествие и страшную находку в колодце, в пятую ввалился Рампо, который вернулся с фермы и не обнаружил По в седьмой, а потому был в самом мрачном настрое. Бросив сердитый взгляд на притихших приятелей, молча схватил Эдгара за шиворот и потащил к выходу. Бедный По едва ли не взвизгнул, поскольку спрятанный в заднем кармане брюк карандаш мало того, что сломался, когда, забыв о нём, По плюхнулся на кровать, теперь ещё и острие карандаша довольно чувствительно вонзилось в зад. Спорить с соседом по комнате он не стал и безропотно вышел вслед за ним. И вовремя, потому что этаж общежития наводнили охранники. Посочувствовав Гоголю, которому, кажется, придется ночевать в пятой, По вернулся в родной седьмой номер и, быстро стащив брюки, переоделся в пижамные. Карандаш и потом можно выбросить... 

– Ну и что это за посиделки были?! – Рампо уселся на своей кровати, скрестив на груди руки и сердито глядя сквозь стекла очков.

– Просто болтали, – пожал плечами По, чувствуя, как к щекам приливает жар. Ему всегда было сложно врать, и чувство стыда за это выдавало с потрохами.

– Не ври, у тебя это плохо получается. Очень плохо, я бы сказал. Ты краснеешь так, будто давление подскочило. 

– Я не лазил в подсобку. Только открыл. Меня Фукучи попросил. Зато Чуя…

– Чуя сам виноват. Полез – и вот результат. Еще раз повторяю: будешь слушать меня – ни во что не вляпаешься. – голос Рампо стал чуть мягче. – Я не пытаюсь твоей нянькой быть. Просто не хочу, чтобы ты пострадал по глупости, особенно из-за тех, кто тебя в это всячески пытается втянуть. 

– Я знаю, но…

– Никаких но. Обещай, что никого не будешь слушать и не будешь искать сомнительные приключения. Есть вещи, – к неожиданности По, Рампо внезапно поднялся и затем присел рядом с ним, положив свою ладонь поверх его, – которые лучше не знать, и никогда в этом не копаться. 

– Что за вещи? 

– Слишком опасные, понимаешь?

– Как я пойму, если ты ничего не рассказываешь. И то, что я с тобой делюсь, а в ответ сплошные зуботычины от тебя, это… это обидно как-то. Я думал, ты мне доверяешь. – в голосе Эдгара сквозила обида.

– Я доверяю тебе, но лучше тебе не знать и не видеть того, что знаю я, и что пришлось увидеть. Иногда реальность и её осознание могут свести с ума. Ты же понимаешь, о чём я? – Рампо улыбнулся, едва ощутимо погладив его ладонь. 

– Но я ведь рассказываю тебе про свои сны, а ты всегда молчишь или вообще киваешь. Ты ведь что-то знаешь об этом? Я прав?!

– Да. И хочу уберечь тебя от этих знаний. На них хватит меня одного. Но, если однажды в этом будет необходимость, я поделюсь с тобой.

– Правда? Что-то не верится… – По все еще был обижен и не совсем понимал заумные выражения, которыми бросался Эдогава. Но в одно верил точно: Рампо пытается его уберечь, скрывая какую-то страшную правду. Это было безумно приятно, но хотелось, чтобы он тоже не держал в себе всё это. Только как до него донести?

– Давай уже спать, хорошо? Скоро свет выключат. Если боишься, можешь лечь со мной. – Рампо усмехнулся и потрепал его по голове, взъерошивая волосы.

– Ты… ты серьезно? – это предложение и радовало и, одновременно, вызывало дикое смущение. 

– Серьезнее некуда. – тихо хихикнув, Эдогава поднялся и вернулся на свою кровать, аккуратно сложив покрывало и повесив его на спинку кровати. – Нуу?

– Л-ладно, – запинаясь от смущения и нервно сглотнув, По натянул верх пижамы и перебрался в соседскую кровать.

Рядом с Рампо было тепло и уютно, словно тот и правда его непонятным образом защищает. Эдгар устроился поудобнее и положил голову на плечо соседа по комнате.

– Как думаешь… тот, кого в колодце нашли. Его хотя бы… похоронят нормально?

– Нашел о чем спрашивать на ночь глядя, – усмехнулся Рампо. – Ты не о мёртвых думай, а о себе. 

– Ты же знал его. Парня, которого нашли?

– Опять ты за своё! Да, знал. Его звали Рюноске. В прошлом году пропал. Но его нашли, и это хорошо. А теперь давай спать. – Рампо прищурился, зная, что сейчас трижды мигнет свет и комната погрузится в темноту, если не включить настольную лампу. Но он её и не включал. 

Эдгар уснул довольно быстро, а Рампо лежал с закрытыми глазами и всё думал над его словами, стоит ли рассказать что-то, о чём ему самому известно. Но, вспоминая страшные сны Эдгара и то, что он рассказывал о жизни с поехавшей тёткой, лучше всё-таки не травмировать его лишний раз, а ещё любым способом запретить ему играть в детектива. Ведь на такие неприятности нарвется, что это будет хуже Эйса с его карцером. Мори и остальные преподаватели далеко не белые и пушистые, у каждого свои скелеты в шкафу, а уж если там покопаться – с головой засыплет…

______________

Прошло около двух недель. Колодец в подсобке был заварен намертво, пол полностью залили бетоном, скрыв колодец. Затем поверхность заровняли и сделали новое покрытие. Пока шли работы, к подсобке никого из учеников на пушечный выстрел не подпускали, да и никто из них соваться на развернувшуюся стройку не желал. Занятия и усиленный контроль отбивали силы и желание куда-то лезть, что было к лучшему.

Рюноске похоронили за пансионом, – на лесном кладбище. Конечно, от учеников сперва хотели все скрыть и сделать это тихо, но Фукудзава настоял, чтобы на похоронах присутствовали все. В конце концов, Акутагава учился здесь, некоторые общались с ним и хотели бы попрощаться. Чуя, стоя у могилы и глядя на непривычный ему вид кладбища, обратил внимание на то, что рядом с могилой Рюноске было вроде как заготовлено место. Он тихо поинтересовался у Мори, который, положив на могилу цветы, стоял рядом:

– Скажите, а тут тоже кто-то похоронен?

– Это место для его сестры. Она пропала многими годами ранее. Скоро они воссоединятся, Накахара-кун. 

Чуя нервно сглотнул, вспомнив свое пребывание на дне колодца и странный диалог с призраком. Акутагава говорил, что искал сестру. Видимо, Мори её уже нашёл...

Проведя несколько дней под наблюдением Йосано и затем аж сутки в компании удивительно тихих Тачихары и Дзёно в палате медблока, он взял за привычку лишних вопросов не задавать. После падения в колодец он вообще всячески избегал прежних посиделок и болтовни с друзьями. То, что произошло с ним после падения, и тот странный диалог с Рюноске – всё казалось каким-то инородным и, в то же время, очень пугающим. Понятно, что ни Эдгару, ни кому-либо ещё он ничего не рассказывал. По также притих, держась везде и всюду рядом с Рампо. В последнее время эти двое больше не ссорились и как-то незаметно отстранились – лишь коротко здоровались и всё. Что до Чуи, то его сосед по комнате был пугливым и неразговорчивым, но это было даже хорошо – никаких тебе пинков, издевательств и прочего. Равнодушно-мирное мирное сосуществование, что вполне устраивало обоих. Что действительно удивило – непривычно задумчивый Дзёно и в последнее время везде сопровождающий его, как пёс, Тэтчо. Вот уж с кем, а с этой парочкой Чуя предпочитал вообще не связываться и обходить стороной. Суэхиро теперь бросал на него ледяной взгляд, словно предупреждая: “Проболтаешься – тебе хана”.

Впрочем, через некоторое время ничего рассказывать Накахаре и не пришлось. Фукучи спустя два дня после похорон Акутагавы вызвал на допрос к себе в кабинет. Чуя, наученный опытом, не стал ни о каких призраках трепать, отвечал на вопросы коротко и поверхностно, и лишь в конце сообщил, что есть свидетель – его нынешний сосед по комнате. Конечно, привет с того света Накахара передавать Накаджиме не стал, но заметил, как тот был подавлен, и начал осторожно расспрашивать на счет его общения с Рюноске. Отношения у них, как выяснилось, были, мягко говоря, так себе. Если Ацуши пытался подружиться, то Акутагава всячески отталкивал – то грубил, то хамил, а мог и пнуть. Вот тут и пришла мысль проверить слова призрака. Накахара не прогадал, задав в лоб вопрос, видел ли Ацуши то, что произошло год назад. Сосед по комнате завис, разрыдался, а затем тихо мямлил что-то утвердительное. Озаки, зайдя в комнату ко времени приёма лекарств, опешила, увидев Накаджиму в таком состоянии, затем влепила Чуе минусов, пристыдила и всобачила бордовую карточку с дополнительными исправительными работами. Ацуши же она отвела в медблок, где Йосано накачала его успокоительным. Так что на допросе у Фукучи Накаджиме уже терять было нечего. Военруку он, зеленея от страха, рассказал, что видел. Правда, к Чуе теперь относился совсем иначе – безо всякого дружелюбия, а после замкнулся и ушёл в себя. 

Фукучи записал показания, а затем вызвал к себе Дзёно и Тэтчо. Те уже поняли, что отмалчиваться – себе дороже. Их полностью раскрыли. Сайгику, конечно, ещё легко отделался. Вернее, после снятия гипса его ожидали неделя в карцере и исправительные работы в двойном количестве до конца года, а вот Тэтчо… Оочи всерьёз задумался о его переводе в другое заведение куда более строгого режима, чем местный. Суэхиро принял информацию с полным равнодушием – абсолютно таким же, с каким до этого столкнул в колодец двоих учеников. Лишь когда Дзёно внезапно встал на его защиту, сообщив, что они оба испугались и думали, что Рюноске мёртв, а то, что Чую столкнул именно Тэтчо –и вовсе бред, ничем не обоснованный и недоказанный, на лице Суэхиро появилась едва заметная улыбка. Фукучи покряхтел, всобачив Тэтчо те же наказания, что и его соседу по комнате, и сказал, что это временно, а когда оба закончат обучение в “Сонной тропе” – отправятся в другое исправительное заведение. Так и быть, вместе. Тэтчо не задело ничего – ни сравнение с попугаями-неразлучниками, ни угрозы колонией после выпуска. Ему было хорошо впервые за долгое время: плевать, колония там дальше, или еще что-то подобное. Главное, что Дзёно у него никто не отнимет. И этого было достаточно…

***

Мичизу удивился, когда в воскресенье всех подняли в обычное слишком ранее время, а затем сказали всем ученикам собираться на какую-то экскурсию в городе. Вернее, ехали почти все, кроме Тэтчо, Дзёно, самого Мичизу и Чуи. Суэхиро отбывал наказание в карцере, Сайгику теперь почти всегда сопровождал приставленный конвой, а Чуя не поехал по самой банальной причине: обычная простуда по вине тех самых дополнительных работ, которые ему за истерику соседа по комнате влепила Озаки. Тачихару же снял с экскурсии Фукучи, убедив Куникиду, что ему позарез нужен помощник, а Мичизу ответственный, и он ему такое сложное дело доверяет. О каком деле речь, Оочи, конечно же, не уточнял. Зато Тачихаре стало известно всё и сразу, когда Мори вызвал его в свой кабинет. Пришло время воссоединить Рюноске с сестрой, а сделать это без Тачихары с одной лишь нарисованной им в полубреду схемой было куда сложнее. Естественно, он сразу же согласился, помня о своём обещании. Конечно, куда больше хотелось сейчас провести это время в тишине, завернувшись в плед и читая какую-нибудь книгу. Но кто вообще тут о его желаниях спрашивал?

Тачихаре было не по себе, когда он снова стоял у тупика и с опаской поглядывал на старую табличку с номером сектора. Огай коснулся таблички, и стена начала отъезжать. Фукучи удобнее перехватил кирку, зная о том, что ход полностью, со слов Мори, замурован уже много лет, а затем выматерился, когда открылось пространство. В кирпичной кладке была внушительных размеров дыра, в которую легко мог пролезть человек. Да что там человек – слона можно протащить, хоть и не без труда.

– Ты же говорил, что тут замуровано! И что это?!

– Я…я не знаю. – Мори попятился от дыры и, включив мощный фонарь, посветил внутрь. На попавших под луч ступеньках были заметны следы. Не сказать, что свежие, но и не настолько давние, учитывая, что ход был замурован гораздо раньше. – Давайте пойдём уже что ли. – он оглянулся на Фукучи и Тачихару.

– Пацана в это дерьмо не надо втравливать. Мало ли, что там. – мрачно бросил Фукучи, нажав кнопку налобного фонаря. – Боец, вали давай обратно. Не хватало, чтобы тебя тут на отбивные пустили.

– Оочи, мы без него не найдём, как ты не понимаешь?!

– Может, чего и не понимаю, да наплевать. За собственную же безответственность ты первым присядешь. Особенно, если с ним, – Фукучи кивнул на Тачихару, – что-то случится по твоей милости. И я молчать не буду! Ты меня знаешь! 

– Я понял. – процедил Мори, проходя через неровный проём. Фукучи и Мичизу последовали за ним.

– Слышь, пацан, рядом со мной держись. Мало ли чего. – предупредил военрук, оглядываясь и следя, чтобы Тачихара не отстал.

Мичизу кивнул и развернул нарисованную им же карту, освещая её и ступени налобным фонарем – таким же, как у военрука. Спускаться сюда, можно сказать, во второй раз, было страшно, но не так, как если бы пришлось делать это в одиночку. Пусть и в коматозном сне, в первый раз это было куда как страшнее. Он старался не отставать и говорил, куда и когда поворачивать. Пол, к слову, был сухим, а не сырым и скользким, как во сне, так что никаких падений не случилось. До той самой двери, которую Тачихаре пришлось выбивать, они дошли довольно быстро, к тому же, никаких факелов на стенах не было замечено – только пустые и проржавевшие насквозь бра. Проход был не заперт – на его месте зиял провал, уходя в темноту тоннеля, где в своем пограничном сновидении Тачихара видел освещение и даже покрытие на полу. Сейчас под светом фонарей можно было рассмотреть жуткую разруху и понять, что эта часть подземелья давно заброшена и тут искать толком нечего. 

Прислушиваясь к каждому звуку, они наконец-то дошли до нужного поворота.

– Мори-сан, дальше только туда, – Тачихара посмотрел на пролом в стене, где раньше было вентиляционное отверстие, а теперь частично рухнувшая стена с грудой камней и обломков. Вход в вентиляционное отверстие, которое во сне было свободным, теперь перекрывала толстая ржавая труба. – Но теперь даже не знаю…

Мори задумался и переглянулся с Фукучи, затем посмотрел по сторонам, прошёл вперёд, после чего вернулся, отошёл в обратную сторону за поворот и позвал остальных. Тачихара, подойдя к директору, узнал тот самый поворот, куда он свернул ради любопытства. Теперь здесь было темно, пол был в обломках камней от поврежденных стен, а пробираться следовало через развороченные пустые клетки. Мичизу прекрасно помнил, каким было содержимое этих клеток, и даже Мори о том напомнил, спросив, куда подевались дети.

– Они умерли все. Это были подопытные. Прежний директор не просто так держал приют, а тех, кого ты видел здесь, привозил неизвестно откуда. Все они были из тех, кого даже не станут искать. Думаю, ты понимаешь, о чём я, Тачихара-кун. И хорошо, что этот кошмар закончен и напоминание о нём только в этих стенах. – пафосно ответил Мори, идя вперёд, и затем поворачивая налево.

Мичизу с удивлением понял, что они вышли в тот коридор, куда он сам с трудом выбрался вместе с Гин на руках в своем сне. К счастью Гин, точнее, то, что от нее осталось, обнаружилась именно там, где её нашел в первый раз Тачихара. Это место осталось неизменным и четким, как из его сна. Фукучи осторожно завернул детский скелет в брезент, после чего уточнил:

– А обратно как?

– Выйдем через лес. Тот проход открывается только с одной стороны. Что бы там ни ломилось, выйти не смогло. И давайте поскорее. – поторопил Мори, тревожно озираясь и стараясь выцепить лучом фонаря что-то подозрительное.

К счастью, выбрались благополучно. Второй выход был за территорией пансиона – в виде железной двери, скрытой под насыпью, напоминающей поросший мохом и кустами холм. Далее сразу пошли к кладбищу. Тачихара уже ничему не удивлялся: ни яме под свежую могилу рядом с могилой Акутагавы, ни детскому неподалеку, ни инвентарю, припрятанному за деревом. Даже крест, – почти такой же, как у Рюноске, был заготовлен.

– Не по-нашему, но так тут хоронить принято. Ритуал-то всё тот же. – вздохнул Фукучи, выравнивая свежую могилу. – Будем считать, нашлись оба и ушли вместе. Поживешь так в Европе – сам себя уже забываешь…

Мори и Тачихара промолчали. 

Чуя смотрел в окно, застряв в своих мыслях. Оставшись один, он о многом размышлял, а затем вспомнил о дневнике в своем рюкзаке, о котором успел забыть из-за череды событий. Решив перепрочесть его более внимательно, пока время и возможность есть, он пролистал страницы и заметил на последней что-то вроде графита. Открыв её, Накахара понял, что Эдгар, как и обещал, восстановил запись. Сглотнув, Чуя хотел было погрузиться в чтение, но затем будто что-то интуитивно заставило снова бросить взгляд в окно. Он даже присвистнул: со стороны леса какого-то черта шли к пансиону Мори, Фукучи и, что удивительнее всего, – Тачихара. Еще и с лопатами все были какими-то и фонарями. 

– Интересно, куда это они ходили? – подумал Чуя вслух, а затем выронил дневник. То, что он увидел у самого забора пансиона, больше всего напоминало очертания человеческой фигуры. Совсем не призрак, или что-то вроде. И это что-то, кажется, следило за троицей, которая возвращалась в пансион…