Когда мимо Гордеевой, Лисицына и Рогозиной провели громко ругающегося подозреваемого, Катя далеко не сразу признала в нём Олега. Сейчас в этом растолстевшем и неопрятном мужике не было и капли того уверенного в себе, спортивного и обычно спокойного Олега, которого знала Катерина.

Они не виделись больше четырёх месяцев, но Катя и не подозревала, что за это время можно так измениться.

Стоп. Как подозреваемый?! В чём? Это, наверное, какая-то ошибка. Гордеева знала его более полутора лет и была уверена, что к преступным элементам мужчина отношения не имеет.

Не имел.

– Это кто? – севшим голосом поинтересовалась майорша, из последних сил веря, что либо она ошиблась – и это не Олег, либо коллеги ошиблись. Или, что, в конце концов, его подозревают в какой-то мелочи.

– Войцеховский, – голос Рогозиной резал не хуже ножа, - Олег Семёнович. Его эпителий обнаружен под ногтями убитой. На верёвке, которой была задушена потерпевшая, также его отпечатки. И алиби у него нет.

Катерина бледнела с каждым словом. Лисицыну показалось, что женщина сейчас упадёт в обморок, но та только глубоко вздохнула и резко спросила:

– И в чём тогда проблема?

Рогозина вскинула бровь, собираясь поставить подчинённую на место, но глянула на сотрудницу и поперхнулась воздухом: Гордеева была похожа на привидение. На отравившееся привидение, которое приобрело нежно-зелёный цвет лица.

Если у привидений может быть лицо, конечно.

– Кать, тебе плохо? – полковник дотронулась до руки майора.

– Катюш, давай я тебя до Антоновой провожу? Она поможет, – предложил Константин, испугавшись за Гордееву.

В голове мелькали какие-то мысли и подозрения, но выстраивать их сейчас в одну картину мужчина не мог. Главное – помочь Кате.

– Себя доведи, – грубо обронила Катерина и на пару секунд прикрыла глаза, пытаясь хоть как-то успокоиться. – Мотив неизвестен? Его узнать нужно?

– В принципе – да. Признание нам его не нужно. Кать, да не мучайся ты, иди, приляг, – предложила Галина, отгоняя от себя мысль о том, что оперативнице плохо отнюдь не физически. – Я его допрошу.

Катерина вскинула голову, зелёные глаза опасно блеснули:

– Нет. Я сама должна.

– Ты была с ним знакома? – не выдержал Костя.

Катя на него даже не взглянула:

– Ближе, чем хотелось бы. Кость, – она с трудом заставила себя посмотреть Лисицыну в глаза. – Тебе лучше не смотреть.

***

Войцеховский аж присвистнул, когда увидел, кто будет его допрашивать.

– Ну, надо же, – он сматерился. Катерина и бровью не повела. – Так это с твоей подачи, кисонька, меня сюда загребли? Или, – он дико блеснул глазами, – ты, наоборот, меня сейчас вытаскивать собралась? Не переживай, отплачу. Хошь – деньгами, хошь – чем ещё.

Гордееву замутило, но она не подала вида, решив даже не садиться.

– Войцеховский Олег Семёнович, за что вы убили Марию Евгеньевну Михайлову?

– Ты чё, кисунь, – Катерину внутренне передёрнуло. Олег и раньше называл её так, но интонации были совершенно другие. – Я никого не убивал. Ты же знаешь, я не по этим делам.

– Отпечатки ваших пальцев найдены на верёвке, которой задушили Михайлову – это раз. У неё под ногтями ваш эпителий – два. Алиби у вас нет – три.

Вместо нормальной реакции последовал трёхэтажный мат, прерывать который Катерина не спешила. Она смотрела на это существо, которое нельзя было назвать ни мужчиной, ни человеком, и не понимала: когда он изменился? Всегда был такой? Во время их романа начал меняться? Или после их разрыва? Так, быть может, это она, Гордеева причина метаморфоз?

– Чё молчишь, кукла дохлая? – оскалился Олег. – Соскучилась? Давай всё вернём, только вытащи меня отсюда.

Гордеева не поменялась в лице и не сдвинулась с места. Но Лисицыну и Рогозиной из «Зазеркалья» было видно, как напряглась спина женщины. А Катя, не меняя интонации, продолжила:

– Повторяю: за что вы убили Марию Евгеньевну Михайлову?

Олег орал, пытался наброситься на Гордееву, но та вырубила его одним метким ударом. Потом добавила ещё парочку, но Рогозина сделала вид, что ничего не заметила.

После того как преступника привели в чувство, Катерина совершенно успокоилась: задавала вопросы ледяным механическим тоном, не забывая выразительно поигрывать пистолетом. Войцеховский выложил всё, в том числе и мнение о том, что все бабы – путаны продажные, что сама Гордеева такая же, что вообще, всё из-за неё.

– А теперь можешь меня пристрелить, тебе же этого хочется, – завершил он, и Катя поняла одно: он пытался быть хуже, чем есть, хотя от прежнего Олега в этом человеке осталось мало.

– Не для протокола, – холодно добавила она на прощанье. – Не все такие. Я, к примеру, после тебя ни с кем не спала. Но не обольщайся, – поспешно добавила она, видя огонёк надежды, мелькнувший в глаза преступника. – Я к тебе давно ничего не чувствую. Но и потребности кидаться в объятия к первому встречному, в твоём случае – встречной, у меня нет. Кстати, Михайлова не была проституткой. Её изнасиловали в 15 лет. Такая же мразь как ты, – она направилась к двери, как услышала еле слышное и почти отчаянное:

– Катька, хоть что-то хорошее в наших отношениях было?

Гордеева вышла из переговорной и тут же рухнула в объятия Лисицына. Случайно вышло – тело подвело, а он был рядом.

– Кать, ты молодец, – рядом возникла Рогозина, но Катерина не слышала её, только видела мудрые и понимающие глаза полковника. – Можешь взять выходной, если хочешь – два.

Галина Николаевна ушла, оставив майоров вдвоём.

– Кость, дай сигарету.

– Ты же не куришь, – опешил мужчина. Гордеева вырвалась и метнулась куда-то в коридоры ФЭС.

– Майский, – его сложно было не заметить. – Дай сигарету.

Глядя на дикую эмоцию, определить которую было невозможно, на лице коллеги, Сергей молча протянул всю пачку.

Она докуривала пятую, когда на крыльцо вышел мужчина. Гордеева, не оборачиваясь, поняла – Лис.

– Компания нужна? – неуверенно начал он.

– Ага, – Катя затянулась, – желательно, нефтяная.

Несмотря на сложность ситуации, Константин не мог не усмехнуться, но быстро посерьёзнел:

– Я не знаю, что сказать или сделать, но хочу помочь.

– Я знаю, – Катя вздохнула, – тут ничем не поможешь, сама виновата.

Костя быстро оказался рядом:

– И в чём же ты себя винишь? Многие пары расстаются, но, если бы из-за этого каждый пускался во все тяжкие, люди бы истребили друг друга, причём давно.

– Да я не об этом, – Катерина хотела взять шестую сигарету, но мужчина сжал её руку. – Я люблю во всём ошибаться, у меня прям талант в этом. А ошибаться в людях – так это вообще квинтэссенция моей жизни.

Помолчали, слушая шум проезжающих машин.

– Такой спазм мысли сейчас, – признался Костя. Гордеева натянуто улыбнулась:

– У меня тогда вообще мыслительная кома. Спасибо тебе и прости, – она легонько коснулась плеча мужчины, а тот перехватил её ладошку и прижал к губам.

Их взгляды пересеклись, и Костя предложил:

– Пойдём в буфет?

– Не хочу, – в подтверждение своих слов, женщина отрицательно мотнула головой.

– Пойдём, – настойчиво повторил Лисицын. – Мне одному страшно.

Глубокий вздох прервался привычным смешком:

– Пойдём.

На следующий день Гордеева слегла с простудой. Но, стараниями Лисицына, пришла в порядок меньше, чем за неделю.