— А вообще, Айзава, расскажи, — покачав в руках бутылку, уже порядком полегчавшую, Мик заинтересованно поморгал, протянув, — Ничего не рассказываешь…

— Чего рассказать-то? — кое-как вдохнув и взяв себя в руки, переспросил Айзава.

— Что угодно. Про себя. Про работу там… — Мик, вдруг широко зевнув, встряхнулся и, перемявшись на месте, уселся поудобнее.

— Про работу… — эхом протянул Айзава.

Как-то разговоры об убийствах не слишком подходили для расслабленного окончания дня.

Не то чтобы Мик давал ему шанс расслабиться.

Вытянув остальные волосы из-под одежды, Мик небрежно перебросил их на одно плечо, пригладил пальцами (что их растрёпанного вида совершенно не спасло) и, скрестив ноги, с интересом устремил на него взгляд.

Лишь сейчас Айзава заметил, что Мик был одет в ту же самую серую мантию, полы которой не так давно собственноручно рассёк от самого бедра. Стоп, или он уже замечал это раньше?

— Ты, вроде бы, всё что нужно обо мне уже знаешь, а? — он усмехнулся, поднимая глаза от разреза, — Сам бы я знал, чего рассказывать. Спрашивай.

— Ну ладно! — оживившись, Мик подался вперёд, отвлёкшись от бутылки, которую держал. Айзава ловко поймал её свободной рукой, не давая упасть, и вновь подал ему в руки. — Сп-спасибо. Так вот. Как ты…

Мик замолчал ненамного, напряжённо перебирая в голове слова.

— Что любишь делать, когда не работаешь?

Айзава задумчиво повёл подбородком.

Даже на прямые вопросы он давно привык не давать прямых ответов любому любопытствующему. То была одна из гарантий его сравнительной безопасности — хотя бы среди людей.

Но хотя бы с самим собой ему стоило быть откровенным — и Мик, пожалуй, уже давно не был «любым».

— Спать, — Айзава хмыкнул, однако, в шутку не переводя, — Во сне о работе не думаешь, и о вампирах, и о… других не шибко приятных штуках. Видится, правда, иногда всякая чертовщина — но чаще везёт.

— Спать… — Мик, не сдержавшись, снова зевнул, и издал раздумчивое «хм», — А ещё?

— Выпивать в таверне тоже неплохо. Да и… — он бросил взгляд на бутылку в руках Мика, а затем на него самого, — Не только в таверне тоже.

— Спать, пить, — Мик загнул два пальца, — Ну, пока как-то…

— Не особо интересно, да? — Айзава хохотнул. — Что правда, то правда. Может, стоило бы что-нибудь ещё придумать.

— А читать? — Мик вслепую ткнул пальцем в сторону книжной полки и заваленного книгами стола.

— Не-а, — Айзава повёл плечом, — Ну, точнее, это больше для работы. Ничего особенно занятного там всё равно не найдёшь.

Мик бездумно перебрал кончиками пальцев по бутылке, как будто теперь сам пытался вспомнить, что же такого Айзаве было бы интересно.

— А сам-то? — Айзава указал на него подбородком, освобождая его от тщетных мук поиска, — Что любишь?

То ли эль вдруг вновь обрёл свои пьянящие свойства, развязав ему язык — то ли заслугой была компания, в которой он этот эль выпивал, но…

Айзава-то и сам ведь не знал о Мике почти ничего.

Притворяться, что ему совершенно не интересно, как-то перестало казаться важным. Не то чтобы в случае с Миком когда-то было.

Мик, моргнув, переключился — и мгновенно выпалил:

— Всё, что не церковь!

Охнув, он мигом прикусил губу — и Айзава не мог знать, от непроизвольного ли святотатства, или от своей же опрометчивой категоричности, навеянной алкоголем.

Потому как следом Мик, прижав бутылку к груди, чуть тише прибавил:

— Только петь. Петь… люблю очень.

Опустив глаза, он улыбнулся. В той улыбке, вдруг будто и вовсе не подверженной выпитому, скользнуло настоящее, искреннее солнце — как если бы поделился и вспомнил о самом сокровенном, что у него имелось.

Возможно, Айзаве не просто казалось.

— По правде-то, — Мик сглотнул, бездумно облизнув пересохшие губы, — И церковные песни не так уж… не такие уж они плохие. Красивые. Но…

Он скривил рот — неприязненно и как-то небрежно — словно бы эту мысль неозвученной вертел в голове уже сотни раз.

— Хорошо бы их не… там петь.

Он звучно шмыгнул носом и ненадолго задержал взгляд на огне камина за спиной Айзавы. Языки пламени, самозабвенно качаясь в танце жара и освещая темноту, отразились в притуманенных алкоголем зелёных глазах, раздумьями унёсшихся далеко-далеко. Айзава, задумчиво прикрыв веки, перехватил взглядом запутавшиеся в золотых волосах огнистые блики.

— А хотя, знаешь, есть одно. То, что мне нравится делать. Кроме сна и эля.

Айзава сделал ещё глоток, наслаждаясь паузой — и, отыскав в приглушённом свете глаза Мика своими, улыбнулся углом рта.

— На лошади ездить очень даже неплохо.

Приоткрыв рот, Мик завис на секунду, и самому Айзаве показавшуюся дольше обычной.

На светлом, уже чуть порозовевшем лице, подёрнутом желтизной огня, разлился яркий закат. А может, всего лишь показалось.

— Д-Да!.. Мне тоже, — сглотнув, Мик живо затараторил и, не давая Айзаве вставить слова, лихо отхлебнул эля, чуть не подавившись, — Тоже люблю лошадей, и… да, люблю. Лошадей.

Он зачем-то бойко попытался вскочить на корточки, не вставая с кресла, но руки, всё так же крепко сжимавшие бутылку, его намерениям не подчинились, и он чуть не грохнулся вниз — вовремя подхваченный Айзавой.

— Тебе не хватит? — усадив его обратно, фыркнул он, выразительно указав взглядом на эль.

— Но ты ещё… пьёшь, — не убирая нетвёрдой руки с широкого плеча, на которое впопыхах опёрся, Мик упорно шмыгнул носом. Айзава подзабыл, что никакая выразительность взгляда в таком состоянии на него, вероятно, не возымеет никакого действия. Мик яро встряхнул золотом волос и, разойдясь в улыбке совершенно бестолковой, хотел было сесть в кресло опять, но остановился. В зелёных глазах, затуманенных алкоголем, несдержанно ярко вспыхнуло лукавство напополам с любопытством. Чуть сжав пальцами плечо Айзавы, Мик наклонил голову и, глупо хихикнув, неспешно протянул, спрашивая как будто бы самого себя:

— Интересно, а ты бы смог… меня поднять?

Он как-то совсем нахально пробежался пальцами по крепкому плечу, скользнул к воротнику, хихикнул опять и, вдруг вспомнив, потянулся бутылкой в другой руке ко рту.

— Хотя я, наверное… — он зевнул, чуть не пронеся горлышка мимо, — Тако-ой тяжёлый… Не урони, нет… Я передумал… Не надо подни…

Чувствуя смазанное касание пальцев на своей шее, Айзава, дёрнув углами губ, — мысленно отказываясь разбираться в том, что чувствует сам — без усилия выхватил бутылку (эль в ней уже плескался на самом дне) из слабеющих рук, и попытался усадить его в кресло.

— Так, пора бы тебе…

— Н-нет! — Мик поджал губы, как будто сам испугался громкости своего голоса, и, вцепившись в плечо Айзавы с каким-то отчаянием, жалобно простонал, — …зава, не надо… меня поднимать… Ты же сло… сломаешься… Руки!..

Он тяжело схватил ртом воздух и, соскользнув ногой с кресла, неуклюже покачнулся.

— Ай-Айзава… Не поднимай! Я-я сам!.. Сам!

Кажется, всё выпитое, постепенно сводя его самообладание к минимуму, ударило по здравомыслию в один миг.

Отставив обе бутылки подальше, Айзава ловко поймал руку, лишённую выпивки, уже норовившую ненароком размахнуться в его сторону. Не дожидаясь того, о чём тот бы пожалел, он подхватил Мика под колени и за тонкую талию — и, подняв его от кресла, отозвался:

— Видишь? Цел, — и чуть подбросил его в руках.

Ему не так уж часто случалось кого-то носить — но Мик, по ощущениям, оказался даже легче, чем какая-нибудь средних размеров девица. Хотя для такого вывода у него был опыт, мягко говоря… специфичный.

— Це…

Оказавшись над полом вдруг намного выше, чем миг назад, Мик застыл — чтобы в следующую секунду, стиснув зубы, всхлипнуть.

— Я… сплю, я сп-сплю… Айзава, Не, не л-ломайся, пусти, не надо!.. Я тя… тяжёлый!.. Я сплю же, я же…

Мик судорожно забил ногами, не то в попытках вырваться, не то от непривычного ощущения пустоты внизу. Рука, прежде нетвёрдо державшая за плечо, вцепилась в него пальцами изо всех сил. Айзава чуть повёл бровью, но хватки не ослабил.

— Уже почти спишь. Самое время.

Дыша так тяжело, словно ему вдруг перестало хватать воздуха, Мик слабо уцепился второй рукой за широкое плечо и, часто моргая, хныкнул.

— Не… не надо, не неси… Ты же…

С Миком на руках перешагнув табурет, Айзава, не тратя времени на раздумья, отбросил носком ноги край одеяла, наклонился и со всей доступной ему аккуратностью опустил Мика в кровать.

— Вот так.

Вновь обретя под собой опору, Мик на несколько секунд подзавис, только устремив затуманенный взгляд на Айзаву и кое-как дыша. Терпеливо отлепив от себя слабые руки, Айзава накрыл его одеялом до самого носа и выдохнул. Вдруг мягко придавленный теплом, Мик пустовато захлопал глазами и шмыгнул носом. Широко зевнув, он вяло повернул голову и, выпутав лицо из-под одеяла, в приглушённом свете нашёл глаза Айзавы своими.

— Ай… Айзава…

— М? — отозвался он, подтащив табурет к кровати, и уселся рядом. Не то чтобы ему было куда пойти из собственного дома.

Не то чтобы он хотел уходить.

— Я… я не… Ты в поря… п-порядке?.. — отчаянно заплетаясь языком, пробормотал Мик, слипаясь веками. Его дыхание, прежде сбитое отчаянием, мало-помалу успокаивалось.

— Более чем, — не зная, успокоит ли это его разум, Айзава вытянул вперёд обе руки и пару раз сжал и разжал кулаки. Почему-то он был уверен, что спрашивают его не про опьянение. — Я и тяжелее, бывало… Ну, в порядке я, в общем. Спи.

Высвободив бессильную руку из-под одеяла, Мик бездумно перехватил его пальцы своими.

Айзава моргнул, задержав ладонь.

Повисла лёгкая тишина.

— …Не… не уходи т-только…

— Да куда мне, — Айзава коротко выдохнул. — Спать?

— У… угу… — Мик шмыгнул носом, теряя остатки сил, и вновь неудержимо зевнул, невольно выпуская его ладонь. Его веки, неумолимо тяжелея, опустились, гася заволоченный пеленой взгляд.

…Со своими чувствами он разберётся потом.

Огонь в камине мягко щёлкнул, лениво прожевав кусочек полена, и бросил изменчивую тень по тёмной стене.

Подперев ладонью подбородок, Айзава коротко выдохнул.

И во что превратился этот вечер?

Не то он сам умудрился протрезветь, пока нёс Мика до постели, не то…

Хорошо, что ему хватило ума не сболтнуть, что мёртвые тела вампиров будут намного тяжелее.

Негромко шмыгнув носом, он опустил взгляд на безмятежное лицо, разморенное алкоголем, что сокрушил его безвольное сознание сном за считанные секунды.

Золотые пряди, подспутавшись от недавней суеты, беспорядочно разметались по подушке. Пара из них соскользнула вниз, почти касаясь пола. Огонь, слабо подсвечивая розовеющее лицо, играл с золотом, будто луна — с изменчивой водной гладью реки.

Айзава прикрыл веки.

Объятая серостью мантии грудь еле заметно вздымалась и опадала, повинуясь ровному дыханию.

Он наклонился и коснулся пальцами свисающих прядей. Не сказать чтобы у него в доме было так уж чисто. Задумавшись о чём-то своём, он задержал золото в руках, прежде чем вернуть на ткань одеяла. Не почувствовав, Мик всё так же мирно посапывал.

Поднявшись с места (половицы, к счастью, не скрипнули), Айзава захватил обе бутылки с пола и вернулся к кровати. Скорее, машинально взвесив их в руках, он усмехнулся.

Бутылка Мика совершенно точно была легче.

— Вот тебе и святой… — негромко пробормотал он себе под нос, фыркнув, и поставил её за кроватью.

Он вдруг кое-что вспомнил.

Пошарив в кармане, он нащупал небольшую склянку и извлёк её наружу.

Та самая, что с лекарством.

Айзава невольно коснулся пальцами раненого бока. Тот отозвался мягкой, почти неуловимой болью, больше напоминавшей дискомфорт. В целом, его самочувствие уже почти можно было назвать здоровым, но…

Кажется, сегодня был день странных напитков?

Хмыкнув себе под нос, он аккуратно открыл склянку. Та дохнула ему в лицо знакомым лечебным зловонием. Моргнув, Айзава настороженно отвёл её от кровати, встав на ноги.

— Посмотрим… — он сузил глаза, придирчиво приглядевшись к толстому стеклу с плескавшейся за ним субстанцией. Содержимого тут было, конечно, всего на пару глотков, но…

Он ещё раз принюхался. Ничего, кроме скверного запаха — да и в прошлый раз, когда ему пришлось с ним столкнуться — пожалуй, не было. Он подставил тыльную сторону ладони и, чуть наклонив склянку, капнул содержимым на кожу. Нечто, вне стекла обретя коричнево-болотный цвет, по ощущениям особых подозрений не вызвало. Он стёр каплю с руки большим пальцем и оглядел кожу. Ничего необычного. Коротко втянув носом воздух, он поднёс палец ко рту и коснулся им языка — тут же дёрнув бровью. «Гадость». Гадость, однако, по какой-то причине вдруг показалась ему смутно знакомой. Он не лгал, когда прежде заявил, что уже пробовал подобное и повторять желанием не горел — но неужели все целительные снадобья одинаковые на вкус? Фыркнув, Айзава смерил склянку долгим взглядом.

Если эта штука до сих пор не сказалась на его самочувствии негативно — то вполне можно предположить, что хуже она не сделает.

Услуга за услугу, а?

Зажав пальцами нос и зажмурившись, Айзава одним махом опрокинул в себя склянку — и, непомерными усилиями подавив кашель, тут же схватился за бутылку с остатками своего эля, осушив её одним махом.

…Нестерпимая горечь снадобья, прежде беспощадно ударившая по органам чувств — со вкусом эля обернулась неожиданным ощущением лёгкой сладости на языке.

Айзава моргнул и, оглядев опустевшую склянку, опустил её. Он бездумно ощупал бок ещё раз. Конечно же, никаких волшебных изменений сию минуту и быть не могло.

Но теперь, по крайней мере…

Он скользнул взглядом по умиротворённому лицу Мика. Тот, сладко сопя, расплылся во сне улыбкой ребёнка.

— Пф.

Можно считать, что он согласился на предложенную ему заботу.

Не сдержавшись, он и сам широко зевнул. Эль, заменивший ему воду, уже давно не способен был влиять на его состояние в значительной мере. Но он соврёт, если скажет, что сегодня днём спал достаточно. Так что, в целом, на этот раз этой тяге можно было и уступить…

Не опустившись обратно на табурет, как собирался секунду назад, он застыл.

Всё так же мерно посапывая, Мик, безотчётно поведя губами, перевернулся на бок.

Тупо оглядевшему его с головы до пят Айзаве потребовалась пара долгих секунд.

Кровать.

Зажмурившись, Айзава зарылся пальцами в волосы и тяжело выдохнул.

И кого тут было винить?..

Он ещё раз пробежался взглядом по Мику, как будто бы надеялся отыскать ещё какое-нибудь чудесное (и заведомо несуществующее) решение, но, найдя силы только на ещё один вздох, беззвучно хохотнул.

И он же клялся, что спиртное ему нипочём.

Хотя, может, оно тут было и ни при чём.

Убрав табурет в сторону, Айзава присел на пол у кровати и, задержав взгляд на огне камина, шмыгнул носом. Пламя, покачиваясь ленивее, копошилось в углях. Их, словно вены, пересекали яркие трещинки, источавшие жаркое тепло.

Погода стояла не такая уж холодная. К неприветливым условиям жизни ему не привыкать.

Улёгшись на спину (половицы встретили его ощутимой, пусть и вполне сносной прохладой), он закинул руки за голову и, задержав взгляд на огне ещё на пару мгновений, опустил веки.

Вздремнуть хотя бы пару часов лишним не будет.

Что ещё такого могло случиться?

***