***

— И что, люди там просто… дерутся? Веселья ради?

— Ну, не всегда, — с насколько мог важным видом возразил Айзава, закинув ногу на ногу, — Иногда — если чересчур косо друг на друга посмотрели. Ну, и если в чашки кому-нибудь проиграли.

— «Чашки»? — Мик озадаченно склонил голову.

Айзава широко оскалился.

— Самая бестолковая игра из всех существующих. Но в подпитии заходит на ура. Как-нибудь покажу тебе. С кем попало не играй. Хотя… у вас вообще есть деньги?

— Есть немного, но, — помешкав, Мик продолжил, — Как бы и… нет.

— Потому что не ходите в городе никуда, а?

— Ага, — Мик забрался в кресло с ногами и нетерпеливо поёрзал, — Расскажи ещё что-нибудь.

— Про таверны-то? — несдержанный кивок. — Хм. Если изловчиться — то можно урвать бесплатный ужин.

— Серьёзно? — Мик с долей недоверия хлопнул глазами.

— Ещё как, — Айзава махнул рукой, — Но мне удача нечасто улыбается. Больно морда страшная, видимо.

Мик, не сдержавшись, прыснул.

— Я бы поспорил.

— Да ну? — хмыкнул Айзава. — Ну, в любом случае, каким-нибудь хорошеньким девушкам с таким, вроде, чаще везёт. Хотя и терпеть приходится больше. Горячительное вышибает мозги, а в тавернах эль моралью разбавляют. Чтоб дешевле вышло.

Мик моргнул.

— …Ты что, пытался соблазнить хозяина таверны ради ужина?..

Айзава, сперва не поняв, что услышал верно — саданув себя по колену, разразился хохотом.

— Откуда у тебя, пф… откуда у тебя такие выводы? — с трудом вытолкнул из себя он сквозь смех, сморгнув выступившие на глаза слёзы.

Сам заразившись смехом, Мик фыркнул.

— Ну, если для такого нужно симпатичное лицо, — он сделал вид, что красуется, — То… высокие у меня шансы, на твой взгляд?

— И не думай, — закатил глаза Айзава, — Я тебе его просто куплю.

Мик, моргнув, улыбнулся.

— Надеюсь, это не очень дорого.

— Не дороже денег.

— Ну, и, это при условии, что мы… когда-нибудь сможем туда сходить.

— Не вижу препятствий, — невозмутимо отозвался Айзава, — Церковников нынче, конечно, пруд пруди, но и я скрываться умею.

Мик, кажется, хотел что-то прибавить, но вместо этого, тряхнув головой, спросил.

— А ты сам, эм, дрался когда-нибудь? В таверне.

— О, — Айзава хмыкнул, — И не сосчитать, сколько раз. Но это по молодости.

— Говоришь как старик, — прыснул Мик. — Неужели, эм, на деньги играл? Не могу представить, чтобы ты с кем-то дрался от скуки, если честно…

— Тебе лучше не знать, что с людьми делает скука и дешёвое пойло, — хохотнул Айзава, — Но я и правда не по таким бестолковым поводам дрался. Ну, по ним реже всего. Смотри-ка.

Он наклонил голову вперёд и, взяв ладонь Мика в свою, положил её себе на затылок.

— Чувствуешь?

— М-м, — Мик задумчиво коснулся его волос, — Что именно должен?

— Чуть ближе к правой стороне, вроде бы.

Судя по тому, как резко напряглись, прежде бесцельно касаясь его головы, тонкие пальцы — Мик нащупал ту небольшую, но абсолютно отчётливую вмятину.

— Приложили головой о стойку как-то раз. Может, два. Вот, так и осталось, — Айзава поднял голову и усмехнулся. — Даже жаль, что тот вечер помню крайне смутно… Спасибо хозяину таверны — пересказал в общих чертах. Крови было…

— И что случилось? — с опаской переспросил Мик, не убрав руки с его шеи. Айзава не возражал.

— Принял меня за какого-то головореза, — Айзава легко зевнул, — Брата его, что ли, прирезал кто-то, а тот его в ночи не догнал. Но на то я и неприметно выгляжу — похож на всех сразу.

— Совсем не похож, — поджав губы, Мик покачал головой.

— Ну, они ж меня не знают, — приподнял угол рта Айзава, — А того громилу потом тоже в чувство привели, вроде бы. Теперь не полезет, надеюсь. Зажило — и ладно. Живой же?

— Живой, — повторил Мик, не давя из себя улыбки, — позволив себе тревожную слабость.

Айзава не сопротивлялся мягким рукам, притянувшим ближе, и губам, бегло, но тепло коснувшимся его лба как благословение.

То были ошибки и беспомощность юных лет. Теперь же… либо он приобрёл достаточную известность и репутацию того, на кого лучше не распускать рук без веских причин, либо сила и обретённое с годами мастерство ощущались и без сказанных им слов.

— …Это нормально, что мне всё равно хочется как-нибудь, эм, туда сходить? — чуть неуверенная, но безошибочно игривая улыбка всё-таки закралась в уголки губ, и Айзаву больше восхитило то, что он такому даже больше не удивлялся.

— Не меня спрашивать о нормальности, — он хмыкнул, — Не сходишь — не узнаешь. Любопытство штука жуткая, по себе знаю. Но будь добр — меня с собой за таким позови. За телохранительство оплаты не возьму.

Мик шутливо взъерошил его волосы, закинув ему ногу на колени.

— Можно подумать, я мог бы чем-то с тобой расплатиться. Не думаю, что тебя заинтересовало бы искупление. Или ошибаюсь? — он склонил голову, не пряча хитринки во взгляде.

— Священников и провокациям учат? — весело оскалился Айзава. — Люди талантов, не иначе, в этих ваших церквях.

Задорная улыбка на губах Мика застыла на секунду, что самому Айзаве до боли захотелось назвать предательской.

— …Пф, и правда. Хороший из меня священник, — он коснулся своего подбородка пальцами. Потускневший взгляд, вдруг не уверенный, куда стоило упасть, отплыл куда-то к жаркому камину у Айзавы за спиной. — Проповедую то, во что не верю и не хочу верить… Даже звучит смешно.

Айзава бездумно перехватил его лодыжку, согревая прохладную кожу.

Казалось, сколько бы ни прошло времени — даже видя собственными глазами, чувствуя раз за разом — ему просто не верилось, как одно-единственное слово, одно напоминание о тошнотворной, ненавистной жизни могли убить весь свет в настолько живых глазах.

И всё же — спустя всё это время… С каждой их встречей, с каждым их разговором, с каждым разом, когда Мик пускал лошадь в опьяняющий галоп, каждый раз, когда целовал, когда шептал его имя, когда расправлял сияющие золотом волосы из-под бесцветной мантии, когда улыбался от всей души…

Айзава — даже будучи отвратительным эгоистом — отчётливо видел своими глазами кое-что ещё.

— Ну, знаешь, — он провёл пальцами вверх к голени, без особого раздумья наслаждаясь ощущением, и слабо ухмыльнулся, — Я, вообще, жизни людей спасаю. Но, если уж честно, не очень-то их и люблю.

Вынырнув из мыслей, Мик с толикой недоумения вернул к нему взгляд.

— Даже так?

— С вампирами мне пока что было проще, чем с людьми.

Он склонил голову набок, окидывая взглядом выражение Мика, совместившее в себе и задумчивость, и смешок, и лёгкое недоверие, и хмыкнул.

— Не забавно ли, а?

Моргнув, Мик, видимо, осознал услышанное до конца и, глупо улыбнувшись, прыснул.

— Кажется, мы друг друга стоим.

— И не говори, — хмыкнул Айзава, коснувшись рукой золотых волос и неспешно убрав их на одно плечо, — Может, ты и не человек совсем. Иначе не знаю, чем объяснить.

— Ага, ангел? — Мик блеснул улыбкой, перехватив его руку и игриво куснув за большой палец. — Говорят, у них тоже острые зубы.

— В святых текстах и о таком пишут? — приподнял бровь Айзава.

— Не-а, — хихикнул Мик, и торжествующе оскалился.

Айзава был не против уступить этой маленькой победы. Им и без того уже очень давно вертят как хотят.

Ну, когда он это позволяет.

— А хотя, я бы всё-таки поспорил. Что хуже? Делать работу во благо людей — и не получать ни признания, ни даже доверия за спасение их жизней…

Он задумчиво прищурился.

— …или не верить в то, что сам делаешь для людей, которые твоей помощи и делам такое важное значение придают? М?

— У меня чувство, что это и рядом ставить нельзя, — Мик неуверенно пожевал губу, — Хотел сказал, что тут ответ очевиден, а теперь и сам не знаю.

— То-то и оно, — протянул Айзава, задержав отрешённый взгляд на прогнивших балках в углу потолка. — Кажется, и правда толку сравнивать маловато.

Он издал смешок.

…Иногда он забывал, насколько чертовски разные у них с Миком жизни.

— И всё сводится к тому, что всё время хочется что-то поменять, а?

Айзава ожидал услышать эти слова от самого себя. Моргнув, он перевёл к Мику взгляд.

В зелёных глазах, странно мешаясь с досадой и каким-то нетерпением, отчётливо читалась воля.

…Хохотнув коротко, Мик уронил лицо в ладонь, и выдохнул.

— Я задыхаюсь в ней.

Он тяжело втянул воздух сквозь зубы.

— Вот бы уйти из этих треклятых святых стен.

— Мой язык перенимаешь, — негромко хмыкнул Айзава. Мик, осознав это тоже, на мгновение заразился его смехом, но следом, сглотнув, выговорил:

— Иногда, когда я просто пою эти пустые святые тексты, которые давно наизусть выучил, я могу ни о чём не думать, потому что они ничего для меня не значат. И никто не знает. Я пою, и у меня ощущение, что я могу дышать. Но когда допеваю последнюю строчку псалма — я задыхаюсь опять.

Задержав пальцы на его колене, Айзава прикрыл веки, не перебивая. Мик, как будто что-то вспомнив, прибавил спешно:

— Когда я пою тебе — это всё… совсем по-другому, — он откинулся на спинку кресла. — Но я не хочу туда возвращаться.

Губы, дрогнув, разошлись в какой-то совсем неестественной улыбке.

— Господи, не хочу… С каждой минутой, когда мы вот так, вместе, у тебя дома, на лошадях, в лесах, полях, куда за мной не тащатся эти проповеди — не хочу.

— Так не возвращайся.

— Айзава…

К тому, с какой болью прозвучало из этих уст его собственное имя, он подготовить себя просто не смог бы.

Уж лучше вампирскими когтями по рёбрам и затылком о деревянную стойку — дважды, трижды — чем это.

— Что, если ты просто уйдёшь?

Мик, наверное, хотел рассмеяться, но Айзава был благодарен, что у того не нашлось сил на эту фальшь.

— Вера — это не робкое вдохновение томных поклонников. Это деньги. Власть. Это сила, изнанку которой они никогда не покажут. Даже я могу только предполагать. Это их честь. И ни усомниться в ней, ни запятнать её они не позволят никому. Из неё… не выпускают.

— Ты пробовал?

— Нет. Я уже видел… как один из диаконов, кто ведал святыми текстами, однажды пришёл на молитву, где был архиепископ, без святого знака. А на следующий день не вернулся. Потому что на площади устроили публичную казнь.

Айзава резко поднял взгляд.

Мик, видимо, уловив непрозвучавший вопрос, мотнул головой.

— Я на ней не был. Прикрылся тем, что уходил на срочное богослужение в городе и не успел прибыть. …Тот диакон… был неплохим человеком.

Если бы Мик сейчас попытался выдавить из себя ещё одну улыбку — Айзава бы всадил себе что-нибудь под рёбра сам.

— …Что мне, украсть тебя?

Айзава не знал, пошутил ли.

Мик, сощурившись, хихикнул — всё ещё отчасти натянуто, но так, каким Айзава привык его слышать. В груди, кажется, стало чуть легче.

— А что, было бы здорово. Вот только люди, которые не угодили церкви, на казнь не идут добровольно, — он коснулся ладони Айзавы и замер, будто не уверенный, что именно хотел сделать. — Я даже не сомневаюсь, что просто так они никого не отпустят.

— Я ни черта не знаю о церкви, но даже мне, если уж честно, жутковато, насколько убедительно это звучит.

— Думаю, мне стоит держаться там же, где и всегда. Я, знаешь ли, много усилий приложил, чтобы меня в конце концов было не отличить от других. Не могу потерять… — он поднял глаза, — …то важное, что у меня есть.

Айзава задержал на нём долгий взгляд в ответ, прежде чем шумно выдохнуть.

— …Можно подумать, ты не знаешь, насколько сильно меня это выводит из себя.

Когда на происходящее, казалось, просто невозможно было повлиять к лучшему. «Казалось» — потому что он не признаёт поражения.

— Знаю, — улыбнулся Мик — наконец-то, почти так же светло и искренне, как и улыбался ему всегда — и склонился ближе, переходя на полушёпот, — Поэтому у меня для тебя ещё целая горсть вопросов.

— Про охоту, небось? — состроив недовольное выражение, отозвался Айзава и, не сопротивляясь самому себе, привлёк его пальцами за подбородок, хмыкнув в тёплые губы. То, насколько безнадёжно они притягивали раз за разом, в прошлом бы, возможно, пугало.

Ему нравилось приходить в ужас от собственной слабости. Это пьянило.

Мик знал это лучше всех других.

— Не только про охоту, — фыркнул Мик и, придвинувшись в излюбленном кресле ближе, деловито заправил золотую прядь за ухо. — Но я листал твои заметки, и всё равно они, видимо, не для таких как я.

— Знамо дело, — усмехнулся Айзава. — Главное, чтобы мне понятно было. Я же с ними работаю.

— Пф, и не поспоришь, — деланно закатил глаза Мик, — Но мне всегда было немного интересно… Правда, что вампиры… похожи на людей?

Айзава, моргнув, невольно скосил взгляд на клинки в углу.

— Смотря в чём сравнивать, — он повёл плечом. — Я лично стараюсь над этим слишком не задумываться. Они вредители. И этого достаточно.

Он перебрал пальцами правой руки, на мгновение ощутив под ними прохладу кожаной оплётки.

— Хотя, некоторые на людей настолько похожи внешне, что эта граница нет-нет да и смазывается, — он зачем-то поспешил уточнить, — Я-то, конечно, не спутаю. Но такие убийства в последние годы играют с сознанием злую шутку. …Во снах, например, ему, кажется, становится наплевать.

Он задержал взор на собственных руках. Чистых.

Спать глубоко… ему давно не нравилось.

В зелёных глазах напротив не мелькнуло и намёка на отвращение.

— А как ты узнаёшь, сколько брать за… одного? Ты приносишь заказчикам, эм, голову, или?..

Всё-таки повёл плечами. О таком даже Айзаве не слишком нравилось говорить. Хотя, он уже позабыл, когда у него это вызывало хоть какую-то неприязнь.

— Необязательно. Голова это, конечно, будет вернее всего. Но иногда забрать её не получается. По разным причинам, — он невесело фыркнул. — Сомневаюсь, что тебе захочется слушать о подробностях.

— Тут правда, — легко согласился Мик, но его любопытство и вовсе не тускнело. — А оплата?

— Ну, за убийство вампира дают немногим больше, чем за человеческую голову какого-нибудь обнищавшего лорда. Словом, не шибко много.

Мик, неспокойно моргнув, вскинул к нему взгляд. Айзава запоздало понял, как прозвучали его собственные слова.

— Не я проверял, не смотри так, — он махнул рукой, — Знакомый по смежному ремеслу как-то нашептал. Хотя это и давно было. Может, сейчас уже и не те расценки, кто их знает… Давно он мне не попадался.

— Он убийца людей?..

— Ага. Но тоже кого попало не берёт — свои вкусы, понимаешь ли… Ну, он может себе позволить выбирать. Что, привычки покоя не дают? — он приподнял угол рта, сощурившись.

— Немного, — признался Мик, по-видимому, тоже вспомнив их первую встречу.

Как же чертовски давно она была…

— В общем, не сказать что я нашёл золотую жилу, когда начал резать кровососов. Пока с конкретным вампиром в битве не столкнёшься — скорее всего, и не поймёшь, какой он по силе. Так что брать приходится за любого чуть ниже среднего. А уж сколько ран ты с собой унёс, чтобы эти монеты отвоевать — никого особо не волнует. И не должно.

Мик перемялся на месте.

— Но разве ты про них не разведываешь до того, как сражаться? — он покивал на заваленный бумагами стол.

— Глазастый, — Айзава сам не знал, откуда взялась эта довольная гордость. — Так и есть. Но эти сведения не для заказчиков, а для меня. Самое подробное описание вампира, что я обычно получаю — «голодный, бледный, жуткий». Раз на раз не приходится, конечно, но на моей памяти под такое описание попадает примерно каждый из них.

Мик прыснул, заражая солнцем.

— Я о них знаю намного больше, потому что и примечаю больше, чем просто жертва. Ремесло обязывает. Наверное, это тоже своего рода искусство. Я, вон, в дорогих винах ничего не смыслю — всё одно на вкус и запах. А кому-то какие-то там призвуки чудятся… — Айзава потянулся, сощурившись. — И раз уж меня считают сумасшедшим за то, что я вампиров друг от друга отличаю лучше, чем людей — впору и таких винных экспертов признать, а?

Мик задумчиво кивнул.

— Так что те сведения, что я успел о них собрать, идут в ход, только когда я достаю мечи. Ни раньше, ни позже. Стоит ли говорить, что требовать с заказчика больше, пока непонятно наперёд, с какой тварью мне предстоит иметь дело — гиблая задачка? Довольствуюсь тем что есть.

— Имеет смысл, — протянул Мик.

— В общем, если учесть, что, когда доходит до людей, кого попало уж точно не заказывают — людские наёмные убийцы побогаче будут… Хотя, не то чтобы у меня такой широкий круг знакомых, чтобы это со всей уверенностью утверждать, — он уклончиво повёл взглядом.

Поймав в глазах напротив какой-то детский восторг пополам с изумлением, Айзава чересчур поздно осознал, что произошло.

Так разболтаться — вот уж чего он точно от себя не ожидал.

Интересно, что послужило причиной?

Судя по блестящим глазам Мика — он знал прекрасно, но делиться не собирался.

— Ну, ладно, — лукаво сощурился он, поправляя волосы, — Про таверны рассказал — жду, что сходим как-нибудь. Про охоту тоже. На неё… лучше не стоит.

Айзава не сдержал смеха.

— А про?.. Не знаю, как называется. Когда на площади куча палаток, что-то продают, и много кричат? Чем-то похоже на обычный рынок, но более шумный. Детей тоже много. Наши патрули ходят там до и после — освещают площадь. Но во время появляться воспрещают. Что там?

— А, ярмарки, — Айзава потёр пальцами подбородок. — Удивительное место, где с одного конца заламывают цены за откровенное барахло, а с другого — распродают приличный товар по дешёвке, лишь бы их имя громче звучало.

Мик с сомнением выгнул бровь.

— Звучит, мягко говоря, странновато.

— Ну, это у меня такое впечатление — я-то на них не бываю, — Айзава хохотнул. — По часам бодрствования не совпадаем, знаешь ли. Кстати, а к вам ночью заходят?

— На молитвы? — переспросил он.

— Не разбираюсь в названиях. Ну, вдруг кому приспичит зачем-то, не знаю?

Мик фыркнул в ладонь.

— Такое бывает. Время от времени. Но тебе не советую.

— А что, звучит как вызов, — осклабился Айзава, сделав вид, что поднимается с места.

— Я ещё от прошлого твоего визита в себя не пришёл, — запротестовал Мик, несильно пихнув его в грудь. Айзава, не двинувшись, перехватил тонкое запястье, с наслаждением отмечая, как привычно оно легло в руку, и одним движением отвёл его наверх к спинке кресла.

— Да ну? — он склонился ниже, не давая Мику шевельнуться. Приоткрыв рот, Мик с несвойственной робостью поднял на него глаза.

Отказать самому себе в удовольствии казалось просто греховно.

— До сих пор, когда веду службы, — он сухо сглотнул, не отводя от него глаз. — Иногда боюсь, что твоё лицо увижу в толпе.

— Ну и впечатлительность, — довольно отозвался Айзава, — Как же ты тогда, интересно, в своей комнате по ночам спишь, м?

Даже в жёлтом свете жаркого огня светлое лицо безошибочно вспыхнуло.

— Ты… невыносимый, — прикрыв щёки свободной ладонью на секунду, Мик сдавленно фыркнул. «На секунду» — потому что удержаться и не прижать вторую руку к спинке кресла совершенно точно было выше его сил.

О том, чтобы после этого не поцеловать потянувшиеся к нему губы — и речи не шло.

Не утонуть в родном запахе сладковатого дыма — что-то за гранью возможного.

Айзаве были по душе такие вечера.

***