***

В погружённой в предрассветный сумрак церкви, отскакивая эхом от высоких стен, раздалась пара гулких хлопков.

Огоньки свечей вдоль стен, прежде спокойно освещавших пространство, тревожно дрогнули.

Несколько припозднившихся прихожан, один за другим очнувшись от транса, подняли взгляды от образов, глубоко поклонились напоследок, а затем спешно подобрали полы одежд и не оглядываясь двинулись к выходу.

И едва дверь за последним из них со скрипом затворилась — на трибуну, выступив из густой тени, сгорбленным силуэтом шагнул архиепископ.

— Братья!

Его отрывистый, хриплый окрик разорвал безмолвие церкви по швам — и тут же, хлынув из разных концов здания, зал заполонили священники. По полу зашуршали тусклые мантии, сотнями десятков шагов хороня под собой чистый, безучастный ко всему мрамор. Одна из свечей под главной иконой, жалобно мигнув, потухла, оставшись в воздухе лишь струйкой сизого дыма.

Высокие витражные окна рывком закрыли плотные занавеси, гася отблески и без того бледной луны, что, таясь среди облаков, пыталась заглянуть в святую обитель.

Диаконы поспешно задвигали деревянные лавки по полу, освобождая место высшим постам. Пара священников, не отрывая глаз от пола, поднесли архиепископу чашу, и тот не глядя принял её.

Теряясь среди одинаковых серых фигур, Мик, склонив голову под капюшоном низко, напряжённо заправил волосы за уши, поправляя воротник выше.

«Всё это не к добру».

Встревоженные перешёптывания, пронизывая ряды священников спутанной нитью, проникали в уши. Прогоняли холод по спине.

Вселяя в сердце тяжёлое предчувствие.

Что-то приближалось.

Не попадая в поле зрения архиепископа, цепко осматривавшего каждого священника в отдельности — скрываясь за более высокими, более широкими спинами — Мик пробирался к центру. Отпив из чаши ещё напряжённее, чем обычно, архиепископ небрежно отставил её на трибуну и, громко прочистив горло, ломано выпрямился.

— Братья…

Его слова прервал скрип дальней двери. И едва архиепископ — с нарастающим гневом, а остальные священники — с затаённым страхом за опоздавшего, обернулись — в дверном проёме показалось круглое лицо епископа.

— Прошу простить.

Не заметив, как судорожно сжимал полы одежд, Мик хотел выдохнуть с облегчением, но воздух застрял поперёк глотки. На обычно мягком лице епископа пролегли тяжёлые морщины.

Дело быстро принимало серьёзный оборот.

Священники, невзирая на присутствие сразу двоих прелатов, зашептались между с собой с теперь не прикрытым ничем беспокойством. Многие уже догадывались.

Мик осторожно коснулся чьего-то плеча и, опустив голову ещё ниже, спрятался за ним.

Епископ, в иной раз бы уже успев тепло улыбнуться доброй половине священников, молча занял место за плечом архиепископа и, крепко сцепив руки перед собой, застыл в ожидании. Все шаги и шёпот, как по команде, стихли.

Архиепископ поднял голову, и с иссохших губ сорвалось краткое:

— Ересь.

По толпе священников, и без того едва дышавших, даже не прокатилось волны тревоги. Все уже ощущали.

— В последние дни наши братья находят всё больше ей уродливых, святотатственных доказательств на улицах нашего дома.

Мик вздрогнул, не поднимая головы. Опомнившись, он убрал руку с чужого плеча, и бесшумно сделал шаг назад.

«Нельзя».

Он быстро коснулся пальцами груди. Сердце, оглушая тяжестью ударов, прогоняло холод по позвоночнику — возвращаясь густой пульсацией в ушах. Он кое-как втянул носом вдох.

Воздуха не хватало.

«Всё в порядке».

Никто не знал.

Он всего лишь ещё одна серость.

Всего лишь безликая фигура.

— По улицам, что с таким старанием мы очищаем от скверны, очищаем от неверных — всё больше следов прогнивших своей сутью, отрёкшихся от единого учения. И церковь такого не прощает.

Архиепископ шагнул с трибуны на мрамор — и по залу прокатилось льдом. Епископ, не говоря ни слова, ступил следом.

— Наши братья, одарённые правом бороться с подобным от лица Всевышнего, — он махнул рукой в правую сторону толпы, и на свет одним шагом выступило несколько священников.

Их одежда отличалась от остальных. Рукава скрывали руки до самых кончиков пальцев. В руках одного из них покоился незнакомого вида колокол. Мик неспокойно повёл плечами.

— Они самоотверженно оберегают святой порядок. Отгоняют тьму жадных до убийств, грязных последователей кощунственного образа бытия. Освещают самые тёмные переулки. Но с недавних пор даже их сил недостаточно.

Архиепископ замолчал. И тут, шагнув ближе к священникам, голос подал епископ.

— В последние дни всё больше павших страшной гибелью на улицах нашего города. Они изувечены безбожными губителями до неузнаваемости…

— И поэтому нужно больше патрулей! — оборвав его, рявкнул архиепископ, — Нельзя позволить злу заполонить улицы! Силы Всевышнего не преклонятся пред таким богохульством, ибо наша доля — нести Его свет в ряды людей. Мы защитим жизнь от мерзких еретиков, погрязших в крови невинных.

Он напряжённо ударил в сморщенные ладони, заставив первые ряды вздрогнуть, и те непохожие на других священники как один поклонились в пол.

— Еженощные патрули удлинить до рассвета. Ступайте дальше, ищите глубже. Не давайте тошнотворным душегубам вершить злодеяния. А что до вас…

Он окинул цепким взглядом остальных священников. Мик задержал дыхание.

— Всевышний не спускает с вас взора. Ваше неповиновение — у Него на виду. И каждый вдох — низменное признание собственных грехов. Молитесь.

Все священники, уронив головы, сложили ладони вместе.

Мик, поправив ворот, упёрся глазами в пол, сжав ладони. Чувствуя, как по виску медленно сползает ледяная капля пота.

Они ничего не знают и не хотят знать о вампирах.

— С завтрашнего утра мы начнём обход по комнатам. Не забывайте, чему и Кому служите.

Архиепископ скривил губы, словно сказанное было омерзительно на вкус, и, резко развернувшись, проследовал к дальней двери своих покоев.

И едва в тишине зала раздался скрип закрывшейся двери, священники беспорядочно двинулись с мест. Выждав несколько мучительно долгих секунд, Мик шагнул следом, теряясь в серых одеждах — чужих, своих — не поднимая головы от пола.

Остановленный чьей-то рукой, едва заметно коснувшейся плеча.

— Брат Ямада?

Дёрнувшись, Мик по инерции обернулся.

Он ни с чем бы не спутал этот голос.

На него сверху вниз, поблёскивая мутноватым от старости взором, смотрел епископ. Напряжённая морщина на лбу с окончанием собрания чуть разгладилась. На пухлых губах виднелась тень лёгкой улыбки.

Моргнув, Мик попытался склонить голову, но епископ мягко осадил его.

— Не нужно. Я всего лишь хотел задать вопрос.

Мик, подавив желание сглотнуть, кивнул. Епископ убрал руку с его плеча и, дождавшись, пока мимо нервно пробежит один из диаконов, произнёс чуть тише:

— Не видел ли ты кого-то подозрительного в последнее время?

Старческий взгляд, пристально всматриваясь в его лицо, остановился на глазах.

Мик приоткрыл рот.

— «Подозрительного»? Вы имеете в виду…

— Нет, нет, конечно же нет, — тут же улыбнулся епископ. — Я верю, что все братья равны перед Всевышним в своей неотступной вере.

Он опустил взгляд на секунду, и в его выражении смутно промелькнуло беспокойство.

— В последнее время тебя иногда не находили в церкви.

Мик втянул носом воздух чуть громче, чем надеялся. В груди ударило чуть тяжелее, чем он ожидал. Слова сорвались с губ чуть быстрее, чем…

— Ваше Преосвященство, по ночам я выезжаю…

— …на богослужения, так? — улыбнулся ему епископ. — Знаю.

Мик подавил желание выдохнуть.

— Твоё рвение — услада Его глаз. Но даже неся волю Всевышнего, сложно знать наверняка обо всех опасностях. Особенно в… — он пожевал губу, — …такое неспокойное время. Зло не дремлет.

Он положил тёплую ладонь ему на плечо, и Мик вдруг ощутил, что дышать стало чуть легче.

— Поэтому просто хотел предупредить, — епископ чуть склонил голову. — Будь осторожней.

Мик моргнул.

— Понимаю, Ваше Преосвященство. Спасибо вам за заботу, — он сложил ладони вместе, поклонившись, но епископ, лишь мягко рассмеявшись, заставил его поднять голову.

— А теперь ступай. Отходить ко сну следует с молитвой на устах и надеждой в думах.

— Непременно, — пробормотал Мик, сдержанно склонив голову ещё раз.

И лишь дождавшись, когда за спиной епископа закроется дверь — в опустевшей церкви не дыша сорвался с места.

Безуспешно давя тяжёлое ощущение неотступно надвигавшейся бури, застрявшее в груди ржавым ножом.

***

Тяжело дыша, Мик как мог бесшумно закрыл за собой дверь к лестнице — и, взяв обувь в руки, стремглав понёсся по тёмному коридору. Лёд равнодушного камня обжёг ступни — глуша шаги.

«Лишь бы успеть, лишь бы он был…»

С застывшим сердцем проскользнув мимо скрипнувшей у него за спиной двери, Мик натянул капюшон на глаза сильнее и, стиснув зубы, свернул в давно знакомый коридор, ведущий к тайному ходу. Проносящийся мимо свет редких факелов, мелькая по стенам неровными бликами, сбивался в расплывчатую пелену под веками. За спиной от холодных стен отразилось эхо.

— …Брат ***?..

Отказываясь слышать, не оборачиваясь, Мик по памяти бросился в следующий поворот — и, толкнув плечом скрытую темнотой дверь, вырвался наружу, плотно закрыв её у себя за спиной.

Свобода встретила его холодеющим дыханием и безмолвием ночи. Судорожно втянув стылый воздух в обожжённые гонкой лёгкие, Мик невольно прислушался. И позади, и вокруг было тихо. Тревожило ли это или успокаивало, сейчас не хотелось даже задумываться.

На ходу дрожащими пальцами натянув обувь, Мик оглянулся на церковь.

За ним никто не гнался. Никто не знал. Всё было как всегда. Он попытался заставить себя вдохнуть глубже. Всё было в порядке…

…Затравленное сердце погнало вперёд.

***

Поднявшись на подгнившее крыльцо, Айзава переложил мечи в одну руку и, шмыгнув носом, оглянулся. Луна только поднялась и засияла во всю силу, а ему уже повезло найти и прикончить одну хилую тварь. В этот раз чёртовы церковники помешать ему не успели.

Но с каждым разом удирать от них становилось всё тяжелее.

Вариант, что это он терял хватку, даже не рассматривался. Хотя подобные ситуации и вправду доводили до предела. Постоянная пустота в желудке и тупые клинки не улучшали положения вещей.

Возможно, сегодня стоило пожертвовать отдыхом и сходить и во второй…

Среагировав на звук стремительных шагов, Айзава развернулся, но быстрее мыслей бросил клинки на землю — поймав влетевшего в его руки Мика.

— …зава!..

Бесцветный капюшон, упав на плечи, открыл лунному свету золото волос — но Мик тут же поймал его, рывком натянув обратно.

До мыслей, догоняя реакции, дошло с запозданием.

— От кого побег? — приподняв угол рта, спросил Айзава, уже вперившись взглядом тёмную улицу.

Не разжимая рук, тяжело хватая ртом воздух — как будто не мог вдохнуть всё то время, пока бежал сюда — Мик поднял к нему взгляд — и Айзаве захотелось влепить себе оплеуху.

— П-Потом.

Не дыша, Мик схватил его ладонь и, толкнув входную дверь, затянул его за собой внутрь. Лишь когда тяжёлое дерево, хрипнув, плотно затворилось за их спинами, Мик застыл и, не выпуская его руки, робко вдохнул глубже.

Айзава, быстро бросив взгляд за окно, шагнул к Мику ближе.

— Тут не достанут. Дыши давай.

Мик мелко покивал и с силой втянул полные лёгкие воздуха. Выдохнул. Вдохнул.

Бездумно стерев каплю пота с бледного виска, Айзава окинул взглядом его лицо.

— Дело, вижу, не терпит.

Чувствуя, как судорожно тонкие пальцы вцепились в его ладонь, он взглядом указал на кресло. Ещё раз кивнув, Мик, спотыкаясь на ходу, плюхнулся на излюбленное место. Вдохнув снова, он обхватил колени руками и, понемногу приходя в себя, поднял к нему глаза.

— Ты же… знаешь, что церковь обычно делает с неверующими?

— Представляю. Но ты же сейчас не обо мне, да?

Мик, сжав губы, коротко кивнул. Дрожащие пальцы смяли бесцветную ткань мантии.

— И церковь ведь… — споткнувшись на полуслове, он напряжённо сглотнул и начал опять, — Церковь ведь до сих пор не знает, что я тебя на время приютил тогда. И что лечил, они тоже не знают. И о том, что… ты всё ещё приходишь. И что я к тебе прихожу. И что мы… Много всего, на самом деле.

— И как видишь, мы оба всё ещё в полном порядке, — хмыкнул Айзава. — Не первый месяц уже. Не думаю, что им до этого есть…

— Им есть дело, — рвано сорвалось с побледневших губ. Мик замолчал и, оглядев лицо Айзавы — словно вдруг сам усомнился в его словах, — втянул носом воздух.

Айзава окинул его внимательным взглядом в ответ.

В голове мелькнуло.

То, что церковь, заменив степенных томных служителей на быстроногих ищеек, раз за разом срывала его охоту, часто гоня его чуть ли не до порога собственного дома. То, что даже в стенах церкви неверующих не ждало прощение и уж тем более свобода. И то, что сегодня Мик, едва дыша, посреди ночи прибежал к нему на порог…

Судорожно блеснув глазами, Мик кивнул.

Они подумали об одном.

— Я чувствую, что скоро наша тайна может выйти на поверхность.

— Чувствуешь? — Айзава склонил голову набок. Смягчать настоящее никогда не казалось ему полезной привычкой.

Мик сглотнул.

— От церкви, в конце концов, ничего не укроется. Они, они…

Казалось, он хотел продолжить, но голос, хрипнув, сорвался раньше. Напряжённо обернувшись на тёмное окно (за которым Айзава следил ещё пристальней), Мик собрал волю в кулак и выпалил:

— Они возьмутся за неверных как следует. Сегодня… сегодня было собрание. Скоро вверх дном перевернут всю церковь. Уже завтра обещали начать…

— Ну, значит, полагаю, к тебе мне пока что путь будет заказан, — протянул Айзава. Мик вскинул на него глаза, и уголки тонких губ дёрнулись вверх в какой-то неровной попытке улыбнуться.

Смягчать настоящее было просто отвратительной привычкой.

— Никто не должен знать, что мы связаны. Но…

Мик стиснул губы изо всех сил и замолчал, упёршись лбом в колени.

Айзава прикрыл веки и, выдохнув, протянул руку.

Мик вцепился в неё так, словно боялся утонуть.

— Переворачивать вверх дном святоши не только церковь взялись.

— Да, и улицы тоже будут… — Мик осёкся. — Погоди, уже?

— Да довольно давно, на самом деле. Я не говорил?

Мик мотнул головой.

— Ну и к лучшему. Толку тебе от этих забот, — Айзава невесело усмехнулся. — Сам выкручусь как-нибудь.

Он не мог наверняка пообещать, что «выкрутится», даже самому себе. По правде сказать, у него больше не было способов эффективнее, чем бросать кровью и потом заработанный труп вампира и из последних сил петлять по улицам в надежде оторваться и на этот раз.

— Они сказали… Архиепископ сказал, что отправит ещё больше Братьев Суда на улицы.

— «Братьев Суда»? Ну и имечко, — натянуто хохотнул Айзава, насильно игнорируя взметнувшийся в груди холод. Ещё больше.

Мик — не обманутый его смехом, — вместо того, чтобы улыбнуться в ответ, встревоженно заглянул ему в лицо.

От этих глаз он уже давно ничего не мог спрятать. Даже если прятал от самого себя.

Пальцы, сжимавшие его ладонь, безотчётно поднесли её к тёплым губам.

Айзава не мог притворяться, что не нуждался в этом тепле.

— Они сказали, что начнут обыскивать церковь с завтрашнего утра. — Мик сглотнул, — А Братьев на улицы отправили уже сегодня ночью. Тебе никто не попадался?..

— Сегодня повезло, — сощурился Айзава. — Но это тварь попалась слабая. Кто знает, повезло ли бы так же, если бы бой опять затянулся.

Мик придвинулся на кресле ближе и, бесцельно ведя пальцами по мозолям на его руке, напряжённо задумался.

— Твои сбруя и одежда, кроме обычной мантии, ведь все здесь? — уточнил Айзава.

Мик на секунду нахмурился и уверенно кивнул.

— Значит, проблем не будет. Пусть себе ищут — меня-то там уже нет, — пожал Айзава плечом, — А ангела они не заподозрят.

Всё-таки не сдержавшись, Мик фыркнул от смеха — и Айзава ощутил, что, наконец, победил.

Дышать стало легче.

— Мне от тебя одного это прозвище слышать не… странно, — улыбнулся Мик, и если Айзава разглядел только что в этой улыбке прежнюю игривость — он сдавался без боя.

— Ну что, какой план?

Мик было удивлённо моргнул, но Айзава в ответ хмыкнул.

— По глазам вижу, что у тебя уже что-то на уме.

— Ничего от тебя не скроешь, — хихикнул Мик и, выпустив ладонь, подтянул его за воротник ближе. — Но перед этим…

В глазах, уже искрившихся игрой, минуя напускную лукавость, всё-таки промелькнуло лихорадочно.

Айзава себя дураком никогда не считал. После всего безумия, что уже успело случиться считанными минутами ранее, им обоим, пожалуй, чересчур сильно не хватало привычного тепла.

Не сопротивляясь требовательно тянущим ближе рукам, Айзава разрешил себе не думать ни о чём, кроме тёплых и родных губ, что касались его собственных с жадной, до боли нежной тоской. Облечь её в слова им обоим было попросту не под силу.

Айзаве нравилось, когда от него не требовали таких слов.

— Есть у меня кое-какая идея, — улыбнувшись, шепнул Мик ему в губы.

— Я весь твой.

— Ты хотел сказать «я весь внимание»? — фыркнул он.

Айзава в ответ только усмехнулся.

Мик заправил ему прядь за ухо и, ненадолго задумавшись, начал:

— Если держать в голове, что рано или поздно церковь всё равно что-нибудь узнает, то можно попробовать…

***