***

Айзава с усилием взмахнул мечом в последний раз, отсекая голову, и, когда тело глухо грохнулось о землю, выпрямился и поднял голову к луне.

Тихо.

Слишком тихо.

Мерзкое шипение вампира, затихнувшее с решающим ударом, он за шум не считал. Да и в этом районе даже ночью не должно было быть настолько мёртво…

Убрав волосы назад, он оглянулся — застыв.

В конце переулка — словно мираж — на него в полной тишине в ответ смотрел свет единственного факела.

Шагнув в сторону. Поделившись надвое. Обратившись в четыре. В шесть.

Айзава задержал вдох. Пальцы сами собой стиснули рукояти.

Слепяще яркий свет, отразившись от тёмных стен зданий как от мутной водной глади, выхватил его лицо из ночного укрытия. Освещая глухую стену позади. Он медленно вдохнул.

Они знали, когда заткнуть свой треклятый звон.

— Охотник.

Голос, смазанный расстоянием и тошнотворной святостью, ударил по слуху выстрелом к действию. Айзава перебросил оба клинка в левую руку — и сорвался с места.

«Успею».

Вытянутые фигуры качнулись едва заметно — и на конце переулка выросла живая стена без просвета, увенчанная палящими взор огнями.

«Успею».

Айзава стиснул зубы и, изо всех сил оттолкнув свободной рукой чьё-то плечо, рванул вперёд. Опущенные клинки мерзким лязгом проехались по ломаному камню под ногами.

Но вместо слабых святош, рассыпавшихся бы от этого толчка как листья от дуновения ветра — в его левый локоть вцепились мёртвой хваткой. Инстинктивно Айзава попытался взмахнуть мечами — но так же инстинктивно остановил самого себя, мысленно чертыхнувшись.

— Ты идёшь с нами.

— Чёрта с два!

Вывернувшись из захвата, Айзава обернулся на них, но лиц рассмотреть не успел. Один из святош перехватил его запястье и метким движением саданул чем-то по локтю. Всю руку от самого плеча пронзила мерзкая, сковавшая намертво боль — и один из клинков выскользнул из пальцев, отнятый чужой рукой.

— Эй! — вырвалось у него бесполезно.

— Не сопротивляйся, иначе…

— Да пошли вы к чёрту! — выплюнул Айзава и, ещё дрожащими от бессилия пальцами схватив оставшуюся рукоять, резко поднял клинок.

Раздался звонкий лязг. Яркий свет факела осветил рябое, бесстрастное лицо священника, уверенным движением остановившего его удар коротким клинком. Силой сбрасывая оцепенение, Айзава порывисто вдохнул сквозь зубы и попытался замахнуться правым кулаком, но не успел.

Беззвучный удар — и правый локоть как хлыстом пронзила боль ещё мучительнее предыдущей — отнимая способность двигаться.

Перед глазами на слишком долгую секунду потемнело, и Айзава, тяжело выдохнув, бездумно отступил назад. Сердце, вдалбливаясь кровью в виски, смазывая суматоху, оглушало ударами, отнимая трезвость мыслей.

«Да что… с ними не так?»

Ещё одна пара рук, пользуясь его медлительностью, ловко перехватила руку с клинком — но Айзава, не дожидаясь удара, яростно всадил коленом кому-то в живот, вырываясь силой. Но темноту разорвал чей-то кулак — впечатав ударом точно в челюсть. На неуловимый миг, кажется, потеряв сознание, Айзава кашлянул. Во рту вспыхнул привкус металла. Лихорадочно схватив ртом воздух, он бездумно выплюнул зуб.

…Слишком поздно ощутив чужую хватку на своей шее.

В груди, обгоняя мысли, похолодело.

— Ты идёшь с нами.

Чьи-то умелые пальцы скользнули вверх по шее и точно надавили. Айзава уже занёс кулак для удара, но ещё двое перехватили его с такой лёгкостью, словно боролись с ребёнком, выкрутили обе руки за спину — и ровно в тот же момент перед глазами резко потемнело. Айзава тупо ощутил, что оступился. Под ногами была ровная земля.

— Руки… прочь.

— Ты нужен живым, — прошелестело над ухом монотонной песней, и пальцы с шеи тотчас исчезли. Мысленно Айзава, пользуясь шансом, хотел попытаться вырваться — но тело вдруг лишилось последних остатков сил.

Ещё один безликий священник без особого труда забрал второй меч и, цепко схватив Айзаву пальцами за подбородок, — словно хотел убедиться — глядя ему в глаза, серо отчеканил:

— Шагай.

***

Главные двери со скрипом распахнулись, и Мик, порывисто вскинув голову, обернулся. С улицы ворвался ночной ветер, встревожив пламя сотен свечей, и в церковь вошла процессия из семерых.

Сердце подпрыгнуло к самому горлу. Тело дёрнулось вперёд, но державшие его руки не позволили подняться с колен.

— Айз…

Мик зажмурился, оборвав сам себя, и молча устремил взгляд на процессию.

Братья Суда степенным шагом подвели Айзаву, с трудом переставлявшего ноги. В груди трепетно замерло. Мик поджал губы, вытянув шею до боли.

— Привели, — бесцветно доложил один из Братьев. Сразу трое других, не ослабляя хватки, подвели Айзаву на шаг ближе. Слишком далеко. Будто очнувшись лишь сейчас, он поднял голову на звук. И едва их взгляды встретились — Айзава, распахнув глаза, дрогнул всем телом.

Не заметив, как сам подался вперёд, Мик сдавленно охнул, когда чужие сильные руки грубым рывком вернули его на колени. Полыхнув взглядом, Айзава — казалось, забыв, что его сдерживали трое, — шагнул навстречу, но тут же скривился, когда один из Братьев, не меняясь в лице, надавил ему куда-то в плече. Сжав челюсти, Айзава упрямо поднял голову. В церкви поледенело.

Из заметно поредевшей от приказов толпы священников выступил епископ. Его лицо, что уже рассталось с последней маской любезности, посерело. Он сузил глаза и осмотрел охотника с головы до ног так, словно оценивал принесённую ему дичь.

— Без сложностей, надеюсь?

Тяжело вздымаясь грудью, Айзава встретил его изучающий взгляд кривой ухмылкой и издевательски склонил голову набок. Казалось, только осознание собственного положения удерживало его от язвительных слов. Это всё, что он мог себе сейчас позволить.

— Узнаёшь, м?

Мик вздрогнул, когда епископ вдруг оказался совсем рядом. Тот растянул рот в удовлетворённой улыбке — ожидая ровно такой реакции — схватил его за волосы и, притянув ближе, с пугающей, искажённой лаской прошипел в самое ухо — так, чтобы не услышал больше никто:

— Спасибо, что привёл его ко мне.

Игнорируя скользнувшую по спине мерзкую дрожь, Мик поджал губы, тупо подняв на Айзаву взгляд.

Ему вдруг вспомнились его слова.

«Я убиваю за двоих, троих».

В чёрных глазах напротив, беспрестанно метавшихся по его лицу и телу, горело.

Если нужно — и за тебя убью.

На его челюсти виднелся размашистый след от удара. Криво оскалившись, Айзава сплюнул в сторону. На белоснежный мрамор брызнуло сгустком слюны и крови.

— Пришлось повозиться, — ровным тоном ответил на вопрос Брат, даже не глядя на схваченного. Потеряв интерес, епископ выпустил его волосы и шагнул ближе к процессии. Вывернутые Мику за спину руки снова дёрнули на себя, и он напряжённо зажмурился, насилу подавив голос. Айзава чертыхнулся и рванул вперёд — но к его горлу быстрее вспышки молнии приставили короткий клинок. Глухо зашипев сквозь крепко стиснутые зубы, он двинул шеей. Крупная капля крови, вмиг надувшись, обрисовала ярко заточенную сталь и скользнула к сбитому воротнику. Казалось, даже боль его уже не останавливала.

Поджав губы, Мик поймал его взгляд своим — и со всей лёгкостью, на какую был способен, улыбнулся ему, еле заметно качнув головой.

Айзава как по щелчку опустил плечи и, не моргая, отступил. Державшие его Братья смерили его острым взглядом, и блеск запятнанного клинка исчез в рукаве.

— Ну что, охотник, — епископ, всё-таки не приближаясь к нему слишком сильно, сложил руки на груди, — Надеюсь, ты тоже рад нашей встрече.

— Безмерно, — он бросил короткий взгляд на Мика и тут же вернул его к лицу епископа. Но тому было достаточно секунды. Он коротко хмыкнул, не ответив.

Воздух прорезал гулкий хлопок ладоней.

— Братья! С сим трагичным событием я разберусь самолично. Должным образом оплакать нашего досточтимого следует без помех. На утренней молитве я вернусь к вам с известиями.

Священники, глубоко поклонившись — не в силах сдержать тревожных перешёптываний — подобно испуганным насекомым поспешно разбежались по сторонам.

— Лекарь, — епископ коротким жестом указал на одну из дверей, — Унести тело.

Тот, бросив затравленный взгляд на развернувшееся действо, было раскрыл рот, но ничего не смог из себя выдавить. Мелко закивав, он тихо зашептал на ухо двум оставшимся священникам, и все трое, скорбно пробормотав что-то себе под нос, склонились к бездыханному телу архиепископа.

— Не могу притвориться, что мне есть дело, — будто случайно вспомнив, что спрашивал, сухо произнёс епископ, вновь обернувшись к Айзаве, и щёлкнул пальцами. — Ямаду — сюда.

Всё так же не церемонясь, его силой поставили на ноги, и Мик, ведомый чужими руками, спотыкаясь, подошёл ближе.

— Видит Всевышний, я ошибался.

Мик готов был поклясться, что Айзава, не меняясь в лице, выгнул бровь.

Епископ вздохнул — и этот вздох даже мог бы показаться трагичным, если бы не прозвучал перед схваченными его словом двоими. Напускная тень скорби на его лице сменилась жестоким холодом.

— Мы воюем с грязными убийцами вроде тебя с первого дня Божьего. Но ты, кажется, особый случай.

Он было поднял руку к подбородку Айзавы, но остановился, не коснувшись его. В его глазах скользнуло нечто, одновременно напоминавшее отвращение и опаску.

— Ты действительно вершишь правосудие над нечистыми созданиями?

— Смотря что под ними понимать, — не моргая, отозвался Айзава, готовый к оплеухе, но её не последовало.

— Вампиры, — бесцветно произнёс епископ. — Оружие у вас?

Вместо ответа один из Братьев вынес вперёд ножны и, самыми кончиками пальцев касаясь рукоятей, вытащил два волнистых клинка, ещё испачканных кровью. Тошнотворное зловоние, не имевшее ничего общего с запахом человеческой крови, вмиг разнеслось по церкви. По лицу епископа скользнула тень ужаса, и он, быстро справившись с собой, коснулся пальцами носа.

— Церковь не верит в существование подобного… отродья.

— А как же, — бросил Айзава, поморщившись.

— Но в свете нынешних… событий нам не осталось иного выбора.

Епископ выпрямился и, убрав руки в рукава, коротко кивнул. Братья, не переглядываясь, с силой завели локти Айзаве за спину, и тот, зашипев, невольно ступил ближе. Державшие Мика руки толкнули его вперёд, и он болезненно охнул, вновь тяжело упав на колени.

— Я бы с превеликим удовольствием понаблюдал, как вас обоих, — он обвёл их глазами, — Вздёрнут на главной площади. Как случается с заблудшими неверными. Как случается с продажными убийцами. Но…

Он жёстко окинул взглядом Мика.

— Даже тебя… нельзя так просто казнить, — он пропустил воздух сквозь зубы, не вдыхая носом, и прибавил глуше, — Тебя знают слишком много прихожан. «Земной ангел» с голосом, дарованным небесами… Заставить молчать братьев, в сравнении, не составит никакого труда. Но вот их…

Он досадливо повёл бровью.

— Я не могу позволить репутации церкви пошатнуться. …Уберите эти мечи уже, наконец.

Невозмутимо ожидавший приказа Брат послушно убрал мечи обратно в ножны.

— Поэтому я предоставлю выбор. Вам обоим.

Епископ приоткрыл рот, но, опережая слова, по его испещрённому морщинами, как шрамами, лицу расползлась тёмная улыбка.

— Даже мне ясно, что вы друг другу не просто незнакомцы, — он с довольством окинул неспешным взглядом их напряжённые лица. — Тем мне проще. Вы оба дадите мне… церкви клятву.

Он вскинул голову, надевая помпезную маску церемонной, почти трагичной томности — такую, какую, по памяти Мика, искусно носил как родную на протяжении долгих лет.

— Ямада.

Мик поднял голову, откликаясь. Епископ встретил его взгляд со снисходительным удовлетворением жестокого хозяина.

— Свой шанс на искупление ты уже потерял — не когда нарушил святые писания и догмы впервые, нет. Всевышний ещё был готов тебя простить. Ты утратил его, когда продолжил нарушать их снова и снова. Какие бы благие деяния во имя Его ты ни совершил, тебе нет и не может быть более места в этих священных стенах. На то я дарую тебе выбор. Можешь считать его последней Божией милостью.

Епископ — как будто взгляд Всевышнего был для него действительно важен — вскинул голову к обрамлённой свечами главной иконе. Она безразлично взирала из своей золотой рамы на погружённый в полумрак и тишину зал.

— Смиренно прими святую казнь — и встреться с Всевышним в небесном суде лицом к лицу, как подобает потерявшему честь и чистоту слуге, — он сделал паузу, хлёстко окинув Мика взглядом, — Или расстанься со всеми титулами. Расстанься с клятвой, закрой врата праведности сердца — и исчезни. Из этой святыни, из этого города — смени сущность, назовись иным именем, и чтобы даже слуха о твоём существовании не пронеслось над землёй и в небесах близ этого священного места.

Мик моргнул. Мысли в голове, споткнувшись одна о другую, застыли.

Не дожидаясь ответа, епископ повернулся к Айзаве. Тот встретил его кривым оскалом.

— А меня на колени поставить страшно?

— Тебя? — с пренебрежением переспросил епископ, — О, нет. Ты сам встанешь. Разве не так дают клятвы высшим силам?

Он оправил мантию, и без того лежавшую безупречно, и улыбнулся с такой лёгкостью, что Мику к горлу подступило. Со следующим словом прежней церемонности заметно поубавилось.

— Теперь отрицать существование нечистых сил невозможно. Не когда гибели архиепископа от… подобного — столько свидетелей. Как бы ни были праведны и верны братья — вести просочатся в народ. Поэтому предлагаю выбор и тебе, охотник.

Каждый раз, называя его этим словом, епископ словно бы выплёвывал сгусток осточертевшей желчи. Не прерывая его язвительностью, тот, однако, слушал.

Епископ склонился чуть ниже и осмотрел его с таким выражением, будто перед ним была бешеная побитая дворняга, не заслуживающая даже жалости.

— Думаю, нам обоим будет выгодно прекратить эти салки… по крайней мере, на время, — он сощурился. — Даю тебе выбор. Отправляйся на плаху — либо работай на церковь. Изничтожай нечисть во имя Всевышнего, во имя Жизни, как святой защитник. Если тебе нужна награда, помимо свободы от гонений…

Он фыркнул.

— Она будет. Если это цена за безопасность святых и народа от дьявольского отродья — церковь её заплатит.

— И как это связано? — не отвечая, бросил Айзава, сузив глаза.

«Как мы вдвоём связаны?»

— О? — словно и вправду был удивлён вопросом, епископ со снисхождением пояснил, — Очень просто. Если один из вас нарушит условия — я пошлю за обоими.

Мик вздрогнул. Айзава было раздвинул губы в ухмылке, но звука не последовало. На его лицо запоздалым осознанием упала глубокая тень. Епископ мягко усмехнулся.

— Вы оба принесли слишком много проблем. А у церкви — о, поверьте — достаточно средств и ресурсов, чтобы найти тех, кто приносит проблемы, изловить и… — епископ сделал паузу, смакуя не то воцарившуюся зловещую тишину, не то собственные мысли, — Поступить с вами так, как посчитаю нужным я. А пока я ещё готов одарить вас милосердием. Естественно — покуда это полезно мне. Вам же, полагаю…

Он остановился, окинув их медленным взглядом — уже давно блестевшим надменным пониманием.

— …не хотелось бы стать причиной гибели друг друга, м? Или же я ошиба?..

Не дослушав, Айзава без усилий освободился от прежде крепко державших его рук — и, опустив голову, встал на колени.

Нет.

Мик, стиснув зубы, невольно дёрнулся к нему, но лёгкий одобрительный смешок епископа, прошелестевший над головой, всадил незримым ударом под рёбра — приковав тело к полу.

Он слишком хорошо понимал, что было сейчас у Айзавы в голове.

Он слишком хорошо понимал, что другого пути он бы просто не принял.

Больше всего на свете Мику хотелось, чтобы Айзава сейчас на него посмотрел. Чтобы чёрные глаза встретили его знакомой насмешливой уверенностью. Чтобы невозмутимое лицо загорелось бешенством. Но, не слыша его мыслей — отказываясь слышать…

Пальцы, побелевшие в костяшках, вцепились в чёрную ткань одежды. Спину, что всегда источала спокойную силу — силу, которой Мик бы доверился не думая, — будто сломило неподъёмной тяжестью. Чёрный, лишившийся жизни взгляд застыл в белёсых разводах мрамора.

Мику ещё никогда не хотелось назвать его грязным лжецом.

«…Я чёртов эгоист».

— Что скажешь ты, Ямада?

Я уже стою на коленях — прошелестело чужим голосом где-то на задворках сознания, и лишь по ответу епископа Мик понял, что сказал это вслух.

— Ты стоял на коленях и клялся в любви к Всевышнему каждый день. Чтобы убедить меня на этот раз, потребуется чуть больше.

— …клянусь, — глухим эхом собственных мыслей отозвался Мик, и, стиснув веки, опустил голову, — Я уйду. Не появлюсь в церквях. И больше вы… обо мне не услышите.

Слова, в мыслях звучавшие как траурный приговор, сорвались с губ на удивление легко. Как будто бы…

Мик украдкой приоткрыл глаза.

Фигура Айзавы, тёмной сгорбленной скалой возвышавшаяся над белоснежным полом в свете свечей, еле заметно расслабилась.

В груди, саданув по сердцу, перевернулось.

— Я бы протянул руку, — начал епископ, но скрывать пренебрежительной неприязни, судя по всему, больше не считал нужным, — …Но этого достаточно. Отпустить.

Железная хватка на Мике тотчас ослабла. Братья быстро переглянулись между собой, словно не уверенные, услышали ли верно, и убрали руки и с Айзавы. Тот не шевельнул даже пальцем.

— Из чего твои клинки?

— Серебро.

Голос Айзавы, впервые за столь долгое время молчания вновь прозвучавший в высоких стенах, показался одновременно до щемящего чувства родным и по-странному чуждым. Он поднял к епископу глаза. Тот, медленно кивнув собственным мыслям, коротким жестом скомандовал ему подняться и бросил:

— Явись сюда через три дня, на закате. Церковь наделит тебя священным предметом для борьбы с нечистью. Отныне имя тебе — святой избавитель. А теперь — убирайтесь.

Не говоря ни слова, Айзава поднялся с колен — вмиг оказавшись почти вдвое его шире. Епископ неуютно повёл плечами, как-то сжавшись, и, развернувшись на носках, мелко зашагал прочь.

Не чувствуя, как выдохнул, Мик закрыл глаза. А когда он, собравшись с силами, поднял голову от пола — увидел протянутую ему раскрытую ладонь.

Айзава смотрел на него сверху вниз, не улыбаясь.

— Айза…

Мик напряжённо бросил взгляд на Братьев, но Айзава, опередив его мысли, бесцветно напомнил:

— Они уже знают.

До мыслей дошло с запозданием. Откуда-то изнутри вырвался глуповатый смешок. «И правда». Ведь весь их договор с епископом… держался на этом.

Тело, не слушаясь мыслей, с каким-то жалобным отчаянием подалось вперёд, к этой знакомой, тёплой, грубой от мозолей и шрамов руке. Но прежде чем он успел понять, ощутить — Айзава одним движением помог ему подняться и, тут же выпустив ладонь, отвёл взгляд к выходу.

Братья как один расступились. Не глядя на них, Айзава протянул руку, и один из них отдал ему ножны с клинками. Он выждал ещё одну значительную секунду — и другой Брат, моргнув, передал и позже снятый с него кинжал. Быстрыми привычными движениями прикрепив их к поясу, Айзава размял руки и, напряжённо нахмурившись, наконец, выпрямился в полный рост.

Мик, сжав пальцами онемевшие запястья, оглянулся, но за его спиной уже никого не было.

«Уходим» — прозвучало в голове голосом Айзавы словно наяву.

Подобрав полы мантии, чуть не споткнувшись нога о ногу, Мик нагнал его и, больше не оглядываясь, толкнул главные двери церкви от себя.

***