«Это у многих называется «бескорыстною» дружбой».
— Иван Александрович Гончаров, «Фрегат «Паллада».
Ноа не любил дождь. Он всегда мешал ему смотреть на небо, загонял людей под крыши и затмевал видимость. В Лондоне, увы, он был частым гостем, особенно этой осенью.
Ничем не прикрываясь, Ноа следовал через проулки на встречу с другом. Артур ждет его. Артур хочет его с кем-то познакомить.
Ноа был в восторге от людей и всегда с волнением спешил к новым знакомствам, как ребенок к рождественским подаркам. Напевая себе под нос, он любил воображать, что за человек ждет его впереди.
Никакой дождь не мог его остановить.
Что, если этот человек с бородкой, как его, хозяин? Что, если у него светлые золотистые волосы, как у Артура? Что, если он высок, как сам Ноа? Или даже выше? Погруженный в эти мысли, Ноа и сам не заметил, как оказался на улочке, ведущей прямо к пабу, где он сразу приметил Артура, стоящего под крыльцом.
И рыжеволосую леди в шляпке, что стояла рядом с ним, но под дождем.
Ноа замедлился, почувствовав смущение.
Нет, ее волосы скорее были цвета настоящей розы. Красные и переливчатые, даже в сером свете пасмурного дня. Ее губы были слегка накрашены под цвет ее волос, а кожа бледнее лондонских туманов.
Она улыбалась ему.
— Ноа, старина! Мы уж боялись, что ты заблудишься, — с заботливыми нотками в голосе засмеялся Артур, пригладив свое небритое лицо.
— Мистер Рабинер. Мистер Кларк многое рассказывал о вас, — девушка робко протянула руку.
Никто не ругал Ноа за опоздание, от чего он немного замешкался, не в силах выдавить из себя ни слова. Но руку девушки он мягко перехватил и поднес к губам.
— Позволь представить — мисс Хеллен Шерман. Моя новая подруга, — познакомил Артур.
Ноа немного смутило то, что девушка стояла под дождем, а Артур не предложил ей даже зонтика. Но…
Рука Ноа была мокрой. Рука девушки была мокрой. Вода стекала по черным волосам Ноа. Вода стекала по черной шляпке девушки.
Его первое светлое воспоминание о дожде.
***
Ноа открыла глаза. Она спала? Что это было? Что за тени, размытые дождем, только что мелькали у нее перед глазами? Она уже забыла все лица...
Оглянувшись, она обнаружила себя в какой-то подворотне, сидящей на картонке, что валялась возле дурно пахнущего мусорного бака.
Впечатления и переживания постепенно улеглись в ней. Вместе с неистовым шумом и гневом. Вместе с осознанием того, что она голем.
Голем…
Способность Леви называется «Нужда». Она дает ему возможность частично перенимать контроль над чужой способностью. Таким образом, Коэн все еще мог отдавать приказы, но усыпить ее может теперь только Леви. И раз она не отключена, то это значит, что Леви еще жив.
Леви…
— Проснулась, милая?
Ноа вскинулась. Из-за угла показался Филип Киндред Дик. Его усталые глаза смягчились при взгляде на нее.
— Что… Я… Что…
— Тише, тише. Я знаю, все это было чересчур для тебя. Позволь.
Филип протянул свою руку ей на встречу, и Ноа решила, что разумно было бы воспользоваться помощью, как вдруг что-то на краю сознания ее словно ткнуло острой иглой.
В голове тяжелым облаком осели сомнения. Ее тело не желало брать его за руку, такую знакомую, с костлявыми пальцами. Но Ноа поборола это чувство и спустя пять секунд раздумий вложила свою ладонь в его.
Прикосновение и сила, с которой он поднял ее, как будто привели ее, наконец, полностью в сознание.
— Я хочу знать все, доктор Дик. От начала и до конца, — твердо сказала она, игнорируя чувство потерянности, которое начало давить на нее вместе с полным пробуждением.
— Конечно, — Филип улыбнулся и, согнув руку в локте, предложил ей ухватиться. — Но в более приличном месте. Идем за мной, здесь недалеко.
Ноа почувствовала недоверие.
— Куда мы идем?
— Просто в паб.
В паб… Тени опять загородили голему видимость. Она тряхнула головой. Улыбка красных губ мелькнула перед взором, прежде чем все отступило.
— Все в порядке?
— Да.
Ноа сама удивилась, как спокойно и безэмоционально прозвучали ее слова.
Пришли они и правда быстро. Маленькая пивнушка располагалась в подвале, куда доктор и голем спустились, следуя друг за другом. Вопреки ожиданиям Ноа, внутри паб оказался очень ухоженным, пусть и пропахшим дешевым пивом.
Филип недолго разбирался с барменом, пока Ноа наблюдала за окружением.
Тут горел янтарный свет, тут стены были отделаны настоящим деревом, а сам бар был хоть далеко и не новым, но заботливо почищенным. Как и столики. Как и пол.
И люди здесь были с виду прилично одетые. Играла классическая музыка.
— Скрипка?.. — вслух предположила она, чувствуя, как мелодия наполняет ее существо красотой, которую она, кажется, всегда любила.
— Виолончель, — поправил ее кто-то сбоку, но она не успела оглянуться, как Филип уже подоспел к столику с двумя наполненными стаканами, в которых плескалось нечто цвета черного чая.
Но судя по запаху, в стакане был вовсе не чай. Его резкость обожгла Ноа глаза.
— А ты ниже, чем я помню, — загадочно проговорил Филип. — Что ж. — Он улыбнулся и свел вместе пальцы домиком. — С чего начнем? С общего или с твоих вопросов?
Ноа с подозрением изучала маслянистое отражение лампы в бокале.
— Пожалуй, с вопросов… — Она не сразу подняла на него взгляд. — Вы любите пабы, доктор?
Брови Филипа чуть дернулись в удивлении, но он снова улыбнулся и кивнул.
— Можно и так сказать. А почему ты спрашиваешь?
Ноа подумала о дождливом Лондоне, но неловко пожала плечами.
— Давай начнем сначала. Ты меня помнишь?
— Вы доктор Леви и… моего хозяина. Их отец поручил вам их лечение после какого-то травматического события, связанного…
«Со мной» — договорило ее сознание, и Ноа почувствовала, как проваливается в глубокие тяжелые размышления, попытки вспомнить.
— Это сейчас не важно, не думай об этом. — Доктор ласково коснулся ее руки, выдернув из глубин начавшего болезненно сжиматься разума. — А важно вот что… Я должен тебя спасти.
Филип залпом выпил свой стакан. А затем пододвинул к себе ее выпивку.
Она неловко попыталась уцепиться за нее пальцами, но стекло лишь скользнуло по перчатке.
— Спасти от кого? — Ноа не помнила, как надела перчатки обратно. Неужели это сделал он?
— От Коэна, конечно. И от Вооруженного Детективного Агентства.
— Детективное Агентство… Ацуши-сан! — Ноа резко вскочила, потревожив находящихся рядом посетителей. — Что с ним?! Я… Я помню, я…
— Спокойно, Ноа. — Филип смотрел на нее понимающим взглядом, его голос был тих, но тверд. — Ему здорово от тебя досталось, конечно, но благо, он может регенерироваться. Будь он простым смертным, то в лучшем случае остался бы калекой.
Если бы в глиняной груди было сердце, оно бы сейчас остановилось на мгновение. Если бы големы потели, Ноа бы сейчас блестела, как облитая маслом. Но ужас, появившийся на ее лице, был единственным проявлением ее эмоций, пока тело замерло, как статуя.
— Не волнуйся, я пригляжу за тобой, — пообещал ей Филип, и ее разум почему-то верил его теплому голосу, хоть и до этого ее тело не верило его руке.
— Но почему… зачем вам это делать?
Улыбка, появившаяся на лице доктора, была не дружелюбной и не ласковой, но неожиданно горькой.
— Я не буду сейчас давить на тебя лишней информацией, но позволь мне сказать… Я достаточно долго тебя знаю. Дольше, чем ты даже помнишь. Твой разум еще не окреп, и перегружать его… было бы неразумно, сама знаешь. — Он смиренно пожал плечами.
Затем он залпом заглотнул и ее выпивку. Едва поморщившись, он извлек из кармана связку со всего тремя ключами и отцепил один из них.
— Сейчас я оставлю тебя подумать. Это не обычный ключ — он откроет любую дверь, но вести будет всегда ко мне. Если ты решишь, что я тебе нужен, просто используй ключ на любой двери, и я буду ждать тебя. Не волнуйся, я тебя не брошу и заставлять не стану. В конце концов, мы с тобой старые друзья.
Филип убедился, что Ноа сохранила ключ в своем кармане, вежливо поклонился ей одной головой и побрел в сторону выхода, за которым, взмахнув золотистой гривой волос, быстро исчез.
Ноа извлекла ключ из кармана и принялась рассматривать его.
— А он манипулирует тобой, барышня, — проговорил мужской голос где-то сбоку.
Тот самый, который поправил ее, когда она приняла виолончель за скрипку.
Ноа обернулась, принявшись бесстыдно разглядывать сидевшего у стены одинокого молодого человека. С виду тоже европеец, с белыми как снег волосами и серебрящейся в свете ламп косичкой.
Он сидел, подперев одну щеку рукой, и разглядывал ее немного пьяным взглядом разноцветных глаз. На его стуле на спинке покоился длинный черно-белый плащ.