Дэни просила его быть более уважительным.

Но «дракон» Визериса, раз сорвавшись с цепи, тонкой и проржавелой, к слову сказать, больше не желал возвращаться в подневольное подчинение, считая себя вправе сжигать города, поселения, жизни окружающих его людей. Даже те, от кого он мог получить прямую выгоду, попадали под раздачу и никак не могли избежать смертоносного огня. Так и свита Кхала Дрого, знай Общий Язык, смогла бы оценить во всей красе силу словесного града, обрушиваемого на нее ежедневно.

«Тупицы. Грязь под ногтями истинных властителей этого мира, — бурчал он себе под нос, вынужденный терпеть компанию дотракийцев. — Трахаются у всех на глазах, но при этом строят из себя почитателей какого-то закона. Женщины не умеют ни читать, ни писать. Мужчины умеют только драться».

Дэни до последнего молчала, заслышав подобные высказывания, надеясь, что Визерис когда-нибудь остановится, устав от потока собственного яда. Но он был не из тех, кто быстро проглатывает злобу.

«Очень надеюсь, что Кхал в скором времени выполнит свое обещание и выделит мне сорок тысяч своей черни. Не зря же я поделился тобой, дорогая сестрёнка. Не задаром же мы продали твою девственность. Не зря, в конце-то концов, я терплю это унижение, находясь среди тех, кто по происхождению гораздо ниже меня».

Поначалу слова брата о ее продаже и прочем, что ставило на ней клеймо товара, задевало Дэни и заставляло чувствовать притупленную боль. Ведь это было чем-то новым — слова о продаже, — поскольку до этого она принадлежала только ему. Но вскоре и к ним у нее выработалась толерантность, и она старательно вслушивались в незнакомый для себя язык, присматривалась к различным ритуалам, проводимых в Кхаласаре, отвлекаясь от сумасбродства брата.

Но однажды, на одной из конных прогулок, противостояние, которого она так опасалась, все же свершилось. Дотракийцы не понимали Общего языка, но, как и любым другим народностям, им было доступно глубинное понимание интонаций, а жестов — и подавно.

Дэни изо всех сил пыталась насладиться живописными видами, простирающимися от Дотракийского моря. Она жадно впитывала в себя краски чистого лазурного неба и сочной зелёной травы, надеясь, что эту восхитительную идиллию никто не испортит. Кхалиси — теперь ее называли именно так — попросила Сэра Мормонта передать, чтобы все всадники задержались в этой местности ненадолго, ибо не хотела покидать ее скоро.

Она почти забыла о своей просьбе, как на горизонте внезапно объявился Визерис, запыхавшийся от неудобной езды на узком седле и пышущий гневом.

«Ты посмела! Ты вздумала давать команды МНЕ?!» — в долю секунды он спрыгнул со своей лошади и направился к ней, слюна летела у него изо рта.

«Ты забыла, кто ты? Посмотри на себя! Ты не можешь указывать дракону. Поняла? Я — Лорд Семи Королевств, и я не позволю подстилке конюха мной управлять!»

Он больно схватил ее за грудь.

«Ты меня слышала?!»

Внезапно Дэни с силой оттолкнула его. Визерис отшатнулся, уставившись на нее широко раскрытыми от шока глазами. Она никогда ещё не давала ему сдачи. Никогда не платила той же монетой. Ярость исказила черты его лица, и он собрался наброситься на нее вновь, но сильный удар плети остановил его. Один из дотракийцев, бывших неподалеку, увидев всю эту сцену, без раздумий решил пойти на рожон, заступиться за свою Кхалиси. Визерис, словно жалкая кукла, отлетел в сторону и, нелепо дёргая конечностями, упёрся лицом в землю. Дотракиец спросил, желает ли Дэни видеть своего брата мертвым, на что она ответила: «Нет».

Вскоре кто-то из толпы что-то прокричал, и дотракийцы дружно стали хохотать, глядя на плачущего от боли Визериса. На его щеке остался порез, из которого влажной струёй сочилась кровь.

«Скажи им, чтоб они не причиняли ему вреда», — попросила она Сэра Мормонта.

«Я предупреждал его, миледи. Предупреждал, что это произойдет», — будто бы извиняясь, ответил мужчина.

«Я знаю, — спокойно ответила Дэни и добавила: — Отберите у него лошадь. Пусть идёт за нами на своих ногах. Пусть все видят его таким, какой он есть».

Странный огонек загорелся в ее глазах, и Визерис в страшном изумлении посмотрел на нее. Он не мог поверить, что она могла с ним так поступить. По преданиям дотракийцев, мужчина, который не ездит на лошади, и не мужчина вовсе, без чести и гордости, низший из низших.

«Нет! — он вскричал, глядя на Сэра Мормонта. — Ударь ее. Сделай больно. Твой Король приказывает тебе это. Убей псов Кхала и проучи ее».

Но Мормонт, вместо того, чтобы выполнить этот сумасбродный приказ, взял лошадь Визериса за уздечку и сказал Дэни: «Он пойдет, Кхалиси».

Так неустрашимый ранее тиран явил миру свое истинное лицо — жалкое, мерзкое, пугливое.