Первый человек заплакал, лежа на острых камнях, и Бог Земли укрыл их мягкой плодородной почвой. Вырастил травы и цветы, и первые животные поползли, полетели и пустились вскачь по склонам гор. Богиня Огня согрела тело первого человека солнечными лучами — и он узнал, что такое жажда. Бог Воды напоил первого человека из рога коровы — и его жажда была утолена. 

Монотонно звучали молитвы, растворялись в плеске под ногами. Белоснежные руки жреца Господина Вод бережно придерживали розовую попку младенца. Тот послушно глотнул питье из поднесенного священного рога, подавился и закашлялся. Жрец перевернул мальчика вниз головой, погладил по спинке, покрытой темным пухом. Негромко запели водяные свирели, младенца вернули матери.

Шилуа был рад, что ему не нужно трогать это слишком крохотное и слабое существо. На него даже дохнуть страшно… Но родители нового наследника клана Дан выглядели счастливыми.

На улице шел снег. Вереницы праздничных огней терялись в нем, хлопья валили так густо, что едва можно было рассмотреть противоположную сторону дороги. Разговоры гостей и голоса колокольчиков, вплетенных в прически знатных ока, тоже поглощала падающая сверху белая тишина. 

— Как хорошо, — Шилуа позволил себе глубоко вдохнуть ароматный зимний воздух, запрокинув лицо. Пара снежинок осталась капельками на щеках, прежде чем небо закрыл зонт. 

— Ваша правда, Ваше Величество, день чудесный, — Нароа Ди О закашлялся в рукав.

— Снова простыли? — обеспокоенно спросил Шилуа. — Может, не стоило вам ехать?

— Не тревожьтесь, Ваше Величество, это все сырая зима. Но она однажды кончится, милостью Огненной сестры, — и он снова зашелся в приступе кашля.

Шилуа подошел и взял старого министра под руку. Края двух цветных зонтов столкнулись над ними, серые одновременно забормотали извинения.

— Ото Дан посоветовал оценить их горячие источники с целебной водой. И я приглашаю вас с собой.

— Почему меня?

— А почему нет? Я люблю с вами беседовать. Мы ничем не скомпрометируем друг друга. Здесь не Белая Цитадель, министр, и мы приехали праздновать и веселиться. Ну же, отбросьте тревоги хотя бы на парочку жи.

Нароа рассмеялся:

— Я рад, что Ваше Величество способны на этот подвиг. Что ж, и я попробую.

Хлопья снега теперь не валились тяжелыми комками, а парили, колыхались под слабым ветром, словно лепестки вишни. Вода узкого длинного бассейна неправильной формы была темной, по ней полз пар, как поземка по льду. Казалась ледяной, но когда Шилуа наклонился, чтобы потрогать, почти обожгла руку.

Серые шустро принесли стопки полотенец и подносы с закусками. Шилуа обернулся и посмотрел на обитель клана Дан, светящуюся окнами и праздничными гирляндами: Энива Дан занял гостей и понятливо оградил государя от лишнего внимания. Шилуа постановил себе после поблагодарить хозяина.

Освободиться от парадного облачения было истинным блаженством. Оставшись в одних нижних одеждах, Шилуа сошел в водоем по ступенькам, а потом уже снял и рубашку. Снег морозными уколами падал на плечи и спину, ноги и тело до пояса плотно обхватывала горячая вода. Хотелось нырнуть в нее с головой, но не хотелось после сидеть несколько жи, пока слуги заново соорудят прическу. 

Нароа устроился по самую шею в воде под навесом из туго сплетенных ветвей. По камням звонко текли ручейки. Пахло расцветающими улай. Шилуа дотянулся до кустика и сорвал желтую почку, принялся жевать. Сладко и горько. Положил затылок на свернутое полотенце и закрыл глаза. Можно вообразить, что в мире нет никого на много-много обо вокруг: ни придворных, ни вездесущей охраны…

— Мне и правда стало легче, Ваше Величество, — сказал Нароа после долгого молчания.

— Значит, не лгали, эта вода целительна. Может, купить вам домик по соседству с имением Дан?

Старик усмехнулся:

— Я подумаю об этом. — Помолчав еще, спросил: — Вы уже придумали, что ответите им на Совете? — Шилуа вздохнул. — Не тратьте свой гнев на них. В вопросах монаршего брака нет ничего личного, вы же знаете.

Разговоры о делах. Вечно дела. Шилуа знал: так будет — иначе не может быть. Спасибо и за то, что министр земледелия подарил ему половину жи тишины, нарушаемой лишь шорохом тающих льдинок. 

Несмотря на свой отказ вмешиваться в решения Шилуа, Нароа Ди О все равно не вмешиваться не мог. Шилуа делал вид, что не замечает. Ловил каждое слово, старательно изображая, что не придает им значения, однако взвешивал наравне со словами основного Совета.

— Я не так долго ношу корону, чтобы это всерьез могло беспокоить кланы. Все преследуют свои интересы, и я не стану принимать решения, пока не пойму каждый из них.

— Мне кажется, интерес на сей раз общий, и он очень прост, Ваше Величество. Народу так будет спокойнее, только и всего.

— Клан хочет королеву, — Шилуа медленно перекатил голову по уже остывшему полотенцу, открыл глаза, глядя на тающий над водой снег. — Думаю, дело в том, что отдельные семьи жаждут власти. Ведь если смотреть объективно, королева ни к чему: у них есть малыши. Целых два будущих правителя.

— Нынешний король Око Кумэ — заклинатель птиц, это тревожит многих. Его жаждут привязать к дому, создать некую… пуповину. У вас даже нет тиджи. И если бы вы хотя бы официально объявили консорта… 

Шилуа стиснул зубы. Опять это. Одни — особенно из числа чон-ша — хотят признания очевидной связи короля с его тар-чонхан, чтобы после сделать выгодный ход. Другие хотят их рассорить. Только недавно Шилуа получил сразу три доноса: что Тэй приходил к казначею и потребовал все свое жалование за будущий год. Что ездил в дарованный город в Синем Разломе и собирал дань, не подождав осени, как было бы должно. Что виделся с некоторыми стражами и "лекарем-птицей" наедине. У Тэя есть дела и помимо служения королю, у него есть друзья и есть его меони. Мало ли что могло понадобиться? Быть может, Тэй купил ей новый дом. Шилуа не задавал вопросов. В конце концов, отношения — это прежде всего доверие, так ведь?

— У нас много других проблем, и куда серьезнее, чем вопрос о тиджи.

— Это так, однако мелкие загвоздки часто бывают самыми раздражающими. Но и решаются куда проще. Я бы не советовал идти против желаний вашей семьи, уж простите за откровенность… 

Шилуа не был важен клан Мол'Эт сам по себе. Они его никогда не любили и ничем не заслужили ответных чувств. Они спокойно позволили Тикаэле вычеркнуть его из родовых хроник. Семья… Вот в клане Дан знают, что такое семья. И в клане Ал'Рей. Единственное действительно важное — это не клан, а спокойствие народа. Поэтому Мол'Эт будет править и дальше. А об этих крамольных мыслях бывшего тринадцатого наследника никто не должен узнать, никто и никогда.

— Я не сказал, что закрываю этот вопрос, только просил больше времени на раздумья. Оно пока есть.

— Вы хорошо держитесь. — Шилуа перевел взгляд на Нароа и вопросительно поднял бровь. — Многие по-прежнему видят в вас всего лишь мальчика, и ждут, когда ребяческая гордыня возобладает над здравым смыслом, — старик помолчал, провел рукой по воде. — Не поддавайтесь.

Шилуа улыбнулся. Вытащил из узла на затылке узорные заколки и, набрав побольше воздуха, нырнул.

***

Голубые горы в конце долины заходили друг за друга, как воротники многослойных халатов. Шилуа нравились покои четы Дан, которые ему отдали как почетному гостю. Высокую стену напротив постели занимала роспись, какую обычно делали в храмах Великой Матери или Огненной Дочери Ее. Энива Дан рассказал, что когда он был маленьким, то боялся темноты, и родители решили заказать художнику рисунок, чтобы сыну спалось слаще. На картине Пятый, изгнанный бог, погибал в сражении под яростными лучами-копьями богини Огня. Ее волосы будто светились цветом пламени — сказочная красота, какой не бывает у людей. Лицо, едва намеченное в мареве света, выражало строгое сострадание. Изгнанный же представлял собою черную, чуть размытую по краю тень с когтистыми лапами. Пятого очень редко изображалина фресках, а если и изображали, то непременно вместе с Огненной сестрой, противостоящей Ему, дабы удержать чудовище — пусть лишь нарисованное.

— Не стой у этого окна. — Тэй подошел сзади. — Здесь не Дон Хуа, расположение охранных постов может обойти даже ребенок. Я расставил и своих людей, но слепых пятен все равно куда больше, чем мне бы хотелось. 

Шилуа повел шеей, не отрывая взгляда от гор, но послушно отошел к соседнему окну, где на красной расписной ширме висела свежая рубашка.

— Не так быстро, — плечо мимолетно тронули прохладные пальцы. — Позволь посмотреть на тебя.

Шилуа обернулся с усмешкой:

— Не насмотрелся, пока мы плавали в источнике?

— Мне всегда будет мало. — Глаза у Тодо были темные-темные, и ничего в них не получалось прочесть, кроме этой горячей темноты. — Дай мне хотя бы это.

— Хорошо, — покорно склонил голову Шилуа. — Как мне?.. 

— Повернись. Убери волосы.

Шилуа сделал как просили и замер, глядя на расписную ширму с ящерками, розовыми на красном.

— Ты изменился. Стал еще прекраснее. Бог Любви даровал женщине русло ложбины меж холмов, а мужчине — два озерца… — Шилуа ощутил, как от стыда загорелись щеки. — У тебя их не было раньше. — Краткое прикосновение обожгло кожу: палец обвел ямки внизу поясницы. — Когда ты позволишь касаться себя, я не оставлю их сухими ни на одну ночь.

— Ваше Величество, — в комнату вошли слуги со шкатулками.

Оставалось надеяться, что они не станут задаваться вопросом, отчего лицо короля по цвету не отличается от ширмы. Испачкался!

Тэй исчез, словно растворился в воздухе. Он сказал, что будет ждать. Однако… тянуть дальше уже просто глупо. Или нет? И посоветоваться совершенно не с кем. Не с Нароа же! Хорошо быть по-настоящему зрелым, когда за плечами многие годы и набранный опыт, когда уже ничего не озадачивает и мало что тревожит.

"Тоири помнят прошлое, но ничего не знают о будущем. Про тревогу — ты не прав. Я тревожусь".

"О Белобровом?"

"И о нем тоже".

В последнее время отношения с подросшим братом у Небесного не ладились. Шилуа ничем не мог помочь — с его подростковыми проделками никто не возился, по большей части тринадцатого наследника наказывали, запирая в покоях или лишая еды. Это все не подходило для тоири, да и в действенности подобных методов Шилуа был совсем не уверен.

К тому же Красавица не несла яиц. Это тоже беспокоило, хотя Небесный и объяснял причину: разумные самки тоири были очень чувствительны к малейшим изменениям окружающей среды, и если год не собирался баловать богатой добычей или надвигались большие бури — семя отцов сохраняли до более благоприятных времен. Это не мешало парам наслаждаться друг другом, ведь телесное удовольствие и доверие — тоже важная часть отношений.

"Младший…"

Шилуа ощущал, что тоири хочет сказать нечто, но сдерживается. Чувствовал его беспокойство.

"За меня можешь не тревожиться".

"Я не могу защитить тебя от тебя".

Шилуа не ответил, но решительно закрылся. Некоторые вещи птице просто не понять — кончится ссорой. Лучше взять и доказать делом, что озабоченность Небесного абсолютно беспочвенна.

***

Уснул Шилуа уже после того, как колокол стукнул трижды — в покои залетела неведомо откуда занесенная муха, весьма удивленная тем, что вылупилась так рано. И видимо поэтому, не в силах успокоиться, она носилась по комнате до поздней ночи. А проснулся от того, что его резко рванули вверх и зажали рот. В полудурманном ужасе трепыхнулся, но руки тоже оказались надежно зафиксированы.

— Не бойтесь, Ваше Величество. Не бойтесь и не кричите. Мы не причиним вам вреда, это лишь мера предосторожности.

Шилуа сквозь стремительно рассеивающийся сон смотрел на людей, стоявших вокруг постели. Их было много — насчитал шестерых. И седьмой — за спиной. А клан Дан вовсе не так лоялен, каким казался… И где охрана? Тэй?!..

— Вы не станете кричать? Можно отпустить вас?

Шилуа медленно кивнул. Что еще оставалось?

Человек разжал железную хватку и спрыгнул на пол, совершенно бесшумно. В изножье постели горел какой-то странный светлячок, выявляя голубоватые очертания фигур и закрытых боевыми полумасками лиц.

— Что вам нужно? — спросил Шилуа, просто чтобы услышать свой голос: вряд ли этот вопрос имел смысл. — И что вы сделали с охраной?

— Лишь несколько дэ-и времени Вашего величества. Охрана цела, начинать переговоры с крови — плохая примета.

Семь темных фигур внезапно опустились на колени, склонив головы и сложив руки в жесте почтения. Шилуа удивленно поднял брови. Фигура в центре заговорила:

— Мы — семь Великих Теней. И с благословения Изгнанного пришли к новому правителю Око Кумэ, как приходим всегда, чтобы заключить сделку длиною в жизнь короля.

— Семь Теней? Что это значит?

Фигуры переглянулись, поднялись на ноги.

— Обычно уходящий король оставляет преемнику… информацию. Но в вашем случае было иначе.. Я объясню, Ваше Величество. Мы представляем собой клан, которого нет. Клан теней. Мы повсюду и нигде. Мы выполняем работу, когда нам готовы за нее заплатить. Мы невидимки.

— Убийцы, — выдохнул Шилуа. — Что за сделка? Мне не нужно никого убивать!

Он услышал сдержанный смешок и плотно сжал губы. Действительно, глупое заявление…

— Так уж повелось с давних пор. Тени приносят клятву, что не станут военной силой, направленной против правителя. Взамен берут обещание не искать способа уничтожить невидимый клан. Ведь наемные убийцы будут всегда… 

Шилуа молчал, обдумывая сказанное. Спрос рождает предложение, они правы: убийцы были и будут всегда. А так, имея связь с их главарями, этот клан — если можно так их назвать — удобно контролировать. Все в выигрыше. Хотя какой тут контроль? Скорее, это государство в государстве, и эти люди несмотря на свои поклоны и вежливое обращение совсем не похожи на просителей. Однако какой у Шилуа выбор?

— Клан Дан, получается, в этом участвует?

— Разумеется, нет, — снова подала голос крайняя Тень. — Мы решили, что встретиться с вами вне Цитадели будет куда удобнее для всех сторон.

И охраны тут куда меньше.

Шилуа пересел удобнее, колыхнув балдахин. Послышалось знакомое жужжание, которое прекратил глухой стук. Прямо возле плеча… Там торчало темное лезвие. На глазах Шилуа оно распалось черным дымом.

— Муха, — пожала плечами центральная Тень и, обойдя кровать, отряхнула попорченную резьбу на спинке. Шилуа успел рассмотреть перчатку без пальцев, на тыльной стороне которой крепились три тонких ложа с остриями. Где-то он уже видел подобное…

— Ваше Величество готовы принести клятву и принять наши?

— Какой смысл договариваться с правителем, которого могут вам же заказать уже этим утром?

— Тени даруют королю одну жизнь и одну смерть. Человек, которому дарована жизнь, становится неприкосновенен.

— Но разве это не противоречит вашим правилам? Я читал… "Смерти заслуживает каждый".

— Верно. Однако не каждый имеет возможность заплатить. Жизнь, дарованная Тенями, чересчур дорога. 

После долгой паузы ранее молчавшая тень подала голос:

— Обычно правители забирают дарованную жизнь себе. Так что вам не о чем будет волноваться. — этот голос оказался женским. Конечно, за время жизни в Ун Джум Тао стоило привыкнуть к женщинам с оружием, но наемная убийца… — Эту цену заплатили лишь раз за всю историю Око Кумэ.

— Правитель Этиела Та'У! — Шилуа даже подскочил на постели. — Его убили, отравив перчатку для ярнуна, верно? — Тени молчали. — Я не хочу давать ответ прямо сейчас. Мне нужно подумать насчет этой жизни… и смерти.

— Да, Ваше Величество, — снова отозвалась женщина. — Мы оставим свитки. Когда время придет, вам останется лишь вписать имена. Однако проследите, чтобы эти свитки не попали в чужие руки. И не советую тянуть, ведь гарантировать, что утром не придет заказ с вашим именем, мы не в силах. И тогда…

— "Смерти заслуживает каждый". Я понимаю. Вероятно, этот закон можно и обойти, — невесело усмехнулся он. — Если убийца выполнит заказ и скажет, что убил лично для себя.

— Это невозможно, — бесстрастным голосом отозвалась одна из Теней в центре. — Кодекс запрещает убивать без заказа, и даже если такое случается, Тень платит тройную цену. Все Тени неукоснительно следуют кодексу, иначе их души очень быстро отправляются к Изгнанному.

— Убийцы, убивающие убийц, — задумчиво покачал головой Шилуа.

Тень наклонила голову:

— Порядок невозможен без дисциплины. Вы готовы повторить за мной клятву?

Ночь — это жизнь мироздания, день — лишь ошибка, краткая вспышка, вызванная ближайшей звездой. Так верили поклоняющиеся Изгнанному. Смерть настигнет всех, и она вечна, а жизнь — всего лишь краткий миг. Очень унылая религия… Может, у убийц и не могло быть другой? Шилуа предпочитал верить в перерождение после того, как душа наберется мудрости у Великой Матери-Небо и станет готова вновь попытать счастья на земле.

Шилуа смотрел на два крохотных свитка — с белой и алой кисточками, которые лежали в ничем не примечательной шкатулочке из свиной кожи. Жизнь и смерть… страшно держать их в руках, словно два живых сердца.

Почему правителей убивали так редко? Может, дело не в неприкосновенности — ведь убить способен не только невидимка! Просто если подумать хорошо — устранить короля недостаточно. Вместе с ним придется вычищать сотни, если не тысячи людей, которые работают по системе, которую этот король наладил. Вокруг каждого правителя стоят десятки тех, кому он передает задачи, а у них — десятки помощников поскромнее, и так далее. Если убрать только правителя, на его место либо придет последователь — точно такой же, как предыдущий, либо вся система рухнет… А то и начнется гражданская война, во время которой у обеих сторон есть шанс проклясть все на свете.

***

— Что-то случилось? — Тэй обеспокоенно заглянул в лицо, прижался поцелуем ко лбу, словно проверяя, нет ли жара.

Шилуа отстранился, отвернулся к окну. Сцепил руки за спиной. Долго кусал губы, потом решился:

— Меня давно интересовал вопрос… Убийцы-невидимки оставляют клеймо на теле жертвы. Однако не носят ведь они с собой и жаровню? Что ты об этом думаешь?

— Я не знаю.

Шилуа резко обернулся и впился взглядом в такое знакомое лицо. 

— Может, это магия?

— Может быть.

— Такая же, как на твоем ручном арбалете?

Лицо Тэя дрогнуло, едва заметно. Шилуа вцепился в спрятанный в рукаве маленький нож.

— Я приказал страже утроить караул и никого не выпускать из этой двери. Хотя я и знаю, это вряд ли тебя остановит…

— Ши? — прошептал Тодо. — Что ты…

— Неужели жизнь порченого тиджи стоила так дорого? Годовое жалование тар-чонхан… Да еще восемь слитков сверху. Верно? Я ведь не просил убивать Ашу. Никто не просил… 

Тэй молчал, замерев, глядя в одну точку.

— Скажи мне правду, Тэй. Это все, чего я прошу.

Губы Тодо дрогнули, но тут же сжались в упрямую черту.

— Не знаю, чего ты хочешь от меня.

Шилуа раздраженно зашипел.

— Они приходили ко мне сегодня, Тэй. Семь Теней.

Страж вскинул голову, глядя расширенными глазами.

— Они… Они тебе сказали?! Они не могли!

— Нет, — мотнул головой Шилуа. — Я догадался сам. Должен был догадаться раньше.

Тодо сделал шаг до стула и рухнул на него, закрыв лицо руками.

— Так это правда, — полуутвердительно сказал Шилуа. — Ты Тень.

Он подошел к окну, распахнул створки и жадно вдохнул морозный солнечный воздух. Как можно верить, что эта красота — всего лишь дефект?! И добровольно жить в вечной тьме…

— Ши… Я…

— Ты не доверял мне. Понимаю. Я был глупым тогда.

— Нет, нет, не в этом дело. Раскрытую Тень… Не существует Теней, выходящих на свет.

— Их тоже убивают? — бесцветно спросил Шилуа.

— Да. 

Шилуа долго молчал, перебирая в памяти отдельные моменты.

— Ты рисковал. Зачем тогда дал мне арбалет? — он обернулся.

— Боишься меня? — тихо спросил страж.

Шилуа взвесил этот вопрос. Маленький ножик в рукаве, конечно, не помог бы. Зачем его вообще взял? Тэй и раньше не был каким-нибудь безобидным пекарем, он был Белым Стражем, он воин и убивал людей. Сам Шилуа тоже убивал людей. Так какая разница? 

— Не больше обычного, — нервно хихикнул он.

— Ты позволишь… приблизиться? — Тэй медленно встал, держа руки на весу.

Шилуа подошел, уселся рядом и потянул стража сделать то же. 

— Я никому никогда не скажу. Я никому не позволю тебя убить, и плевать на ваши законы. В Око Кумэ другие и ты мой подданный, в конце концов! Кого мне придется терпеть возле себя, если моего тар-чонхан утащат во тьму? Этого страшного жирдяя Мора?

Тэй улыбнулся — словно бы несмело, робко.

— Ну, чонхан Мор — не самый плохой вариант. Он хорошо разбирается в оружии, у него связи с мастерами… И не такой уж страшный, купил себе шляпу по последней моде, с кожаной лентой вокруг лица.

— Чтобы щеки не треснули, — расхохотался Шилуа.

— Ты правда… Не сердишься?

Выражение у Тэя было такое забавное, что Шилуа снова не сумел удержаться от смеха.

— Я не знаю, как ответить — он пожал плечами. — Ты мне врал столько времени… Я понимаю, почему. Хотя все равно не представляю себе… Вот скажи, как ты решил стать убийцей?

— Я не решал. Мать отдала меня Теням в два года.

— О, — Шилуа перестало быть весело. — Она получается… тоже?..

Тэй отвел глаза.

— Не пытай меня, прошу. Это сделает только хуже. И опаснее. Мой долг тяжел, не делай его тяжелее.

— Хорошо, говори только про себя. Так можно?

— Я не знаю, что говорить. Это все… слишком грязно для тебя.

— Что за чушь! А тебе… могут заказать убийство в любой момент? — Шилуа прикрыл рот рукой, — Значит тогда… чонхан из Ло До…

— Ты хочешь узнать имена всех, кого я убил?! — Тэй гневно отстранился. — Может, еще и рассказать тебе — как?

— Нет, — Шилуа, испугавшись, схватил его за руку. — Не надо. — Прости. Я всегда веселюсь, когда нервничаю. Пожалуй, ты прав, лучше ничего не говори.

До самой Белой Цитадели Шилуа обдумывал то, о чем узнал и составлял себе списки книг, которые собирался попросить в библиотеке. Главное, сделать это так, чтобы никто не заинтересовался, отчего король ищет рассказы про наемных убийц. Тэй, казалось, избегал попадаться на глаза. Хотя как говорить по душам, когда от суеты каравана отделяет лишь тонкий полог палатки?

Шилуа провел с придворными половину пути, а потом призвал Небесного. Процессия с вьючными ярнунами стала отдаляться, пока не обратилась светящейся гусеницей, карабкающейся по громаде снежной горы. Луны проделали путь от одной гряды до другой и были сожраны ее черными острыми зубами. Шилуа с Тэем добрались до Дон Хуа прежде остальных. В полете страж молчал, как язык проглотил.

— Что не так? — прямо спросил Шилуа, едва они оказались в королевских покоях. 

— Ты теперь не сможешь мне доверять, — Тэй выглядел совсем убитым. — Хотя я клянусь своим сердцем, что не причиню тебе вреда. Лучше лишу жизни себя, чем тебя.

Шилуа вздохнул и твердо сказал:

— Этого никогда не случится. 

— Ты взял себе жизнь? — лицо Тодо просветлело.

— Нет. Я еще ничего не решил.

— Ты обязан это сделать! Так обезопасишь себя хотя бы с одной стороны.

— Я не боюсь.

— Зато боюсь я! — он прижал к себе Шилуа, стал осыпать лицо лихорадочными поцелуями.

Шилуа кусал щеку, глядя на серебристую заклепку нагрудника перед собой. Потом решительно отстранился и положил руки на плечи притихшего от удивления Тэя.

— Приходи сегодня ко мне. Сегодня ночью.

Он смотрел на шею Тодо, где судорожно дернулся кадык. 

— Ты… Я могу?.. — голос прозвучал чуть слышно.

— Да, — Шилуа перевел взгляд выше, посмотрел в глаза.

Тэй коснулся его губ пальцем, потом едва не бегом покинул гостиную. До заката оставалось еще четыре жи.

Пришлось вызвать лекаря и выпить отвар, чтобы пройти унизительную, но необходимую подготовку к ночи с мужчиной. Питье сопровождалось лекцией на тему вреда для здоровья, который могут причинить столь радикальные меры. Лекарь отстал только после клятвенного заверения, что подобного не повторится. Тиджи почти никогда не пьют лекарств, а сидят на особой диете… Оставалось надеяться, что заниматься этим нужно будет не так уж часто — Шилуа точно не выдержал бы долго без любимых вкусностей!

Потом на какое-то время стало не до размышлений о чем бы то ни было, кроме как о правоте лекаря по поводу радикальных мер. Когда Шилуа наконец худо-бедно пришел в себя и улегся в теплой, наполненной ароматной водой купальне, то приступил ко второй части подготовки по трактату Циен. По крайней мере, собирался. Потому что в этот раз было больно, хотя обычно ведь не было! Тело упрямо отказывалось впускать даже один палец: сразу прошибало ледяным потом от пяток до загривка. Наверняка это никак не кончалось побочное действие трав.

Шилуа слышал, как медленно, почти неслышно падают капли в водяных часах. Скоро, очень скоро его поставят на четыре кости и… так ведь? Циен утверждал, что эта поза — лучшая на первый раз. Нужно перестать трястись. Ничего ужасного. Это проходят все, рано или поздно, так или иначе. И людям нравится.

Можно было бы выпить, в ящичке у постели стоял кувшинчик нно. Но это было бы неуважением к Тэю. Сейчас он придет, а Шилуа сидит тут, как… Он встал, прошелся от окна до стены. Пригладил волосы, тщательно расчесанные, распущенные по плечам. Наверное, нужно было готовиться по инструкции во второй главе, — как тиджи готовятся к первой ночи с новым господином. Как это называется? Что-то про ветряницу… Несколько дней пьют настойки, горячащие кровь, и ласкают себя, не позволяя перешагнуть границу наслаждения. Да, так наверняка было бы лучше. Так любой сможет кончить с криком даже под таким боровом, как чонхан Мор. Но Тэй вовсе не боров, он молод и довольно красив, а такое тело Шилуа хотел бы себе. Просто нужно собраться, перестать думать о всякой ерунде. 

Шилуа сам на это пошел. Он сам решил. Он хочет сделать все правильно.

В постель ложатся с любимыми, а ближе и дороже Тэя у Шилуа нет никого. Он должен быть счастлив. Он любим и страстно желанен таким человеком, как Тэй, его тар-чонхан, его Белый Страж. Его убийца-невидимка. Самый верный, самый благородный, самый сильный. Он это заслужил. Ши вытерпел, пока Тэй рисовал на его коже ножом! Вытерпит и это. Все, что угодно.

И когда на водяных часах солнце сменили серебряные лунные серпы и Тэй пришел, Шилуа подбежал и прижался, поцеловал первым. Стащил тяжелый ремень с мечом, с которым Тэй не расстался даже теперь, распотрошил ремешки нагрудника, дрожащими пальцами развязал тесемки верхнего слоя одежд.

Тэй пах чистой кожей и травяным мылом. Он целовал не так, как обычно — страстно и торопливо, а долго и едва касаясь губами и языком. Слишком медленно. И слишком плотно притиснул к себе, не позволяя снять оставшееся: тонкие нижние штаны и безрукавку на тесемках. Его кожа дышала жаром сквозь ткань. Запах изменился, но остался знакомым, разве чуть резче обычного. Потом Тэй отпустил Шилуа и стал гладить по лицу, будто старался запомнить на ощупь. Молчание казалось густым, как воск тающей на столе единственной свечи. Шилуа решился осторожно провести ладонью по плечу, по рельефу руки. Мышцы напряглись под прикосновением.

Шилуа облизнул губы и, неуверенно, тихо спросил:

— Наверное… полагается лечь на кровать?

Тэй провел рукой по распущенным волосам Шилуа. Потом потянул его с собой на постель, уложил рядом, глядя в лицо. Приподнялся и поцеловал в шею. Мокро, слегка неприятно. Сердце колотилось как безумное. Это ведь только начало. Надо расслабиться. Занятие любовью — удовольствие. Так пишут в книгах.

— Вообще-то полагается еще и раздеться, — чуть насмешливо улыбнулся Тэй.

— Да, конечно… — спохватившись, Шилуа сел и стал развязывать собственный пояс. Наверняка ни капли не изящно, а страшно неловко, и взгляд Тэя… Лучше отвести свой. Так спокойнее.

Пояс лег рядом длинной сверкающей в полумраке змеей. Едва последняя тесемка с узелком покинула петлю, Тэй резко опрокинул Шилуа на спину, распахнул полы, провел ладонями от плеч до бедер. Шилуа поспешно подтянул колени к груди, сворачиваясь улиткой.

— Я… мне просто… это кажется так… Прости.

— Оставь стыд за дверью, его здесь не должно быть, — Тэй дышал жаром в ухо. — Я понимаю, это твой первый раз. Все будет хорошо, любимый. 

Щеки запоздало зажгло. Тэй уткнулся в шею сзади, прижался. Шилуа напрягся, ожидая ощущения потирающейся о поясницу твердости, но на этот раз все не так, не так… Но Тодо сдвинулся ниже, уперся лбом в лопатки. Какое облегчение…

Жарко. Очень. Нужно унять эту дурацкую нервную дрожь. Почему он не попросил у лекаря еще и чего-нибудь успокоительного? Ну вот, кажется, дрожь передалась и Тэю, у него трясутся руки и дыхание сбилось. Подушку бы под голову, а то неудобно. Простыни холодные, наверное неприятно будет лечь на них голой спиной. Почему в мыслях снова какая- то чушь, а не горячее красивое тело мужчины в его постели? 

Наверное, Шилуа просто вообще не способен испытывать страсти. Даже не “вода”, а настоящий “камень”. С неожиданным состраданием подумал: тиджи ведь тоже бывают “камни”, и далеко не все желают своих господ. Груди стало прохладно: это чужие руки стянули последнюю тонкую рубашку, оголили плечи.

Тело к телу. Слышно дыхание. Что Тэй видит? Ничего хорошего: вспотевшая кожа, растрепанные уже волосы. Надо хотя бы выпустить губу из зубов и открыть глаза. 

Шилуа усилием расслабил мышцы на лице, одну за другой, повернул голову, и Тэй его поцеловал, раскрывая, как речную раковину — по зубам до уголка рта скользнуло теплом. Шилуа отвечал, чувствуя все усиливающуюся совершенно неуместную досаду. Почему нельзя просто полежать рядом? Поделиться спокойным теплом, а не обжигаться о почти болезненный жар? Но Тэй так желает, и он получит все, о чем мечтал.

Чужие пальцы гладили сначала ключицы, потом грудь, соски. Смущающе и странно, как будто по открытой ране, слишком… слишком. И совершенно не разобрать — приятно или нет. Шилуа вздрогнул, выдох вырвался мотыльком и растаял в полутьме.

— Чувствительный, — по голосу было слышно: Тэй улыбается. — Как раскрывающийся цветок на заре.

Рука тянулась ниже, через живот, и еще… Шилуа перехватил ее инстинктивно, стиснул пальцы на запястье и отвел в сторону. Потом только понял — почему. Чтобы любой ценой скрыть, что тело подло отказывается следовать приказам разума. Перевернулся на четвереньки, толкнул Тэя, впился открытым ртом в шею — как делали ему. Зачем так много веревочек у нательных безрукавок? Шилуа дернул узел не в ту сторону, плохо получалось следить за губами и руками одновременно, зато Тэй больше не пытался схватить его за член. 

Рука сжалась там неожиданно. Шилуа замер, как застигнутый на месте преступления, едва справляясь с новой волной дрожи.

— Что с тобой? — тревожно шепнул Тэй.

— Я… просто сильно волнуюсь.

— О чем? — изумился Тодо. — Клянусь, тебе не будет больно! Не со мной.

Шилуа сел на постели, отвел слипшиеся лохмы с лица.

— Я не такой, как ты мечтал, да? — криво улыбнулся.

Тэй рассмеялся счастливо: 

— Ты невозможный. И мой. Иди сюда.

Подвинулся и поцеловал снова, притиснув за затылок, напористо, не позволяя дышать, до боли прикусил губу. Свеча потухла, запахло горьковатым дымом. Послышался жалобный треск ткани, кровать колыхнулась. Чтобы удержать равновесие, Шилуа уперся ладонью в обнаженную грудь перед собой. Верх с низом поменялись местами, Тэй помянул Бездну, схватил за другую руку, дернул вниз, вниз… 

Горячий и совершенно каменный, похож и не похож на его собственный. Шилуа замер, старательно вдыхая и выдыхая чужое влажное дыхание. Но смотреть туда, на то, что обхватила ладонь, было выше его сил. 

Это ведь тоже Тэй. Это доставит Тэю наслаждение, ведь именно того Шилуа и хочет. Двигайся же, ну, эно тебя забери! Пальцы наконец услышали команду и обрели подвижность.

Почти так же, как с собой. Только рука Тэя поверх понуждала делать это резче. Шилуа спрятал полыхающее лицо в его плече. Кожа под губами пошла мурашками, Тэй застонал, словно его ранили, и руке стало еще жарче.

— Твой черед. Мы оба слишком долго ждали. Впереди вся ночь, любовь моя.

Шилуа мигом плюхнулся на живот, это наверное, выглядело даже забавно: 

— Подожди, я… сейчас. Я бы хотел сначала ну… сам.

Тэй хихикнул ему в спину, облизал шею и плечо, уже совсем не сдерживаясь — жарко и липко. 

— Все, что только хочешь. Трепетный мой. Давай, я всегда мечтал увидеть, как ты кончаешь. Однажды я нарисую тебя таким, как вижу сейчас. И стану носить у сердца.

Шилуа стиснул зубы, зажмурился. Ну же. Просунул ладонь между животом и кроватью, запустил под белье, стараясь вдохновить ту главную часть, что никак не желала принимать командование на себя. Рука мокрая от чужого семени… но может, так даже лучше?

Мышцы в челюсти ныли от долгого напряжения, грудь горела от недостатка воздуха, Тэй медленно выцеловывал бесчувственные линии крыльев на спине. Скорее всего, ему уже наскучило это странное действо, и он просто хочет поскорее развязаться и уйти. Он уже кончил, зачем еще морочиться? Шилуа — это не роскошный страстный принц из его фантазий, а мокрый от холодного пота, зажатый в камень комок в свалянных простынях. Мышцу у локтя свело, Шилуа откатился чуть вбок, чтобы не пережимать предплечье.

Тэй накрыл своей рукой руку Шилуа. Тот замер. Страж нежно провел по влажным пальцам, сжал их плотнее. Он смотрел туда в голубоватой ночной тьме, смотрел молча. Нравилось ли ему увиденное? Не то, чтобы у Шилуа особенно большой член, он сейчас даже не совсем вставший. Шилуа закрыл глаза и начал просто двигать рукой. Дышать. Медленный выдох, быстрый вдох. Тело наконец прекратило кочевряжиться, поняло, чего от него хотят. Наконец, все кажется, пошло, как надо. Губам было сухо и клейко, но нельзя отвлекаться, нельзя допускать в голову ни одной лишней мысли. Комната словно бы отодвинулась далеко-далеко, крохотные оконца роняли голубой свет на крохотную кроватку…

Знакомые ощущения захватили, дыхание прерывалось, живот начал мелко дрожать. И это наверняка выглядело ужасно глупо. Руки Тэя, теплые и скользкие, огладили бедра, подтащили ближе. Одна пробралась меж ягодиц. Гладила, медленно, уверенно, и это даже могло бы быть приятно, если не задумываться о том, что это… рука с грубоватыми пальцами, жесткими волосками, чужая рука, и неужели Тэй хочет в первый раз взять его так, на спине? Это ведь опасно, самая лучшая поза для неопытного тиджи — на коленях… 

Член в руке обмяк. Опять. Всхлип прозвучал отчаянно жалко. Шилуа точно ни на что не способен. Не способен довести до конца дело, с которым справляются даже навозные жуки. Он скорчился на боку, прячась в попавшуюся под руки подушку.

Тэй схватил за плечо, развернул и склонился к паху, так низко, что дыхание достигло саднящего кончика члена. Шилуа взбрыкнул ногами, едва не заехав Тодо в лоб, оттолкнул за плечи.

— Нет, не надо! — сорвался: — Пожалуйста, пожалуйста, хватит, — не получалось справиться с голосом, не получалось справиться со всем Шилуа сразу — вновь трясущимся, со слабыми пальцами, захлебывающемся в собственных соленых слезах, забивших нос. — Тэй, ты не должен… не должен так унижаться.

Тот поднял голову, улыбнулся: 

— В постели не существует ничего унизительного, если этого… хотят оба.

— Но я не хочу! — крик удалось пережать связками, стиснуть внутри и не дать вылететь, но губы шевельнулись все равно — хоть и без звука.

Тэй отшатнулся, лицо враз окаменело.

— Ты опоздал с этой фразой на жи. Нет, молчи теперь, — вскочив, он стал одеваться. Шилуа бросился к нему, но сильный удар отбросил назад, скула врезалась в столбик постели, в глазах вспыхнуло. — Твоя жалостливая благодарность сделала из меня Тикаэлу!

Хлопнула дверь.

Шилуа, всхлипывая, гладил столбик, ребрышки резьбы жгли кончики пальцев.

Потом ощутил присутствие Небесного. Рядом-рядом, близко и внутри. Возмущение, ярость, сострадание.

"Не надо, я сам виноват".

"Страннее всего в людях то, что вы лжете даже себе. Ты не сможешь обмануть свое сердце".

"Неправда. Я хотел… Я на самом деле думал, что хочу этого. Так было надо. Но я… не могу быть… наверное, ни с кем. Все могут, а я — нет. Что, если мне пришлют тиджи? А я опять не смогу?.. Это же большое оскорбление, и вдруг из-за меня начнется война… И Тэй… он теперь думает, я притворялся… врал, как…"

Небесный не отвечал на этот поток бессвязных жалоб, только источал спокойствие и принятие, словно ждал объятий, раскрыв крылья. Как жаль, что королю нельзя так просто просто выйти наружу, прижаться к груди своей птицы и остаться спать под огромным теплым крылом.

Тоири очень-очень старательно и благородно старался не думать о том…

"Это все из-за того, что он — не самка".

"С чего ты решил, что с самкой было бы иначе?!"

"Я знаю, что твое тело реагирует на красивых самок. Ты воркуешь, даже если сам не слышишь".

Шилуа истерически хохотнул сквозь слезы, и в этот момент почувствовал жгучую боль. Потрогал щеку: там было липко, мокро не только от слез, но и от крови.

"Я сделаю ему такой же шрам".

"Нет".

Обычное безволие или физическая немощь — без разницы. Это оттолкнуло и ранило единственного близкого человека. Шилуа нашарил какой-то комок ткани и прижал к кровящему лицу — до утра сойдет — и заполз под одеяло. Потом позволил Небесному убаюкать себя, унести в сон под безмолвными и холодными горными звездами.

Утром лицо выглядело отвратительно. Выходить в таком виде нельзя было и думать. Не приведи Великая Мать, увидит Тэй! Но никакие примочки и пудра не смогут скрыть огромный синяк с разошедшейся в центре кровавой трещиной. 

Шилуа не стал дожидаться слуг, подошел к зеркалу и достал из маленького ящичка бутылек с волшебной водой. Очень страшно, но на нее вся надежда. Жидкость пахла приятно, как весенние духи. Шилуа достал деревянную палочку для подводки глаз и, макнув, быстро капнул на рану. Больно не было, только щекотно. Шилуа стер с кожи приставшие кровяные чешуйки и оглядел свое совершенно гладкое лицо. И правда — магия… Словно он моргнул и открыл глаза во вчерашнем дне. Вот бы так было можно: вернуться во вчера и сделать все по-другому. 

Вскрикнув, он выронил палочку, из которой выстрелил в ладонь зеленый росток. Пометавшись по комнате, выбросил жутковатую штуку в окно — авось, унесет ветром и закопает в снег.

Очень хотелось держаться достойно. Завязать свои чувства в узел, оставить Тэю Тодо полную свободу действий и решений. Но, увидев стража, Шилуа потерял всякое подобие разумности, не говоря о гордости. Он даже не огляделся вокруг — есть ли кто, смотрит ли? Слышит? Главное, чтобы слышал Тэй.

— Пожалуйста, прости меня. Я думал, что смогу, но я… Прости!

— Не стоит.

— Теперь ты… у-уйдешь? — голос трясся немилосердно.

Страж очень долго молчал. Потом негромко сказал:

— Я нужен Вашему Величеству. И пока я нужен, буду служить, — холодно поклонился Тэй. — Прошу извинения, но меня ждут дела.

***

Волшебная бумажка оказалась такой тоненькой, что Шилуа вообще засомневался, что это — бумага. Страшно было порвать ее кончиком перышка, которое выводило буквы на ежащейся от малейшего выдоха глади. Носителю Крылатого Венца дарят одну жизнь и одну смерть. И он выбрал, чья это будет жизнь. Жизнь новая — без тьмы, без страха и лжи. Это достойный дар для достойного человека. Белого Стража, тар-чонхан Тэя Тодо. Едва он свернул свиток, как тот исчез с легким хлопком.

Кого-кого, а Луна Шилуа ждал меньше всего. И меньше всего желал видеть. Однако лекарь настойчиво просился и прождал у дверей добрых три жи, после чего Шилуа приказал впустить его и сел на подоконник, обняв одну из подушек.

— Ваше Величество… — Лун так и не научился кланяться как полагается.

— Что тебе нужно?

— Мне… Как вы себя чувствуете?

Разумеется, помощник лекаря знал, какие травы он просил вчера. И без труда догадался, зачем.

— Приемлемо. Передай своему учителю, что отвар не так страшен, как он мне говорил. 

— Отвар? — растерянно переспросил Лун. — Я видел, что белье было в крови. И…

Шилуа скрипнул зубами и отвернулся. Проклятый шпион. Хотя можно ли его винить?

— Что произошло? — Лун подошел, посылая к темным эно все правила этикета. — Тэй… он мог быть грубоват, но неужели?..

— Все хорошо, я в порядке, — прошипел Шилуа.

— Это очень опасно! Позволь мне взглянуть, насколько все серьезно, прошу.

— Не нужно. Я просто ударился. Лицом, а не… тем, чем ты подумал. — Шилуа заставил себя посмотреть лекарю в глаза. — Это пустяки. Утром я залечил рану тем магическим эликсиром, который ты давал. Просто не хотел, чтобы кто-то видел короля с раскроенной рожей. А о простынях и не вспомнил. 

— Что произошло? — упрямо повторил Лун и нагло уселся рядом. В высшей степени непочтительно. Его волосы пахли травами, как сонный чай. — Шилуа… не молчи. Я же вижу, что-то не так.

— Какое тебе дело?! До меня? Иди, утешай его! И вообще…

Слова выливались изо рта, будто долго сдерживаемая рвота. В какой то момент Шилуа понял, что Лун обнимает его. Ужасно, ужасно, но так тепло и крепко. 

— Тише, тише. Ты ни в чем не виноват. — Шилуа всхлипнул и вскинулся в возмущенном удивлении, вытер лицо. — Прости меня, — сказал Лун. — Я был сильно неправ. Я судил о тебе неверно.

— Ты просто… его любишь, — просипел Шилуа сквозь слезы.

— Не в этом дело. И мы говорим о другом. Я тебя понимаю. Это бывает, правда не очень часто, но бывает. Я родился таким же, я не могу быть с женщиной. Совсем. У меня случился подобный опыт в юности. И это тоже было весьма… неприятно для обеих сторон. — Лун вытащил из рукава платок и провел им по щекам Шилуа. — Поплачь, а потом успокойся. Никто не умер. А пока никто не умер, все еще можно наладить.

Тэй ворвался в покои, когда Лун все еще утешал Шилуа, сидя в ворохе подушек.

— Что ты наделал?! — он, казалось, вовсе не увидел Луна, настолько озверел. — У меня была семья! Теперь ее нет! Спасибо, Ваше Величество! — издевательски воскликнул он. — Лучше бы сделали, как вам велели!

 — Что?! — Но… я же… я хотел помочь!

— Ты обязан бы в начале спросить меня, чего я хочу! — Тэй широкими шагами подошел и наставил палец. — Ты не один из богов, чтобы распоряжаться судьбами по своему усмотрению!

Шилуа разозлился.

— Но я король! И они дали мне право на это! Ты сам сказал, что твой долг чересчур тяжел!

— Долг тар-чонхан намного тяжелее!

— Освободить тебя и от него? — хрипло спросил Шилуа.

— Хватит! — вскочил Лун, — Перестаньте. Вы уже и так измучили друг друга, пора положить этому конец!

— Что ты здесь делаешь, во имя Изгнанного?! Это не твое дело!

— Не мое. Но я не уйду. 

Шилуа с ужасом увидел, что Тэй коснулся меча.

Лун покачал головой, подошел к нему вплотную, глядя в глаза: 

— Я тебя не боюсь. А вот мальчик боится. Хватит, возьми себя в руки. Довольно. — Он охватил напряженные пальцы стража своими.

Тэй убрал ладонь с рукояти, отвел взгляд, а Шилуа ощутил, что снова может дышать. Лун обернулся, кивнул и увел стража из комнаты. Шилуа лег на подоконник и зарылся в подушки с головой. Оледеневшее стекло хорошо охлаждало горящий лоб.