В следующий раз она встречается с Гепардом, когда родители передают через него ключи от выкупленного разорившегося музыкального магазинчика с небольшим жилым помещением на втором этаже. Эта вынужденная подачка: не могла же мать позволить Сервал остаться на улице, все равно выглядит как укор – займись, наконец, делом. Как назло это место находится буквально в двух шагах от Форта Клипот. И это, возможно, тоже своего рода послание.

Пусть Сервал не так искусна в намеках, но она решает, что имеет такое же право как и все выразить свое отношение к произошедшему. И заявить об этом так громко, как только сможет.  А посему, еще не распаковав вещи, закатывает в новом доме грандиозную вечеринку с концертом до рассвета.

Среброгривые Стражи несколько раз являются и стучат в двери в тщетных попытках призвать нового жильца к порядку, но им даже не открывают.

Наутро к ней приходит брат. По его каменному лицу ясно, что он усиленно обдумывал предстоящий разговор, и в его голове он так и не сложился во что-то удовлетворительное.

– Что, собираешься напомнить мне, как я позорю семью? – Сервал щурится от яркого утреннего света. И не сомневается, что ему уже нажаловались коллеги.

– Вообще-то я пришел попросить тебя помочь кое с чем. Но вижу, ты вряд ли сейчас в состоянии, – он морщится. По воздуху плывет табачный дым и тонкий дух перегара.

– Можешь говорить все, что думаешь.

– Я не собираюсь тебя осуждать, – Гепард делает шаг и  случайно толкает стоящую на полу бутылку. Та со звоном катится по деревянным полам. – Просто надеюсь, что Рысь… не пойдет по твоим стопам.

– Почти комплимент, – Сервал пожимает плечами. Всем своим видом она показывает, что теперь все что происходит в ее доме – не его дело. Она не потерпит больше ни покровительственного тона, ни нотаций. Никаких проклятых шкафов. И думает, что стоит позвать Рысь в группу.

– Ты могла бы найти лучшее применение своим талантам.

– Мы оба знаем, что у меня нет никаких талантов. Но если она думала, что заставит меня замолчать… Я заставлю весь мир кричать ей в окна.

– Делай, что хочешь, – отмахивается Гепард, – Только зайди к Данну как проспишься. У него уже живых обогревателей не осталось, а сколько торчать в Запретной зоне его ребятам одному Сохранению известно. От технологического отдела теперь не допросишься помощи…

Он выходит за дверь, не замечая конверта, валяющегося на полу, и оставляет на нем отпечаток ботинка. Сервал подбирает этот самодельный прямоугольный сверток, сероватый от налета, похожего на золу. Внутри обнаруживается письмо, написанное торопливо и небрежно:

«Дорогой друг!

К сожалению, обстоятельства не позволили мне явиться на встречу с Вами. Но в том совершенно нет моей вины: Среброгривые Стражи любезно пригласили меня побеседовать относительно претензий некоторых моих покупателей. Уверяю вас – абсолютно беспочвенных. Я – честный торговец и всегда продаю лишь то, что мои клиенты желают получить. Порой я просто не в силах отказать им в их самых смелых желаниях, но разве это преступление?

Из лучших побуждений и в знак нашей дружбы я передаю Вам это письмо. И от всего сердца поздравляю с новосельем,

Ваш Сампо Коски».

В письмо обернуты листы, где совершенно иным, округлым и убористым почерком выписаны все имена оставшихся в Подземье служащих. Напротив каждого имени стоит лаконичное «погиб», «неизвестно», или «жив», чаще всего с припиской «лб». «Лагерь беженцев», как пояснено ниже. Реже указаны привычные адреса – улицы и номера домов в Камнеграде.

Сервал хочет бросить листы в огонь. Но рука не поднимается поступить так, пусть это было бы правильно. Все, что написано этим мошенником – ложь, рассчитанная на то, что Сервал опубликует фальшивые сведения и приведет к нему толпы новых клиентов, готовых отдать любые деньги за весточку от родных. Никто не сможет его уличить. Никто не узнает правды, пока Блокада не окажется снята. Если она когда-либо окажется снята. Сервал убирает письмо подальше, твердо решив, что не станет играть на руку этому проходимцу.

Она осознает, как долго металась, будто в ночной вьюге. Долго не знала, что ей делать, что думать. Но, пожалуй, виски отлично прочищает голову. И пусть с привкусом головной боли, она отчетливо чувствует ярость. И как никогда понимает, что имеет право злиться. На Коколию. На родителей. На тех, кто хотел бы ее использовать, и тех, кому стоило бы держать свое мнение при себе. И эта ярость освобождает.

В этой ярости как в пламени куются песни – рваные, небрежные, злые. Не чета прежней лирике о любви и звездах. Новые слова – о протесте, о гневе, о разрушении. Все они адресованы одному человеку. Сервал стоит больших трудов не делать текст чрезмерно личным, чтобы припев все еще мог подхватить кто угодно.

Злость – вот чего не хватает жителям Белобога. Потому что надежды у них и так в избытке.

Сервал выступает на центральной площади Административного квартала, ничего не согласовывая, не спрашивая разрешения. Стражи приходят в замешательство, впервые увидев толпу, собравшуюся прямо перед лестницей Форта. Но особых распоряжений не поступает, поэтому офицеры разумно решают не раскачивать лодку, провоцируя стычки с гражданскими, и просто выставляют оцепление вокруг разгорячившейся толпы с тем, чтобы столпотворение не переросло в стихийные беспорядки.

Само собой возникает хрупкое равновесие, в котором Стражи предпочитают не трогать эти собрания, пока они не перерастают из концертов во что-то большее, а людям хватает и этого глотка свободы. За шестьсот лет Эры Фортификации они привыкли довольствоваться малым: возможностью покричать песни на улице или… прочесть хотя бы одну запрещенную книгу.

«Приключения в Снежной стране», начавшие свой путь с одной переписанной тетрадки, теперь издаются вопреки всем протестам цензорского бюро. Мечта о том, что, может быть, где-то за стенами Белобога есть еще люди, оказывается сильнее всяких запретов. Архитекторы неохотно признают поражение: запрещенную или нет, книгу и так уже прочли все. И вокруг «Приключений» только множится число бесконтрольных рукописей, которые передают в обход цензорского бюро читателям напрямую – так формируются литературные кружки.

Конечно, и эти концерты, и собрания фанатов книги – островки только мнимой свободы. Но тем ценнее возможность найти что-то светлое в реальности, где Блокада длится уже годы, в Снежных полях гибнут Стражи, а Фрагментум врывается в верхний город, пожирая целые кварталы.

Гепард нехотя признает, что все чаще слышит, как рядовые, стоя в карауле или обходя улицы в патруле, напевают себе под нос песни Сервал, а возможность постоять в оцеплении становится местной разменной монетой. За проступки Стражей наказывают, сдвигая их дежурства с предполагаемых дат концертов, кто-то меняется сменами за разного рода услуги. Ведь это сказка, а не работа: посмотреть на выступление Сервал вживую, главное - упорно делать вид, что охраняешь Форт. Под закрытым забралом шлема никто не увидит, если даже начнешь подпевать, главное – не начать пританцовывать на месте.

Выучив песни наизусть, толпа скандирует их, захваченная азартом. Но окна Форта неизменно остаются темны и безжизненны. Где-то там за безразличными ко всему стеклами скрывается кабинет Коколии, их в прошлом общая спальня, комната юной Брони… но ни в одном не загорается свет, не мелькает предательски силуэт. Эта осада ночь за ночью наталкивается на полное пренебрежение. И Стражи, даже не пытающиеся сорвать выступление, разогнав толпу по домам – часть этого холодного равнодушия.

Коколия, которую Сервал знала, поднялась бы на крышу Форта, чтобы слушать музыку всю ночь. Но Коколия, которую знала Сервал – лишь образ, меркнущий с годами. И Сервал больше не надеется вернуть его. Она только просит людей кричать громче, увереннее, в надежде, что их голоса окрепнут, а сердца растопят лед равнодушия к собственной судьбе.

Однажды Сервал замечает в толпе проблеск александритового стекла. Она запинается, позабыв слова собственной песни. Никто не замечает этого – ее голос и без того тонет в шуме, похожем на вой метели. Свет бьет ей в лицо и в темноте почти невозможно ничего разобрать – проблеск скрывается где-то в толпе, пока Сервал беспомощно стоит на сцене… Ни побежать вслед, ни броситься прочь.

Пелагея умудряется договориться о том, чтобы ей отдали вещи Сервал, по крайней мере, те, что не имеют никакой ценности в качестве вещественных доказательств по уже закрытому делу. Ей охотно идут навстречу: обвинения уже выдвинуты и наказание в отношении Сахарова приведено в исполнение, лишний хлам на складе Стражам совсем ни к чему. Среди возвращенного обнаруживаются тетрадки с наметками стихов, смена одежды, которую Сервал хранила в кабинете, и футляр ее старой гитары, который, по видимому, даже не открывали. Иначе Сервал не может объяснить, как ей отдали прибор, из-за которого раньше чуть не отправили в тюрьму. Сервал смеется и говорит Пеле, что она – лучший шпион всего Белобога. Ведь она выкрала, сама того не ведая, результат многих лет работы Сервал и самую секретную и опасную разработку по мнению Архитекторов. Пела только смущенно протирает очки и бормочет, что понятия не имела ни о чем таком.

– Но разве они не искали его?

Пела пожимает плечами:

– К делу были приложены только ранние твои доклады. А там лишь гипотезы и предварительные данные лабораторных симуляций. В этих бумагах еще не шла речь об опытном образце. Видимо, никто и не знал о его существовании.

Сервал вспоминает, как Сахаров забирал ее статьи и доклады, описывающие опыты, для рецензирования. В этом не было ничего такого: он ведь являлся ее научным руководителем. Но подавал ли он их в научный Архитекторский совет, публиковал ли? Сервал мало интересовала эта сторона ее работы, конференции навевали тоску, круглые столы, длившиеся часами, вызывали приступы дурноты. И если даже все ее работы осели в столе Сахарова, это и в былые времена не вызвало бы сожалений.

– Сахаров скрыл поздние доклады? Но тогда получается, что его арестовали даже не за попытку узнать правду, а только из-за того, что у нас была только возможность к ней подступиться.

– Правду ли… – с сомнением отзывается Пела.

В чем-то она, конечно, права. Неужели кому-то удалось бы сотни лет к ряду дурить Архитекторов? Но, с другой стороны – бессмысленно скрывать что-то, о чем ты не имеешь никакого понятия. И если на самом деле Коколия с самого начала знала что-то о Стеллароне… то почему же она так яростно защищает это знание? И чем невинное исследование могло бы навредить Сохранению?

Вопрос повисает в воздухе. И ответ на него все равно не имел бы никакого значения.

Сервал рада находке не только потому, что ее труд не достался Архитекторам и не сгинет в архиве. Двое самых родных ей людей пропадают неделями в Снежных полях. Она разрабатывала защитный механизм, думая о них. Хотя данные пары испытаний нельзя назвать надежными, но это, во всяком случае, хоть какая-то надежда, что их пребывание за стенами города станет чуточку безопаснее. И то, что устройство никто не ищет, можно и вовсе назвать благословением Клипота.

Устройство она отдает брату, настрого запретив открывать его. Естественно, этот запрет нарушается едва ли не в первый день, но никто из техников не может понять, что за ком проводов и схем упрятан в совершенном беспорядке в гитарный футляр.

Место, где она живет, называется теперь мастерской «Незимье». Потому что то, с чем невозможно бороться, можно, во всяком случае, отрицать.

Не сказать, что дело идет хорошо: Сервал скучно ковыряться в однообразных приборах, она не любит жесткие сроки, предпочитая работать по вдохновению или мастерить что-то новое из запчастей. Ее куда больше увлекают тонкие акустические приборы, а не вечно перегорающие плиты и обогреватели. И потому часто и вовсе отказывает в своих услугах клиентам. «Мастерская закрыта, простите».

Исключение составляют только Стражи. Им все сложнее справляться с мелкими поломками, браться за которые технологический отдел откровенно не хочет, без того загруженный обслуживанием автоматонов. Раньше офицеры могли договориться с самой Сервал, чтобы поторопить штатных ремонтников, теперь же и договариваться особенно не с кем. И, хотя Стражи обеспечивают бесконечный поток заказов, с оплатой все обстоит не так радужно. Стрясти деньги с отдела обеспечения – задача, которая не каждому под силу, а все время платить из своего небезграничного жалования за казенное оборудование Стражам не слишком-то хочется.

В любом случае, Сервал никогда не работала ради денег и не планирует начинать. Ее дела не настолько плохи, чтобы всерьез волноваться о хлебе насущном. И, в целом, находит, что ее тревоги по большей части мелкие и пустые. Так стоит ли тратить на них нервы?

Она может заниматься музыкой, может позволить себе не работать, когда ей лень, или работать – когда ей скучно. Ее узнают на улицах, у нее просят автографы и совместные фото… Порой Сервал обнаруживает, что у нее болит лицо из-за необходимости подолгу улыбаться, но это малая плата за такое беспечное и легкое существование.

Каждое утро она поднимается рано, чтобы увидеть из окна короткую пересменку караула у Форта, которой иногда руководит Броня. Серьезная не по годам, она изо всех сил пытается оправдать свое звание. Их разделяет не больше десятка шагов и открытая дверь мастерской. Но Броня никогда не пересекает этого расстояния. Сервал смотрит на прямую спину, на безукоризненно белую форму Стража, блеск александритового стекла одинокой сережки… и думает, что наверняка Броня уже не помнит их встречи в приюте, игр в солдатиков и догонялок на коньках. Не помнит ни имени, ни лица… Только, возможно, знает ее теперь как госпожу Ландау, сестру своего бравого сослуживца.

Гепард рассказывает порой между делом об успехах Брони, бесстрашной и непреклонной, какой она была с самого детства. Сервал думает, что наверняка Коколия очень строга, а Архитекторы отстранены, что Броне, верно, приходится тратить много сил, чтобы заслужить их похвалу. Но Сервал больше не позволено вмешиваться. Она только просит брата быть помягче с юной будущей Хранительницей и не отпускать ее далеко от себя, чтобы они оба были защищены полем, рассеивающим Фрагментум.

Фрагментум подступает все ближе к Форту, но помощи ждать неоткуда, Архитекторы будто даже не пытаются решать навалившиеся проблемы. Подземье продолжает выживать неведомо как – и поставлять геосущность в обмен на продовольствие и лекарства.

Кажется, что теперь уже ничто не изменится. Но однажды Сервал видит у входа в мастерскую троих странно одетых подростков.

Они говорят о Стеллароне в полный голос, прямо на улице, будто обсуждают погоду, а не нечто совершенно секретное. При этом обнаруживают совершенную невежественность в вопросах отопления, удивляясь простейшим обогревателям, которые видел каждый ребенок в Белобоге. Они утверждают, что являются путешественниками между мирами. Сервал рассмеялась бы в голос, если бы не упоминание Стелларона. Она зазывает гостей в «Незимье», пока эти разговоры не привлекли внимание Стражей. Ожидаемо, эти ребята не испытывают восторгов при виде тех механизмов, которые чинит Сервал, но все равно они внимательно слушают ее и ведут себя вежливо.

Девушка с розовыми волосами, Март 7, показывает свой фотоаппарат, который за секунду запечатлевает и даже печатает изображения. Она демонстрирует его в действии, просто направляя объектив на себя и Сервал – без штатива, без тщательной подготовки, так, будто делала это тысячу раз до этого. А после недолго трясет вылезший снимок, яркий и четкий. Сервал долго рассматривает аппарат, вынужденная признать, что ей не знаком мастер, способный сделать подобную вещь, а технология мгновенной проявки едва ли вообще знакома кому-то в Белобоге.

Март показывает еще несколько фотографий – портрет невероятно красивой женщины с маленькой чашечкой в руках, какую-то комнату в розовых тонах и… огромный ледяной шар, висящий в пустоте. Если приглядеться, можно увидеть еле различимый силуэт Март, будто она фотографировала вид из окна.

– Это Ярило-6. Ваша планета. По крайней мере, так она была обозначена на картах Корпорации.

Сервал хмыкает. Чудное название, с другой стороны, если миров действительно множество, почему они должны иметь какое-то особенное или уникальное название? Спасибо, что не просто многозначный порядковый номер. Она долго вглядывается в снимок, так напряженно, что начинает различать мелкую зернистость и рельеф фотографической бумаги. Но на теневой стороне она не видит ни одного огонька – ни следа другого осколка выжившей цивилизации на всей планете.

Другие «путешественники» не так общительны. Мальчик в зеленой накидке, Дань Хэн, все больше поджимает губы и складывает руки на груди, не определившись, хочет он принять вид скучающий или настороженный. Сервал он напоминает Пелагею в самом начале ее службы – та тоже что только ни делала, чтобы ее воспринимали серьезной и взрослой. Но ни угрюмость, ни молчаливость не способны скрыть нежную юность его лица.

Стелла больше всего из троицы похожа на иномирку: она обшаривает пространство таким потерянным взглядом, будто никак не может взять в толк, как она тут оказалась. Она безотказна любым просьбам, хотя откликается на них будто механически, между делом. Не отказывается даже от предложения поработать в «Незимье», хотя это и была всего лишь шутка, чем возмущает Март.

Сервал думает, что даже если это все глупый розыгрыш, он поднял ей настроение. Но на следующий день целый отряд Стражей окружает отель «Гёте», чтобы задержать гостей, и становится ясно, насколько все на самом деле серьезно.

Пела рассказывает об этом после того, как и путешественники между мирами, и отряд Брони скрываются во Фрагментуме и исчезают там без следа. От осознания, что Фрагментум мог поглотить их всех, у Сервал холодеют руки. Стражи организуют поиски, но сутки о пропавших нет никаких вестей. Сервал кажется, что внутри нее все вымерзло и рассыпалось прахом, осталась одна оболочка, движущаяся по привычке, словно монстр Фрагментума.

Когда кто-то начинает настойчиво трясти стеклянную дверь мастерской, она не сразу откликается. Ее голос звучит как обычно бодро – она сама удивляется, как может еще говорить о таких будничных мелочах, как режим работы. Но вдруг узнает голос Март 7.

То, что происходит дальше, трудно уложить в голове. В мастерскую вваливаются четверо – путешественники и угловатая девочка с колючим и цепким взглядом. Ее болезненная бледность и худоба вполне подтверждают рассказ о том, что она – жительница Подземья. А после Сервал читает письмо Брони, где рассказано и об их новой знакомой – Зеле, и о Подземье, и о Стеллароне. Обо всем, о чем Сервал некогда жаждала знать, обрушилось на нее одномоментно, как массив лавины. Они с Сахаровым были одновременно близки к правде и бесконечно далеки от нее – Стелларон порождает Фрагментум, но коррозия Фрагментума разрушает не материю, а саму ткань пространства. Подростки, по возрасту не старше гимназистов, рассказывают как о само собой разумеющемся о том, на что Сервал потратила годы, в тщетных попытках понять.  И, в конечном итоге, все оказалось зря, ведь все это уже было известно и первым Архитекторам, и Хранительнице – и скрыто ими же. Потому что они не могли или не хотели уничтожить Стелларон, источник бедствия их тесного холодного мира.

Сервал чувствует, что еще немного – и она потеряет самообладание. Но понимает, что она все еще единственная взрослая в этой компании, что на нее рассчитывают не только эти странные дети, но и Броня, которая наверняка понимает, что матушку она переубедить не сможет, пусть и решила попытаться. Броня, по крайней мере, сейчас в безопасности: Коколия наверняка страшно разозлится, но что она сделает собственной дочери? Запрет ее в комнате? Это, пожалуй, будет им лишь на руку. Но действовать надо до того, как Архитекторы успеют что-то предпринять.

Сервал спрашивает Март, есть ли у них хоть какой-то план? И, конечно, кроме как прорваться боем к Стелларону, они ничего предложить не могут. Это, пожалуй, ожидаемо. Сервал думает. Через Запретную зону они вполне могут пробраться без шума, если только разминутся с братом. Гепард упрям, переубедить его будет не просто, а они спешат.

Когда снова раздается стук в дверь, Сервал понимает, что за всеми волнениями совершенно забыла о том, что к ней должен был зайти брат. Гости бросаются врассыпную прятаться, но в мастерской не так много подходящих для этого мест. Разговор откровенно не клеится, Сервал тратит все силы на то, чтобы унять дрожь, охватившую все ее тело. Гепард замечает эту странность с некоторой досадой: он не любит чувствовать, что пришел не вовремя.

Оставив защитное устройство для очередного ремонта – Сервал думает устало про себя, что опять он был неосторожен, а гитарный футляр совсем не предназначен для того, чтобы его использовали как щит и меч против монстров, – он собирается уходить.

Чтобы решить окончательно, действительно ли она поступает верно, Сервал спрашивает брата, в чем обвиняют путешественников между мирами. И слышит то, что, пожалуй, и ждала услышать: в подстрекательстве к мятежу и в попытке свергнуть власть Архитекторов.

– Напоминает мне об обвинениях против меня, – Сервал невольно улыбается. – Методы Коколии не изменились.

Гепард хмурится. Это замечание ему совсем не по душе:

– Я знаю, ты все еще обижена на Верховную Хранительницу, но это не шутки.

Его несложно понять. Но разница между ней и путешественниками из другого мира лишь в том, Гепард прекрасно знает свою сестру и никогда бы не поверил в то, что она способна на такое. Чужаков же никто не знает. Их ничто не связывает с Белобогом. Но, может быть, это только еще один повод верить им.

Врать своим хорошим знакомым оказывается сложнее, чем Сервал могла бы себе представить. Что ж, может потому она и не смогла задержаться надолго в рядах Архитекторов. Сама Сервал слышит всю фальшь своего дрожащего голоса… на счастье, Стражи не обладают таким же тонким слухом и нехотя пускают их, услышав о поломке линии питания. Не такая уж и редкость с их-то техникой. На ее «подмастерьев» тоже смотрят сквозь пальцы. При такой эксцентричной начальнице их странный внешний вид совсем не удивителен.

Но обман рушится, как ненадежный лед под ногами, когда она встречает Данна. Пожалуй, они слишком хорошо друг друга знают, в этом вся беда. Болтовня о музыке и бытовых неурядицах Стражей лишь оттягивают неизбежный момент. Данн предлагает ей уйти, еще не понимая, что отступать ей некуда. Подростки хватаются за оружие, Стражи – тоже. Чтобы предотвратить кровопролитие, Сервал выхватывает разводной ключ и наносит удар, валящий Данна с ног. Металлический шлем звенит как колокол.

– Почему?.. – хрипит он, прежде чем окончательно теряет сознание. Стоящих позади него солдат сбивает с ног потоком ветра – Дань Хэн сразу понимает, что план провалился.

– Прости, – только и может выговорить Сервал, обшаривая карманы офицерской формы в поисках ключа шифрования. Единственный способ покинуть Запретную зону – это привести в движение механический мост, предусмотрительно дезактивированный.

Кажется, что еще не случилось ничего непоправимого, но Сервал слышит сигнал тревоги, означающий, что им не удастся проскользнуть мимо Стражей, прикрываясь своей легендой: теперь им придется прорываться боем, если их заметят.

К счастью, Сервал не совсем дезориентирована, и примерно представляет, куда идти. Она даже готова смириться с необходимостью наставлять оружие на своих друзей, но все еще надеется, что этого удастся избежать. По правде, меньше всего ей хочется жертв – даже во имя спасения всего мира или правды о Стеллароне. Зеле вызывается вести – опыта продвигаться бесшумно и незаметно у нее больше, чем у остальных. Сервал старается не думать, как именно ей достался этот опыт.

Активируя энергетическое ядро моста, Сервал замечает, что некоторые команды обозначены строчками ее собственных песен – что бы они ни обозначали – и еще раз радуется, что им удалось отделаться малой кровью, разве что прибавив хлопот технологическому отделу.

Сирена продолжает завывать. Сервал беспокойно смотрит, как приходит в движение поворотный механизм моста, будто вставленного в гигантскую шестерню. Чувство, будто они опаздывают, не дает ей покоя. Данн сказал, что Гепард успел вернуться в лагерь. Мечется ли он теперь в коридорах Запретной зоны, оставленный позади, или же…

Дань Хэн трогает Сервал за плечо. Его лицо серьёзнее, чем обычно:

– Сервал, нам нужно точно знать, на чьей стороне ты будешь, если мы не сможем прийти к общему мнению с твоим братом… Ты поддержишь нас?

Сервал обводит спутников взглядом, и понимает, что этот вопрос уже давно висит в воздухе. От ее решения будет зависеть не только успех миссии, но и их судьбы.

– Конечно, – отвечает Сервал со всей решимостью. – Мое слово крепко. Я сказала, что буду стоять с вами до конца, и не нарушу своего обещания.

Она все еще Ландау и она будет защищать тех, кто в этом нуждается.

Март, с опаской ступая на скользкую поверхность моста, причитает, что все их попытки переговоров обычно заканчиваются дракой.

– Все время бить людей – это так неэлегантно! – морщится она, проверяя натяжение тетивы.

– Я не дралась с Гепардом с тех пор, как он записался в армию. Когда мы были маленькими, у него не получалось победить, но теперь… – Сервал усмехается. Это должно было прозвучать ободряюще. Но правда в том, что в те времена Сервал была на голову выше брата и смелее ввязывалась в неприятности. Теперь все поменялось. Хотелось бы ей иметь хоть какой-то козырь в рукаве. Но хитрость и внезапность уже подвели ее, а решимость медленно оседает, по мере того, как приближается силуэт брата напротив закрытых ворот, ведущих в Снежные поля.

– Когда часовой доложил мне, я подумал, что, должно быть, произошло недоразумение… – говорит он растерянно и прибавляет, все еще давая ей шанс к отступлению. – Наверное, злоумышленники взяли тебя в заложники. – Следующие слова звучат с различимой угрозой: – Отойди и встань позади меня. Ты не такая, как они.

Сервал просит дать ей хотя бы пару минут – объяснить, что происходит на самом деле. Но натыкается на взгляд, полный разочарования, и отповедь. Брат говорит о том, что значит быть Ландау… как и всегда, будто она просто не способна усвоить этот урок. И она, как обычно, пропускает его мимо ушей.

Слова о последнем шансе развеять Фрагментум и спасти город, об истинной природе Стелларона, натыкаются на упреждающую ложь Хранительницы. Конечно, Коколия предвидела попытку прорваться за стены и из-за невозможности больше скрывать существования Стелларона, выдумала новую сказку, в которой Стелларон – последняя надежда, и ее хотят украсть у Архитекторов.

– Госпожа Хранительница предупредила меня сегодня утром, что ты предаешься фантазиям, что ты подверглась влиянию запретного знания…

Сервал не верит своим ушам, не верит тому, что у Гепарда язык повернулся сказать что-то подобное о ней. Она чувствует, как в ответ на эти несправедливые обвинения у нее вскипает кровь. Огромного усилия стоит ей не броситься в драку немедленно.

– Запретные знания запретны только потому, что скрывают истину, – отчеканивает она. Никому не переубедить ее теперь, она видит все куда яснее, и знает больше, чем кто бы то ни было. – Коколия боится, что мы откроем правду и распространим ее повсюду. Мы должны рискнуть, чтобы спасти мир.

Но все, что она слышит в ответ, – приказ арестовать нарушителей. Ей хватает пары мгновений, чтобы преодолеть расстояние, разделяющее их, удар приходится точно в лицо. Гепард отшатывается от неожиданности и сплевывает кровь. Следующий удар не достигает цели, Гепард перехватывает руку сестры, но оказывается выключенным из схватки: чтобы не повредить ей и не позволить навредить себе, он вынужден продолжать удерживать ее руки. Хотя он грозится, что бой настоящий, он не может переступить черту и поднять оружие на собственную сестру.

Сервал видит мельком, как Дань Хэн оттесняет назад Зеле и заслоняет от нее Стражей, памятуя, что та привыкла сражаться насмерть. Лед Март мгновенно выводит из строя ружья, Стелла достает свою дубинку, которая выглядит не слишком угрожающей против алебард, но лишь до тех пор, пока не оказывается пущена в ход. Отряд оказывается опрокинут за считанные минуты.

Но Гепард и не думает отступать. Упрямство у них с сестрой одно на двоих. И впервые они столкнулись в той точке, где компромисс невозможен. В последней попытке переубедить – пусть это и куда дольше, чем заставить отступить силой – Сервал показывает письмо Брони.

Гепард читает его. И перечитывает снова, не желая верить своим глазам. Сервал понимает, какие чувства борются сейчас в нем. Сама мысль усомниться в Верховной Хранительнице пугает. Если нельзя верить ей – чему вообще можно верить? А главное – кем он окажется в глазах своих же подчиненных, если встанет на сторону преступников?

Гепард размышляет не дольше минуты, изобретая поразительный в своей простоте выход, и объявляет, что, раз приказ командующей Брони противоречит распоряжению Архитекторов, им не следует предпринимать что-либо до последующих разъяснений. Это объяснение вполне устраивает Стражей. Тем более они уже успели понять, что арестовать преступников без потерь едва ли удастся.

Гепард объясняет, что как только ворота будут открыты, монстры Фрагментума ринутся в атаку. Стражи могут отвлечь их внимание на себя, тем самым выиграв какое-то время для тех, кто пожелает проникнуть вглубь Фрагментума, но дальше помощи ждать будет неоткуда.

Сервал даже не верится – она ближе, чем когда-либо, к тому, чтобы увидеть Стелларон. Как только механизм ворот со скрежетом поддается, ко входу тут же стягивается толпа монстров, отдаленно напоминающих солдат времен Алисы Рэнд, если бы те полностью состояли из кристаллов коррозии. Более всего эти существа напоминают призраков прошлого или – пугающее предостережение. Сервал крепче сжимает алебарду, позаимствованную у временно небоеспособного рядового.

Столкновение мгновенно превращается в хаос, в котором едва можно различить, где кто находится, и удержать строй. Странный шум в голове, будто существующий лишь для того, чтобы помешать кому угодно продвинуться дальше, дезориентирует и не дает сосредоточиться. Сервал думает, что не взять с собой защитное устройство было большой ошибкой. Но брат продолжает командовать как ни в чем ни бывало. Монстров удается оттеснить от ворот, хотя отряд, значительно потрепанный стычкой, едва стоит на ногах.

Гепард тоже начинает сдавать – Сервал замечает, что с каждой минутой ему все больших усилий стоит не закрывать глаза и не отвлекаться на головную боль. Само это место изматывает, будто принуждая сдаться.

Однако чужаки совершенно не чувствуют угнетающего воздействия Фрагментума: их взгляд так же не замутнен, а движения точны. Сервал быстро принимает решение – пусть оно и дается ей тяжело – остаться вместе со Стражами. Ради того, чтобы увидеть Стелларон, она была бы готова пожертвовать собственной рукой, запросто отдав ее на отсечение, но не родным братом, которому нужна помощь прямо сейчас, когда новая волна противников уже на подходе.

Март переспрашивает обескураженно:

– Ты не собираешься идти искать с нами Стелларон?

– Я – Ландау, – отвечает Сервал, так, будто это лучше всего объясняет, почему она должна отказать сейчас от того, к чему так страстно стремилась. На прощание она кричит Март, чтобы та сфотографировала Стелларон. Пусть не своими глазами, может быть, ей еще удастся увидеть источник Фрагментума.

Группа подростков скрывается в белой пелене усиливающейся метели. Сервал кажется, что теперь ей проще вынуть сердце из груди, чем перестать бояться за них, сколько бы миров они не прошли до их "Ярило-6". Но нет времени отвлекаться на собственные чувства, потому что сквозь ветер вновь становится слышен нестройный марш искаженных до неузнаваемости кривых отражений солдат и рев, лишь отдаленно напоминающий звериный.

Стражи стягиваются к воротам, вставая плечом к плечу. Сервал поднимает голову на оклик и видит, что Данн со стрелками подоспел как раз вовремя, чтобы занять стены.

Видимость ухудшается поминутно, и поле Фрагментума будто начинает усиливаться. Сервал кажется, что она видит светящиеся силуэты вдали, огни и вспышки на горизонте. Монстров становится все больше, они не дают передышки.

В какой-то момент даже земля начинает мелко дрожать, поддаваясь неведомой силе. Где-то на севере столп света пронзает небеса до самого горизонта и за вспышкой следует оглушительный грохот, будто горы обрушиваются на землю. Сервал могла бы подумать, что это очередной мираж, но мерзлая земля под ногами продолжает трястись и трескаться, а северный горизонт – гореть, охваченный янтарным пламенем.

Все стихает так же внезапно, как началось, и в прояснившемся небе вспыхивает северное сияние. Сервал усаживается рядом с Данном на какой-то старый ящик. Она почти не чувствует рук и ног – от холода и напряжения. Кровь бурлит в венах, как игристое вино. Данн снимает шлем, проводит по сальным волосам рукой в перчатке. Потом с сочувствующим видом протягивает Сервал самокрутку и закуривает сам.

– Прости, – еще раз шепчет Сервал. Первого извинения Данн наверняка не слышал.

– А, ниче, – он примирительно машет рукой. – Ты меня вырубила секунд на тридцать, потом я просто из вежливости лежал, – и усмехается. – Ну, чтобы ты не решила меня еще разок приложить. А так – не впервой получать по морде.

Он как-то грустно вздыхает и затягивается во всю грудь.

– Не хочешь зайти на репетицию? – спрашивает Сервал, чтобы сгладить неловкость. Все-таки Данн играл когда-то в группе. Пока служба не заняла все его свободное время.

– А толку? Разве послушать молодежь. Говорят, они хороши, – Данн хмыкает, – я уже не игрок, сама понимаешь. Этот холод проклятый… после него пальцы вообще не гнутся. Да и практики никакой. Не позанимаешься неделю – придется восстанавливать навык полгода. А я отсюда не вылезаю.

Данна несет дальше – как и всегда, в этом он совсем не поменялся – и он продолжает жаловаться на жизнь, превратности службы, отсутствие горячей воды. Сервал опускает голову ему на плечо и слушает, не особенно вникая в смысл, хорошо знакомый голос. Он будто возвращает ее в те времена, когда они еще учились в офицерской школе. Тогда еще никто не знал про Стелларон, и никому не приходилось сражаться за стенами города…

Лагерь вновь оживляется, когда часовые сообщают о приближающихся фигурах. Но это оказываются путешественники. Они втроем идут впереди, сразу за ними – Зеле ведет обессилившую Броню. Сервал пугается, что Броня, возможно, ранена – она крепко прижимает руку к груди и едва переставляет ноги. Но решает вначале выяснить, что все-таки произошло.

Однако чужаки оказываются немногословны. Март заявляет, что им нужно спешить, а Дань Хэн бросает короткое «Стелларон запечатан». Стелла молча вручает Сервал нечто похожее на копье, но сделанное не из металла, а чего-то прозрачного и странно переливающегося, будто в теле янтаря бьется пламя. Так иногда описывалось в сказаниях оружие Алисы Рэнд. Рукоять мгновенно обжигает руки, Сервал едва не роняет копье на землю и окликает Стеллу, но та стремительно удаляется в сторону города.

Сервал думает, что снимка не дождется, и вряд ли этих ребят можно в чем-то винить. Она отбрасывает бесполезное оружие в снег и идет в палатку, куда отвели Броню. Зеле мрачно молчит, обхватив себя руками, добиться от нее ответа едва ли возможно. Броня сидит на лавке, прерывисто дыша.

– Командующая… – обращается к ней кто-то из солдат, но Броня обрывает его коротким исправлением:

– Верховная хранительница.

И это говорит всем присутствующим больше, чем любой пафосный некролог. Она, наконец, отнимает руку от груди и Сервал видит, что все это время Броня сжимала в ладони александритовую сережку. Вторую.

«Пришлось ли тебе снимать ее с трупа?» – думает Сервал отстраненно, будто Фрагментум снова заполнил ее разум шумом, и шагает прочь.

Гепард стоит, прислонившись к стене, и устремив невидящий взгляд в небо, где вспыхивают и угасают желто-зеленые ленты. Он все никак не может прийти в себя после тяжелого боя. Что-то подсказывает Сервал – самого тяжелого, что пришелся на их жизнь.

– Если Стелларон уничтожен, значит ли это, что зима отступит? – спрашивает он, не опуская взгляд на Сервал.

– Не знаю, – честно отвечает она, – Но город ждет другой оттепели, и, может быть, дождется.