На подъездной дорожке к родительскому дому как всегда убрано и чисто. Тишина наступивших сумерек окутывает спокойную улицу, только слышится где-то вдалеке собачий лай. Повернув ключ, Джеймс глушит машину, но не спешит выходить из неё. Глубоко и шумно выдохнув, он растекается по сиденью, уткнувшись лбом в нагретую теплом его же рук оплетку руля.

Внутри как-то тяжело и одновременно пусто. В сознании возникают воспоминания суетного, наполненного тревогами вечера. Испуганный голос Лили, судорожный поиск знакомого силуэта по дворам и собственная злость, взорвавшаяся в груди от одного только вида помятого и потерянно раздавленного Ремуса. Уязвимо болезненный вид друга, проблемы которого, как и предполагал Поттер, оказались гораздо серьёзнее, чем тот показывал, продолжает стоять перед глазами.

Это ощущается… выматывающим. Быть всегда открытым и понимающим, искренне стремиться помочь, но натыкаться раз за разом на глухие стены, возведенные крепко и основательно. Да, возможно, ему приоткрыли немного дверь, пустили в прихожую, быть может, даже на кухню, в которой напоили вкусным чаем, но дальше – ни шагу. Ни в гостиную с фотографиями на стенах, ни тем более в комнату с чем-то своим, личным. Поттер продолжает топтаться у входной двери в надежде, что когда-нибудь его пустят дальше. И это нормально, просто… просто он немного устал.

Джеймс видел отражение своих эмоций в глазах Сириуса, продолжавшего держать Люпина в объятиях весь путь до квартиры Лили. Ярость, желание помочь, болезненная нежность, сквозящая в каждом прикосновении. Слишком мягко, открыто, узнаваемо. Джеймс хорошо понимает, что эти касания для Блэка значат. И именно поэтому делает вид, что не понимает ничего. Он будет готов услышать только когда ему будут готовы рассказать.

Оставить Ремуса с Лили, которой тот доверяет и которая готова позаботиться о нем ненавязчиво и мягко, кажется хорошей идеей. От толпы из трёх человек над собой Люпин точно не будет в восторге с утра, поэтому Джеймс не соглашается, когда Эванс предлагает остаться. Он знает, что согласится Сириус, оторвать которого от Ремуса в такой момент было бы сложной задачей, и потому, коротко обняв их напоследок, спускается к припаркованной машине в одиночестве.

Голова тяжелая от мыслей, холодный воздух пробирается за воротник расстегнутой куртки. В пустую снятую квартирку ехать не хочется. Возвращаться к друзьям не хочется тоже. На такой случай у него всегда есть единственно верное место, в которое он может приходить в любое время.

Поэтому сейчас Джеймс здесь, у знакомого с рождения крыльца с продолжающим стоять неподалеку оленем и скрипучей половицей на второй ступеньке. Родители наверняка слышали шум подъезжающей машины и ждут, пока он зайдёт. Посидев еще несколько мгновений, Джеймс медленно отстегивает ремень, забирает с магнитной подставки телефон и бредёт к крыльцу.

В прихожей обувь расставлена по местам, пятно оранжевого света виднеется со стороны гостиной. Пахнет домом: землей из цветочных горшков, слабым ароматом съеденного ужина и теплом. Уже надевшая пижаму мама с накинутым сверху халатом сидит на просторном длинном диване с книгой в руках, когда Джеймс проходит в комнату. Совсем недавно она стала носить очки для чтения – с возрастом разглядеть мелкие детали на бумаге становится все сложнее. Как и отцу тяжелее даются вещи, которые тот раньше делал с легкостью. Эти незначительные мелочи показывают, что родители стареют, и от этого факта порой Джеймсу становится страшно.

– Привет, солнышко, – мягко приветствует мама, отложив книгу в сторону, – что-то случилось?

Джеймс кивает тихо, подходя к ней поближе, и плюхается на диван. Говорить отчего-то не хочется. Усталость сковывает все тело, но она не физическая. Даже после вечерних игр с парнями он так не выматывается. Это усталость другого рода. Внутренняя, тяжелая, идущая прямиком то ли из сердца, то ли из головы.

Мама кладет на свои колени небольшую желтую подушечку, приглашающе похлопывая по ней, и Джеймс от предложения не отказывается. Снимает очки, откладывая их на журнальный столик, и укладывается с шумным выдохом. В волосы тут же вплетается ласковая мамина рука, принимаясь нежно поглаживать. Совсем как детстве, когда младший Поттер мог угомониться от вечного шила в заднице только под этими теплыми ладонями.

Она не ждёт от него рассказа и ничего не спрашивает. Просто продолжает уютно молчать, пока из плеч Джеймса с каждым последующим прикосновением уходит все больше напряжения. Зевнув коротко, он спрашивает через пару минут:

– Где папа?

– Пошёл заваривать чай как только услышал твою машину.

Джеймс не может сдержать слабую улыбку, тут же появившуюся на лице.

– Сила чая?

– Да, – кивает мама важно с пляшущими на глубине темных глаз смешинками, – сила чая.

Это было их традицией столько, сколько Джеймс себя помнит. Если кто-то из семьи хандрит, то вечером перед сном все вместе обязательно пьют чай. Заваренный самостоятельно из тех многочисленных коробочек, что стоят на кухне, ожидая своего часа. Чай можно пить молча, за чаем можно рассказать о наболевшем или чем-то волнующем. Просто теплая кружка в руках, вкусный запах и семья. Сила чая.

Мама приносила чайник мятно пахнущего напитка во времена сдачи выпускных экзаменов, когда Джеймс постоянно хлебал ненавистный ему кофе в попытках перестать хотеть спать. Папа заваривал чабрец с шалфеем, когда у супруги сорвалась важная сделка из-за некомпетентного подчиненного. Клубничный и медовый, зеленый и байховый. Каждый вкус ассоциируется с чем-то особенным.

Отец появляется через пару минут, принося с собой теплый запах мелиссы и хвои. Старомодный чайник, оставшийся еще от его бабушки, струится ароматным паром из тонкого носика. Флимонт ставит посуду на специальную пробковую подставку и подходит к дивану.

– Привет, ребёнок, – короткое прикосновение тяжелой, горячей от чайника руки, скрип кресла, забавная пижамная футболка с изображением Йоды, которую в прошлом году подарил ему сам Джеймс, – я думал, вас будет двое.

Джеймс смотрит, как отец устраивается в кресле, и сам поворачивается на бок, чтобы лучше видеть его. Отвечает рассеянно:

– Сириус остался сегодня у Лили.

Мама хмыкает сверху заинтересованно.

– Они?..

– Нет, мам, – фыркает Джеймс, – перестань постоянно сводить людей.

– Я просто хочу, чтобы он нашел кого-то хорошего, – Юфимия ворчит в ответ, слабо потянув его за прядь волос, – как и ты.

Совсем некстати в голове всплывает образ Регулуса. На последней репетиции Джеймс облажался по полной, выставив себя придурком, но зато получил опыт общения с дразнящимся Блэком, что, честно говоря, сделало его ситуацию со своей странной реакцией только хуже. Не пялиться на играющего Регулуса – сложная задача. Но не пялиться на Регулуса, который улыбается и подшучивает над ним? Джеймс будто бы случайно перешел на следующий по сложности уровень игры, не разобравшись, как следует, в предыдущем. Завтра нужно будет лучше держать себя в руках.

– Если бы я нашёл кого-то, кто был бы парнем, – начинает тихо Джеймс, принявшись мять уголок подушечки под своей щекой, – что бы вы сказали?

Конечно, его родители не гомофобы, он знает это. Будь у них с этим проблемы, они не стали бы приглашать тогда Альфарда Блэка с мужем в гости, да и в целом никогда Джеймс от них ничего плохого в этом направлении не слышал. Но одно дело – кто-то посторонний, и другое – твой собственный ребёнок. В целом, Поттер ни разу еще не испытывал к парням романтических чувств. Просто знал в теории, что мог бы. Поэтому и разговора подобного не заводил.

А теперь вот заводит.

Мамина ладонь, ни на мгновение не прервавшись, продолжает копаться в его волосах. Принявшись разливать чай в кружки, отец отвечает ровно:

– Мы бы сказали, что невозможность забеременеть не отменяет необходимости использ-...

– Боже мой, пап!

Когда сверху слышится тихий смешок, Джеймс поднимается с чужих колен, чтобы обвиняюще тыкнуть в них указательными пальцами обеих рук.

– Вы ужасны.

– Мы знаем, – кивает мама, с притворным сожалением положив руку на сердце, после чего всё же становится серьёзнее, – мы будем рады любому твоему выбору, сынок. Не волнуйся об этом.

Джеймс улыбается, усаживаясь поближе, и передаёт ей кружку. Что-то тяжелое внутри будто бы постепенно теряет часть своего веса. Чай немного горчит на языке с приятной свежестью. Наверное, какой-нибудь лесной сбор. Уютная тишина повисает между ними на несколько мгновений, после чего отец всё же спрашивает коротко:

– Это же не Сириус, да?..

Поттер едва не давится очередным глотком чая. Он принимается откашливаться, отставляя чашку на столик, чтобы не разлить оставшееся в ней по дивану, и чувствует слабое касание на спине. Слышится осуждающий мамин голос:

– Флимонт!

– Я просто спросил, – фыркает тот в ответ, – вы, парни, живёте вместе, так что…

– То, что ты развлекался со своим соседом по комнате, вовсе не значит, что и Дж-...

– Погодите, – нехарактерно для себя перебивает Джеймс, уставившись на спокойно попивающего чай отца, – ты что, был с парнями?

Флимонт флегматично пожимает плечами.

– Ну да. Пару раз. Пока не влюбился в твою маму. Она невероятна.

– Спасибо, любовь моя.

Джеймс просто продолжает пялиться на них какое-то время, укладывая в голове этот факт. Ладно, возможно, это не должно было удивить его настолько сильно. В конце концов, его родители не в девятнадцатом веке родились и росли, но все жё. Всё же.

– Окей, – выдыхает он какое-то время спустя, – спасибо, что рассказал, пап.

– Мы любим тебя любым, сынок, – отвечает Флимонт, тепло улыбнувшись, – ты поэтому такой грустный сегодня?

Джеймс отрицательно качает головой. Конечно, приятным оказалось отвлечься от темы, которая занимает все его мысли этим вечером, но прозвучавший вопрос снова будоражит свежие воспоминания, поднимает их с глубины, на которую они успели опуститься в процессе этого странного разговора. Перед глазами снова встают картинки красных отметин на чужой шее. Скорчившейся на детской площадке фигуры. Синяков на бледных щеках и тихого “подарок от maman” со скептичным смешком.

Кем нужно быть, чтобы делать такое с человеком, которого ты должен оберегать?

Потерев лицо ладонями, Поттер длинно выдыхает.

– Почему люди так часто вредят близким?

Он спрашивает тихо, как ребенок, не понимающий ещё основных истин и правил взрослого мира. Джеймс знает, что ответа нет. Никогда не было и не будет. Но это не значит, что он перестанет этим вопросом задаваться.

Родители Сириуса, парень Ремуса, те незнакомцы, последствия действий которых приходится разгребать приюту. Люди, думающие, что у них есть право причинять боль кому-то беззащитному и открытому.

Если задуматься, то это целые толпы народа. Отряды жестокости. Войска безразличия.

– Мы не знаем, сынок, – тихо отвечает мама спустя несколько мгновений тишины, – вряд ли это понимает даже тот, кто вредит.

Джеймс бессмысленно пожимает плечами и снова заваливается на подушку, утыкается в неё лицом, чувствуя знакомый с детства запах, означавший всегда безопасность и тепло. Вот бы всем людям чувствовать в родительском доме только это. Лишь принятие и спокойствие. Вот бы никто не боялся своих близких и не испытывал от них боли.

Глупые, детские мечты. Джеймсу надо бы вырасти из них.

– Останешься сегодня дома?

Спрашивает мама невзначай, коснувшись его плеча, и Джеймс издает согласный звук. Проговаривает затем искренне:

– Вы у меня самые лучшие.

– Ясное дело, – бормочет в ответ Флимонт довольно, – мы же тебя забацали, смотри, какой вышел.

Джеймс смеется тихо, смотря, как мама бросает в отца второй желтой подушечкой, лежавшей все это время неподалеку. В их присутствии и впрямь становится легче, пусть тяжесть и не проходит совсем. Джеймс знает, что она пройдет сама собой, стоит ему только снова попасть в водоворот учебы и привычной жизни. Он увидится с Ремусом, убедится, что тот в порядке, и потихоньку восстановит свой истончившийся запас энергии. Скоро всё снова будет хорошо, а сейчас у него есть шутливо пререкающиеся родители под боком, вкусный чай и всегда готовая для него комната с оставшимися в ней детскими рисунками и постерами баскетбольных команд.

На следующий день Поттер следует обычному маршруту немного рассеянно. Привычно исполняет социальные ритуалы, шутит, болтает с преподавателями в университете и переписывается с Лили, убеждающей его, что у них троих там всё в порядке. Ближе к назначенной репетиции батарейка немного разряжается.

Конечно, Джеймсу всё ещё нравится компания Регулуса и он всё ещё изредка косится на него, чтобы полюбоваться чертами лица и прямой линией спины, но делает он это немного сонно и молча. Хотя это, наверное, даже хорошо. Блэк же постоянно упоминает, что Джеймс много болтает. Поэтому сегодня Поттер максимально сосредоточен и тих, что должно его вечно угрюмого учителя порадовать. Вот только, судя по всему, реакция у того ровно противоположная.

Когда время занятия переваливает за половину, Регулус неожиданно останавливается сам и молчит пару мгновений. Джеймс замирает рядом, не понимая, в чем дело.

– Так, ладно, – вдруг раздраженно проговаривает Блэк, сам поворачиваясь лицом к собеседнику, и Джеймсу остается только перевести на него взгляд, – что происходит?

Поттер моргает раз, второй. Сегодня Регулус в немного выбивающейся из его привычного гардероба темной толстовке. Смятый капюшон забавно приподнимается сзади, чуть покосившись. Наверное, Блэк забыл поправить его после того, как снял верхнюю одежду. Так нетипично для него. У Джеймса руки чешутся протянуть руку, чтобы сделать это самому, но он не лезет. Хмурится только, не понимая, чего от него хотят, но затем проговаривает всё же тихо:

– Ты о чем?..

– Ты молчишь, – настаивает Регулус, – это раздражает.

Джеймс, не сдержавшись, фыркает. С усталым вздохом проводит по своим волосам, этим движением попутно задевая Регулуса локтем по плечу.

– Ты уж определись, что тебя раздражает больше: моя болтовня или молчание, – Блэк посылает ему холодный скептичный взгляд, призванный, должно быть, показать, серьезность этого разговора, и Джеймс пожимает плечами, – это же хорошо, разве нет? В тишине лучше слышно, насколько отвратно я играю.

Вслед за произнесёнными словами повисает неуютная тишина. Слабыми отголосками слышится из-за плотно прикрытой двери как репетируют в соседних комнатах. Снова начавшийся весенний дождь барабанит по подоконнику. Эти звуки навевают и так не бодрому Джеймсу сонное состояние. Хоть по клавишам растекайся и спи. Он бы вот с удовольствием вздремнул под игру Регулуса.

Тишина продолжает затягиваться. Блэк переводит взгляд на окно, снова придавая лицу прохладное выражение, и Джеймсу тут же хочется взять последние слова обратно, хотя он понятия не имеет, что сказал не так.

– Это из-за меня? – вдруг спрашивает Регулус странным тоном и Поттер недоуменно смотрит на него, – из-за того, что я сказал тебе в тот раз?

– Что? Нет! Это вообще никак не связано, Рег, ладно? – Джеймс снова касается своих волос, не заметив, как быстрым удивленным взглядом стрельнули в него серые глаза после прозвучавшего короткого варианта чужого имени, – Просто… кое-что произошло вчера с моим другом. Неприятное.

Регулус, издав забавный задумчивый звук, предполагает ровным тоном:

– Он погиб?

– Чт-... Нет! Откуда вообще такое предположение взялось?

– Ну, ты грустный.

Блэк пожимает плечами, будто бы говоря очевидные вещи, и Джеймс поражается в очередной раз тому, насколько же много у них с Сириусом, должно быть, проблем в голове, если единственная пришедшая на ум причина для грусти у Регулуса – это чья-то смерть. Просто невероятно. И почему Джеймса это не отталкивает?

– Нет, никто не умер и не собирается, как я надеюсь. Но спасибо, что спросил.

Регулус кивает, рассеянно касаясь пальцами клавиш. Без нажима, будто бы просто гладит инструмент. Изящные ладони, сильные пальцы. Вспоминается тут же, как они касались его собственных рук с несильным давлением. Чуть шершавые подушечки, прохладная кожа, уверенные движения. Задумавшись, Джеймс забывает отвести от Регулуса взгляд, поэтому прекрасно видит, как тот сжимает плотнее губы, чуть прикусывает нижнюю в выражении беспокойства прежде, чем спросить быстро:

– Это был не он?

– Чего?

– Тот друг, – с ударением в тоне голоса произносит Блэк, продолжая смотреть исключительно на клавиши, – это был не он?

Джеймс не может сдержать едва заметной улыбки, когда понимает, о чем речь. Голос его смягчается сам собой, когда он отвечает тихо:

– Нет, не он. С Сириусом все в порядке.

– Ладно, – Регулус снова жмет плечами в жесте, призванном показать, что ему плевать. Никто из находящихся в комнате людей этому, конечно, не верит, – продолжаем?

– Да, – кивает Поттер, – отпразднуем тот факт, что никто не умер, ужасным исполнением сонаты.

Блэк тихо фыркает. Слабая и едва заметная улыбка касается тонких губ, и Джеймсу вместе с ней будто бы кто-то вливает энергетика прямиком по венам к самому сердцу, тут же начавшему стучать чаще. Слова о том, насколько Регулусу идёт улыбаться, почти вырываются изо рта, но Поттер останавливает себя. Хватит уже позориться с неожиданными комплиментами, вряд ли Блэк в них вообще нуждается.

Регулус чуть поворачивается к нему, снова открывая взгляду свое лицо. Проговаривает чуть мягче, чем до этого:

– Ты не настолько плох.

Джеймс не может не улыбнуться в ответ, наверняка выглядя сейчас как тупой влюбленный идиот. Но он ничего не может с собой поделать, особенно когда Регулус, не желавший поначалу даже видеть его, вот так улыбается и сам спрашивает, как у него дела. Протянув медленно руку, Поттер всё же поправляет осторожно чужой капюшон, проводит напоследок пальцами по скрытому под тканью худому плечу. Оно теплое. Регулус не отстраняется и не замирает в ответ, спокойно позволяя ему это.

– Я припомню эти слова, когда ты в следующий раз опять назовешь меня медведем без слуха.

Блэк издает задумчивый звук в ответ, очаровательно поморщившись на собственные слова месячной давности. Он явно собирается сказать что-то следом, но тут совсем не вовремя оживает телефон, на котором Джеймс по рассеянности забыл отключить звук. Регулус безмолвно машет рукой, показывая, что надо бы ответить, и снова сосредотачивается на инструменте.

Поттер тут же испытывает сильное желание выбросить чертов мобильник в окно за испорченный момент, но вместо этого поднимается, принимаясь искать его в кармане брошенной на стул у входа куртки. Звонящий всё не унимается, удивительно настойчиво продолжая висеть на гудках, и Джеймс понимает, кто это, еще до того, как видит высветившееся имя. По какой-то дурости он отвечает вместо того, чтобы написать сообщение, что перезвонит потом.

– Да?

– “Джейми! Занят?”

Джеймс косится в сторону продолжающего сидеть Регулуса и отходит подальше к окну чисто на всякий случай, как будто тот способен услышать и распознать голос брата на минимальном звуке динамиков телефона. Хотя кто знает, какой слух у этих музыкальных гениев?

– Немного, а что такое?

От окна слабо тянет слякотной свежестью. Джеймс рассеянно касается рамы ладонью. Белая краска на ней начинает понемногу ссыхаться и отваливаться. Как хлопья не тающего снега или нетронутый пепел. Он не замечает, как Регулус от скуки поднимает ладонь, намереваясь сыграть что-то, чтобы разбавить тишину. Неторопливый мотив принимается литься по комнате говорливым родником.

– “Мы просто хотели узнать не будешь ли ты заезжать сегодня в приют, там ост-...”

Голос Сириуса затихает на полуслове, едва до него доходит, что у Джеймса на фоне кто-то играет на инструменте. Поттер, осознав только сейчас, что происходит, прикрывает глаза в предчувствии чего-то, что может обернуться не совсем приятными последствиями. Сначала в динамиках повисает тотальная тишина, будто бы сбой связи разорвал их разговор, но затем из них раздаётся ломкое:

– “...это Регулус там, да?”

Голос меняется поразительно. Из достаточно веселого (наигранно-веселого даже, скорее всего, ради Ремуса) он превращается в болезненно пустой. Это как спросить у человека, сломавшего ноги, больно ли ему. Как короткий выдох от неожиданного ожога.

Джеймс не знает, как ответить, потому что вопрос явно в этом ответе и не нуждается. Он только молчит, пытаясь подобрать слова, пока Сириус на том конце связи безмолвно дышит, явно пытаясь взять эмоции под контроль. Поттер знает его достаточно хорошо, чтобы понимать, что у него вряд ли получится.

Сириус не Ремус. Контроль эмоций ему редко удается.

– “Передай ему телефон”.

Он едва подавляет желание удариться лбом о прохладное окно. Вот, почему следует всегда, мать его, отключать звук во время занятий. Джеймс отвечает так мягко, как только может:

– Ты знаешь, что я не могу.

– “Джеймс, пожалуйста.”

– Я обещал.

Сириус шумно выдыхает прямо в динамик. Слышно, как он явно идёт куда-то, по звуку закрывшейся двери. Может, вышел на балкончик Лили, заваленный старыми вещами и сломанной гладильной доской.

– “Я просто хочу спросить у него, почему он такой тупой идиот”, – раздраженно бормочет Сириус, понизив голос, явно чтобы его не услышали остальные, – “он знает, что это я звоню?”

– Нет.

– “Так просто сунь ему телефон и-...”

– Я не стану вынуждать его, Сириус, хватит.

Собственный голос будто бы действует без его ведома, когда Джеймс прерывает друга. От одной только мысли сделать предложенное внутри поднимается волна отрицания. Вот так грубо порушить едва построенный мост общения между ними? Просто взять и всучить прямиком в руки то, от чего Регулус по каким-то своим причинам отказывается так рьяно? Это будет сродни предательству и, как бы Поттер не любил Сириуса, делать такое даже ради него он не станет. У всего должны быть какие-то границы, которые он пересекать не имеет права. Он обещал себе свести их только когда оба будут готовы.

Переливчатый мотив Регулуса замолкает позади одновременно с воцарившейся в динамике тишиной и только после этого Джеймс понимает, что сказал последнюю фразу во весь голос в попытке вразумить старшего Блэка.

Почти прокричал.

Ну что за дурацкий день?

Хочется распахнуть окно настежь и высунуться на прохладу улицы, чтобы остудить мысли. Прикрыв глаза, Поттер хмурится, начиная тихо:

– Слушай, я не хотел так-...

– “Всё нормально, ты прав”, – слышится ровно и сухо в ответ из динамиков, – “поговорим позже, ладно?”.

Джеймс успевает только тихо ответить “ладно” перед тем, как гудки принимаются настырно тарахтеть, обозначая конец разговора. Прекрасно. Желание начать этот день заново, открутив на самое утро, становится всё сильнее, а ведь осталось самое сложное. Шумно выдохнув, Поттер медленно оборачивается на Регулуса, тут же натыкаясь на его стальной взгляд. Вот только злости или обиды он там не видит. Лишь странное, непонятное пока ему выражение.

Пожав плечами, Джеймс делает осторожный шаг навстречу. Проговаривает негромко:

– Мне не стоило отвечать, знаю.

– Он просил всучить телефон мне? – раздаётся ровным тоном в ответ, удивительно похожим на тот, что Джеймс несколько секунд назад слышал в динамике, и Поттер удивленно вскидывает взгляд, на что Блэк поясняет, – он мой брат, конечно, я знаю, что он бы сказал. Почему ты не сделал этого?

Голос Регулуса спокойный и размеренный, будто бы он здесь не человека, о котором совсем недавно слышать не хотел, обсуждает, а погоду или музыку. Пальцы его словно сами по себе принимаются наигрывать мелодию. Она уже другая, не как предыдущая. Больше тяжелых звуков, похожих на грозу или землетрясение. Джеймс отвечает просто:

– Потому что ты не хочешь этого.

– Странно, – всё так же задумчиво продолжает Блэк, чуть опустив голову к клавишам, за музыкой слов его почти не слышно, – люди редко не делают то, чего я не хочу.

Это грустно. То, насколько его удивляют такие простые вещи, как исполнение данного обещания. Словно человек пустыни, впервые увидевший снег, для других людей являющийся обыденностью.

Джеймс подходит ближе и снова усаживается рядом. Касается осторожно кончиками пальцев чужого предплечья, и звучащая мелодия сбивается неуклюже, обрываясь. Он ведёт прикосновение дальше, доходя до запястья, накрывает невесомо ладонью кисть, не сжимая, просто чтобы почувствовать тепло кожи. Не говорит больше ничего, просто ощущая, как движется в едва заметном дыхании рядом человек.

Если бы Джеймс мог, он бы сделал так, чтобы Регулусу больше не пришлось делать то, чего он не хочет. Но он не может. Пока нет.

Замерев на пару мгновений, ладонь Блэка под его рукой слабо шевелится. Но вместо того, чтобы отстраниться, она лишь меняет своё положение, переворачивается медленно и несмело, чтобы мягко провести пальцами по чужой коже. Джеймс с затаившимся внутри вздохом смотрит на это, боясь разрушить момент. Проведя большим пальцем по смуглому запястью, Регулус вдруг спрашивает тихо:

– Если я соглашусь и мы с ним встретимся, то после этого ты… – он сглатывает, сжимая ладонь вокруг чужого запястья крепче, – ты уйдешь?..

Джеймс не может удержаться от легкой улыбки. Чуть поворачивает голову, чтобы взглянуть в лицо Регулуса, и тот, почувствовав это, смотрит на него тоже. Впервые, должно быть, они держат взгляды друг друга вместо того, чтобы мигом разойтись ими в разные стороны. Остатки связных мыслей принимаются покидать голову, как спрыгивающие с тонущего корабля матросы, пока Поттер продолжает смотреть в светлые глаза. Они красивые, такие же чертовски холодные, как и в первую встречу, но теперь этот лёд как ширма, за которую Джеймс научился заглядывать. За ней – робкий интерес, боязнь в ожидании ответа и целая армада тяжелых мыслей и страхов. Теперь Джеймсу позволили это видеть. Показали. Открылись.

От близости и открытости происходящего он ощущает себя маленькой девочкой, впервые оказавшейся в непосредственной близости от парня, плакатами которого развешана вся её комната, когда проговаривает сипло:

– Вряд ли я смогу так просто уйти от тебя теперь, Рег.

И это правда. Джеймс осознаёт, что сказал всё верно, едва слова срываются с губ. Даже если братья поговорят, помирятся и практическая польза в этих встречах отпадет, он всё равно будет возвращаться. Пусть не в это здание и не в эту комнату. Пусть не в одно и то же время и не на ровно один час. В любое время и любом месте. Просто чтобы увидеть снова, как серые глаза вспыхивают живыми искорками тщательно скрываемых эмоций. Поттер сам не заметил, как увяз в этом по уши, но выбираться ему и не хочется.

Когда Регулус с постепенно теплеющими щеками отводит взгляд, Джеймс резко осознаёт, как его слова могли прозвучать со стороны. Он подошёл к Блэку тогда на приеме, навязался на занятия и теперь говорит, что не уйдет, даже если Регулус выполнит то, ради чего, по сути, Поттер и пришёл. Гадство.

Быстро выдохнув, Джеймс начинает быстро:

– То есть, я не это имел ввиду, – убрав ладонь, вцепившись пальцами в собственное колено, – конечно, если ты хочешь, я больше не появлюсь, честно. Я не-...

– Временами ты такой тупой, Поттер.

Джеймс не совсем понимает, к чему эта фраза, но подумать над ней ему не дают, потому что через мгновение слышится шорох придвинувшегося ближе человека, а затем – прохладные ладони на лице и быстрое прикосновение губ. Это даже полноценным поцелуем назвать нельзя – Регулус на пару секунд прижимается губами к уголку его рта, превращая касание в невинный чмок, после чего отстраняется. Он выглядит едва ли не испуганным собственными действиями и, пока Джеймс может только таращиться в ответ, резво встает. Поттер успевает мягко остановить его, в последний момент ухватив за ткань толстовки.

– Не убегай. Пожалуйста.

В ответ слышится тишина, но Блэк останавливается, больше не собираясь пока уходить. Он только замирает странно, с каждой прошедшей секундой принимаясь дышать чаще, и Джеймсу так сильно хочется его успокоить. Показать, что все нормально. Что все просто прекрасно.

Осторожно потянув за одежду поближе к себе, Поттер медленно раскрывает руки и, все еще сидя на скамье, обнимает стоящего Регулуса за талию. Утыкается лицом в толстовку на уровне груди, прижимается ухом, слыша, как заполошно бьётся внутри сердце. Это приятно – чувствовать его тепло и дыхание. Ощущать бьющуюся внутри жизнь.

– Всё хорошо, – тихо, на выдохе, проводя по худой спине ладонью, – всё хорошо.

Через несколько секунд руки Регулуса неловко опускаются ему на плечи, отвечая на объятия.

Порой для того, чтобы из паршивого день стал замечательным, требуется всего пара минут и один человек.