Едва попав в квартиру, Сириус тут же хочет из неё уйти. Он просто не может сидеть здесь и ничего не делать, пока Регулус…. непонятно, где вообще находится.
В голову Сириуса с новой силой пролезают мысли о том, что побег всё же не в стиле его брата. В их жизнях было столько поводов, жестоких и болезненных, которые не сподвигли Регулуса на уход, так что же должно было произойти сейчас? Тем более, после исчезновения Сириуса, главной спички для этой пороховой бочки. Тихоня Реджи не мог сделать что-то настолько ужасное, чтобы так вывести мать из себя. Быть может, она просто настроила младшего сына на другую карьеру, дав обещание вернуться к музыке потом? Сириус слабо себе может представить убегающего Регулуса, настолько в сознании укоренилась уверенность, что брат будет терпеть до конца. Сносить абсолютно все и слушать дражайших родителей.
А старшему отпрыску мать могла солгать. Она всегда скорее солжет, чем скажет правду. Уколет побольнее, придумает способ полоснуть ножевым по сердцу если не делом, так словом.
Регулус мог быть в этот момент вне дома. Мог оказаться внутри, просто не иметь возможности (или не хотеть) ответить или подать знак. Сириусу не стоило уходить так легко. Не нужно было верить её словам даже на одно мгновение. Быть может, ему стоит вернуться сейчас. Ночью постараться выяснить все тихо, попытаться пробраться к окну нужной спальни, например. Или выждать утром у школы – из обычной то Регулус никуда не денется. Выпускной класс, на носу экзамены.
Шумно выдохнув, Сириус, сам не замечающий, что принялся наворачивать круги по комнате, останавливается. Он опять поспешил. Слишком быстро ринулся, не подумав, еще и Джеймса с собой потащил. А потом бегал по городу как курица с отрубленной головой. Это все бесполезно, нереально найти нужного человека, просто случайно наткнувшись на него в многомиллионном городе. Особенно если человек не хочет быть найденным.
Последняя мысль отдается внутри новым витком обиды и горечи. Регулус за несколько месяцев не соизволил даже написать ему, а он все равно как идиот бросается из одной стороны в другую в тупой привычке оградить его от чего-то плохого. Стоит ли вообще это делать? Логика и расстроенный разум говорят в ответ “нет”, но именно из-за тупого сердца он весь вечер бегал по улицам, судорожно всматриваясь в каждый силуэт.
– Ты придурок.
Говорит Сириус в тишине квартиры то ли себе, то ли брату. Копящееся напряжение гудит в висках настойчивым рассерженным ульем. Он зол на брата, на себя, на родителей. И неизвестно, на кого сейчас больше.
Джеймс уже должен быть на пути домой, стоит его дождаться, но что потом? Лечь спать? Он не сможет заснуть. Опять на улицу? Что там увидишь посреди ночи, только сам будешь рисковать нарваться на ночных обитателей темных переулков. Попытаться написать заявление о пропаже? Копы обратятся к опекунам, а мамаша явно опровергнет все заявления.
А если Регулус вообще дома сейчас? Все эти метания окажутся бессмысленными и глупыми. Значит, нужно снова домой?
Усевшись на диван, Сириус прячет лицо в ладонях.
Он не знает, что делать. Не знает, что думать. Он просто устал.
Ему всегда нравилось, что его мозг многозадачный и буйный. Столько идей и замыслов, интересных задумок и желания что-то делать. Но вот сейчас, когда мыслей становится слишком много, эта особенность только мешает. Хочется её выключить хотя бы на часок, чтобы взвешенно все обдумать. Медленно и основательно. Как Ремус. Рядом с ним даже Сириус замедляется, концентрируясь на чем-то одном. Точнее, на ком-то.
Медленно выдохнув, Блэк вспоминает ощущение чужих рук на спине и приятное тепло кожи. Запах от шеи, в которую так удобно уткнуться лицом и дышать. Ему бы затянуться этим ароматом минут на пять и голова бы заработала гораздо лучше. Полежать в уютных теплых объятиях с полчасика. Или с полдня.
Фыркнув слабо от этой мысли, Сириус достает телефон и хочет было набрать Поттера, чтобы спросить, где он, но в это мгновение слышится звук открываемой двери. Какая-то возня на пороге, брошенные на тумбочку ключи. Блэк поднимается с дивана, делая шаг в сторону прихожей.
– Слушай, Джейми, я тут подумал, что съезжу еще раз до Гриммо, прикинусь ниндзя, – начинает Сириус в шутливой манере, принимаясь прокручивать телефон в руках в угрозе уронить вещь на пол, – если упаду с крыши и сверну себе шею, можешь всем сказать, что это maman меня столкнул-...
Последний звук слова голос оканчивать отказывается, потому что вслед за Поттером из-за угла прихожей выходит еще один человек. Он почти скрывается за широкоплечей фигурой друга, но Сириус все равно видит. Сразу. Моментально. Человек будто бы пытается спрятаться, но Джеймс не оставляет ему выбора, разворачиваясь так, чтобы показать гостя.
– В общем, мы пересеклись на обратном пути, – осторожно проговаривает Поттер, стреляя взглядом от одного Блэка к другому, видимо, ожидая от них реакции, но братья просто смотрят друг на друга несколько секунд. Не дождавшись, Джеймс делает небольшой шаг в направлении кухни, перед этим мягко сказав Регулусу, – я буду неподалеку.
Сириус не особо следит за перемещениями друга. Все его внимание сосредоточено сейчас на совершенно другом. Взгляд не может оторваться. Высматривает, отслеживает каждую изменившуюся черту.
Регулус всегда был худым. Он мало ест и не интересуется спортом, проводит все время в книжках и нотных прописях и потому никогда не тянул на крепыша. В целом, некоторая аскетичность телосложения – черта Блэков, Сириус не помнит ни одного хотя бы полного своего родственника. Раньше он шутил, называя брата суповым набором или советуя держаться за столб при сильном ветре.
Сейчас шутить совсем не хочется. Потому что Регулус стал еще худее, хотя, казалось бы, дальше некуда. Несмотря на объемные вещи, скрывающие вообще все, кроме лица, Сириус видит. Это не нормальная, болезненная худоба. Плохая. Словно тут не ребенок из обеспеченной семьи стоит, а недоедающий сирота из трущоб.
Да, раньше мама могла наказать Регулуса лишением ужина за опоздание, например, но происходило это очень редко. Сириус догадывался, что с его уходом наказаний станет больше. Только от наличия догадок не легче видеть их подтверждение По крайней мере, бледное лицо не разукрашено синяками и кровоподтеками. Хоть что-то.
– Что она сделала?
Голос его тихий и спокойный вопреки бушующему внутри урагану. Взгляд продолжает осматривать человека, увидеть которого Сириус хотел так долго. Регулус не смотрит в ответ, продолжая стоять на том же месте. Взгляд его опущен, руки полностью скрыты длинными черными рукавами. Продолжая смотреть куда-то вниз, Регулус отвечает так же тихо:
– Ничего.
Этот короткий ответ работает как маленькая искорка, которая нужна была давно готовящемуся костру, чтобы разгореться. Почувствовав, как мгновенно вспыхивает внутри злость, Сириус делает шаг вперед. После всего, что произошло и продолжает происходить, Регулус стоит здесь и выгораживает её! Уму непостижимо!
– Она морила тебя голодом и унижала, а ты продолжал делать, как она говорит, – едва ли не сквозь зубы рычит Сириус, сжав кулаки, – а теперь ты, блять, сбежал из дома из-за “ничего”? Я что, настолько не достоин твоего доверия, чтобы рассказать? Даже минуты твоего внимания не заслужил за все годы, м, Регулус?
Лицо брата становится непроницаемым, но в голосе все равно слышна дрожь, когда он отвечает коротко:
– Я пытался. Думал, что смогу.
Сириус хмурится непонимающе.
– Сможешь что?
– Ненавидеть тебя.
От шока в первые несколько секунд Сириус может только смотреть на него. Вглядываться в профиль отвернувшегося в сторону брата с чувством пылающего внутри огненного шара обиды и несправедливости. От ощущения предательства. И гнева.
Странная улыбка, всегда сопровождающая его боль, неважно, душевную или физическую, появляется на губах сама. Сириус не может сдержать её.
– Меня? – спрашивает неверяще, рассеянным жестом указав своей рукой на себя же, – меня ты собрался ненавидеть, Реджи? Охуенная идея!
– А кого мне ненавидеть? – вдруг взрывается Регулус в ответ наконец-то, впервые взглянув брату в глаза (гроза в грозу, сталь в сталь), – все из-за тебя! Это ты выводил их, ты дал столько поводов для наказаний! Они привыкли наказывать, а когда ты ушел, стали делать это со мной!
– Ты мог уйти тоже.
– Нет, не мог. Я не ты, Сириус, – он качает головой в отрицательном жесте, выглядя ужасно уставшим, – в этом всегда и проблема. Я не ты.
Сириус шумно выдыхает через нос, коснувшись собственных висков в попытке успокоиться. Не нужно орать. Не нужно быть как она. Нужно просто… немного остыть. После секундной заминки, он все же бормочет в ответ:
– И что это должно значить вообще? Конечно, ты не я. А я, блять, не ты. Какой в этом смысл?
– Ты всегда мог сказать ей нет, – сипло проговаривает Регулус, принимаясь моргать чаще, голос его, совсем недавно ставший громче, теперь опускается до шепота так, что слова едва различимы, – мог дать отпор. Отказаться. И я так хотел… Хотел, чтобы ты был там.
Недавняя вспышка эмоций, заставившая его повысить голос, испарилась без следа. Взорвавшись, Регулус принимается быстро затухать, залезая обратно в себя. Сутулится, снова опускает взгляд, будто даже одно воспоминание о произошедшем заставляет его погаснуть. У Сириуса холодок пробегается по спине от одних только мыслей об этом.
Это все-таки произошло. Как бы он ни старался оберегать брата, как бы ни пытался защитить от чего-то ужасного, у него все равно не вышло. Регулус искал его помощи, но Сириуса рядом не было. И боли плевать на все обстоятельства, она все равно резкой стрелой впивается в подреберье. Остро и горячо.
Сириусу хочется притянуть Регулуса в объятие. Хочется сказать, что теперь он рядом и все будет хорошо. Вот только брату это, судя по всему, не нужно. Сириус столько времени держал руку протянутой вперед, что она устала быть на весу. Она дрожит и вот-вот опустится. Она устала. Выровняв свой голос, Сириус спрашивает:
– От чего ты не смог отказаться?
Регулус пожимает плечом и прислоняется спиной к стене, словно стоять прямо самому ему тяжело. Вероятно, так и есть – вряд ли он ел что-то за весь день. Голос его равнодушный и пустой. Тот самый тон, который Сириус терпеть не может.
– Это уже неважно.
– Регулус, – начинает он резко, но быстро прикрывает глаза, осекаясь, чтобы не выругаться, – просто скажи.
Тот все равно качает отрицательно головой. Гребанное упрямство осла.
Сириус подходит к нему вплотную, тянется коснуться лица, чтобы снова увидеть его глаза. Регулус привычным, должно быть, жестом, хочет стукнуть ладонью в ответ по чужому запястью. Их жесты, о которых они уже не задумываются. Сириус тянется – Регулус отталкивает. Едва рука, все еще скрытая рукавом, касается предплечья Сириуса не в ударе даже, а в простом касании, брат хмурится и так сильно сжимает губы, что те белеют.
Сириус замирает. Подбирается внутренне. Говорит строгим тоном:
– Покажи руки.
Регулус делает шаг назад, скользя с этим движением плечом по стене.
– Нет.
– Регулус.
– Сириус, – копируя тон, отвечает мелкий идиот, и шипит затем, отворачиваясь, – отвали. Я ухожу.
– Сейчас ты уйдешь разве что в отключку, – не выдержав, рычит Сириус, – потому что я тебя вырублю к чертям!
– Попробуй.
Сжав кулаки почти до боли, Сириус делает еще один шаг вперед, но вдруг чувствует сзади касание к плечу. Теплое и мягкое, оно немного отрезвляет его. Показывает, что вообще-то в этом мире сейчас есть еще кто-то помимо двух чрезвычайно тупоголовых и упрямых Блэков.
– Давайте никто никого не будет вырубать, – миролюбиво проговаривает Джеймс, мягким жестом немного отодвигая Сириуса в сторону, и становится между ними, – Рег, пройдем на кухню? У нас там чай. И булочки. Пойдем?
Наблюдая за этим, Сириус не ждет, что брат согласится. Покладистость Регулуса с родителями всегда была вынужденной, рожденной из страха и угнетения. С остальными он может быть тем еще упрямым придурком. Но неожиданно Регулус кивает. Даже плечи его, напряженные до каменного состояния, немного расслабляются от чужого спокойного голоса. Бросив нечитаемый взгляд в сторону брата, Регулус медленно идет в сторону кухни. Сириус провожает его фигуру глазами, чувствуя, как от злости немеют кончики пальцев.
– Прекрасно, – улыбается он, вернув взгляд на Джеймса, – раз уж вы так замечательно ладите, я тут не нужен. Приятного чаепития.
Ощущая, как холодеет все внутри от приближающейся бури скандала, что он так любил устраивать на приемах с родственниками, выводя их из себя в отместку на какую-нибудь гадость, Сириус направляется в прихожую. Взрываться так на Регулуса и тем более Джеймса он не хочет. Сириус влезает в кроссовки, когда видит рядом остановившиеся ноги Поттера в смешных носках с бульдогами.
– Сириус…
– Прости, Джеймс, – сквозь зубы проговаривает Блэк, – я проветрюсь немного и вернусь. Сам видишь, какое у нас… взаимодействие. Не волнуйся за меня. Проверь его руки, ладно? Если он покажет.
– Хорошо.
Внутренне он прекрасно понимает, что поступать так – свинство. Поттер уже сделал много, а Сириус все наваливает и наваливает сверху. Его брат должен быть только его ответственностью и головной болью, но Сириус просто… боится сделать сейчас все только хуже, если останется. Поэтому он выходит из квартиры с полным осознанием, что никогда с Джеймсом за все сделанное не расплатится.
Далеко Блэк не уходит. Садится на скамейку у подъезда, сползает по ней так, чтобы устроить затылок на деревянной спинке, и какое-то время пялится на темное небо с яркими звездами. Весна вступила в свои права и на улице уже не так холодно, как раньше. Накинутая на плечи кожанка спасает от прохладного ветра.
Вздохнув, Сириус всматривается в бескрайнюю черноту ночи. Мириады звезд и почти целая луна, будто бы слегка подтаявшая с одного бока. Скоро полнолуние. Красиво.
Достав телефон, он проверяет время и решает, что, в целом, еще не так поздно. Палец проворно жмет на кнопку вызова, слышатся гудки, а затем знакомый голос:
– “Судя по позднему звонку, все прошло либо очень хорошо, либо очень плохо”.
Со слабой улыбкой коснувшись пальцами тянущего болью виска, Сириус морщится. Ремус еще даже не в курсе, что Регулус просто на встречу не пришел. В суматохе никто из них не нашел время, чтобы все ему рассказать.
– Честно говоря, я не могу подобрать правильное слово всему, что произошло за этот день.
Он не пытается придать голосу веселости или легкости. Не хочет тратить на это силы, поэтому звучит устало и тихо. Странно не переживать по этому поводу. Показывать настоящее, засевшее внутри тупой иглой.
– “Насколько ты не в порядке?”
Голос Ремуса по стабильной чистой связи звучит мягче. Теплым шарфом оборачивается вокруг и греет. Сириусу до сжатых в дрожи пальцах хочется сейчас почувствовать его рядом, не только услышать. Вместо этого он сильнее сжимает телефон в руке.
– Семь из десяти.
– “Это довольно много”.
– Бывало и хуже.
– “Знаю”, – спокойно отвечает Люпин, – “но того, что тебе плохо, это не отменяет”.
Какое-то время Сириус молчит в ответ, вслушиваясь в чужое неслышное дыхание на том конце связи. Лавка под ним твердая, голые пока еще ветви с только начавшими распускаться листочками издают тихий шорох, когда касаются друг друга, подталкиваемые ветром. Во дворе больше никого.
– Просто… – наконец, начинает он тихо, – я хочу помочь, а он не дает мне это сделать. Не говорит, что случилось.
Ремус издает в ответ задумчивый звук.
– “Я могу его понять”, – мягким тихим тоном, – “знаешь, очень страшно рассказывать о том, что в себе ненавидишь. Дай ему немного времени.”
Эти слова заставляют его мигом задуматься. Внутри, наконец, все притихает, как медленно успокаивается эхо от брошенной в глубокий колодец пригоршни мелких камушков. Мысли прекращают мельтешить, их скорость снижается до приемлемой. Злость становится тихим тлеющим угольком вместо бушующего пожара. Постепенно она заменяется чем-то другим.
“Кто учил тебя быть чувствительным и понимающим, Сириус?”, вспоминается в голове голосом дяди, “этому учишься, как и всему, что делает нас людьми”.
Ну давай, Блэк, учись.
Что ж, он хотя бы ушел, а не продолжил наседать на Регулуса дальше. Уже прогресс. Им обоим просто нужно остыть. Следует для начала понимать, что, если Регулус ушел, случилось что-то действительно плохое. А реакцией брата на подобное всегда было первым делом закрыться. Нужно дать ему время на осмысление произошедшего. Сам Сириус в первые после ухода дни тоже ходил оглушенный. А про игнорирование с чужой стороны можно поговорить и потом.
Прикрыв глаза, Блэк шумно выдыхает. Ветер касается его распущенных взлохмаченных волос, где-то в окне одной из квартир пару раз радостно лает собака. Должно быть, хозяин вернулся домой с работы. Сказанные Ремусом слова царапают изнанку, цепляются крепко репеем или колючкой к чему-то чувствительному и мягкому.
– О том, что в себе ненавидишь…, – бездумно повторяет Блэк через какое-то время как запоздалый отголосок, – я не хочу, чтобы ты ненавидел что-то в себе, Рем.
На том конце связи повисает странная тишина. Раньше Сириус бы забеспокоился, что сказал лишнего, что вышло слишком уж честно. Но не сейчас. Теперь он знает, что это не лишнее. Всего-навсего искреннее.
– “Я стараюсь, Сириус”, – наконец, тихо отвечает Ремус, – “честно”.
– Хорошо, – и более ровным, стабильным голосом, – готов к защите завтра?
– “О, вообще-то, она была сегодня”, – с коротким выдохом подхватывает новую, безопасную тему Люпин, – “утром перенесли. Прошло хорошо.”
От неожиданности Сириус аж подрывается на скамейке, садясь ровно. Ну что за день? Столько событий сразу! А он рассчитывал быть поддерживающим милым парнем, который будет ждать у дверей колледжа с цветами наперевес. Вряд ли бы Ремус оценил, конечно, но Блэк бы смог придумать что-то и поинтереснее на ходу. Стараясь не слишком разочаровываться, Сириус проговаривает довольно:
– Поздравляю! – и тут же стонет разочарованно, – боже, и мы даже не набухались по такому случаю…
– “Ну, вообще мы с Лили немного, кхм, да.”
– Отлично! Она нравится мне все больше и больше.
– “Ага”, – фыркает Ремус, – “именно поэтому она уже спит, а я не могу заснуть и сижу пялюсь на луну.”
Сириус улыбается, представив, как Люпин сейчас сидит на небольшой кухоньке Эванс. Табуретка, чашка чая и льющийся из окна лунный свет. Заманчивая картинка. Улыбнувшись, Сириус спрашивает просто потому, что ему хочется слушать голос Ремуса снова и снова:
– Любишь луну?
Глупый вопрос и странный, но ему плевать. Снова улегшись на лавочку, Сириус тоже смотрит на почти идеальный круг на небе, зная, что Люпин сейчас занят тем же самым. Голос Ремуса звучит немного смущенным, когда он отвечает тихо:
– “Мне она всегда нравилась.”
Протянув руку вперед, к небу, Сириус прикрывает один глаз и проводит указательным пальцем по белёсому круглому боку, словно хочет погладить тусклое небесное светило. Проговаривает ласково:
– Мой лунатик.
– “Сириус…”
– Что? Я считаю, это мило. Как и весь ты. Милый.
– “Я сейчас брошу трубку.”
– Не бросишь, – Ремус выдыхает в ответ шумно, но даже не думает нажимать на кнопку отбоя, и Сириус улыбается шире, – я скучаю по тебе.
Из динамика раздается тихий смешок.
– “Мы виделись вчера.”
– Ну и что? – дразняще парирует Сириус, – это не отменяет того факта, что я соскучился.
Люпин ворчит что-то в ответ, на что Блэк не может сдержать тихого смеха. Милый-милый Ремус. Вот бы дать ему посмотреть на себя глазами Сириуса.
Они болтают еще пару минут о незначительных мелочах, после чего все же прощаются. У Сириуса смена послезавтра. Остался всего лишь день, и он сможет обнять его. Укутаться в тепло и постоять так бесконечно долго.
Только ощутив, что он успокоился окончательно, Блэк решает возвращаться. Прошло не так уж много времени. Вряд ли за этот промежуток Джеймс продвинулся далеко. Регулус сейчас – бомба замедленного действия. С ним нужно разговаривать медленно и осторожно, подобно саперу. Поэтому Сириус не удивляется, когда, зайдя в квартиру, застает Джеймса с братом все еще на кухне. Три чашки с чаем на столе. Обернувшиеся на звуки шагов лица.
Закатанные до локтей рукава толстовки, открывающие избитые, измученные руки. Темные, бордовые следы на бледной коже. Беспомощно-напряженный взгляд Джеймса за стеклами очков.
Уверенно подойдя ближе, Сириус касается плеча друга ладонью в зеркальном отражении его недавнего жеста перед своим уходом. Похлопывает коротко, намекая, чтобы тот освободил место. Проговаривает ровно:
– Давай, я опытнее. Принесешь пока все, что есть из лекарств? Выберем самое подходящее.
Джеймс кивает безмолвно и исчезает в ванной. Через пару секунд слышится за стеной шум включенной воды. Умывается. Сириус морщится, представляя, как тяжело, должно быть, другу видеть подобное. Особенно после того, как сам Сириус убедился в гигантских различиях между семьей Поттера и Блэками.
Подняв взгляд, он смотрит на брата, который уже не пытается ничего прятать. Руки лежат безвольно на его коленях.
Сириус протягивает ладонь, чтобы ласково провести ей по черным кудряшкам. Гладит мягко по голове, на что Регулус, не ожидавший в такой момент ласки, поднимает опасливо настороженный взгляд.
– А теперь послушай меня, Регулус, ладно? Я люблю тебя. Даже если ты сделал что-то плохое или если ничего не сделал. Даже когда ты ведешь себя, как упрямый идиот, или когда считаешь себя дерьмом. Когда ты остался дома, я любил тебя. Я люблю тебя, когда ты оттуда сбежал. Ничто и никто не заставит меня перестать тебя любить. Ты понимаешь?
Он говорит серьезным тоном. Единственно верные слова, не сдерживаемые злостью или обидой, принимаются свободно литься из него потоком, который всегда сидел внутри неозвученным. Он научился говорить такие слова.
В светлых глазах брата возникшее сначала опасение сменяется шоком. Теперь, будучи оторванным от своей семьи на достаточно долгое время, Сириус видит, насколько она способна ломать, калечить. Услышать там слова любви – непозволительная роскошь. Награда, за которую нужно трудиться годами.
Тихо выдохнув, Регулус моргает, и с повлажневших его ресниц срывается первая слеза. Он пытается вытереть её неуклюже болящей рукой, старается сдержаться, и Сириус встает, чтобы мягко прижать его к своей груди. Продолжает поглаживать по волосам и спине, чувствует, как Регулуса трясет в подкатывающем приступе слез. Проговаривает мягко:
– Все хорошо. Я теперь рядом. Все закончилось.
От позитивных успокаивающих слов тому будто бы становится хуже. Раскрыв руки, Регулус, наконец, обнимает брата в ответ с едва слышным всхлипом. Прижимается крепко, что наверняка больно делать израненными руками, но он будто этого не замечает. Вцепляется со всей силы и плачет почти беззвучно. Сириус может только быть рядом в этот момент, проговаривать мягко успокаивающие слова, вспоминая худенького малыша с горящими любопытством глазами. Примерно в то время он в последний раз слезы брата и видел. Когда тот еще смотрел на него снизу-вверх и только учился читать.
Эту картинку застает вернувшийся с коробкой лекарств Джеймс. Замирает как вкопанный на входе в кухню и Сириус оборачивается на него. Поттер точно умывался – влажные волосы у висков, пятна воды на вороте футболки. В ответ на взволнованный чужой взгляд Сириус слабо улыбается, чувствуя, как внутри закипает ярость уже совершенно другой природы и на другого человека.
Эта ебанная мразь специально била так, чтобы было больно физически и страшно морально. Регулус всегда берег руки, чтобы иметь возможность играть. Она же за пару подходов отобрала у него все возможности это делать в ближайшее время.
Как же хочется приехать на Гриммо и с размаху засадить битой прямо по её холеному лицу. Так, чтобы кровь по дорогому паркету и много боли. Чтобы до слез, до крика.
Ладно. Ему следует успокоиться. Он не может в красках представлять подобное, это не очень здорово. Хотя вряд ли в Блэках можно найти что-то здоровое. В их отношениях друг с другом точно нет. В конце концов, Сириус еще не в курсе о причинах побега. Если Регулус вообще когда-нибудь расскажет. Что-то подсказывает Сириусу, что, если он узнает, то поедет воплощать идею с битой в реальность.
К счастью, у часто играющего в баскетбол с уличными парнями Джеймса все же находится мазь от ушибов. Сириус осторожно обрабатывает чужие руки, мягким давлением проверяя их на наличие переломов и смещений. Нужно будет еще завтра проследить, чтобы ничего не опухло и не появились отеки.
Поддавшись на уговоры Поттера, Регулус запихивает в себя жалкий кусочек еды, но после целого дня на улице и всего пережитого стресса он почти спит на ходу. Сириус помогает ему устроиться на диване, где обычно спит сам, и собирается выйти из комнаты, когда чувствует слабое касание на запястье.
– Сириус, – в полумраке не видно лица брата, но тихий голос слышен четко, – я тоже.
“Тоже тебя люблю”
Сириус улыбается. Склоняется, чтобы рукой коснуться кудряшек и потеплевшей щеки.
– Я знаю, Реджи, – и смешливо следом, – а как иначе? Я же просто прелесть.
Услышав в ответ слабый смешок, Сириус отстраняется и выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь. Стоит так пару секунд, беря себе короткую передышку, а затем все же идет на кухню, где остался Поттер. Стоит как-то попытаться минимизировать те впечатления, которые друг получил сегодня от их семейки. Поблагодарить. Узнать, не нужно ли ему чего-нибудь.
Невероятно, какой Сириус становится постепенно размазнёй. Еще несколько месяцев назад он бы просто наорал на брата и взбесился, никого не желая слушать, а теперь – вот это.
Все слова, которые крутятся у Блэка на языке, разлетаются в разные стороны, когда он заходит на кухню. Открыв окно нараспашку, Джеймс Поттер сидит на подоконнике, затягиваясь почти истлевшей сигаретой как заправский курильщик.
Джеймс.
Поттер.
Курит.
Сириус моргает раз, второй, пытаясь сопоставить эту картинку в своей голове со всем, что он о Поттере знает. Данные не сходятся.
Снятые очки Джеймса лежат на столе, взлохмаченные пальцами волосы похожи больше на гнездо, чем на прическу. Услышав шаги, Поттер оборачивается. Смотрит на него пару секунд, после чего проговаривает тихо:
– Ваша семья – это пиздец.
Сириус подходит к нему и тоже вынимает одну палочку, набитую медленной смертью для легких.
– Да, – поджигая зажигалкой для плиты, – зато мы красивые.